Профанное и сакральное в тексте сибирской свадьбы.pdf В традиционной народной культуре семейный обряд выполняет медиумную функцию и является одним из основных средств связи сельского коллектива с миром: он выстраивает, упорядочивает, контролирует, регламентирует этико-эстетический облик сельской общины. Крестьянский народный обряд - форма системности, доступная сознанию всех членов данного сообщества, своеобразная программа деятельности, неукоснительное соблюдение которой наполняет част-ную жизнь селянина общим для социума смыслом, придает особую по содержа-нию значимость миру и человеческому существованию. Обряд не есть нечто дав-но отжившее, это необходимая неизбывная категория крестьянского сознания и бытия, а «обрядовая жизнь» коллектива - это структурированная особым образом парадигма культурного поведения. Структурируют обряд единицы различных кодовых систем. Так, например, Н.И. Толстой, считая обряд текстом, выраженным семиотическим языком культу-ры, выделяет «в нем три формы, три кода или три стороны языка - вербальную (словесную - слова), реальную (предметную - предметы, вещи) и акциональную (действенную - действия)» [Толстой, 1995, с. 23]. В обряде, по мнению Н.И. Толстого, «слова», реализующие этот код, - это единицы единого семиоти-ческого языка, некоего общего семиотического обрядового кода, подчас не имеющего вербального выражения. Этой же точки зрения придерживается О.А. Седакова, представляя обряд как невербальный текст особого типа [Седако-ва, 2004, с. 29]. Для того чтобы разграничить вербальную и невербальную сущность обряда, необходимо отличать понятия «текст обряда» и «обрядовый текст». «Текст обря-да» - явление многоуровневое. Это и совокупность знаков, кодов, которые в по-следовательном перечислении репрезентируют сам обряд (семиотический под-ход). Это и совокупность устойчивых вербальных и невербальных текстов, вы-строенных в чередовании, в последовательности (этнолингвистический подход). Вопрос о статусе обрядового текста (не как вербального сопровождения об-рядовых актов) практически не ставился до сих пор. Его специфика связана, пре-жде всего, с устной природой бытования, т.е. с существованием только в народ-ной памяти. Сегодняшняя наука признает за «устным текстом статус текста» [Чистов, 1983, с. 144], он равноправен «организованному» письменному, так как обладает информативностью, цельностью и законченностью. Обрядовый текст (ОТ) - факт вербализации народного сознания, и информа-ция об обрядах является частью «живой» коммуникации диалектоносителей. Этим объясняется идеологическая необходимость отмены пометы (устар.) в диа-лектных словарях, репрезентирующих ОТ: обрядовая лексика по своей природе не может быть устаревшей. Данный пласт лексики (обрядовые слова - ОС) нахо-дится в постоянно востребованном состоянии, так как необходимость воспроиз-ведения идеальной модели мира перманентна в круговороте крестьянской общин-ной жизни. Эта лексика является практически генетическим инструментом: а) обнаружения и утверждения родового человека в природно-социальном мире (самоидентификации); б) установления регламентированных народной культурой отношений с этим миром; в) преодоления вечного нравственного конфликта по-колений через естественное включение человека в обрядовую парадигму общины с самого его рождения; г) долженствования человека в функциях консерватора и транслятора родовой памяти как залога витальности этноса. Под ОТ понимается знаковая сущность, рассмотренная с позиций лингво-культурологии, т.е. ОТ - вербально самодостаточный феномен, выстраивающий один из ключевых необыденных моментов личной биографии традиционного члена крестьянской общины, соотнесенный с практикой целого коллектива. Эта универсальность личного опыта закрепляется в высказываниях типа «раньше свадьбы справляли, гуляли», «раньше-то свадьбы на масленну гуляли», «а у нас в деревне…», «меня шесть женихов сватали…». ОТ опирается на собственные словесные средства, главным из которых явля-ется лексема, наделенная культурной коннотацией. ОТ имеет внешние устойчивые показатели. 