Местоимения «ты» и «Ты» в языке поэзии и философии.pdf Поэзия использует личные местоимения, в частности местоимения второго лица, гораздо чаще, чем любые другие формы речи, что дает возможность иссле-дователям «сопоставить лирику с бытовой или ораторской речью, письмом, мо-литвой, заговором» [Левин, 1998, с. 467]. Но и в философских, особенно религи-озно-философских текстах, и собственно теологических текстах личные место-имения, хотя, может быть, и менее частотны, чем в поэзии, несут не менее важ-ную структурно-семантическую и текстообразующую нагрузку. При этом необ-ходимо иметь в виду, что, если взаимоотношения форм 1-го и 2-го лица в поэти-ческом тексте получили достаточное освещение в лингвистической и лингвопо-этической литературе (Г.О. Винокура [1990], Ю.И. Левина [1998], Я.И. Гина [1996], Б.А. Успенского [2007]), то особая местоименная форма Ты в поэтическом и философском тексте (или в семантическом плане Ты как вариант местоимения ты), а также взаимоотношение ты и Ты и его более сложное развитие в я-ты-Ты специально не рассматривались. Местоименная поэтика ряда поэтических и фи-лософских текстов XX - XXI века выдвигают на первый план именно эти отно-шения. В традиционных русских поэтических текстах ты читалось как обращение к любому адресату, а Ты - как обращение к единственному адресату - Богу: «Меч-тали мы, мечтанья разлюбя. // Так - суждена безрадостность мечтанья // За-бывшему Тебя» [Блок, 1961, с. 46]. Несмотря на то, что во второй половине XX века соотношение ты - Ты усложняется, Ты продолжает выполнять функцию ад-ресата, обращения к Богу и в значительной степени именования Бога. Можно ли считать ты и Ты омонимами? Вряд ли, так как их значения недостаточно разо-шлись, и Ты, несмотря на то, что может однозначно указывать на Бога, сохраняет очень многие особенности ты как личного местоимения. Категория лица в личных местоимениях может пониматься коммуникативно, семантически и референциально [Арутюнова, 1992, с. 208]. В трактовке соотно-шения я-ты-Ты и его вариантов в философском и поэтическом тексте, в отличие от рядовой речевой ситуации, особую роль играют семантическое и референци-альное понимание лица. Говоря о семантике местоимений 2-го лица, можно ут-верждать, что как местоимение ты, так и местоимение (вариант) Ты несет неко-торую информацию (прежде всего о семантике личности), которая не зависит от контекста, и их значение не исчерпывается указанием на адресата и не меняется от одного акта речи к другому. Тем не менее, необходимо сказать, что местоиме-ние Ты, в отличие от других местоимений, в том числе ты, закреплено за опреде-ленным референтом. Местоимение Ты своей семантикой нарушает положение о том, что «нельзя сказать: Моя дорогая ты… постулируемая особенность ме-стоимений - не раскрывать того уровня характеризации актанта ситуации, который они сами приписывают участнику события, а только указывать на то, с кем из коммуникантов идентифицировать участника события» [Селиверстова 1988, с. 36]. В поэтическом тексте современной поэтессы Ю. Идлис «дорогой Ты, // пишу Тебе письмо в надежде // и раздумьях // просто от нечего сказать» [Ид-лис, 2006, с. 56-57] местоимение Ты, однозначно употребляющееся как обраще-ние к Богу, допускает определение; таким образом возможно дорогой Ты по ана-логии с Ты всемогущий, всемилостивейший Ты - как обращение Господи, в то время как подобные же сочетания в обращении прилагательного дорогой с лич-ным местоимением ты невозможны. Информация о социальном статусе референтов включается «в первую оче-редь в значение местоимений 2-го лица, которые во многих языках оказываются наиболее дифференцированными по соответствующей категории» [Арутюнова, 1992, с. 198]. В оппозиции я - Вы и я - Ты прописная буква наделяет высказыва-ния в сходных конструкциях прямо противоположной семантикой социальной дистанции. Если Вы (по сравнению с ты) маркирует отстранение говорящего от адресата, то хотя и употребление формы Ты, как и Вы, связано с категорией «‘вежливость’, т.