The «Gentle Death» in the twilight of civilization as a futurological problem in the Russian 20th century literature.pdf В пьесе Горького «На дне» (1902 г.), ставшей событием русской культуры в условиях назревавшего кризиса, предлагались два способа «утешения» отчаяв-шегося и умирающего человека: первый, выработанный христианской эсхатоло-гией (идея посмертного воздаяния, царствия небесного), второй – идеи «безум-цев», навевающих человечеству «золотые сны». В последовавшую эпоху соци-ального катастрофизма и воинствующего атеизма на первый план выступали «зо-лотые сны безумцев», восходившие в своих истоках к языческим временам паде-ния древних цивилизаций и нашедшие свое реальное осуществление в эпоху па-дения и гибели Римской империи. Одной из таких утешительных идей для чело-вечества в его предчувствии конца мира стала идея «праздника смерти», которой сопровождается гибель Атлантиды в утопии Платона. Двадцатый век называют суицидальным. Мировые войны, репрессии, гено-цид, изобретение оружия массового уничтожения, техногенные и экологические катастрофы – все работало на самоистребление человечества. В России эти про-цессы массового суицида протекали особенно интенсивно, порождая различные фобии, ощущение экзистенциальной неуверенности, утраты жизненной перспек-тивы, идеи заката российской цивилизации, культуры, близкого апокалипсиса. Эти настроения нашли отражение в художественной футурологической литерату-ре, одной из проблем которой стала идея прививки населению иммунитета против страха смерти и «смерторадостные» проекты. Так в 1920-е годы писатель-нефантаст А.Н. Толстой создает два фантастиче-ских романа, в одном из которых автор повествует об ужасных последствиях изо-бретения оружия массового истребления («Гиперболоид инженера Гарина»), а в другом – живописует картину угасания когда-то мощной и цветущей цивили-зации на Марсе, созданной потомками утопической Атлантиды, погибшей вслед-ствие общественного разложения и самоистребления («Аэлита»). Земляне, высадившись на Марс, видят перед собой бесконечные песчаные пустыни, «почву в больших трещинах», пересохшие русла каналов, следы пожа-ров, руины древнейших городов, «мертвые, унылые равнины» – последствия мно-говековой гражданской войны. Жизнь оставшегося населения сосредоточена в немногочисленных оазисах, сохранивших величие достижений былой цивили-зации. Столица Марса, Соацера, находится в пышно цветущем оазисе Азора, что на марсианском языке означает «радость». Здесь в райских садах дочери правите-ля Марса Аэлиты земляне слышат рассказ о гибели Атлантиды – «города Ста Зо-лотых ворот», центра мира на Земле, прародины марсиан. За тысячелетия своего существования древнейшая цивилизация пережила эпохи невиданного расцвета и упадка во времена варварских нашествий: «Свет цивилизации на время замирал. Но отрава ее была жива, и он вспыхивал с новой яркостью, обогащенный свежей кровью победителей. Проходили столетия и снова орды кочевников нависали ту-чей над вечным городом» [Толстой, 1975, с. 76]. Но по прошествии веков в горо-дах Атлантиды наступает пресыщение: ничего не сдерживает больше человека, его разнузданную фантазию и похоть, его сила обратилась против него самого, осознание неизбежности смерти делало людей еще более жестокими. На закате цивилизации ей овладели магацитлы, они говорили: «Уничтожим человечество, потому что оно есть дурной сон разума» [Там же, с. 86]. Они объявили праздник смерти, чтобы напоследок изведать все мыслимые наслаждения, чтобы умирая праздновать свой конец, чтобы окончить свои дни в безумии и пресыщении. На-утро, когда магацитлы начали улетать на Марс в своих космических кораблях, на Земле начались землетрясения, буря и вселенский потоп. Финал истории Атлантиды предваряет повествование о близком конце мар-сианской цивилизации, в свете заката которой возрождается идея «праздника смерти». Пришельцы с Земли застают еще величайшие достижения тысячелетней культуры: гигантские «цирки» – водохранилища, в которых собирается достав-ленная по каналам вода тающих полярных ледников, летательные аппараты для передвижения по планете, «зеркальные телефоны» с видеотрансляцией – прото-типы компьютера и телевидения. Но правление жестокого диктатора Тускуба на-правлено не на развитие благосостояния страны, а на стабилизацию нынешнего порядка, обеспечивающего его власть и роскошь элиты на фоне обнищания и де-генерации масс, обессмысливания их существования, прибегая и к средствам их наркотизации. Недовольство низших каст, попытка открытого бунта, спровоциро-ванного «революционером» – землянином Гусевым приводит к новому массовому истреблению