Phonetic structure of the play «Barrel Organ» by Andrei Platonov.pdf На рубеже веков и в начале XX столетия среди поэтов и прозаиков усилился интерес к звуковой организации художественного текста (например, обращение Сибирскийфилологический журнал. 2014. № 3 © А. А. Анисова, 2014 к звуку у символистов, футуристов, акмеистов). Внимание исследователей и писателей привлекало не только благозвучие произведений, но и особые отношения между звуком исмыслом, атакже суггестивные функции звука. Мы предлагаем анализ звуковой сферы пьесы А. Платонова «Шарманка». Исследователи творчества этого писателя уже обращались к анализу фонетической стороны его произведений (см., например, [Павловец, 2003; Шатова, 2008]). Обращение к звуковой стороне пьесы А. Платонова кажется нам оправданным, так как, во-первых, форма пьесы предполагает произнесение текста со сцены, вовторых, заглавие пьесы - название музыкального инструмента. Для начала рассмотрим магистральные для данной пьесы звуковые повторы 1, которыепроходятчерез всёповествование. Уже во вводном диалоге героев задаются основные для пьесы повторы звуков. Аллитерации на [с]: «Алеша, мне на свете стало скучно жить...» (здесь и далее выделения в цитатах наши. - А. А.) [Платонов, 1995, с. 541] 2; [т]: «И ты тоже тогда тебе его вырежут » (с. 541). Ассонансы на [у]: «Кузьма, скажи мне что-нибудь умное-умное!» (с. 542); [а]: «Мюд . Нам нужна большевицкая природа - как весна была - правда? А это что? (Показывает на местность). Это подкулачница, и больше ничего. В ней планового начала нету» (с. 543). Звуки [с], [т], [у], [а] нередко повторяются в одном контексте: «Кузьма . Ты классовая прелесть... Ты сугубый росток... Ты ударник бедняцкой радости... Мы уже... Мюд (быстро). Знаю-знаю: мы уже вступили в фундамент, мы уже обеими ногами (движется и приплясывает), мы вполне и всецело, мы прямо что-тоособенное!! Кузьма . ...Мы прущая масса вперед!..» (с. 542-543). С появлением иностранцев возникает аллитерация на [р], которая будет звучать в дальнейшем повествовании: «Серена . Что, папа? Кто эти люди - батраки авангарда? Мюд . Ты дурочка-буржуйка: мы поколенье - вот кто! Стерветсен . Они - доброе мероприятие, Серен!» (с. 546). Во второй картине пьесы, где показано бюрократическое учреждение, остаются уже намеченные звуковые повторы и появляются новые аллитерации, которые будут звучать до конца пьесы: [ч], [ж], [ш]: «Щоев . Я не о том горюю - не перебивай ты мне размышления... Я тебя спрашиваю: что птицы-голуби или прочие летучие, что они будут есть, когда ты мух угробишь? Ведь летучее - это тоже пищевой продукт» (с. 549). Звуки, которые составляют ассонансы и аллитерации, рассмотренные нами выше, можно найти и в именах основных персонажей: Мюд - звуки [у], [т]; Алеша - [а], [ш]; Кузьма (Кузя) -[у], [а]; Стерветсен - [с], [т], [р]; Серена - [с], [р]; Щоев Игнат Никанорович - [ш], [а], [р], [ч]; Евсей - [с]. Основная звукопись, характерная для реплик персонажей пьесы, проникает ив авторские ремарки, усиливая тем самым воздействие на читателя, а также на режиссера и актеров. Так, первая ремарка пьесы заканчивается повтором звуков [с] и [т]: «Группа стоитсреди пустого светлого мира» (с. 541), а в последующих репликах героев эти аллитерации дублируются и усиливаются: «Мюд . Алеша, мне на свете стало скучно жить» (с. 541-542). 1 Основные повторы звуков выделяются нами на основании их достаточной частотности во всем тексте пьесы, а также с учетом возможности выражения ими ключевых идей произведения. 