«The Admonitions» in the structure of the Words of the «Sobornik» by Mitropolitan Daniil.pdf Самым известным памятником творчества митрополита Даниила признан «Соборник», составленный самим автором из 16 обширных Слов. Все «главизны» Сибирскийфилологический журнал. 2014. № 3 © Л. И. Журова, 2014 авторского свода имеют одинаковую трехчастную структуру. В первом разделе, «историческом», изложен предмет сочинения, как правило, в нем излагается тот или иной вопрос богословского характера. Второй раздел, «свидетельства», представляет собой выписки из библейских текстов, сочинений учителей Церкви и разнообразных жанров средневековой письменности, подобранные по заявленной теме. Исследователей XIX в. особо привлекал третий раздел Слов, названный Даниилом «Наказание» [Беляев, 1856, стлб. 207; Макарий, 1872, с. 188; Глебов, 1874, с. 138]. В характеристике «Наказаний» ими были отмечены в основном особенности содержания: «“Наказание”… состоит всегда из нравственных уроков, наставлений, обличений и т. п. Оно весьма редко находится в связи с главным предметом Слова и скорее и даже больше, чем первая может иметь самостоятельное значение. Наказание не отличается единством предмета и в своем собственном составе. Здесь можно встретить самые грозные обличения, рядом с которыми помещается похвала слушателям или читателям, а далее начинаются общие нравственные наставления, а иногда их место занимают целые перифразы текстов евангельских иапостольских» [Жмакин, 1881, с. 289]. Оценка Е. Е. Голубинского еще жестче: «…странны в словах митр. Даниила эти третьи их части, называемые “наказаниями”. Представляя собою обличительные пастырские поучения, они приклеены и приткнуты к словам большею частью ни с того, ни с сего, ни к селу, ни к городу и должны были бы составлять нечто совсем особое от них и отдельное» [Голубинский, 1997, с. 222]. В единственной на сегодняшний день публикации репрезентативного ряда трудов писателя [Жмакин, 1881, Отдел приложений, с. 1-37] именно «Наказаниями» представлено его оригинальное творчество. Филологический анализ «Наказаний» позволяет внести коррективы в заключения исследователей. Нетрудно увидеть, что третья часть Слов Даниила соотнесена по смыслу и формальным элементам с предшествующими разделами сочинений. Связь первой, «исторической», части Слова и «Наказания» проходит на уровне логического содержания и внутреннего значения. Как правило, предметом изложения в первом разделе была богословская тема, и ею представлена официальная и церемониальная речь просветителя, на роль которого претендовал Даниил (замечу, что исследователи XIX в. и историки Церкви упрекали Даниила в невежественных представлениях о некоторых понятиях богословия). Рассуждения церковного писателя по догматическим вопросам (о ложных пророках, истинных учителях, крестном знамении, Крестной смерти, Боговоплощении и др.) большей частью традиционны. Даниил здесь не сказал ничего нового. Но, изложенные в первой части Слов Даниила, они служили мотивирующей основой для пастырского наставления митрополита. Иначе говоря, «Наказания» были порождены богословской темой и стали в проповеднической практике митрополита производным текстом. Замысел трудов Даниила также обусловлен рецепцией евангелического текста и святоотеческой литературы, выписки из которых собраны им в «свидетельствах». Свои «Наказания» Даниил подстраивает под наставления учеников Христа и учителей Церкви: «Повинемся убо божественому гласу и святых апостолъ, ибогоносных отець наказанию, да отбѣгнемъ лъжеименнаго и вреднаго разума же и мудрованиа, и присвоимся истиннѣ почерпающе, насыщающе и напаяюще себе идругъдруга» - пишетонв «Словео лжепророках» (Слово 1) 1. В. Жмакин настаивал на том, чтобы считать «Наказания» самостоятельными произведениями. Даже признавая в ряде глав «Соборника» (Слова 6, 8, 10, 12) зависимость третьей части от предшествующих разделов Слов («исторического» 1 Текст цитируется по рукописи РГБ. Ф. 173. Собр. МДА/I, № 197. Л. 39 об. - 40. Далее листыуказаны в круглыхскобках. и «свидетельств»), исследователь все-таки предлагал считать «Наказания» отдельными сочинениями. Нельзя