1. Повторяется в узловых моментах почти дословно представителями доста-точно большой территории Томской и смежной ей Кемеровской областей. 2. ОТ клиширует устойчиво повторяющаяся «терминология обряда», т.е. те ключевые слова, которые обозначают этапы обряда (рукобитие, сватовство, венчание, девичник, свадебный стол и др.), его участников (бояре, тысяцкий, дружка, сватья и др.), а также ритуальную пищу, одежду и пр. 3. Характеризуется тем, что в высказывании, актуализирующем обряд, всегда акцентируется необходимость процедурности. Даже если смысл и цель этих про-цедур утрачены данным членом крестьянского сообщества, он сохранен в бессоз-нательной форме как целевой: похороны и поминки - облегчить путь покойника в иное бытие; свадьба - создание на условиях договора крестьянским миром новой семьи и прогнозирование ей счастливой, богатой жизни, сохранения этой семьи для деревни. 4. Членится, сопровождается комментариями (вербальными - невербальны-ми и наоборот), информант показывает венчальное платье, форму, в которой пек-ли свадебные пироги и т.д., таким способом устанавливает объем коммуникации, прекрасно понимая, что у представителей инокультуры, коими являются собира-тели языкового материала, за словом закреплены совершенно другие представле-ния (Курники…ну курники это мы сами делали. Курник - это знаете, какой кур-ник - он испечён из мяса. Счас покажу вот даже форму. Вот каки курники. Вот в такой форме (показывает круглую, как для кекса, форму) (Зыр.), имеет типы «ре-чения»: описание (рассмотрение, оценивание, акцентирование, характеристики и т.п.) и повествование (о процессах, действиях, в которые вовлечены участники обряда). Следует отметить отсутствие в ОТ рассуждения, так как в обряде «рабо-тает» в первую очередь коллективное бессознательное: «так положено» снимает вопрос «зачем». Таким образом, ОТ - нарративный по форме - это народное словесное про-изведение, выстроенное по определенным законам, являющим собой упорядочен-ную, регламентированную сущность, специфика которой заключена в последова-тельном его разворачивании посредством введения обрядовых слов (ОС) (под-робнее об этом см.: [Банкова, 1998, с. 22-34]), которые являются текстопорож-дающими. В таких текстах очень важны слова-определители следования одного эпизода за другим: Невесту здесь не выкупали. Сосватают придут, еслиф просватают, свадьбу гуляли. Сначала назначали её, свадьбу- ту. От жениха должон быть дружка, а от невесты - сваха. Девичник - завтра свадьба. Созывали подруг. Гармошка была. Придано готовилось: подрастёт девка, покупают ей сундук. Таки шубы, пальто, жакеты кладут. Яшшик покупали, кисьмой [тесьмой] уб-ран, хоть кисьма однотонная, шёлкова, блестящая. На следующее утро - свадь-ба. Девка готовится, а жених приезжает. Дивно подвод: сначала дружка, по-том жених со свахой, с тысяцким. Дружка всей свадьбой руководил. А тысяц-кий, не знаю что делал. Бояре были - это почётные гости. Потом невеста пе-чёт пирог, а жених идет с водкой, подаёт. А кто-нибудь идёт за ними с подно-сом. На него подарки кладут; Назавтра стряпка несёт пирог. И ей уже ложут на него. О-о! Свадьба по целым неделям была. По всем дворам ходют. Редко ка-кой напьётся. За столы не садились. Всё подают на этот стол. Человек подо-шёл, выпил, закусил и опять отошёл. Раньше венчальное, чайное и визитное платье обязательно были. В чайном невеста гостей чаем поила. А в визитном вечером была. А жених всё в одном. У нас своя церковь была, а поп жил в Нары-ме. Еслиф его тут не было, в Нарым ездили венчаться (Пар.). (В приведенном ОТ подчеркнуты определители следования эпизодов, выделены жирно обрядовые слова - ОС). ОС «ведут» воспоминания и являются вехами, опорами памяти о деталях, субъективных переживаниях повествователя. За обрядовыми лексическими еди-ницами закрепляются целостные представления об идеальном, и, с одной сторо-ны, в совокупности (во всем тексте), с другой - в архитектонике (строй обряда) они конструируют магический смысл представляемого обряда. Магический смысл и есть выражение того бытийного уровня, который сформировался в результате преодоления границ бытового, закрепленного в профанных по своей природе предметах, процессах и их наименованиях (платок (завязать молодуху плат-ком), плашка (ходить по плашке), лавка (перепрыгивать через лавку), коса (заплетать/расплетать косу/косы) и т.