2 Далеессылкина это издание даютсяв круглыхскобках суказаниемстраниц. Часто повторы звуков в ремарках дублируются повторами в репликах героев: «(Входит Евсей. За ним - Алеша с шарманкой. Мюд пытается ввести за руку Кузьму, но туловище того не проходит в ужину входа.) Мюд . Алеша, Кузе здесь тесно. Ему тут узкое место». Алеша . Пускай он наружи остается» (с. 551). Итак, можно видеть, что звуковая атмосфера пьесы неблагозвучна. Навязчивые повторения шипящих и звуков [с], [т], [р], [ж] в сочетании с ассонансами [у] и [а] вызывают неприятныечувства, тревогу. Однако звуковые повторы в пьесе играют не только роль создания определенной тоскливой и тяжелой атмосферы, а участвуют в передаче идейного своеобразия, очерчивают ключевые понятия иосновные мотивы пьесы. Анализ основных звуковых повторов показывает, что аллитерации и ассонансы составляют определенные звуковые комплексы, которые как бы сходятся в пучок в ключевых словах пьесы, несущих большую смысловую и идейную нагрузку. Иначе говоря, эти звуковые повторы представляют собой анаграммы важных слов-понятий для пьесы и, пожалуй, для всего творчестваА. Платонова. К таким ключевым словам-понятиям относятся прежде всего тоска и скука. Звуки [т], [с], [а] репрезентируют лексему тоска, а звуки [с], [у], [а] - скука. Часто лексемы эти встречаются в окружении слов с повторяющимися звуками: «настанеттоска» (с. 543); «мне на свете стало скучно жить...»(с. 541). Приобращении к теме бюрократизма наряду с уже использованными вначале повторами звуков [с], [т], [у], [а], [р] появляются иновые [ч], [ж], [ш]. На наш взгляд, все эти звуковые комплексы анаграммируют следующие концепты: учреждение - звуки [у], [ч], [р] [ж]; надстройка - [а], [с], [т], [р]; установка -[у], [с], [т], [а]; буржуазия - [у], [р], [ж], [а]; душа - [у] и [ш]; чёрт - [ч], [р], [т], а также романтическое дирижабль как образ мечты - [р], [ж], [а], и - итоговое для всейпьесы - шарманка - [ш], [а], [р]. Можно видеть, что посредством звуковых повторов сближаются несходные понятия, что, с одной стороны, выражает многомерность авторского восприятия, антиномичность его мышления, а с другой стороны, выявляет извращение понятий, подмену, случившуюся в современном автору мире. Это второе можно рассмотреть при сопоставлении понятия душа с такими реалиями советского времени, как учреждение, надстройка, установка, буржуазия. О важности темы души в «Шарманке» говорит Н. И. Дужина: «Вероятно, на каком-то повороте авторского замысла тема души предполагалась в пьесе главной» [2003, с. 276]. А. Платонов показывает, что в советской действительности 30-х гг. душа оказывается подменена выхолощенными бюрократическими понятиями: вместо нее Стерветсену предлагают надстройку, установку или директивку. Об этом в «Шарманке» так говорит главный бюрократ Щоев: «Пусть бы радовались, что мы им живую древесину отпускаем, а то наделаем из дерева бумагу, а из бумаги оформим душу - и пустим к ним ее: пускай тогда плачут...» (с. 581). Однако Стерветсен, представитель буржуазии, не возражает против этого. Таким образом писатель показывает, что и в капиталистическом мире происходит подобная подмена ценностей. В звуковом сопоставлении с образами учреждения, буржуазии представлено и еще одно важное понятие для пьесы - дирижабль. Сближаясь с этими понятиями звуковым составом, концепт дирижабль, однако, противопоставлен им своим содержанием. Он является символом романтической мечты Алеши, одного из главных героев, изобретателя и социалиста: «Алеша . Я люблю больше всего дирижабль. Я все думаю, как он взойдет над всею бедной землей, как заплачут все колхозники вверх лицом и я дам ревущую силу в моторы, весь в слезах классовой радости. Мы полетим против ветра надо всеми океанами, и мировой капитал сильно загорюет над летящими массами, под громадным туловищем науки и техники!..» (с. 570). Герой способен пожертвовать жизнью для всеобщего