согласиться с таким выводом уже потому, что Даниил в начале текста «Наказаний» часто указывал на их связанность со второй частью Слов, «свидетельствами». Так, в десяти Словах «Соборника» из шестнадцати «Наказания» начинаются с ремарки: «Сиа вмалѣ к любви вашеи потрудивъшеся, събрахом от Божественых Писании, принесем же вмалѣ нѣчто глаголъ и о пастырѣхъ…» (Слово 2, л. 53); «До здѣ яже събрах свѣдетельства Божественых Писании в симъ Словѣ въ ползу себѣ же и искреним, да не яко же нѣции, прелщающеся и прелщаеми от своеа похоти, приносят свѣдѣтелство вину безсловесну и, не вѣдомѣ Божественая, развращают Писаниа» (Слово 3, л. 92); «Сиа вся, яже до здѣ, събрахъ от Божественых Писании любви вашеи, о богомудрии» (Слово 5, л. 201 об.); «Сиа събрахом от Божественых Писании къ утвержению любви вашеиимоему окаянству, възлюблении» (Слово 9, л. 330 об.) идр. Такие устойчивые повторяющиеся фразы заняли сильную позицию начала текста. Сохранив единый план выражения, они приобрели вид литературной формулы и стали топикой «Наказаний» [Руди, 2006, с. 432] 2. Элементамисодержания следует признать указания на собирательский труд автора («събрахом от Божественых Писании») и на цель высказывания - для пользы и любви («въ ползу себѣ же и искреним», «къ утвержению любви вашеи»). В другой группе Слов «Соборника» (в нее вошли шесть сочинений) эти ситуативные клише опущены, но «Наказания» при этом скоррелированы как с «исторической» частью, так и со «свидетельствами». Например, «Наказание» Слова 6 «О Крестной смерти» содержательно и текстуально связано с первой и второй частями текста. Ключевая цитата «Не познавшаго грѣха грѣх за ны сътвори» (2 Кор 5:21), вынесенная в заглавие сочинения и ставшая семантической доминантой текста, прошла через все произведение Даниила, определила внутреннюю его форму и послужила «внутренней рифмой» инкорпорированного повествования [Журова, 2014, с. 142]. «Наказание» Слова 6 связано с двумя другими составными частями Слова 6 мотивом «поносной смерти», прозвучавшим в многократных повторах в разных частях главы словосочетаний: «проклятою и поносною смертию умертвися» (л. 213 об.) «безчестную, и поносную, и проклятую претерпѣ смерть» (л. 215) и др. Подобные примеры смысловой и текстуальной связи «Наказаний» с «исторической» частью и «свидетельствами» можно привести из других «главизн» «Соборника». Совершенно очевидно, что интенция автора направлена на системноеизложение. «Наказание» Слова «О премудрости Вочеловечения» (Слово 7) также не содержит связки со «свидетельствами», т. е. здесь нет слов о собирании слов от Божественных Писаний. Слово 7 посвящено теме мудрости Боговоплощения и «преухитрения» дьявола, искушавшего Христа. Жмакин упрекал Даниила в односторонности, неточности изложения учения о Премудрости Божией, и главное его «человекообразности» [1881, с. 352]. Надо сказать, что «человекообразность» в наставлениях Даниила является чуть ли не самой отличительной чертой его стиля. Она обусловлена стремлением автора быть ближе к читателю и слушателю. Исследователь XIX в. в целом невысоко оценил и «Наказание» Слова 7: «Третья часть седьмого слова, написанная вполне в духе церковного поучения и не связанная нисколько с общим предметом слова, состоит из разных отдельных нравственных наставлений, в свою очередь мало связанных друг с другом» [Там же, с. 351]. Нельзя принять этот вывод В. Жмакина. Так, в «Наказании» есть прямая отсылка к теме проповеди («Вѣруим смотрению Господня Въчеловѣчениа…»), 2 В установлении топоса опираюсь на определение Т. Р. Руди: «топосом может быть любой повторяющийся элемент текста (художественная константа) - от литературной формулыдо мотива илисюжета». заявленной в названии («О премудрости смотрениа Господня Въчеловѣчениа…») и развернутойв первойчасти сочинения. «Общий предмет» служил Даниилу продуцирующей основой для его пастырского наставления. Примеры тому можно привести из многих Слов «Соборника». Замысел «Наказаний» порожден авторской рецепцией Священного Писания, которое было предметом повествования в первых двух частях Слов Даниила, и текст их третьей части, безусловно, снимисопряжен. Даниил