марсиан, приближая конец цивилизации. В предвидении грядущего конца Тускуб проектирует образ жизни последне-го поколения марсиан, развивая опыт своих предков-атлантов. Он предлагает «за-консервировать» планету и ждать медленной смерти всего живого, обитающего на ней. Провести последние столетия жизни цивилизации в роскоши и удовольст-виях, пока низшие касты выполняют черную работу на благо избранных – вот политика марсианского диктатора Тускуба. Он предлагает оставить только необ-ходимые для поддержания жизни предприятия и заставить в них работать марги-налов, а самим удалиться на праздник смерти: «Всем, кто согласен с нами, кто подчиняется нашей воле, – мы отведём в сельскую усадьбу и обеспечим жизнь и комфорт. Двадцать тысячелетий каторжного труда дают нам право жить, наконец, праздно, тихо и созерцательно. Конец цивилизации будет покрыт вен-цом золотого века» [Там же, с. 93]. Казалось бы, благодаря пришельцам с Земли марсианская цивилизация может быть спасена притоком «свежей крови», но Тус-куб призывает не дать Сынам Неба снова подчинить себе всю планету, он не хо-чет умирать в рабстве – смерть-праздник, смерть-удовольствие – вот к чему он призывает свой народ. Роман А. Толстого написан в 1922 году после окончания самоубийственной гражданской войны, в канун объявления новой экономической политики – «праздника смерти» угасшей цивилизации дореволюционной России. Эта ситуация повторилась в 1960-е, после окончания Второй мировой войны и сталинских репрессий, унесших жизни десятков миллионов россиян, наступило короткое возрождение, рассвет научно-технической цивилизации и культуры страны – «оттепель», которая закончилась к концу десятилетия «замораживани-ем» свобод, обострением внешнеполитических отношений с западными государ-ствами и усиливающимся экономическим «застоем» в 1970-е. Откровенное касто-вое расслоение общества на обеспеченную всеми благами «номенклатуру», со-стоятельную научно-техническую элиту, поддерживавшую обороноспособность страны, и нищавшую в воровстве массу, было еще одним очевидным признаком заката советской цивилизации, который не мог не породить идеи «праздника смерти». Эта идея стала основанием романа И. Ефремова «Час быка» (1968), который уже первая критика назвала «романом-предупреждением». Планета Торманс, за-терявшаяся в космических безднах обнаружена и заселена землянами, спасавши-мися от глобальной катастрофы на своей Земле. Не имея иного опыта обществен-ного устройства, они жили по традициям земного человечества, то есть, истощая природные ресурсы, бесконтрольно плодясь, придя, в конце концов, к перенасе-лению, голоду и преступности. В эту эпоху голода и убийств знаменитый врач Рце-Юти изобрел средство «нежной смерти». «Его исследователи и помощники построили храм Руки Друга над бездонным колодцем. Рце-Юти сказал всем сла-бым, мучительно больным, уставшим от жизни, преследуемым и запуганным: “Приходите сюда, и я успокою вас – дам вам нежную смерть. Она придет к вам ласковой и прекрасной, юной и зовущей…”. Из этого благодеяния возникла госу-дарственная обязанность умирать» [Ефремов, 1990, с. 391]. Следуя этой «обя-занности», строится общественная иерархия: олигархия, властвующая над двумя одинаково угнетенными сословиями: «классом образованных, которые по необ-ходимости живут дольше, иначе невыгодно их учить («джи» – долгожители) и классом необразованных, которые умирают в 25 лет («кжи» – краткожители) [Ефремов, 1990, с. 118]. Фатальная неизбежность ранней смерти как будто изменила ценностные концепции: «лучше умереть молодым и здоровым, чем старым и больным» – и вместе с тем, породило иллюзию полной свободы и от каких-либо законов, прав и обязанностей, обрекающих молодое поколение на бессмысленное, тупое суще-ствование, произвол и агрессию, державшими в страхе среднее образованное со-словие. Олигархическая власть сдерживала развитие прогресса, способного изме-нить его, отказываясь от межпланетных контактов и обмена информацией, пресе-кая попытки проникновения в замкнутую систему Торманса пришельцев из миров высокой цивилизации. «Праздник смерти, уготованный Правителем умирающей планеты, представлен Ефремовым в рамках утопии коммунистического будущего на Земле, обитатели которой преодолели грозу самоистребления в «Эру Встре-тившихся рук». Идеология легкой, радостной смерти в исторической реальности ХХ века не-редко связывалась с проблемой эвтаназии. Идеи эвтаназии получили широкое распространение в Европе после Первой мировой войны. Но действия нацистов с их программой массового умерщвления людей надолго их дискредитировали. Поэтому вполне ожидаемым было появление