п.). Следовательно, бытийный уровень освоения идеальной модели формируется не собственно через нарратив, а через обрядовые слова как исходный материал для сакрализации. ОС имманентны глу-бинные представления об уровнях мироустройства, вплоть до архетипических. Эти лексические единицы сакрализуют мир на разных уровнях: архетипическом (исконном), символическом (нематериальном), регламентирующем (процедур-ном). Под символическим уровнем сакрализации мира следует понимать результат перевода предметного мира в духовно-этическую его ипостась. Не все предметы материального мира обладают этим свойством. Народным сознанием определен оптимальный реестр объектов вещного мира, и лексические единицы, номини-рующие их корпус, наделяются доминантным символическим значением. Напри-мер, (невестин) сундук уже не столько ящик, сделанный из деревянных досок для хранения вещей, сколько вместилище приданого, закрытое для посторонних глаз, показатель состоятельности невесты. Именно сундук (обрядовое (символическое) значение слова - приданое невесты) торжественно везут в дом жениха специаль-ные люди - приданщики. Отсюда выражения «сундук готовить», «богатый сун-дук», «с каким сундуком пойдешь замуж» (Тебе, Саша, в девках недолго сидеть, тебе сундук надоть готовить, жениха искать (Том.). В современной науке понятие о профанном и сакральном связывают с теори-ей М. Элиаде [Элиаде, 1994; 1999], причем сакральное - ключевая категория фи-лософии ученого - используется в качестве онтологического термина. Сакральное у М. Элиаде относится к онтологически объективной реальности и толкуется как упорядоченный мир (космос), который противостоит хаосу: сакральное подводит-ся под понятие «жизнь». С именем М. Элиаде прочно ассоциируется и такое по-нятие, как иерофания (введено ученым для обозначения акта обнаружения свято-го в чувственно доступной форме), которая провозглашает уникальность положе-ния человека, открывшего в акте иерофании абсолютную реальность. Таким обра-зом, как утверждает культуролог, из небытия возникает бытие, из хаоса - космос, и иерофания становится онтофанией. Предметы, обнаруживающие инобытие, становятся сакральными, и человек перестраивает свое существование, выделяя из мирского (обыденного) существования сакральный образ жизни. Ориентация на встречу с сакральным и стремление интерпретировать экзистенциально значи-мое как иерофанию не исчезает в связи с деформацией традиционного (архаиче-ского) сознания. По мнению ученого, современный человек под влиянием зало-женных в нем бессознательных образцов сакрального создает скрытый мир, кото-рый существует рядом с профанными областями жизни и является частью совре-менной цивилизации [Элиаде, 1994]. Универсальность бытия архаического человека проявляется в процессе пере-воплощения обыденной (бытовой) вещи в сакральный предмет, а манипуляции с предметом - в сакральные действа (в иерофанию, по М. Элиаде: «иерофанией может становиться все, что угодно, и … не найдется, пожалуй, такого предмета, существа, растения и т.д., которые бы в определенный момент истории и в опре-деленной точке пространства не обретали бы сакральную ценность» [Элиаде, 1999, с. 80]). Эту мысль подтверждает анализируемый лексикон сибирских се-мейных обрядов. Так, например, особой магической силой всегда наделялись многие предметы утвари крестьянского жилища, их появление в установленном порядке призвано проявить и усилить эту магию (квашня, ковш, самовар, стакан, чашка, сундук и др.). Интересна в этом контексте подача материала в энциклопе-дии «Русская изба». Словарные статьи работы, представляющие предметы, «насе-ляющие» крестьянский дом, кроме сведений о моменте появления их в быту, со-провождаются «историями», рассказывающими об обрядовой «жизни» обиход-ных вещей [Домашняя и хозяйственная утварь, 1999]. Диалектика проявления