назвал третью часть своего сочинения «Наказанием», обозначив тем самым ее жанровую природу. Научная задача состоит в том, чтобы установить иописать признаки этого жанра. Подзаголовок - «Наказание» - во всехрукописях выведен киноварью, что говорит об особом статусе третьей части Слова проповедника. «Наказания» представлены разными по объему текстами. Так, в Слове 3 «О соблюдении церковных преданий» собственно «Наказание» состоит из четырех фраз, а в Слове 8 «О послушании властям» оно довольно пространное (пять листов с оборотом). Этот факт указывает на отсутствие каких-либо норм в изложении наказов митрополита. Трудно вывести некую единую модель повествования в «Наказаниях», хотя отдельные элементы (зачин, концовка, повторы) довольно устойчивы. В «Наказаниях» Даниил ведет свободную личную беседу со своими читателями, пасомыми. Присутствие автора ощущается во всем пространстве текста, на всех его уровнях (смысловом, стилистическом, риторическом), и эта особенность отличает «Наказание», например, от церковной проповеди, где оратор стремился минимизировать свое участие [Шмеман, 2006, с. 267]. В целом «Наказания» необходимо рассматривать в системе проповеднического дискурса митрополита, чтосоставляет перспективнуюзадачуисследования. «Наказание», «поучение», «беседа», «слово» относят к разновидностям проповеди, которую Л. В. Левшун предлагает рассматривать не как «жанр, а жанровую ассоциацию, объединяющую многие жанровые модификации “речи иерея к пастве”» [2009, с. 194]. Поучение и наказание, являющиеся такими модификациями, необходимо, как показывает анализ текстов Даниила, дифференцировать. Точнее представить многообразие системы проповеднической литературы - одна из исследовательских задач. В. Жмакин называл «Наказание» пастырским поучением. Но в рукописном наследии Даниила есть тексты, определенные как поучения 3. Описание их основных признаков - тема другой статьи. Для «Наказания» изберем дефиницию «архипастырское наставление», которая точнее отражает природу жанра третьей части «Соборника» русского митрополита. Цель такого наставления - дать практические советы человеку, как следует жить в быту согласно вере, каковы нормы его христианского поведения. Исследователи XIX в. писали о том, что основное содержание «Наказаний» составили нравственные наставления пастве, человеку православному. Они же отмечали несистемный, бессвязный характер изложения. На самом же деле авторские наказы можно представить как мозаику, а разнообразие советов и пожеланий архипастыря расценить как имманентную черту «Наказаний». Само понятие «наказы» располагает к их множественности. «Несвязанность» рассуждений Даниила, в чем упрекали писателя исследователи, можно расценить как свободу повествования, обусловленную позицией писателя, который находился на пути становления авторского самосознания. Так, в одном тексте Даниил может касаться разных вопросов: соблюдение церковных преданий, любовь к Богу, посещение храмов, скоротечность жизни, хищничество, насилие (Слово 11 «Об умирающих младенцах»), призыв к исполнению заповедей, терпение, пьянство, увлечение 3 Поучение Даниила, митрополита всея Руси // БЛДР. Т. 9. Конец XV - первая половина XVI века. СПб., 2000. С. 360-372. игрищами, страсть к пересудам (Слово 12 «О соблюдении обещаний во святом крещении»); снисходительность к нищим, мздоимство, критика роскоши и праздности, брадобритие, богатство сапог, чрезмерная забота о псах, наставления мужьям, отцам и детям (Слово 13 «Что есть мир») и др. Такие наборы советов укладываются в логику пастырских нравоучений. Как видим, начинает Даниил свой текст обычно с «высокой» темы богословского содержания, а затем переходит к бытовым вопросам жизни человека. Такая же последовательность выдержана в композиции всего «Соборника»: первые 8 глав посвящены изложению догматических вопросов: о ложных и истинных учителях, крестном знамении, Крестной смерти, Боговоплощении (Слова 1-8), другая половина авторского свода наполнена темами о грехе осуждения, клевете, умирающих младенцах, соблюдении обещаний во святом крещении, о неразлучении мужа и жены, о втором браке (Слова 