All-Russia scientific conference with international participation «The plot and motif dynamics of literary text» (Novosi.pdf Всероссийская научная конференция с международным участием «Сюжетно-мотивная динамика художественного текста», организованная сектором литературоведения ИФЛ СО РАН (г. Новосибирск), проходила 14–16 мая 2013 г. В работе конференции принимали участие как ученые сибирского региона (Новосибирск, Томск, Красноярск, Иркутск, Кемерово, Новокузнецк, Барнаул), так и филологи, приехавшие из Москвы, Иваново, Ясной Поляны, Екатеринбурга, Перми. Кроме того, с докладами выступали гости из Литвы и Италии. 14 и 15 мая состоялись пленарные заседания в Доме Ученых Академгородка, заключительный день – 16 мая участники конференции провели в Институте филологии СО РАН, где работали 2 утренние и 2 вечерние секции. Концептуальная направленность конференции включала следующие аспекты изучения литературы: • сюжет как базовое понятие нарратологии; • эпический и лирический сюжет: автономность и взаимосоотнесенность; • мотивный анализ лирических и эпических произведений; • история русских и западноевропейских сюжетов; • литература и история: сферы взаимодействия и типы повествования; • эволюция повествовательных жанров в русской литературе. Каждое заседание было выстроено в хронологическом порядке, что позволило ученым послушать и обсудить доклады, связанные с разными литературными эпохами: от древнерусской литературы (для которой, кроме того, была отведена отдельная секция 16 мая) до литературы XXI в. Анализ сюжетов и мотивов русской и западноевропейской литературы сочетался с проблемами соотношения литературы и истории в художественном пространстве, анализом жанровых особенностей рассматриваемых произведений и выделением интертекстуальных связей между ними. Конференцию открыл доклад И.Л. Багратион-Мухранели (Москва) «Транс-формация мотива “плена” в произведениях на кавказскую тему. Сюжет и хро-нотоп». Исследовательница рассуждала о том, что тема пленения героя не являя-лась сюжетообразующей в произведениях преромантизма на кавказскую тему («Черный год или Горские князья» В.Т. Нарежного). Под влиянием повести Ж. де Местра и поэмы Байрона «Шильонский узник» изобилующая похищениями и пленениями кавказская действительность была отражена в русской классической литературе. Поэма А.С. Пушкина «Кавказский пленник» положила начало использованию мотива плена у М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого, в массовой литературе XIX века (Н. Зряхов, Д.Л. Мордовцев) и получила завершение в «Хаджи-Мурате». В докладе Э.М. Афанасьевой (Кемерово) «“Боже! Царя храни!” в русской лирике XIX – начала ХХ в.» говорилось о том, что после публикации «Молитвы Русских» В.А. Жуковского в «Сыне отечества» (1815) мотив «Боже! Царя храни!» во многом определил патриотическую проблематику русской лирики. В 1833 г. «Молитва русского народа» стала первым национальным гимном России. Реакция современников на лирическую ситуацию молитвы за царя была связана с попыткой творческого диалога с текстом Жуковского. Уже к 1816–17 гг. вводятся дополнительные строфы, а стихотворение исполняется на музыку британского гимна «God save the King». В 1820-е гг. на волне декабристских настроений появились политические пародии (например, А. Уткина). Паро-дирование в большинстве случаев было связано с переделкой тематики молитвенных прошений (Н. Языков, Н. Клюев). После переворота 1917 г. переложение «Боже! Царя храни!» восстанавливает исконную лирическую ситуацию молитвы за царя, что усиливает ощущение трагичности исторических перемен (С. Бехтеев). В докладе Е.К. Созиной (Екатеринбург) «История и миф в творчестве Каллистрата Жакова (1900 – 1910-е гг.)» был воссоздан основной миф, разворачивающийся в творчестве К.Ф. Жакова – известного писателя, поэта, философа, ученого Серебряного века. Его содержание определяется антиномией сознания и жизни, то есть стремлением разрешить противоречие между развитием культуры, цивилизации и органикой жизни человека и природы в составе вселенной. Жаков, как подчеркнула Е.К. Созина, конструирует сотериологический миф, соответствующий логике его философии лимитизма (теории бесконечного предела) и опирающийся на языческие основы религии предков, а равно на принципы космизма, актуализировавшиеся в ту эпоху не только в русской, но и в общеевропейской мысли (от Вл. Соловьева до Т. Де Шардена). В докладе А.