профанного и сакрального заключается в особом от-боре, выделении и, наконец, различении предметов в ряду других. Крестьянская мысль, не разграничивающая бытового и бытийного, четко отделяет предмет, имеющий «повышенную сакральность» (термин М. Элиаде), превращая его в он-тофакт. Такие предметы открывают человеку сосуществование двух противопо-ложных сущностей: профанного и сакрального, материи и духа, не-вечного и веч-ного [Элиаде, 1999, с. 79]. Практика для индивида, прошедшего через обряд, уже не имеет магического смысла, но интерпретация собственной жизни через обрядовые культурные коды, объективированные языком, - это уже интерпретация сакрального. В рассказах-воспоминаниях, актуализирующих обряд, неизменно присутствуют лексические единицы, его репрезентирующие. Таким образом, ОС является фактом миросо-зерцания, а обрядовый лексикон в своей совокупности выстраивает идеальную, «заговоренную» модель человеческого бытия. Обрядовый лексикон, содержащий в структуре значения его составляющих сакральный компонент, возможно разделить на следующие группы: 1) собственно сакральные лексические единицы; 2) потенциально сакральные; 3) ситуативно сакральные. Собственно сакральными (сакральный [лат. sacer (sacri)] - священный, от-носящийся к религиозному культу и ритуалу; обрядовый) являются лексемы, тра-диционно относимые к терминологии обряда. Такие единицы имеют в среднеоб-ских областных словарях помету «устаревшее» (список условных сокращений Среднеобских диалектных словарей см. в конце статьи). БОЯРЩИК, а, м. Устар. Участник свадебного обряда. - Все бояры невесту дарят деньгами… Приданщик, боярщик (Том.); БОЯРЫШНИК, а, м. Устар. Гость, участник свадебного обря-да. - А на свадьбе - то шофер был. Шофер - это вот ездили свадьбу когда. Еш-шо малый боярышник был и большой боярышник. Я уж не помню, что они делали-то на свадьбе (Пар.) [СС, т. 1, с. 30]; БАБИТЬ, БАБНИЧАТЬ, БАБСТВОВАТЬ. Устар. Принимать роды, быть повивальной бабкой. - Бабила. Она родила, за ней надо ходить, печь топить. У меня золовушка пошла бабить в девятнадцать лет: в баню поведёт, поправить всё… Кто ходит за роженицами - баба, бабит; До Советской власти роды принимала баушка, баушка бабничат; Бабствовали. Хо-роши бабушки были [ПССГ, т. 1, с. 32]; ТЫСЯЦКИЙ, ого, м. Устар. Главный рас-порядитель в старинном русском свадебном обряде. - Дружка, боярин этот… тысяцкой был, свахи. Тысяцкой с женихом рядом как старший; Собирают ты-сяцкий, это хрёстный жениха, дружка руководит свахой; Тысяцкий - какая-нибудь родня, брат либо чё-нибудь; И вот едут тысяцкой, дружка, подружье тама - ка. Тысяцкий, ну хрёсный этот, его, женихов, хрёсный, ну богатый он - тысяцкий-то, хрёсный много дарит [ВС, т. 7, с. 100]. Собственно сакральные лексические единицы в ОТ обозначают следующее: 1) обрядовые акты: браньё (Невеста у отца живёт, потом браньё, жених берёт невесту, у ней тётка, сваха, едут с ней на браньё, чай пьют, жених берёт с собою кого-нибудь. Отец и мать его ждут, после бранья едут в церковь, а там едут к родителям и песни пели (Колп.); девичник (Да, девичник был. Собирается вечер, всё увидишь - свадьбишна молодёжь, девушки, ребята. Свои, родные (Мол.); запой (Меня сосватали, запой сделали. Всю родню собирают. Уй, гулянки сколько! (Колп.); отпущенье (Стол в отпущенье. Жених с невестой сидят рука в руку и не кормят их к венцу (Том.); рукобитье (Рукобитье - это когда приехали свататься родители, когда высватают, приходит жених, делают рукобитье, полотенцем им руки накрывают (Том.) и др.; 2) их исполнителей: (к ним относятся названия свадебных чинов): дружка (дружко) (Приедут брать, такой человек - дружко, как поговариват - заслу-шатся), младший боярин, старший боярин (Встают из-за стола, сперва млад-ший боярин, потом старший боярин, они богатеньки, родня (В.