9-16). В «Наказаниях» же Даниил рассуждал о жизни, быте и нравах русского общества XVI в. и давал наставления всякому человеку, живущему в миру. «Что есть миръ? Плищь, молва, лукавства, зависть, вражда, горесть, сокровенна въ сладости, якоже удица сокровенна въ черьви, прелесть потаенна в веселии житиа сего, страсть къ мимотекущим, лицемѣрие, неправда, грѣх», - писал он в Слове 13. Свою задачу проповедник видел в том, чтобы оберечь человека от порока. Его наставления по содержанию однообразны (о покаянии, умеренности в пище и одежде, ограничении развлечений, праздности, зависти, лукавстве и др.), но по выражению они чрезвычайно разнообразны и неповторимы. Даниил - мастер вариаций, и тексты «Наказаний» - тому доказательства. При единой интенции (пастырское наставление), при сходстве тем (соблюдение заповедей, исправление грешников), повторяемости мотивов «Наказания» отличаются множеством высказываний: об одном и том же Даниил может повествовать искренне, увлекательно и разными словами. Даниил отступал от нормативности стиля и жанрового образа автора, тем самым приближая переход русской словесности от средневековой традиции к литературеНового времени. Базовым мотивом в «Соборнике» следует признать наставление о пастырском долге, которое Даниил преподносит с позиции митрополита. Повторяющаяся в нескольких главах авторского сборника фраза о сохранении «словесныхъ овецъ отъ псовъ и свинеи, от ложныхъ пророк и ложныхъ учителей», порожденная евангелическим текстом, служит концептом этого мотива. Устойчивая семантика и риторика выражения позволяет отнести его к топосу авторского повествования. Смысл словесной формулы пронизывает обсуждения самых разных предметов в учительной речи митрополита. Неслучайно Даниил открывает свой сборник сочинений темой лжеучителей (Слово 1) и истинных учителей (Слово 2). Она служит завязкой всего драматургического действия, которое разворачивается в текстовом многофигурном пространстве авторского свода. Наставления Даниила пастырю мотивированы непростой ситуацией, сложившейся на Руси XVI в., отношений священника и общества. В. Жмакин писал: «Положение пастырства находилось в невыгодных условиях вследствие уклонения самих пастырей от исполнения своего прямого долга, когда они более внимания сосредоточивали на материальных выгодах, какие давало им служение, чем на своих духовно-нравственных обязанностях… С другой стороны, само общество не было приучено ценить заслуги и деятельность своих пастырей. Ревностные пастыри… наживали себе много врагов и неприятностей в жизни. На их обличения смотрели как на личные оскорбления и соответственно этому и относились к ним» [1881, с. 613]. В Слове 1 «О лживых пророках» Даниил, дав традиционную характеристику лжеучений и лжеучителей, определяет правила поведения пастыря: «Аще же и нетлѣнную ризу съвлечет, юже святымъ крещениемъ приалъ есть, и ты облѣци его, и се уже алчьнаго накормилъ еси, и жаднаго напоилъ еси, и нагаго одѣлъ еси. Посети же и болнаго, изнемогающаго... Прииди же и къ затво-рѣному в темници и просвѣти его светом, поучениемъ божественых словесъ» (л. 40). В пример митрополит ставит апостолов и святых отцов, которые проповедовали слово Божие, и многие за это приняли мученическую смерть, «но слово Божие паче растяше и распространяшеся по вселѣннеи» (л. 41). Продолжая рассуждения о пастырстве в «Слове об истинных учителях» (Слово 2), Даниил сформулировал кодекс пастыря: «пастырь поставляется иных невѣдѣниа и нечювьствиа исправляти, и заступати, и стрещи, и бесовскыа рати грядущиа провъзвѣщати» (Слово 2, л. 53 об.). В «Наказании» Слова 5 «О Боговоплощении» снова звучит тема пастырского долга: «Cиa бо дѣла паче всѣхъ дѣлъ пастырю имѣти лѣпо есть еже учити, и наказати, и съвѣтовати и обращати на благаа, и запрѣщати, и възбраняти от злаго, и никакоже о сихъ ленитися, или стыдѣтися, но всяко о семъ тщание и подвигъ показати еже промышляти и пещися о всѣх» (Слово 5, л. 202 - 202 об.). Решение задачи пастырского служения традиционно, и Даниил видит его в пропаганде бесед от святых Писаний («Благыа убо бесѣды от святых Писании… възбуждают душу къ животу и