С. Сваровской (Томск) «Саморефлексия в поэзии русского зару-бежья 1920 – 1930-х гг.» были выявлены устойчивые в поэзии русского зарубежья мотивы и сюжеты, связанные с природой поэтического творчества, с потребно-стью в национально-культурной самоидентификации в новых координатах эмиг-рантского существования. Анализировались метафоры поэтического ремесла, ли-рические коллизии «поэт–читатель», функции стиховедческих терминов и другие составляющие метатекстовых лирических сюжетов. Первым во второй части утреннего заседания 14 мая прозвучал доклад И.В. Силантьева (Новосибирск) «Об одном принципиальном отличии литера-турного нарратива от исторического». В докладе были последовательно рассмот-рены основные категории нарратологического анализа, такие, как точка зрения, факт, событие, нарратив, фабула и сюжет, мотив. Раскрывалась связь нарратоло-гических феноменов события и мотива, было показано, что фабула и сюжет явля-ются системно противопоставленными аспектами интерпретации нарратива как исходной коммуникативной реальности повествовательного произведения. Разли-чие между историческим и литературным нарративом, по мнению исследователя, заключается в том, что событийная канва исторического нарратива образуется как результат осмысления зафиксированых фактов, тогда как событие в литературном нарративе, погруженное в мир вымысла, образуется на основе мотива как основ-ной единицы повествовательного языка литературы. В докладе М.Н. Климовой (Томск) «Об апокрифах древних и новых (Хожде-ние Богородицы по мукам и “Амнистия” Ю.О. Домбровского)» приводилось сравнение стихотворения Ю.О. Домбровского «Амнистия» с его древнерусским источником – апокрифическим Хождением Богородицы по мукам. На этом при-мере была показана эволюция мифологемы «схождение в ад» в отечественной культуре, а также связи тюремно-лагерного локуса русской литературы с фунда-ментальным мифом нашего национального сознания – мифом о великом грешни-ке. И.И. Плеханова (Иркутск) в докладе «Новая драма XXI века: лирический модус трагического» показала, что интеллектуальное неодионисийство новой драмы XXI в. (бр. Пресняковы, И. Вырыпаев, Ю. Клавдиев, В. Сигарев, отчасти В. Леванов) разрабатывает хтоническую модель трагического без катартического эффекта. Погружение в ужасное и безобразное, безгеройность, дискретное куму-лятивное построение действия, отчуждение событийного ряда и речевого текста воспроизводят как мортальный вектор художественного сознания, аннигилирую-щий смыслы, так и поиск безусловного в условиях онтологической неопределен-ности. Главная духовная коллизия, указывает исследовательница, – колебание между мортальным и витальным определяет лирический по существу модус со-временной трагедии. Завершил утреннее заседание первого дня доклад Н.В. Ковтун (Красноярск) «В тени горгоны Медузы, или Cюжет поиска и обретения истины в повести Л. Улицкой “Веселые похороны”», посвященный анализу сюжета о поиске и об-ретении истины в литературе постпостмодернизма. Автор, как считает Н.В. Ков-тун, стремится найти выход из тупика деконструкции, предлагая в качестве аль-тернативы стратегию новой герменевтики. Тексты Улицкой есть иронический диалог с предшественниками, чьими усилиями оформляется традиция воплоще-ния сюжета поиска истины. Вехами на этом пути стали «Одиссея» Гомера, «Бо-жественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, произведения романтиков, «Евгений Онегин» Пушкина, «Идиот» Достоевского и тексты мастеров серебряного века, связанные с идеями софиологии. Повесть «Веселые похороны» финализирует ранний период творчества писателя. Улицкая приглашает читателя к разгадыва-нию текстов / узоров, созданных художниками, обретению собственного пути, однако, как подчеркнула докладчица, настораживает игривая легкость, с которой обыгрываются разнообразные стратегии творчества, религиозные догматы. Вечернее заседание 14 мая началось с выступления А.В. Шункова (Кемеро-во) («“Страшный суд” как сюжетообразующий мотив литературы и культуры Древней Руси»). Сюжет «Страшный суд», указал исследователь, является одним из распространенных в европейской литературе и культуре. Его истоки представ-лены в Новом Завете, богослужебных церковных текстах. В русской литературе XI–XVII вв. сюжет получает распространение и зафиксирован в целом комплексе книжных текстов. В докладе была отмечена особая роль сюжета в формировании одной из черт национального сознания русского человека, ориентированного на эсхатологическое восприятие истории. В докладе Е.