счастья, которое символизирует дирижабль: «Алеша (счастливый). Дирижабль!!! На нем высоко взойдет пролетариат над всею бедняцкой землей!.. Я согласен сгореть в Европе за такую машину!» (с. 587). Но бюрократическая действительность этот образ светлой мечты снижает и уничтожает. Дирижабль превращается в предлог для сбора денег, что подчеркивается употреблением глагола «отбери»: «Щоев . Я тебе подам! Давалец какой! У нас финплан не выполняется, а он средства разбазаривает! Ты пойди у него на дирижабль пожертвование отбери - вот это так!» (с. 549). Руководство кооператива хоть и собирает деньги на дирижабль, но может представить его только в видетары: «Опорных . Как то есть ее?! Нам дирижабль в виде тары нужон! У нас кадушек нету!» (с. 587). Итак, мы видим, что, сближая в звуковом соотношении бюрократические понятия и идеальные концепты пьесы, автор показывает их влияние друг на друга и обесценивание последних под воздействием бюрократической действительности, одновременно давая жесткую оценку этой действительности, где нет места не только мечте, но и живой душе. В данной работе мы не ставим своей задачей углубляться в идейное содержание пьесы, а хотим наметить те пути, которые идут от анализа ее звуковой организации к идейной. Для этого сначала рассмотрим, как происходит распределение звуковых повторовпоходудействия пьесы. Картина первая показывает странствия Алеши и Мюд, их встречу со строителями и иностранными гостями. Здесь часты повторы звуков [с], [т], [у], [а], [р], а также с первых реплик появляются образы скуки, тоски: «Мюд . Поскорей, Алеша, а то ждать скучно» (с. 543); «Алеша . Пойдем, Мюд. Уж скоро вечер. На земле настанет тоска, а нам надо есть и ночевать» (с. 543). Намечаетсятема души: «Стерветсен . У вас организована государственная тишина и сверху ее стоит... башня надлежащей души...» (с. 546). А также есть упоминание о чёрте: «Другой строитель (выслушав). Продай нам железного оппортуниста! Мюд . Кузю-то?! Что ты, он нам самим дорог. А на что? Другой строитель . А для утехи. Бог же в свою бытность завел себе чёрта. Таки мы - будем себе держать оппортуниста!» (с. 544). Вторая картина начинается представлением кооператива, его членов-бюро-кратов, здесь повторяются те же звуки и добавляются [ч], [ж], [ш]: «Щоев (Служащим ). Дайте мне бумажек подписаться: скучно чего-то сейчас на свете!» (с. 551), а также усиливается ассонанс на [у]: «Надо бы нам спустить директивку какую-нибудь на лавочную периферию» (с. 551). Эти звуковые повторы, на нашвзгляд, репрезентируютпонятие учреждение. В третьей картине звучит тема голода и заготовки продуктов. В этой картине очень много шума, что отражается в ремарках: «Нарастающий шум за сценой» (с. 558); «Шум увеличивается» (с. 558) ит. д. В репликах героев употребляются звуковые повторы, подчеркивающие общий шум: «Евсей . Да нет, Игнат Никанорович, приходится жить еще! Что же поделаешь?» (с. 560); «Щоев . Механизмы... Что же, это отлично: сидит и крутится какое-нибудь научное существо, а я им руковожу. Это мне приятно. Я бы всю республику на механизмы перевел и со снабжения снял. Как, Евсей?» (с. 562). Здесь постоянны повторы звуков [у] и [а], символизирующие тоску и безысходность ситуации: «Щоев . А никого там нету... из крупных животных каких-нибудь, кто бы и птицу скушал! Верно ведь?» (с. 558); «Мюд . Алеша, а где же тутпартия и ударники?.. Мне здесь становится скучно!» (с. 559). В этой картине в кооператив приходят иностранцы, с их появлением опять звучит аллитерация на [р], репрезентирующая понятие буржуазия: Щоев (торжественно). Товарищи буржуи. Вы попали в самый расцвет реорганизации нашего аппарата. Так вы, во-первых, ступайте, отдохните, опомнитесь, а через десять