искорѣневают страсти и успивают скверныа помыслы паче всякыа добродетели») и предупреждении о вреде злых слов («Злыя же бесѣды теменъ сътворяют умъ и растлѣвают обычаа благыа») (Слово 1, л. 38 об. - 39). Суть наставлений Даниила состоит в желании убедить паству в том, что нужно не просто прочитать Божественное Писание, а очень потрудиться в правильном его понимании и жить согласно ему. Но и «пасомых же дѣло есть еже повиноватися въ всѣмъ пастырю о Господѣ» (Слово 5, л. 202 об.). Таким образом, мотив пастырского долга становится «общим знаменателем» к многочисленным разным темам («числительным») Слов «Соборника». Свою роль Даниил видел в церковном просвещении и воспитании. Ее исполнение митрополит начинает с самоуничижительной формулы, такой этикет поведения и этикет словесный хорошо известен в нормативной поэтике древнерусской литературы [Лихачев, 1979, с. 90]. «Наказание» Слова «О лжепророках» (Слово 1) практически открывается словами: «Яко же увѣща мя любовь ваша, и яко не имѣа никое же мудрование, яко же и есмь и невѣжда, и поселянинъ, но, яже от Божественых Писании събравъ, написах любви вашеи» (л. 38). Более развернутые формулы помещены в Слове 4 «О крестном знамении и поклонении на восток»: «Азъ бо от многых плищеи и попечении украдаем, жизнь свою в лености изгубих и ни едино дѣло благо сътворих, точию мало нѣчто прочтох Божественаа Писаниа, и от сих себѣ и другым въспоминах, и глаголахъ, и писах» (л. 115 об.) и в Слове 8 «О послушании властям»: «и паки бесѣдую любви вашеи, елико възмогаю по худости своеи. Вѣмъ бо, яко от великиа вашея духовныа любви яже къ моеи худости, яко и худая, и неразумная моя немованиа приемлете и не зазираете, аще и скудно, и ненарочито, и нехитрословно есть, но духовно и полезно есть хотящим спастися» (л. 271 об.). Для публицистики умаление достоинств автора малохарактерно. Здесь же Даниил прибегает к ней для того, чтобы показать, каким должно быть отношение к Божественному Писанию, и оправдать свои наставления. Функция этих устойчивых выражений состоит также в том, чтобы организовать общение автора и читателя, создать ситуацию доверительного разговора наставника и паствы. Даниил избирает наставление в форме беседы («беседы беседуем» пишет он в Слове 16), при этом общение не исключает иронической интонации или сатирического обличения. «Наказания» Даниила носили перлокутивный характер: задача пастырской речи в первую очередь состояла в том, чтобы подчинить собеседника своей воле, убедить его в своем мнении. Прагматичного и художественного эффекта Даниил достигал с помощью системы приемов. Одним из них было обращение. Будучи сильной фигурой в искусстве красноречия, оно создавало иллюзию беседы. Ведущие функции обращений в средневековой публицистике - фатическая (контактоустанавливающая) и апеллятивная (воздействующая на адресата). В Словах Даниила преобладают апеллятивы. Обозначая разных лиц, они приобретают статус именования, и поле именований у писателя довольно широкое. Выбор обращения у Даниила зависел не столько от ситуации общения (она была единообразна), сколько от типов участников общения, имеющих разный пол, возраст, социальный статус, род деятельности. Чтобы быть услышанным каждым, Даниил использует прием социальной персонализации адресата-читателя. Например, в Слове 5: «Юнъ ли еси, паче прилѣжно внимаи… Старъ ли еси, - много паче внимаи… Вдовець ли еси или паче же вдовица, не люби утѣшатися и дрочитися… Инокъ ли еси, внимаи… Вси убо купно внимаемъ, и старии, и юнии, и раби, и свободнии, възримъ на будущаа, приготовим путешественаа…» (л. 203 об.). Характер отношений между автором и читателем в «Наказаниях» Даниила односложен: это отношения учителя и ученика, пастыря ипасомых. Ораторское искусство Даниила проявилось в разнообразии апеллятивов. Наряду с именными формами: «братие», «братие и чада», «възлюбленнии», «богомудрии», «любимицы» - автор использует обращения с местоименным апеллятивом «мы», который способствовал сближению, если не отождествлению, автора и адресата. За обращением к персонажу на «ты», как правило, стоит упрек митрополита всякому маловерующему и сомневающемуся: «Ты