-Кет.); тысяцкий (Раньше назывался друг главный жениха, был тысяцкий, а теперь - не знаю. А еще подтысяцкие были, бояра там всякие, сватья, провожатки всякие там раз-ные (Пар.) и др.; а также участников обряда: сваха, крестный, провожатка, приданщик (На невесту одевается уваль хороша. Был дружка и его помощник тысяцкий. Свахи с мужниной стороны. Бояры. Знакомство. Дальне родство, за чужими, за чужими. Приданщик едет с приданым. Раньше говорили: «Свадьба бежит» (Молч.); постельник (Дружка едет передом, свадебный поезд за ним идёт, постельник везёт приданое (Кем. Лен.-Куз.) и др.; 3) обрядовые кушанья: курник (К свадьбе готовились, курники стряпали - с мясом пироги. Он такой хороший, жирный, с салом быват (Зыр.); хлеб-соль (Нас мама с отцом встречали. Этот хлеб с солью, и именно чё-то, ешо чё на тарелке стоит? Полотенце, на полотенце хлеб, а на хлебе - соль, солонка (Пар.) и др.; 4) предметы одежды и имущества: уваль (А ето на голову, раньше звали уваль, а потом это венцы такие, из воска деланы, белые, красивые такие, как венчик надевали ей, это как это, венчаться, а потом в церкву везут их (Пар.); приданое (В Мохинский был магазин. Купила на платье. Надо придано завесть: наволочку такову, постельку, исподняя холщова, сверху тикова наволочка. При-дано две подушки и постеля, полотенцы двенадцать было (В.-Кет.). Значение собственно сакральных ОС устойчиво (неконтекстуально), такие лексические единицы не имеют общерусских однословных синонимов. Потенциально сакральные - лексические единицы, становящиеся сакраль-ными только в контексте обряда, их обрядовое значение контекстуально обуслов-лено. Именно в значениях слов, объединенных в названную группу, можно на-блюдать движение от профанного к сакральному. Семантика потенциально са-кральных единиц фиксирует специфику народного сознания, которое, не видя разницы между вещью и словом, извлекает из достаточно ограниченного про-странства собственного дома предметы, способные воплотить идею идеальной жизни. В этот круг вовлекаются и части дома, и предметы убранства жилища, и хозяйственная утварь, и предметы обихода, словом, все то, что составляет обы-денную, бытовую жизнь крестьянина. Архаическое сознание видит за предметом и словом, его поименовывающим, другие миры, глубина и объем которых не под-властны современному сознанию. Механизм сакрализации заключен в стремле-нии придать онтологический статус предметам и действиям окружающего мира, а слово, наделенное в результате действия этого механизма сакральным значением, становится онтофактом. Сакральными, как утверждал М. Элиаде [Элиаде, 1999], могут стать какие угодно единицы. Сибирский диалектный материал дает бога-тейшую базу, демонстрирующую итог изменения семантики слов в акте сакрали-зации. Например, ритуальными становятся наименования напитков, таких как водка [Банкова, 2004, с. 199-202], пиво, чай, а в их значении реализуется сакраль-ный коннотативный компонент. Так, чай, появившийся на столе сибирского кре-стьянства уже в XVII в. (в Европейской части он медленно входил в обиход) [Ли-пинская, 2003, с. 367], стал свадебным ритуальным напитком, подававшимся во время рукобития, утром до выкупа косы и венчания, а затем наутро после свадеб-ного пира: Вот мы приехали, на стол ладят чай, раз она за него желат пойти, значит уж принимают вино, значит уж в согласии, родители ставят самовар (Кем. Юрг.); Спрашивают невесту: желает пойти? Желает - ставят самовар, чаем угощают, выпьют по рюмочке (Том.). Таким образом, потенциально са-кральная лексическая единица имеет корни в материальной жизни, где закрепля-ется словом; попадая в пространство свадьбы, она утрачивает собственно матери-ально-бытовое значение и назначение, как бы развоплощается и становится сим-волом. Обретенная таким способом символика и есть обрядовое значение данной лексической единицы в конкретном эпизоде обряда. Это доказывает, что коннота-тивный сакральный компонент значения в данном контексте становится ведущим, оттесняя на периферию денотативный. Так, Д.