Ю. Куликовой (Новосибирск) «К вопросу об эволюции одного экзотического сюжета: “Мадагаскарские песни” Э. Парни и “Малайские пантуны” Ш. Леконта де Лиля» отмечалось, что на рубеже веков (как XVIII – XIX, так и XIX – ХХ вв.) в искусстве наиболее востребованной становится «экзотическая» тематика, возникает тяготение к литературным мистификациям, направленным на воспроизведение старинной народной поэзии. Исследовательница рассматривала один из экзотических сюжетов, привлекательных для романтической и постро-мантической литературы: сюжет о дикарке, изменившей своему возлюбленному и погибшей от его руки. Была сопоставлена обработка данного сюжета двумя французскими поэтами: Эваристом Парни, в 10-й «Мадагаскарской песне» опи-савшим ситуацию измены и мести (1787), и Ш. Леконтом де Лилем, почти на сто лет позже создавшим модернистскую вариацию в «Малайских пантунах» (цикл «Трагические стихотворения», 1884). К.В. Анисимов (Красноярск) в докладе «“Поистине достоин изучения”. Гео-графическая экзотика в мотивной структуре “крестьянских” рассказов И.А. Буни-на (“Ночной разговор” – “Будни”)» на основе реконструкции географических ко-дов бунинской прозы 1910-х гг. исследовал мотивные репрезентации историче-ской рефлексии писателя. К.В. Анисимов указал на дублетное соотношение рас-сказов «Ночной разговор» и «Будни», проанализировал мотивные трансформации от «пространной» («Ночной разговор») к «краткой» версии единого сюжета, уста-новил мотивные связи «крестьянских» рассказов Бунина с культивируемыми ху-дожником формами травелогового повествования. В докладе Е.В. Капинос (Новосибирск) «В поздний час Бунина: об одном елецком рассказе» речь шла о тексте, заключающем первую часть «Темных ал-лей» – о новелле «Поздний час». Сюжет новеллы – возвращение героя в родной город, свершающееся в памяти и в воображении, имеет элегические корни. Город у Бунина не назван, но его описания столь подробны, что по образам Вознесен-ского собора, Церкви Михаила Архангела, мужского монастыря, гимназии, по-жарной каланчи, старого кладбища нельзя не опознать Елец. Почти документаль-ная конкретика описаний не мешает предельно абстрактному, романтическому подтексту рассказа, важнейшие звенья которого – стихотворение В.А. Жуковско-го «Лалла Рук» и его же «Сказка о царе Берендее». С «Лалла Рук» «Поздний час» объединяет неземной «гений чистой красоты», зажигающий звезду в небе (восхо-дом предутренней звезды Сириус увенчаны кульминация и финал «Позднего ча-са»), со «Сказкой о царе Берендее» – метаморфозы героини, которая является то рекой, то лесом, то церковью, то ложится «белым камнем» у дороги. Обобщение в одних и тех же картинах сказочного, поэтического и «точного», «документаль-ного» дает ощутимый художественный эффект, усиливающийся еще и тем, что в «Темных аллеях» «Поздний час» прочитывается как миниатюрная вариация на темы «Жизни Арсеньева», поскольку рассказ повторяет основные сюжетные зве-нья романа: детство и юность героя в провинциальном русском городе, ранняя смерть возлюбленной, эмиграция. Доклад Е.Н. Проскуриной (Новосибирск) «Пушкинские, гетевские мотивы в рассказе А. Платонова “Государственный житель”» носил иллюстративный характер в рамках монографической проблемы «Фаустиана Андрея Платонова». Во второй половине 1920-х гг., когда на смену «стихийным силам» революции приходит оформившаяся в «твердое тело» государственно-бюрократическая система, подчеркнула докладчица, на поверхность выступает проблема личность и государство, человек и власть, особым образом организующая триаду Платонов-Пушкин-Гете. На идейно-тематический уровень эта проблема выходит в рассказах Платонова конца 1920-х гг., в частности, в рассказе 1927 г. «Государственный житель», входящем, наряду с «Усомнившимся Макаром», написанном двумя годами позже, в автоконтекстуальное пространство повести «Котлован». Актуальность проблемы, обостряющейся в постреволюционный период, становится объединяющим фактором для названных рассказов Платонова с «Фаустом» Гете и «Медным Всадником» Пушкина, также появившимися после двух революций: Американской (1776) и Французской (1789). На связь пушкинской «петербургской повести» и гетевской трагедии с двумя революциями указывает Р. Шульц в книге «Отзвуки фаустовской традиции и тайнописи в творчестве Пушкина». В докладе Е.Н. Проскуриной анализируются способы межтекстового диалога, выявляются мотивные переклички рассказа Платонова с текстами Гете и Пушкина. О.Н. Владимиров (Новокузнецк) в своем докладе «“По Эдгару По”: Ворон и его “Никогда” в русской поэзии XX–XXI веков» рассматривал многофункцио-нальность реминисцентно-аллюзивной отзывчивости известной баллады По в оригинальных русских произведениях. В диалоге с Вороном, считает исследова-тель, герои стремятся вырваться из круга предсказуемых вопросов и ответов. Не-преклонность вещей птицы дает возможность так или иначе понимать ее одно-словный возглас, приходить к различным, в том числе парадоксальным, художе-ственным решениям. Доклад Н.