же пастыря презираеши и ни въ что же полагаеши» (л. 203) - или еретику: «Ты же реченная басни мниши, ибо нечувственъ еси, похабенъ еси…» (Слово 8, л. 203 об.). Исключительный пример задушевности разговоранаходим в Слове 15 «О неразлучении мужа и жены»: «вамъ молюся, вы моя радость, вы моя сладость, вы моя слава, вы моя честь, вы мое богатьство» (л. 485). Таким образом, ситуативное функционирование обращений составляет одну из примечательных особенностей архипастырской речи Даниила. Оно поддерживает драматургию общенияавтора ичитателя. Заключительным аккордом в наказательной речи Даниила звучал призыв к покаянию. Так, Слово 5 заканчивается словами: «Cиa слышаще, потщимся на благаа, да не на осужение будут намъ реченнаа. Почто не плачемъ, яко много съгрѣшихом? Что яко несмыслении младенци утѣшаемся, и дрочимся, и смѣемся? Почто небрежемъ о цѣломудрии и чистотѣ и о прочемъ благоразумии дѣтеи нашихъ?..» (л. 202 об. - 203). Экспрессивно-эмоциональный пафос концовки Сло-ва - нормативный элемент строения речи Даниила. Пример тому видим в «Наказании» Слова 6 «О Крестной смерти»: «Благодарим Владыку Христа, възлюблении!.. ВъзлюбимъВъзлюбльшаго нас! Умремъ оУмершем нас! Възлюбим другъ друга! Очистим себеотвсякыя скверны плоти идуха! 6. Принесем Христу Богу нашему дѣла благаа съ страхом и благоговѣниемъ: вѣру, любовь, братолюбие, упование, терпѣние, смирение, кротость, съкрушение сердца, умиление, слезы, съвесть очищену! 7. Поработаимъ Господеви, дондеже время имамы!» (л. 214 об. - 215). Благодарственно-клятвенная тональность построена на акцентировании предиката, поставленного в сильную позицию начала фразы. Синтаксический параллелизм управляет всем сегментом финала речи, придавая ей ритмизированную форму и выразительность метрической структуры. Жесткая парадигма первых четырех фраз, выдержанная в трехударном ритме, сменяется плавностью пятой и шестой фраз, в которых сформулирована программа поведения православного, собственно нравственный кодекс. Интонационное варьирование придает всему авторскому высказыванию разнообразие эмоциональной окрашенности, что чрезвычайно важно для восприятия пастырского наставления. О сильной потенции «Наказаний» в составе Слов говорит тот факт, что в главах, помещенных во второй половине «Соборника» Даниила, происходило вытеснение или замещение «исторического» аспекта повествования наказательной речью, а «Наказания» в свою очередьмогли вбиратьв себя приемы «исторического» повествования. Так, тональность беседы, моральные сентенции, обращения - имманентные черты текста «Наказания» - встречаем в первой, «исторической», части Слова 9 «Не судите, да не судимы будете». Слово 10 «О несотворении зла и духовной любви» начинается с бытовой зарисовки: «Вчера и днесь повари въ поварню стекаются и сию украшают, и свиты измѣняют, и руцѣ простирают, и лысты укрѣпляют, и ножи острят, и дрова накладают, и огнь въжигают, и котлы наставляют, сковрады и горньци поставляют - к насыщению чрева пищу готовят. И сими наслажается и укрѣпляется тѣло и потом къ истлѣнию сводится, точию нынѣшнюю нашу жизнь съдержать брашна и питиа…» (л. 333 об.). Такая картинка больше характерна для наказательной речи, чем для изложения богословского догмата. Рассуждения о бренной и духовной пище составляют содержание первой части, и заканчиваются они в «Наказании» темой духовной любви, ярким проповедником которой Жмакин считал митрополита Даниила [Жмакин, 1881, с. 605]. В Слове 10 наиболее ощутимо единство первой и третьей его частей. Обычно именно в «историческом» разделе, где излагается та или иная богословская тема, Даниил приводит множество библейских цитат. Но в Слове 10 большое их количество (1 Кор 2:9, 1 Ин 4:19-21, 1 Ин 4:12, 1 Ин 3:15, 1 Кор 12:31, 1 Кор. 13:1-13, 1 Кор. 14:1, 1 Ин 4:16, Ин 13:35, Ин 15:17, Ин 14:21) приходится именно на «Наказание», что не привычно для сложившейся в «Соборнике» практики повествования в третьей части Слова. Это и другие наблюдения указывают на динамичность структурных отношений между частями сочинения в своде трудов Даниила ина продуцирующуюроль в них «Наказаний».

Скачать электронную версию публикации