Б. Гудков, размышляя о структуре значения двусторонних прецедентных имен, утверждает, что подобные единицы нельзя рассматривать как полисемичные в «классическом» их понимании. По его мнению, между их коннотативными компонентами складываются иные отноше-ния: при любом употреблении оба значения представлены одновременно [Гудков, 2003, с. 175]. Реализуя свой сакральный компонент через символ, потенциально сакральное слово начинает определять целый массив понятий, производных от него. Например, для церемонии угощения чаем на следующий день после венча-ния предназначалось специальное чайное платье: Раньше венчальное, чайное и визитное платье обязательно было. В чайном невеста гостей чаем поила, а ви-зитном вечером была. А жених всё в одном (Пар.). Не утратив свой денотативный компонент - ароматный горячий напиток, настоянный на листьях чайного дере-ва - лексема чай в эпизоде рукобития символизирует согласие невесты на брак и начало свадебных церемоний. Следует отметить, что горячий чай, популярный напиток в Сибири, полностью исключался из поминальной трапезы [Домашняя и хозяйственная утварь, 1999, с. 350]: А чай у нас на поминках не пили, компот, ки-сель, нет, чай не подавали (Пар.). Приготовление пива, другого популярного на-питка в крестьянской среде, имело ярко выраженный сакральный характер. «Пиво варилось в тех случаях, когда актуализировались связи со сферой чужого, с иным миром, оно выполняло здесь посредническую функцию» [Там же, с. 169]. Исполь-зовалось пиво и при переходе в новый дом, на поминках, крестинах, но в сибир-ской традиции оно было сугубо свадебным напитком: Свадьбы красиво справляли. Пиво варили и хмелем заквашивали - запашистый такой [ВС, т. 6, с. 99]; (Подго-товят пива, бедно жили, водки-то мало брали, денег-то не было (Асин.). Изго-товление пива сигнализировало о подготовке семьи к свадьбе, что напрямую вы-ражает фольклорная песня Томской области: «Расплакалась красна девица, да Красна девица Настасьюшка. - Дорогая моя мамонька, да Для кого вы пиво ва-рите? Для кого вы пиво варите, да То ли сына женить хотите? То ли сына нынче жените, да То ли сноху в дом принимаете? [Пархоменко, 1985, с. 29]. Итак, по-тенциально сакральные единицы, называющие напитки, порождают устойчивые выражения, которые можно отнести к терминологии обряда. Это же движение от профанного к сакральному можно наблюдать и в группе имен, обозначающих вещный мир крестьянского дома. Сибирская крестьянская изба, наполненная ограниченным количеством вещей, по праву демонстрирует идею универсализма в традиционной культуре. Приобретение хозяйственной ут-вари носило в сельской среде чисто практический характер, но важные вехи чело-веческой жизни знаменуются превращением утилитарной вещи в вещь символи-ческую. Если в быту, в обыденной жизни, преобладает вещепользование, то в об-ряде идет вещетворение, т.е. обыденные предметы переходят в область духовную, идеальную. Здесь и реализуется уровень семантики вещи, который В.Н. Топоров назвал «веществование» [Топоров, 1995]. Обряд «как бы высвечивает ту сторону вещей, действий, явлений, которые в обыденной жизни затемнены, не видны, но на самом деле определяют их истинную суть и назначение. Отсюда и двойствен-ность всех явлений, способность быть чем-то одним в быту и совершенно другим в ритуале, та двойственность, которая обеспечивает удивительное переключение с уровня ежедневной жизни, забот и рутины на уровень актуальных ценностей» [Байбурин, 1993, с. 17]. Предметный мир, причастный к обряду, в определенный момент проясняет совершенно иной компонент своей семантики, что отражается на значении слова, его называющего. Так, например, иголка - «тонкий металли-ческий стержень, предназначенный для шитья», - в свадебном обряде символизи-рует трудолюбие и усердие невесты, а также эти же качества подруг, помогавших ей готовить приданое: иголки показывают (показывать иголки), их покупают (по-купать иголки): А девки соберутся, шьются, наломают иголок и в блюдечко скла-дут. Говорят: иголки куплены, платите, покупайте иголки (Кем. Яйск.); Ну тут невеста выходит, иголки показывает, какая она трудолюбивая, аккуратная (Пар.). Еще пример: ящик - «вместилище четырехугольной формы обычно из досок для укладывания, хранения чего-л., сундук» - непременный атрибут прида-ного невесты, который символизирует степень зажиточности семьи: Пришли сва-тать, а я говорю: «Мне бы калым надоть. Яшшик купить, махры - то куда