П. Хрящевой (Екатеринбург) «Интерпретация Стефаниевского мифа в романе Ал. Иванова “Сердце Пармы, или Чердынь – княгиня гор”» был посвящен проблеме «переписывания» Ал. Ивановым истории духовного «окорм-ления» Перми Великой и его функциональный смысл в сюжетно-композиционной структуре романа. В соответствии с данной задачей была проанализирована соот-несенность фабульной и сюжетной последовательности просвещения Пермского края епископами-московитами. В результате наблюдений над характером мифо-логизации «священных» событий уточнялись жанровые параметры «Сердца Пар-мы…». Двумя последними докладами «первого дня» стали выступления зарубежных гостей – А. Юзефовичь (Lithuania, Vilnius) («Сюжет текста и живописи: взаимосоотнесенность и автономность») и Р. Брузгине (Lithuanian, Vilnius) («Музыкальность литературы: понятие мотива»). Оба сообщения имели междисциплинарную направленность. А. Юзефовичь подняла актуальную в последние десятилетия проблему визуальности. Исследовательница рассматривала различные аспекты отношений между визуальным образом и текстом, уделив основное внимание одному из самых оригинальных и философских художников XX в. – Р. Магритту, особенно его серии картин с трубкой, в которой текст и образ оригинально определяют друг друга. В его работах А. Юзефовичь интересовали новаторские интерпретации отношений между изображением и текстом – сюжетно-мотивная динамика, когда напряжение между словом и образом стали основой его художественных произведений. Докладчица обратилась к интерпретациям двух известных философов М. Фуко и В. Подороги, которые проницательно исследовали творчество Р. Магритта. Кроме того, А. Юзефовичь говорила о проблеме сюжета в литературном и художественном творчестве П. Клее и В. Кандинского. Доклад Р. Брузгине был посвящен другой области искусства – музыке, ее пе-ресечениям с литературой и литературоведением. Для этой цели в центр исследо-вания было введено понятие мотива. Мотив понимался как основной сегмент те-мы в компаративистской трактовке музыкальности литературного текста. В док-ладе использовалась методология компаративистики и семиотики (А. Греймас, К. Настопка, Е. Тарасти), интермедиальности (W. Wolf и др.), различные концеп-ции музыкальной формы (H. Riemann, V. Bobrovsky, H. Erpf и др.). Завершила работу первого дня конференции презентация академического из-дания «История литературы Урала. Конец XIV – XVIII вв.» (История литературы Урала. Конец XIV—XVIII в. / Глав. ред.: В.В. Блажес, Е.К. Созина. – М.: Языки славянских культур, 2012. – 608 с.: илл.), представленная Е.К. Созиной. Второй день конференции – 15 мая – начался с доклада о. Д.В. Долгушина (Новосибирск) «Полемика об античности между В.А. Жуковским, П.А. Вяземским и Е.Ф. Розеном: к проблеме античных мотивов в русской литературе первой половины XIX в.». Исследователь отметил, что в 1845 – 1846 гг. развернулась эпистолярная полемика между В.А. Жуковским и П.А. Вяземским по поводу античности. Прочитав отрывок Жуковского о переводе «Одиссеи», опубликованный в «Москвитянине» (1845, № 1), Вяземский отправил ему свои возражения, на которые поэт ответил обширным письмом от 3 (15) марта 1846 г., изданным позже в качестве статьи «О меланхолии в жизни и поэзии». К полемике подключился также Е.Ф. Розен: через П.А. Плетнева он прислал Жуковскому свои подстрочные замечания на его письмо к Вяземскому. Предметом спора стал вопрос о применимости к античности категории меланхолии. Вяземский и Розен отстаивали гётовско-шиллеровское (восходящее к Винкельману) представление об античности как об эпохе наслаждения красотой и возвышенного героизма, в которой не было места меланхолии, Жуковский старался проблематизировать это представление. Изучение полемики, как считает о. Д.В. Долгушин, имеет несомненный биографический интерес, позволяет уточнить историю написания статьи «О меланхолии в жизни и поэзии», оно важно для осмысления античных мотивов в русском романтизме, да и в романтизме вообще. Доклад М.Ф. Климентьевой (Томск) «Два литературных путешествия 1833 года» представлял собой сюжетно-мотивное исследование «Фантастических путешествий барона Брамбеуса» О.И. Сенковского и «Путешествия переводчика из дворян Полетаева по России» А.