Motif of a way in Nikolay Otsup’s early lyrics.pdf До настоящего времени мотив пути в лирике Н. Оцупа не становился пред-метом самостоятельного исследования. Работы об Оцупе носят обзорный харак-тер, однако можно выделить общую тенденцию: критики пишут о духовном пути, пройденным Оцупом в двадцатые годы [Можайская, 1965, с. 57–64], о дороге по-эта через преграды и дым к Свету, то есть к Смыслу, к Нему [Аллен, 1993, с. 18]. В связи с этим представляется важным подробно проанализировать мотив пути в ранней лирике Николая Оцупа, по сути, являющегося лейтмотивом первых книг поэта: сборника «Град» (1921), «В дыму» (1926) и поэмы «Встреча» (1928). В книге «Град» представлены топосы Царского Села и Петербурга, в кото-рых прошли детство и юность поэта. В сборнике «В дыму» описан эмигрантский период жизни в Берлине и Париже. В подзаголовках поэмы «Встреча» помещены названия географических пунктов – Царское Село и Италия, кроме того, поэма имеет помету «Берлин-Рим». Отсылки к городам, в которых жил Оцуп, даны не только для биографических сведений, прежде всего они связаны с различными этапами духовной эволюции автора. В первом сборнике в русле развития мотива пути центральным становится образ телеги жизни («Теплое сердце брата укусили свинцовые осы», цикл «В де-ревне»), заимствованный Оцупом из одноименного стихотворения А.С. Пушкина [Ратников, 1998, с. 54]. Образ телеги жизни раскрывается через сквозной мотив езды на лошади («Мне детство приснилось ленивым счастливцем» (1921), «Синий суп в звездном котле»). В качестве некой изначально заданной структурной матрицы этих стихо-творений выступает фольклорный канон «ямщицкой песни». Лирический субъект, выступающий то в роли сторожа Екатерининского сада, то жуком-извозчиком, находясь на пороге жизни (у ворот, у дверей) отправляется в манящую небесную высь. Кони у Оцупа – это не просто стилизованное средство передвижения, но средство перемещения в иной мир, противоположный земному. С одной стороны, летящие кони Оцупа напоминают Пегаса – древнегрече-ского крылатого коня, любимца поэтов. С другой, для описания коня автор ис-пользует просторечное слово с неодобрительной пренебрежительной окраской: клячонка. «Погоняй, извозчик скорей… Направо… у тех дверей!.. Дай-ка сдачи! Ну, же проснись!..» Фонари у парадного стойла, Но клячонка глянула ввысь И хлебнула небесного пойла… [Оцуп, 1993, с. 40]. Сниженную бытовую лексику Оцуп соединяет с высокой патетикой. К этому же приему он прибегает в стихотворении «В деревне», в котором крестьянская телега сравнивается с колесницей Феба (покровителя муз), а хозяин, рассуждаю-щий о коровах – с римлянином в тунике. Так, в сравнениях Оцупа, указывающих на тождественность быта и бытия, сказался акмеистический подход, соединяю-щий быт и образы культуры. Устремления лирического субъекта в небо связаны с творческим самоопре-делением и свободой, однако в отличие от символистов, считающих запредельное бытие безусловной ценностью, «небо» у Оцупа сопровождается негативно окра-шенными эпитетами и сравнениями. Я сам бы на розвальнях в небо поехал, А ну-ка, заложим каурого мерина… Ворота открыл, из пахучего меха Посыпались звезды… Дорога потеряна [Оцуп, 1993, с. 37]. В художественной системе Оцупа образными эквивалентами неба являются пустое необжитое пространство, синяя дыра моря, беспорядочное смешение звезд и бездорожье. В совокупности эти представления отражают драматически напря-женный момент душевных блужданий начинающего поэта, находящегося в труд-ной ситуации выбора жизненных ориентиров. Второй сборник Оцупа «В дыму» вышел уже в эмиграции. После смерти Блока и Гумилева Оцуп покидает страну. Композиционно книга делится на три части: стихотворения, написанные в Петербурге, в Берлине и Италии. Ведущей антитезой второй книги является противопоставление жизни «там» / в России и «здесь» / в эмиграции. Начало сборника как будто окутано тра-урным шлейфом, родная земля сравнивается с могилой [Оцуп, 1993, с. 58]. В этих стихотворениях семантика «пути» связана со смертью. Ср.: «Накрывают одеялом, в небо медленно несут» [Там же, с. 48]; «Счет давно уже потерян. Всюду кровь и дальний путь» [Там же]. В данном случае эпитет «дальний» является синони-мом «последнему пути». По сравнению с