дней, во-вторых, являйтесь в нашу кооперативность - тогда мы вам покажем!» (с. 563-564). Но в целом звуковых повторов здесь сравнительно немного, видимо, действие и так перегружено шумом. В четвертой картине показан неестественный и бесчеловечный «вечер испытаний новых форм еды». Здесь с первых реплик на нас обрушивается ассонанс на [у]: «Евсей . Ну как у тебя тут - все прилично? Алеша . Устроено подходяще. Евсей (оглядывая Алешу). Ты что-то похудел. Алеша . Мысли из туловища выпустил много, и мне скучно в вашем районе... Евсей, когда же настанутбудущие люди - мне надоели, кто живет сейчас» (с. 565). Усиливаютсятакже аллитерации на [с]: «Щоев . Доложи, Евсей! Евсей . Все нормально, Игнат Никанорович! Суп из крапивы готов, щи из кустарника с дубовым салом - париться поставил, механические бутерброды лежат на посту… Щоев . А соус - под каким соусом вы это подадите? » (с. 566); на [р]: «Алеша . Нету. А у нас будет дирижабль. Он пойдет над неимущим земным шаром, над Третьим Интернационалом, он спустится, и его потрогают руки всемирного пролетариата...» (с. 571); звучат повторы шипящих и [ж]: «Евсей (Стерветсену). Господин буржуазный ученый, может быть, у вас сложилось мнение о наших пищевых образ-цах - или не сложилось еще?» (с. 572). Все эти повторы репрезентируют понятия тоска, скука, учреждение, буржуазия. В пятой картине происходит ночной разговор о покупке души. Здесь остается практически только ассонанс на [у] как тоскливый плач, а также как анаграмма слова душа: «Кузьма . С капитализмом нужно соглашение... Алеша . Лежи, Кузьма, лучше молча, раз я тебя устроил. Мюд (со сна). Не буди меня, Кузя. У меня виден сон. Щоев . Знаю, Кузьма, что нужно» (с. 578). В шестой картине происходит выбор человека, который поедет за границу, чтобы отвезти туда свою «большевистскую душу» (с. 575); оказывается, что Алеша был вредителем, так как создал Кузьму, который превратился в оппортуниста; а также становится известно, что кооператив уже ликвидировали и все дышали «газовым угаром» (с. 595). Здесь с первых реплик повторяется звук [у], что можно связать с темой продажи души, так как, с одной стороны, этот звук анаграммирует понятие душа, с другой стороны, ассонанс на [у] сопровождает эту тему на протяжении всей пьесы и особенно сильно звучит в пятой картине (см. выше): «Щоев (курит сигару; задумчиво, в наставшей вдруг тишине). Никого нету. Все выдержаны, у всех внутри бушует что-то светлое, а всё - явно недостаточно. Петя, как у тебя дело с душой?» (с. 584); «М ю д . Против тебя. Ты потому что сволочь, аллилуйщик, право-левый элемент, ты замучил всю местную массу, у тебя тары нету, ты гад бедного класса, ты вот что такое!.. Алеша, мне скучно здесь, я вся плачу... Идем отсюда в социализм!» (с. 584). Итак, рассмотренные повторения согласных звуков создают какофонию, шум, мешающий понять, путающий сознание, а повторения [а] и [у] вызывают ощущение тоски, грусти, безысходности. Также звуковые повторы анаграммируют основные понятия пьесы. Все это подводит читателя к основному мотиву пьесы - продаже души. Мы как будто спускаемся в ад и слышим звуки преисподней: шум, скрежет, вой, шипение. Образ ада подчеркивается неоднократным упоминанием о чёрте. В пьесе чертями называются разные персонажи. Сначала встретившиеся Алеше и Мюд строители так называют Кузьму, затем неоднократно чертями Щоев называет приезжего иностранца и его дочь: «Знаю, Кузьма, что нужно. Неохота, да приходится. Он, интервент, чёрт, никак ведь не понимает, что у нас идет строительство сознательных гигантов - резолюций» (с. 579). Но чертями Алеша называет и бюрократов: «Я вас побью вручную, чертей!.. Товарищ хочет в нашу идею окунуться, а вы…» (с. 579). Все происходящее