и развитие этой концепции в литературе постперестроечной России. Наиболее выразительное воплощение она нашла в романе О. Славниковой «2017», заслужившим премию Букера в 2006 году. Роман относится к категории антиутопий ближайшего будущего – его собы-тия происходят в ближайшее десятилетие: Россия стала экономически стабиль-ным государством, в котором роскошь становится скорее нормой, чем из ряда вон выходящим, культура в нынешнем государстве упразднена. Достижения науки и техники настолько значительны, что обесценивают все, что представляло до этого хоть какую-то ценность. Одна из главных героинь романа Тамара, хозяйка фирмы «Гранит», оказы-вающей ритуальные услуги рифейскому краю, предлагает элите города стать пайщиками похоронного комплекса «Купол». Некрополь нового уровня: высоко-эстетичная архитектура, мрамор и стеклопластик, огромная площадь, больше по-хожая на фермерское поле, аккуратно посаженные деревья, просторная парковка. Внутри комплекса – «погребальные камеры неправильной формы, спроектиро-ванные по подобию келий в пещерных монастырях; обстоятельно говорилось про высокотехнологичные саркофаги, которые исключают все некрасивые и неоп-рятные процессы, происходящие обычно с трупами, и обеспечивают процессы эстетичные, основанные на поэтапном обезвоживании и превращающие тело в уникальный минеральный агрегат» [Славникова, 2006, с. 238]. Комплекс также предусматривал детскую игровую комнату и кафе. Тамара считает, что если смерти не избежать, то нужно включить это собы-тие в сферу позитива. Строительство похоронного комплекса станет прорывом к радости смерти, к ее спокойному созерцанию, к величеству умерших. Чтобы отвлечь родственников покойного от их горя, Тамара предлагает про-водить лотерею во время похорон, напоминая всем, что они еще живы. Именно эта идея становится последней каплей в негативном восприятии обществом ново-го некрополя. Элита отказывается вкладывать деньги в этот проект, а общество устраивает публичную травлю хозяйки проекта «Купол» Тамары, подобно тому, как оглашение идеи праздников смерти Тускуба, приводит к революции на Марсе. Общество не готово менять свои стереотипы, то, что за гранью жизни, всегда ос-танется непостижимым и оттого невероятно пугающим. Неприятие обществом нетипичного отношения к смерти обусловлено многовековыми стереотипами по-хоронных обрядов, страха перед посмертной неизвестностью и распространенно-го мнения, что «пока есть жизнь – есть надежда». Но, тем не менее, именно общество приближает свою смерть: люди ищут спасения в искусственном сне, в гедонизме, в наркотиках. В мире, нашпигован-ном высокими технологиями, в обществе, где сняты все запреты на однополую любовь и частная жизнь давно уже принадлежит всем и каждому, грядет конец цивилизации: «Сегодня человечество держит в потайном кармане принципиаль-но новый мир, в котором не способно жить. Потому что в этом новом мире большинство видов деятельности населения, вот хоть ваш, например, не имеет смысла. Из восьми миллиардов хомо сапиенсов семь с половиной ни для чего не нужны. Самые востребованные специалисты окажутся там затратными, де-шевле будет просто их кормить, чем держать для них рабочие места» [Славни-кова, 2006, с. 212]. Та же идея консервации умирающего мира, что и у Толстого в «Аэлите», у Славниковой является одним из симптомов смерти цивилизации наряду с массовым употреблением наркотиков, театрализованными парадами «красных» и «белых», заканчивающимися кровопролитием и предчувствием но-вой революции. Сон Крылова, навеянный впечатлениями от проекта Тамары, вскрывает бе-зумную и насильственную суть новой трансформации идеи «нежной смерти». Он видит во сне манящую бездну, затягивающую в себя людей дивными ароматами сверкающих на солнце паров, источаемых невидимым в глубине бездны озером. Люди, зачарованные «прельстительным ущельем», в безумном порыве бросаются друг на друга, сталкивая в пропасть: «Вот полетели, близко к солнечным стенам, две, три, четыре нелепые куклы – одни безвольные, другие с каким-то остатком дергающейся жизни» [Славникова, 2006, с. 243]. Выражения «прельстительное ущелье», «очарование пропасти» означают дьявольское происхождение смерто-радостных идей. Так, в прогностической социальной фантастике сформировался комплекс мотивов, знаменовавших закат существующей цивилизации: стабилизация эконо-мического, социального развития, консервация научно-технических достижений, идеология легкой, радостной смерти. Причем, последняя оказывается наиболее очевидным симптомом скрытых и нередко внешне обнадеживающих процессов кризисной ситуации.

Скачать электронную версию публикации