первой книгой поэта употребление лексем со значением пе-редвижения значительно возрастает. Приведем лишь несколько примеров: мото-циклет [Оцуп, 1993, с. 48], автомобиль [Там же, с. 50, 62], вагон [Там же, с. 56], пролетка [Там же, с. 57], автобус [Там же], телега [Там же, с. 65]. Образы кораблей и поездов являются опознавательным знаком не только по-эзии Оцупа, они неизменно присутствуют в творчестве самых разных художников эмиграции, вынужденных покинуть родину. Ср.: А. Ладинский представляет «мир как палубу корабля в черном густом океане» [Поэзия русского Зарубежья, 2001, с. 416], он же признается: «Вдруг муза полюбила паровоз» [Там же, с. 419]. Ко-рабли и поезда наполняют лирику Б. Поплавского и отсылают к французским по-этам и русским символистам, главным образом, к А. Рембо и А. Блоку. В целом, для Оцупа и других представителей молодого поколения русской эмиграции ху-дожественные образы поезда и парохода стали не только воплощением метафизи-ческой тоски и собственной человеческой судьбы, но и определенным эстетиче-ским символом, интуитивно угаданным знаком, укрывающим суть их общей ина-ковости [Матвеева, 2008, с. 18]. В сборнике «В дыму» автобус «сотрясает землю» [Оцуп, 1993, с. 57], разде-ляет мир на родину, оставшуюся в прошлом, и чужую землю. В стихотворении «Канаты черные ослабь» пароход плывет по Сене, однако его направление неиз-вестно. Прощай! Прощай! До фонарей Во всю длину реки Отплытие от дальних дней Провозгласят гудки. Куда же мы? Туда, туда, Не замедляйте ход. Хочу подталкивать года И этот пароход [Оцуп, 1993, с. 50]. Тот же вопрос «Куда мы?» звучал в стихотворении «В деревне». Несмотря на реальные пространственные передвижения лирического субъекта, стихотворение напоминает путешествие по волнам памяти, в котором лирический субъект пыта-ется укрыться от недавнего прошлого. В сборнике «Град» лирический субъект выступал борцом против природной и одновременно социально-политической стихии. В стихотворении «На дне» буря и кораблекрушение символизировали драматические отношения лирического субъекта с миром: О, если здесь такая непогода, Что ж на море, где ветер сам не свой? Сирена тонущего парохода, И стон дождя, и волн гортанный вой! [Оцуп, 1993, с. 27]. В книге «В дыму» зафиксировано диаметрально противоположное состояние моря: «Где тот корабль? Волна бежит вослед. / Где ветер? Прошумел и вот затих» [Оцуп, 1993, с. 63]. Затишье природы не означает победы лирического субъекта над хаосом. Мотив безмолвия, напротив, олицетворяет смерть творческих сил автора. Это подчеркивается и в других произведениях, в которых жизнь лириче-ского субъекта за границей ассоциируется с забвением, сном, зевотой или пошло-стью и пьяным угаром. Изменения в настроении лирического субъекта происходит в третьей части сборника, что объясняется появлением итальянской темы. Италия послужила для России мощным духовным импульсом, воздействуя на многих деятелей культуры и искусства. После путешествия в Италию лирический субъект становится муд-рее, примиряется со своим имеющим глубокий смысл существованием. Если Бер-лин и Париж для Оцупа являлись «развязными» столицами, то Рим стал Землей Обетованной. До конца жизни Оцуп скитался между Францией и Италией. Таким образом, в первой и второй частях книги «В дыму» мотив пути семан-тически связан с разлукой, смертью и бегством от тяжких воспоминаний. Третья часть посвящена духовному очищению лирического субъекта – пути, ведущего к познанию самого себя. В поэме «Встреча» автор подводит итог определенному жизненному этапу. Несмотря на то, что многие критики отмечали художественную незавершенность поэмы, считаем, что произведение имеет продуманную целостную сюжетно-композиционную организацию. Главки соединены развитием лирической темы – восхождения души к Свету. Не случайно Оцуп называл период жизни до посеще-ния Италии духовным нигилизмом [Аллен, 1993, с. 18]. В осмыслении личных коллизий Оцуп ищет архетипические проекции и на-ходит их в Библии. Поэт не подверстывает свои чувства под библейский сюжет, но аналогия прослеживается: Исход («Царское Село») – Попытка жить в культу-ре – («Проблески») – Ужасы реальности («Двадцатый год») – Искушения («Ми-раж») – Паломничество на Святую землю («Рим») – Прозрение («Встреча»). Поэма