скла-дывать, к венцу на платье надо купить». Ничё ж не было. Вот так жили, только небо коптили. Они согласились (Шег.); Яшшик принесут, а в нём - приданое. На-чинают заправлять койку [ВС, т. 7, с. 360]. Следовательно, истолковать обрядо-вую единицу ИГОЛКА ПОКАЗЫВАТЬ (СЛОМАННЫЕ) ИГОЛКИ возможно следующим образом: Этап обряда, знаменующий собой завершение Девичника, и своеобразный отчет невесты перед женихом накануне венчания как доказательст-во ее трудолюбия, усидчивости в подготовке приданого, а также готовности вы-полнять женскую работу в семье мужа. По аналогии толкуется словарная единица ИГОЛКА ПРОДАВАТЬ (СЛОМАННЫЕ) ИГОЛКИ: Требовать у жениха плату за помощь в подготовке приданого: А девки те иголки так не отдадут, продают их. Жених им ложит деньги или каки-то подарки (Зыр.). «Сакральность хлеба определила и особый статус утвари, связанной с приго-товлением хлеба. Сито, квашня, хлебная лопата и другие предметы требуют к се-бе особого отношения» [Байбурин, Фрадкин, 1996, с. 277]. Так, слово квашня («деревянная кадочка или другая посудина для заквашивания теста») породило название сибирского ритуала садить на квашонку, значение которого находится в ряду других ритуалов (окручивание, надевание платка, завязывание его по-бабичи и пр.), связанных с «превращением» невесты в молодуху, а также как приобщение невесты к хозяйству. КВАШОНКА САДИТЬ (НЕВЕСТУ) НА КВАШОНКУ: Ритуал приобщения невесты к хозяйству. - А когда выкупят, не-веста вылазит из-за стола к жениху. Жених садится за стол. Тогды долго гуля-ют и только потом едут к жениху. Там долго гуляют. А потом уже содют не-весту на квашонку, снимают венок и заплетают две коски. А невеста плачет (Шег.). К региональным среднеобским следует отнести ритуал выкупать шуб-ника, в основе поименования которого лежит представление о мехе как символе богатства. Этот символ актуализируется и в эпизоде рукобитья, и во время про-дажи косы, и в момент встречи молодых родителями, когда молодых садят на шу-бу в знак пожелания им богатства: Отец невесты и жениха одевали шубы, вста-вали друг против друга и били по рукам с приговором: «Жить да богатеть, друг друга любить» (Колп.); Брат невесты - шуба вывернута, сидит, шубой торгует, выкупает шубника (Шег.). К потенциально сакральным ОС относятся названия частей дома, выпол-няющих функцию границы (ворота, окна, двери, матка и т.д.; они порождают устойчивые выражения, обозначающие различные этапы обряда: стучать в две-ри, заламывать ворота, садиться под матку и др.): Поддружье был, дружке помогал. Свадебный поезд едет, перед ним ворота заламывают, выкуп просят. Самогонки там или водки (Том.); Поезд приедет за невестой, они и заламывают ворота, ставят палки, чтобы им поставили вина, когда выставят водку, тогда откладывают ворота (Том.), а также наименования предметов, символизирую-щих границу между миром жениха и миром невесты (верёвка, лавка и т.д.): Раньше невеста ходит по лавке, жених внизу стоит, юбку держит. Невеста приговаривает: «Хочу - скачу, хочу - нет» (Пар.); Брагу жених возил. Натянули веревку через дорогу, чтобы [гости жениха] выпить дали. Чтоб подали, что не-весту повезли (Пар.); Запирают ворота и не пускают, а они выкупают: надоть пива, денег, а у жениха протягивают веревку (Кем. Лен.-Куз.). Кроме имен, обозначающих вещный мир, к потенциально сакральным отно-сятся глаголы, обозначающие важные ритуальные действия. Например, глагол ШИТЬ, ШИТЬСЯ в контексте свадебного обряда наделяется значением «готовить приданое невесты»: Придут, невесту высватают, пропьют. Потом, после сва-товья, девки ходют, шьют, вяжут (Шег.); Раньше невеста себе приданое гото-вит. Девок к себе на посиденки собирает, девки шьют, вяжут (Кож); Девки у невесты шьются, потом к венцу ведут (Кем. Крап.) и становится мотивирующей единицей существительных ШИТНИЦА «подруга невесты, помогающая готовить ей приданое»: Девки долой из-за стола сразу. Жених дарит их. Берёт тарелочку, на ней подарки шитницам. Которая лучше шила, той получше платок (Том.) - и ШИТНИК «ритуал, посвященный подготовке приданого для невесты»: Шитник - это когда девки шьют. Невеста сидит, а девки шьют (Кем. Лен.