Ф. Воейкова, вышедших в свет в 1833 г. При сравнительном исследовании двух разных текстов, имеющих общую жанровую природу, по мнению исследовательницы, выявляется, во-первых, репрезентативность жанра путешествия в русской литературе; во-вторых, обоюдный полемический характер различных текстов разных авторов; в-третьих, разнонаправленность жанровых усилий писателей-журналистов. Кроме того, исследование путешествий позволило еще раз определить эстетические позиции О. Сенковского и А. Воейкова и их место в истории русской литературы и журналистики. В докладе В.К. Васильева (Красноярск) «Статья И.С. Тургенева “Гамлет и Дон-Кихот” в методологическом аспекте» говорилось о том, что методологические взгляды И.С. Тургенева предвосхищают поиски структурализма ХХ в. По мнению докладчика, в статье «Гамлет и Дон-Кихот» И.С. Тургенев дал ключ к дешифровке своих художественных текстов, выступив, таким образом, в роли литературоведа-методолога. Первую часть утреннего заседания 15 мая завершили два выступления о творчестве А.П. Чехова – Л.П. Якимовой (Новосибирск) «След Достоевского в повести А.П. Чехова “Невеста”» и Л.Н. Синяковой (Новосибирск) «Рассказы А.П. Чехова сахалинского периода “Воры” и “Гусев”: жанровый и антропологический сюжеты». Доклад Л.П. Якимовой был посвящен одному из самых литературоцентричных, как считает исследовательница, произведений А.П. Чехова. Отношения главных героев повести «Невеста» были рассмотрены как интертекст одной из главных коллизий XIХ в., выраженной в формуле «русский человек на rendez-vous», как заключительный акт специфически русской исторической драмы «ухода» под провокативным воздействием «нигилиста», «пропагандиста», революционера. По мнению Л.П. Якимовой, отчетливое ощущение бесовского заряда утопических проектов Саши усиливаются благодаря сопряжению чеховского текста с образной системой Достоевского – прежде всего романа «Бесы». По существу, подчеркнула докладчица, все программные высказывания чеховского героя, адресованные Наде, складываются в своего рода концентрированный парафраз главы «У наших» из романа «Бесы». В докладе Л.Н. Синяковой анализировались два рассказа А.П. Чехова 1890 г., которые можно считать обрамляющими «сахалинский текст» писателя. Оба рас-сказа, опубликованные по календарным поводам (Пасха и Рождество), формально удовлетворяют жанровым требованиям календарной прозы. Главным в обоих ка-лендарных рассказах Чехова становится сюжет не о празднике, а о человеческой неприкаянности, считает исследовательница: человек оказывается важнее «сюже-та»; индивидуализация сюжетных мотивов (общее становится персональным и исключительным опытом) и исследование иррациональной конституции чело-века выводят чеховский рассказ за пределы жанра, свидетельствуя о его заметной (коренной) модификации в литературе «конца века». После перерыва утреннее заседание 15 мая продолжил доклад Е.Ю. Василь-евой (Томск) «Элегическая доминанта повествования (по повести Л.Н. Толстого “Детство”)». Исследовательница указала, что исключительная сосредоточенность Л.Н. Толстого на воссоздании картины душевной жизни героя в процессе его об-щения с миром, сами принципы психологического анализа восходят к сентимен-тальным традициям, в частности, к такой особенности поэтики, как музыкальная организация текста, включающая в себя понятия тона и сквозных мотивов. Струк-тура и поэтика первого завершенного произведения позволяют обратить внима-ние на проблему нравственного воспитания личности. Используя опыт писателей-сентименталистов, рассматривая повесть в широком литературном контексте, Л.Н. Толстой разрабатывает приемы повествования, необходимые ему для воплощения своей философской концепции развития нравственного начала чело-века. В своем докладе «Жизнеописание приходского священника в российской беллетристике второй половины XIX века: система сюжетообразующих мотивов» С.В. Мельникова (Пермь) показала, как тема православного духовенства начинает активно разрабатываться российской беллетристикой на фоне церковной рефор-мы 1860-х гг., вынесшей его положение на широкое общественное обсуждение. Однако беллетристика, отметила исследовательница, как правило, не идет дальше бытописания духовного сословия, которое привлекает ее своей замкнутостью и традиционностью жизненного уклада. Своим героем литераторы избирают пре-имущественно сельского приходского священника и воссоздают обобщенно-стереотипный образ его судьбы, который реализуется в системе устойчивых сю-жетообразующих мотивов. В докладе раскрывались исторические и социальные истоки этих мотивов, описывалась их реализация в произведениях разных авто-ров. Помимо текстов самих произведений, к анализу были привлечены критиче-ские отзывы на них в церковной прессе того времени. В докладе В.