содержит многоплановую систему историософских отсылок. В первой главе лирический субъект размышляет о предстоящей жизни: «о времени по-спешном беге» [Оцуп, 1993, с. 78]. В сознании Оцупа Царское Село навеки связа-но с поэзией и культурой. Оцуп считал себя преемником Пушкина. В представле-ниях эмиграции 1920 – 30-х гг. Пушкин стал культовой фигурой, символом поте-рянной России. Во второй главе «Проблески» Оцуп пересказывает известный античный сю-жет «Энеиды» Вергилия. Впервые образ Энея, на долю которого выпали тяжкие испытания и долгие странствия, появляется в сборнике «В дыму» [Оцуп, 1993, с. 50]. Оцуп совмещает в одном пространстве разные временные пласты, заимст-вуя важнейший прием Мандельштама, в чьем творчестве водная стихия соединяет разделенные во времени и пространстве культуры, являет прообраз античных плаваний, а корабль цепью ассоциаций прикреплен ко многим ключевым образам [Куликова, 2012, с. 25]. Мотив странствий вбирает в себя литературные отголоски многих древних мифов. У Оцупа Илион погибает под грохот батарей [Оцуп, 1993, с. 84]. Приме-ряя на себя маску древнегреческого героя, поэт намекает на события личной жиз-ни. Оцуп живет в «саду культуры» как в социально-исторической действительно-сти: поэт бежит из погибающего Петербурга, как Эней бежит из Трои. Есть еще одно совпадение – Оцуп оставляет на родине свою жену, Эней покидает любимую Дидону. Небольшая глава «Двадцатый год» воспроизводит историческую реальность. Не пренебрегая натуралистическими подробностями, лирический субъект, яв-ляющийся свидетелем кровавых событий, описывает ужас голодных пореволю-ционных лет. Глава «Мираж» посвящена любовным отношениям лирического субъекта. В целом, они сопоставимы с любовным помрачением, посланным Энею Юноной, заставившим Энея на время позабыть об Италии. Не случайно автор вводит образ летящего колеса, являющегося в поэтике Оцупа (вслед за символистами, А. Бе-лым) метафорой абсурдного существования. Фонарь горит. Куда мы едем? Не то козлом, не то медведем Стоит короткая сосна, В тяжелый снег облачена. Над желто-синими снегами И над санями небеса Летят холодными кругами Чудовищного колеса [Оцуп, 1993, с. 86]. Через пространство пустыни, в которой оказывается лирический субъект, показаны «идея встречи с Богом» и «мотив духовных скитаний». Глава «Италия» является кульминационной. Заочно влюбленный в эту стра-ну, Оцуп жаждал прикоснуться к великой культуре античности, искусству Возро-ждения, истории. В конце поэмы душа лирического субъекта освобождается от тяжести: «То явилось пред глазами, к чему я, заблуждаясь, шел» [Оцуп, 1993, с. 90]. Заключительная глава «Встреча» посвящена вере в Бога. Израиль, о котором упоминает поэт, является иудейским государством и часто выступает в оппозиции к католическому Риму, однако для Оцупа, исповедующего православие [Оцуп Р., 2001, с. 9], не важна принадлежность к религиозной конфессии, поскольку «Бог един!» [Оцуп, 1993, с. 90]. Ключом к прочтению поэмы Оцупа, сознательно ориентированного на диа-лог с наследием мировой культуры, является отсылка к поэме Данте. Не случайно биография изгнанника Данте проецируется на жизнь эмигрантских поэтов. В пер-вой главе есть описание падения державы: «И стонущие души в дыму и пламени скользят, как грешники кругами ада» [Там же, с. 81]. Лирический субъект прошел через ад, очистился от главного греха – сладострастия и, наконец, вступил в Рай – вечный город Рим, в котором происходит долгожданная встреча с Богом и с са-мим собой. Таким образом, анализ мотива пути в раннем творчестве Николая Оцупа по-зволяет проследить, как меняется мировосприятие поэта от трагического отчаяния начала 1920-х годов – к просветленному и гармоничному мироощущению конца 20-х годов. Мотив пути является важным для всех акмеистов. Однако путешествия поэта не похожи на экзотичные и необычные странствия Гумилева и других соратников по «Цеху поэтов». Петербург и Царское Село («Град») являются отправной точ-кой поэта. В дальнейшем пространственные скитания Оцупа («В дыму») проходят параллельно с скитаниями духовными («Встреча»). В целом, путь, пройденный лирическим субъектом, можно сравнить с путем паломника, открывшего Свет своей заблудшей души.

Скачать электронную версию публикации