-Куз.).Таким образом, кроме устойчивых выражений, потенциально сакральные единицы вы-страивают мотивационно связанные пары. Потенциально сакральный глагол ПЛАКАТЬ, обозначающий обязательное ритуальное действие невесты, которая таким образом символически прощается с родным домом, девичьей красотой и свободой: кроме устойчивых словосочета-ний, второй член которых наречия, называющие способ действия «приговари-вая»:ПЛАКАТЬ ГОЛОСОМ: А потом когда к венцу готовятся уж, тебя оде-нут, девушки станут, тебе косу расплетут. А мать родна да сестры плачут голосом. Расплетите мне девью косу, девью косу. Плачут, плачут, плачут. Пла-кали, рыдали раньше, как замуж шли. Особенно когда сирота невеста. Невеста плакала, на улицу выйдет, голосит, приговаривает. Отдают ее замуж, она пла-чет: «Хорошо тебе, мамонька, ты за папоньку вышла и живёшь, а меня за дя-деньку выдают - вдруг он драться будет» (Шег.); ПЛАКАТЬ С ПРИЧЁТОМ: И невеста наплачется. Горькими, расплетают когда. И горькимя плачет с при-четом (Том.); вступает в синонимические отношения с глаголами ПРИЧИТАТЬ, ВЫТЬ (ГОЛОСОМ), ГОЛОСИТЬ напрямую обозначающими «исполнять обрядо-вые песни - плачи по поводу смерти, замужества» [ВС, т. 6, с. 407]: Потом стали косу расплетать. А я-то причитаю: «Родила ты, моя мамонька…». А я плачу, плачу, да не могу уняться плачу. Я опять причеты (Шег.); а также «плакать в го-лос, причитать над покойником, умершим» [ВС, т. 1, с. 297]: Невесте расплета-ют косу, а она воет голосом. Начинает обычно словами: «Родные мои подру-женьки, расплетите мою русую косыньку» (Том.), что еще раз иллюстрирует прочную семантическую параллель между некоторыми свадебными эпизодами и похоронами. Ситуативно сакральными являются лексические единицы, принадлежащие нескольким обрядам. Они имеют свою собственную историю, свой сюжет, свою неповторимую жизнь в каждом обряде или ином тексте (фольклорные жанры, ритуальные действа). Попадая в него из обиходного мира, эти лексемы обеспечи-вают данному тексту небытовое содержание, являются средством сакрализации всего, что связывается с ними в сюжете, этапе или фрагменте ОТ. К ним относят-ся такие единицы, как полотенце [Банкова, Калиткина, 2000, с. 136], веник, печь, пояс и др. Обоснование различий терминов «текста обряда» и «обрядовый текст» по-зволяет выделить в качестве объекта собственно лингвокультурологическое со-держание обряда и отграничить от него объекты внимания этнолингвистики, эт-нологии и семиотики. ОТ, повествовательный по своему происхождению, являет собой выражение коллективного онтологического мирообраза, сохраненного как в бессознательном, так и практически прожитом отдельными его носителями вари-анте. Раскодирование, интерпретация его содержания на уровне лексикона позво-ляют выстроить достаточно стройную классификацию, охватывающую практиче-ски весь массив обрядовой лексики. Распределение в процессе реконструкции всего языкового корпуса ОТ по специфике вхождения в процесс превращения профанного мира в сакральный дает некий универсальный механизм декодирова-ния культурных смыслов ОС, обнаруживающих в своей природе ту глубину, ко-торую можно квалифицировать как архетипическую. Список условных сокращений СС - Среднеобский словарь (Дополнение) / Под ред. В.В. Палагиной. Ч. 1-2. Томск, 1983-1986. ПССГ - Полный словарь сибирского говора / Под ред. О.И. Блиновой. Т. 1-4. Томск, 1992-1995. ВС - Вершининский словарь / Под ред. О.И. Блиновой. Т. 1-7. Томск, 1998-2002. Томская область: Пар. - Парабельский район Колп. - Колпашевский район Мол. - Молчановский район Том. - Томский район В-Кет. - Верхнекетский район Асин. - Асиновский район Зыр. - Зырянский район Шег. - Шегарский район Кож. - Кожевниковский район Кемеровская область: Кем. Лен.-Куз. - Кемеровская область, Ленинск-Кузнецкий район Кем. Юрг. - Кемеровская область, Юргинский район Кем. Яйск. - Кемеровская область, Яйский район Кем. Крап. - Кемеровская область, Крапивинский район Кем. Мар. - Кемеровская область, Мариинский район

Скачать электронную версию публикации