е. адресат иерархически выше говорящего» [Плунгян, 2003, с. 259], форма Ты (по сравнению с ты) - напротив, маркирует сокращение дис-танции между говорящим и адресатом: «экзистенциально ноуменальное бесстыд-ство - ответ Богу на Его вопрос мне: где ты? Я здесь, перед Тобой, нагой, каким Ты и создал меня» [Друскин, 2004, с. 313]. В языке поэзии и философии ты-Ты - это своеобразная парадигма. Отноше-ние между ты-Ты присутствуют в двух основных вариантах: с одной стороны, это ты встроенное в Ты, то есть Ты содержащее ты: «Столь одиноко думать что, // смотря в окно с тоской, // там тоже Ты. В чужом пальто // Совсем-совсем дру-гой» [Аронзон, 2006, т. 1, с. 200-201]. Ты в стихотворении Елены Шварц: «Из жи-вого вырезала бы тела я - // Сотвори из него мне только Ты // Друга верного, мелкого, белого» [Шварц, 2002, с. 95] возможно интерпретировать двояко: одно-значно как Ты или, имея в виду последующий контекст, как Ты, включающее ты. С другой стороны - это ты, скрывающее (имплицирующее) Ты, форма ты, обнаруживающая присутствие Ты: «Откровение “ты”» [Франк, 1990, с. 347]. Последнее отношение было центральным в средневековой лирике, но и философ-ские тексты XX века, рассматривая ты как понятие, декларируют возможность и необходимость наличия в ты Ты. У Якова Друскина: «Если же мать видит в ре-бенке будущее ты, сотворенное по образу и как подобие Божье» [Друскин, 2004, с. 322]. Местоимение ты, скрывающее (имплицирующее) Ты, формула ты + Ты, может присутствовать почти в любом обращении, даже шуточном: «Я в нём ищу тебя, хоть нет тебя нигде, // нет оттого, что как-то за трубой // ты слился с небом, столь ты голубой» [Аронзон, 2006, т. 1, с. 166]. Если ты представлено как Ты, то в философском тексте и эта форма наделяется свойствами цельности, не-разложимости, неделимости: «Какой же опыт человек получает от Ты? // -Что же тогда человек узнает о Ты? // - Только все. Ибо он больше не узнает о нем ничего по отдельности» [Бубер, 1995, с. 21]. В поэзии некоторое звучание Ты появляется и благодаря ритмическим акцентам и синтаксической изоляции ты: «Мгновение // Ты // Шли годы // Мгновение // Ты» [Сапгир, 1999, с. 202]. Воспри-ятие ты как Ты у Генриха Сапгира, безусловно, поддержано прописной буквой, которая появляется не в стилистически заданной позиции, а как будто обусловле-на обязательностью (системностью) прописной буквы в начале строчки в данном цикле. Позиция начала строчки способствует инкорпорированию Ты в ты, что делает этот прием характерным для поэтического текста. Казалось бы, стихотво-рение обращено к ты - конкретному адресату, однако частотность Ты, появляю-щегося с большой буквы в начале строчки, говорит о том, что семантическая структура местоимения этим не исчерпывается: Ты где? Ты здесь и там [Аристов, 2005, с. 108]. Инициалы, сакрализующие семантику «ты» благодаря тому, что Ты стоит в начале строчки и поэтому пишется с прописной буквы: «В двух шагах за тобой рассвет. // Ты стоишь вдоль прекрасного сада» [Аронзон, 2006, т. 1, с. 216] - вы-являют импликацию Ты, хотя из контекста и из формы за тобой как будто оче-видно, что это ты. Наличие встроенного обращения к Ты подчеркивается послед-ними строчками стихотворения «Дай нам Бог в этот миг умереть // и, дай Бог, ничего не запомнив» [Там