Е. Головчинер (Томск) «Трансформация мотивных комплексов “истинного правителя” и “договора человека с дьяволом” в русской драме 1920-х годов» были представлены особенности разработки двух известных мотивов, ис-следованных Е.К. Ромодановской и О.Д. Журавель на материале древнерусских повествовательных текстов, в драматургических формах 1920-х гг. («Любовь Яровая» К. Тренева, «Шторм» В. Билля-Белоцерковского, «Мандат» и «Само-убийца» Н. Эрдмана, «Клоп» В. Маяковского). О.Н. Русанова (Томск), выступившая с докладом «Мотив настоящего человека в творчестве Е. Шварца», отметила, что Е. Шварц известен, в первую очередь, как писатель-сказочник, интерпретирующий известные литературные и фольклорные сказочные сюжеты и мотивы. Однако, подчеркнула исследовательница, авторская позиция во многом формулируется благодаря мотивам собственно шварцевским, оригинальным. В докладе мотив настоящего человека, по-разному проявляющийся в произведениях Шварца 1940–50-х годов, был осмыслен в контексте официальной советской риторики. Г.И. Карпова (Кемерово) в своем выступлении «Мотив суда в поэме В.Д. Федорова “Седьмое небо”» рассматривала поэму В.Д. Федорова «Седьмое небо» (1959–1967) в аспекте мотивного анализа с выделением мотива суда в эпическом (историческом) и лирическом (любовном) сюжете поэмы. Мотив неправедного суда, по мнению автора доклада, реализован в историческом сюжете поэмы и связан с темой сталинских политических репрессий: трагические судьбы брата Василия Горина Андрея, учителя музыки Марьяны, авиаконструктора Владимира Петлякова и самого автора-героя поэмы. В лирическом сюжете поэмы «Седьмое небо» мотив суда осложнен мотивом мщения (месть Бориса, Василия, Дины). Значим для осмысления мотива суда религиозный подтекст поэмы, оппозиция Небесного и земного. Духовное становление Василия Горина связано с уходом от суда над ближними и осознанием своей греховности. Путь познания мира и процесс самопознания, указала Г.И. Карпова, дает возможность обрести «крылатость» и открывает путь к «седьмому небу». Вечернее заседание 15 мая открыл доклад Е.Е. Анисимовой (Красноярск) «Юбилеи В.А. Жуковского 1883 и 1902 гг.: специфика биографического наррати-ва в историко-культурном контексте». Исследовательница анализировала страте-гии канонизации В.А. Жуковского в период празднования его юбилеев (100-летия со дня рождения и 50-летия со дня смерти), заключающиеся в создании особого рода юбилейных нарративов, мифологизации биографии поэта, внедрении образа Жуковского в «персональные» истории отдельных изданий и определяющих их политику лиц. Объектом изучения стали рассмотренные в историко-культурном контексте рубежа XIX – XX вв. документальные свидетельства об официальных торжественных мероприятиях, «юбилейные» отклики в отечественной прессе и выпущенные к круглой дате монографические работы о Жуковском. А.Н. Полосина (Ясная Поляна) обратилась в своем выступлении «История западноевропейских сюжетов в творчестве Шиллера, В.А. Жуковского и Л.Н. Толстого» к интересующей Шиллера, В.А. Жуковского и Л.Н. Толстого теме бренности земного существования, непостоянства счастья и тщетности чело-веческих надежд. По мнению автора доклада, так появляется у вышеназванных авторов особое внимание к легенде о Поликратовом перстне историка Геродота и к «Притче св. Варлаама о временном сем веце». В докладе рассматривались первоисточники этих бродячих сюжетов и их трактовка в творчестве Шиллера, В.А. Жуковского и Л.Н. Толстого. В выступлении Э.И. Худошиной (Новосибирск) «Неоформленные жанры фольклора в поэтической культуре XIX в.» речь шла о том типе повествования, которому в архаической модели «круговорота общения» (по Ю.С. Степанову), соответствует «Знание по рассказам» и образ Молвы / Славы. Архаические модели, подчеркнула исследовательница, поскольку они заложены в языке, могут всплывать из глубин языкового сознания и подвергаться рефлексии не только в теоретических штудиях, но и в поэтическом творчестве. Так в первой половине XIX в. интерес к «народности» актуализировал многие древние понятия, введя в высокую поэзию образы речевых, а вместе с ними и «неоформленных» фольклорных жанров (молва, слухи, сплетни, предания, были, легенды и т.