кратко объясняет Стерветсен: «Потому что, Серен, у них нет бог, остался его товарищ - щорт» (с. 563). Здесь явно обнаруживается мотив продажи души, на котором мы не будем останавливаться (подробнее см.: [Дужина, 2003; Шевченко, 2005]). Отметим только, что в пьесе происходит выхолащивание значимости и символичности этого мотива: оказывается, что душу можно легко заменить бумагой, а «под содержание истины подводятся временные категории (идея вождя, директива, пролетариат, колхоз, многообразные идеи «спасения» мужиков и пролетариев)» [Корниенко, 1993, с. 147]. От анализа звуковой стороны пьесы можно перейти и к анализу идейного содержания ее названия. В заглавии пьесы - название музыкального инструмента, поэтому звукопись символична, тем более что слово шарманка анаграммируется ичастымиповторами в пьесе звуков [ш], [а], [р]. Образом шарманки выражаются идеи механичности, бездушности персонажей и окружающей действительности. Легкость в переключении регистров при игре на этом инструменте можно соотнести с быстрыми переходами героев от одного решения к другому. На всем протяжении пьесы эмоциональное состояние персонажей нестабильно и переменчиво. Сначала с этой непостоянностью мы сталкиваемся у Кузьмы, героя механического и приближенного к шарманке, которого регулирует Алеша: «Мюд . Кузьма, скажи мне что-нибудь умное-умное! Кузьма . Рвачка... Бес-прин-ципщина... Правый-левый элемент... Отсталость... тебя возглавить надо! Мюд . А еще я кто? (Алеша делает манипуляцию в руке Кузьмы.) Кузьма . Ты классовая прелесть... Ты сугубый росток... Ты ударник бедняцкой радости... Мы уже...» (с. 542). Мы видим, что сначала Кузьма ругает Мюд, а затем хвалит. Но это легко объясняется, на первый взгляд, тем, что Кузьма - механизм и в нем что-то сломалось. Об этом говорит Мюд: «Ты важный такой, а у самого сломатое сердце и тебя выдумал Алеша!» (с. 542). Но затем сама Мюд проявляет непостоянство при разговоре со Стерветсеном и Сереной. Она сначала говорит о Серене: «Она хорошая, Алеша. Мы ихна фик, а они с фика, и сама же ясно говорит...» (с. 545), потом ругает ее: «Ты дурочкабуржуйка» (с. 546), а припрощании целует ее. Эту особенность героев А. Платонова отмечает Т. Мальцева: «…такие полярно противоположные, стремительно сменяющие друг друга эмоции не могут являться результатом внутреннего развития мысли и чувства» [2008, с. 172], что подчеркивает механичностьгероев. Н. Дужина, обращаясь к символике названия, высказывает мысль, что сама пьеса - это шарманка, которая воспроизводит старые знакомые «мелодии»», исследователь идет дальше и предполагает, «что шарманка - это еще и вся страна. Эту шарманку крутят железной рукой, а она послушно выдает требуемый мотив» [2003, с. 300-301]. Как видно из проведенного исследования, рассмотренные нами звуковые повторы выполняют несколько функций в художественном целом пьесы. Во-пер-вых, они создают атмосферу томления, скуки, тоски, безысходности, непонимания, запутанности сознания. Совместно со звуковым фоном пьесы, описанным в ремарках, передают адский шум и морок, сопровождающий действие, что подтверждается и концом пьесы, когда оказывается, что все дышали газом. Во-вто-рых, повторы звуков очерчивают и подчеркивают основные понятия пьесы (такие, как тоска, скука, учреждение, надстройка, установка, буржуазия, душа, чёрт, дирижабль и шарманка), сопоставляют их, указывают на их соотношение и взаимовлияние. В-третьих, звукопись усиливает основные мотивы пьесы - мотив продажи души и мотив шарманки. Проведенный анализ пьесы показывает, что в звуковой сфере произведения содержатся большие возможности художественного изображения и воздействия на читателя изрителя.

Скачать электронную версию публикации