п.), а отсылка к молве стала обязательной мотивировкой сюжета как в прозаических, так и в стихотворных повестях. Сосуществование в поэтическом языке эпохи двух типов Знания: «высшего», «пророческого», «гностического», изначально ассоциирующегося с высокой Поэзией, и сугубо человеческого, неопределенного, релятивизируещего Знания по рассказам оказалось мощным инструментом художественной выразительности, и некоторые поэты умели им воспользоваться. Пушкин, соединяя в одном тексте «поэзию» и «прозу», добивается невиданной смысловой неокончательности и, как следствие, глубины в таких шедеврах, как повести «Медный всадник» и «Пиковая дама». Завершили вечернее заседание второго дня выступления молодых ученых из Новосибирска, Иваново, Москвы, Неаполя. А.Д. Савина (Москва) в своем сообщении «Сюжетная игра в малой прозе В. Брюсова (на материале рассказа “Защита”)» отметила, что в последние годы возрастает интерес к малой прозе символистов, в частности, к новеллистике В.Я. Брюсова. В центре внимания автора доклада оказался рассказ Брюсова «Защита», вошедший во второе издание сборника «Земная ось». По мнению исследовательницы, обращаясь к жанру святочного рассказа, далеко не всегда относимому к высокой литературе, Брюсов основным принципом его переосмысления делает иронию. Ирония достигается с помощью формальной игры, основанной на многоуровневом повествовании и обыгрывании сюжетов и образов очень разных произведений («Каменный гость», «Повести Белкина», «Граф Нулин» Пушкина, новелла «Вера» Вилье де Лиль-Адана). При этом подтекстом «Защиты» становится игра с категориями истины и лжи, в чем можно увидеть отражение брюсовской концепции множественности истин. В центре доклада А.А. Ильясовой (Новосибирск) «“Баллада” (“Пять коней подарил мне мой друг Люцифер…”) и “Заблудившийся трамвай” Н. Гумилева: жанровый динамизм» была поставлена проблема трансформации жанра баллады в стихотворениях Гумилева. Исследовательница рассмотрела особенности художественного хронотопа анализируемых текстов. Доклад Р. Компарелли (Неаполь, Италия) «Поэтика визуальности в лирике Б. Поплавского» был посвящен обозначению визуального кода в поэзии Б. Поплавского. Особое внимание уделялось функции колористической гаммы в оформлении лирической темпоральности, также изучались особенности экфрастических лирических сюжетов. В двух последних докладах были представлены анализы произведений французской литературы: «Образ истории и романическая увлекательность в трилогии о мушкетерах А. Дюма» (П.А. Макарова, Москва) и «“Новый” сюжет в произведениях Н. Саррот» (Е.Б. Воронина, Иваново). П.А. Макарова в своем сообщении говорила о трилогии о мушкетерах А. Дюма как о примере исторического романа, где историко-культурные детали и подробности истории сочетаются в повествовании с романической увлекательностью. Исследовательница размышляла, какой образ истории создает Дюма в романах, какие приемы использует для создания этого образа, каково значение введения исторических фактов в роман, их трансформации, соединения исторических событий прошлого и аллюзий с современностью. Анализ трилогии в данном контексте, по мнению П.А. Макаровой, позволяет выделить среди особенностей исторического романа Дюма такую: по мере своего развития, не теряя других функций, присущих данному жанру, он становится носителем собственно романического интереса, увлекательным жанром с чертами популярной беллетристики. Материалом для выступления Е.Б. Ворониной послужили тексты представи-тельницы «нового романа» Н. Саррот, которая провозглашает устаревшими ос-новные категории романа бальзаковского типа. Отвергая его традиционные кате-гории – персонаж-характер, сюжет-интригу и образ всеведущего автора, – писа-тельница создает поэтику нового типа. Сюжет в ее произведениях не представляет собой рассказа о жизни героя и становлении его характера, поэтому с точки зре-ния поэтики XIX в. отсутствует. Однако фиксация внутренних состояний лично-сти, которая является основой художественного метода Саррот, подчинена еди-ной линии движения текста, построенного на ассоциативном характере мышле-ния. 16 мая заседания, проводившиеся в Институте филологии СО РАН, были разделены на две секции. Первая часть утреннего заседания секции № 1 была отведена специалистам по древнерусской литературе и литературе XVIII в. Предметом исследования Л.И. Журовой (Новосибирск) (доклад «Путь и движение в древнерусских легендарных сказаниях») стали сюжеты средневековых сказаний об иконах, основанных на мотиве путешествия сакрального предмета. На разграничении понятий «путь» и «движение» определялись некоторые особенности функционирования этих концептов в построении легендарных сюжетов. Исследовательницей был поставлен вопрос о христианской символике воды и воздуха. В докладе Т.И. Ковалевой (Новосибирск) «Видения в повествовательной структуре памятников древнерусской литературы (Киево-Печерский патерик и Житие Александра Свирского)» сопоставлялись два сюжета, входящие в состав агиографических сочинений разного типа. В данные сюжеты, как было отмечено в выступлении, включены видения, имеющие противоположное содержание: в одном описывается видение бесов в образе ангелов и беса в образе Христа (ви-дение Исакия Печерника из Слова об этом святом в Киево-Печерском патерике, XIII в.), в другом – видение святой Троицы (видение Александра Свирского из его Жития, XVI в.). Анализируя названные сюжеты, Т.И. Ковалева сделала попытку выявить механизмы повествования, с помощью которых средневековый автор «инкрустирует» видения в ткань сочинений. Доклад Л.А. Курышевой (Новосибирск) «Топонимическая легенда о Волхове в русской историографии второй половины XVIII в.: к истории формирования методологии исторической науки» был посвящен вопросу интерпретации леген-дарного материала в русской историографии второй половины XVIII в. На мате-риале топонимической легенды о Волхове рассматривался научный подход В.Н. Татищева, Г.Ф. Миллера, М.В. Ломоносова и М.М. Щербатова. Л.А. Куры-шева пришла к выводу, что на ломоносовскую интерпретацию летописной леген-ды о превращении Волхова в крокодила повлияла художественная теория приме-нения языческой мифологии в качестве поэтического тропа. В выступлении Е.Ю. Поселеновой (Кемерово) «Мотив греха в повести Н.М. Карамзина “Бедная Лиза”: этический и эстетический аспекты» основное внимание было уделено поэтике повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» в аспекте отражения нравственных моделей в художественной организации произведения. Мотив греха осмыслялся как с позиции сентименталистской эстетики, так и в ас-пекте христианского мировоззрения. Традиционное прочтение повести через ряд сентименталистских оппозиций подверглось переосмыслению. Материалом исследования Т.А. Драгайкиной (Новосибирск) «Отечественная история в восприятии поэта-сентименталиста: “Грановитая палата” Н.М. Кугуше-ва» стала малоизученная поэма «Грановитая палата» (1808) Н.М. Кугушева, кото-рый еще до публикации «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина предпринял попытку популяризировать отечественную историю, изложив ее в поэтической форме. Данное произведение представляет собой яркий пример художественного осмысления прошлого в рамках культурной парадигмы опреде-ленного времени. Т.А. Драгайкина рассматривала повествовательные стратегии автора, стремящегося воссоздать подлинные события, опираясь на летописные источники, и в то же время интерпретирующего их в соответствии с мировос-приятием «чувствительного человека» начала XIX в. Во второй части утреннего заседания первой секции были представлены доклады специалистов по литературе и искусству XIX – XXI вв. Н.Ю. Бартош (Новосибирск) в своем докладе «Модификации сюжета “Фау-ста” Гете в литературе и искусстве конца XIX – начала XX вв.» говорила об об-ращении искусства конца ХIХ – начала ХХ вв. к мифу, отметив, что в модерне происходит своеобразная ревизия так называемых «вечных» литературных сюже-тов и персонажей (Гамлет, Дон Кихот, Дон Жуан, Кармен и проч.), проявившихся в XVI – XIX вв., в эпоху «демифологизации». Не избегает, как считает докладчи-ца, подобного переосмысления и легенда о докторе Фаусте. В литературе рубежа веков к сюжету «Фауста» первым обращается О. Уайльд в романе «Портрет До-риана Грея», за ним следуют немецкие и русские писатели. Музыкальная евро-пейская фаустиана середины XIX в. во многом определяет образный и драматиче-ский строй как литературных, так и живописных работ эпохи. Как в литературе, в музыке и живописи модерна происходит глобальное переосмысление сюжета Фауста. Главным в фаустовском сюжете становится Женское начало. Н.Ю. Бар-тош приходит к выводу, что архетипический сюжет, священный брак героя с Веч-но Женственным началом, переводит действие с мелодраматического на мифоло-гический уровень, придает образам как общечеловеческий, так и иератический статус. В выступлении О.А. Мамонтовой (Томск) «Мотивный комплекс “переселе-ние” и амбивалентный хронотопический образ Сибири в цикле Н.Д. Телешова “Переселенцы”» был предпринят анализ цикла рассказов Н.Д. Телешова «Пересе-ленцы» с точки зрения мотивного комплекса «переселение» в аспекте сюжета и структуры. Данный мотив в произведении Телешова, считает автор доклада,

Скачать электронную версию публикации