же]. Наличие Ты в ты было заявлено еще Мартином Бубером; по мысли филосо-фа, в любом ты есть Ты. Этот тезис обусловливает написание всех ты в фило-софском тексте Бубера как Ты с прописной буквы («Ты-Бог»): «наш взгляд ловит край Вечного Ты, в каждом наш слух ловит его веяние, в каждом Ты мы обраща-емся к Вечному Ты» [Бубер, 1995, с. 18]. Если ты, написанное со строчной буквы, часто имеет обобщенно-личное значение, то в поэтических и философских текстах при совмещении ты+Ты в одной словоформе и при более или менее очевидной референции Ты, значение нельзя назвать обобщенно-личным: иными словами, совмещение в ты или Ты семантики ты-человека и ты-Бога не приводит к обобщению. Здесь ты выступа-ет как часть, равная целому (Ты), что можно условно обозначить как явление «грамматической ипостасийности» местоимения, то есть ты является ипостасью Ты. Говоря об отношениях ты и Ты, необходимо сделать оговорку о роли семан-тики местоименного числа в поэтике. Как известно, «многие лингвисты отрицают тождество местоименного и субстантивного числа» [Плунгян, 2003, с. 256]. В рамках местоименной системы в разных поэтических и философских текстах трактовка местоименного числа не тождественна: ты+ты+ты+ты может пре-вращаться в вы, в они. Однако особое значение в рамках предложенной темы име-ет иная семантика числа: философский или поэтический текст настаивает, что ты+ты+ты+ты - сохраняют семантику единичного ты (нулевое множествен-ное число у формы ты). Относительно же формы Ты само построение Ты+Ты+Ты+Ты - невозможно. В этом смысле число функционирует так же, как и у имени собственного. Бубер настаивает на том, что множество ты не подверга-ется обобщению, сохраняет индивидуальность каждого ты (семантику 2-го лица ед. числа): «Разве не обрушился бы на него его мир, если бы он, вместо того что-бы складывать Он + Он + Он в Оно, попытался получить сумму Ты и Ты и Ты, которая никогда не будет ничем иным, как снова Ты?» [Бубер, 1995, с. 42]. По-этический текст конца XX века, оперируя с формулой Бубера, при помощи разных приемов дефразеологизирует ее, ставя под сомнение истинность коммуникации. Так, Ольга Седакова, используя местоимение ты как понятие по аналогии с фи-лософским текстом: «Ты становится вы, // вы все, // они» [Седакова, 2001, с. 143], настаивает на соотносимости единичного и множественного. Отдельные ряды местоимений, например И ты - и ты - и ты - и ты Сапгира по формальному построению совпадают с философскими формулами Бубера и Друскина, но на самом деле, ты Сапгира часто выступает как ты = он, содержит дейксис, но не содержит обращения. Сапгир намеренно лишает ты присутствия сакрального Ты, что дает ему основание с легкостью превратить ты+ты+ты+ты в вы и даже в они: «И ты // Правитель // И вы // Выращивайте их… // И ты - и ты - и ты - и ты // Пенсионеры // Футболисты // Поэты // Вы же специалисты // Вы - лю-ди - ангелы - скоты // Выращивайте цветы» [Сапгир, 1999, с. 165]. В. Соснора дает свой вариант трансформации буберовской формулы, иронически стирающей единичность обращения к ты: «Я-ты-он-мы-вы-они - по-товарищески сдружи-лись» [Соснора, 2006, с. 612]. Местоимение я как понятие неоднократно фигурировало в лингвистической литературе [РГ, 1980, т. 1, с. 532]. Ты также может функционировать в философ-ских и поэтических текстах как понятие, однако семантические свойства я и ты при концептуализации местоимений как понятий несимметричны: ты (и тем бо-лее Ты), в отличие от я, никогда не превращается до конца в понятие в отрыве от носителя, всегда сохраняет семантизированную прагматику живого отношения; за субъектно-объектными отношениями «просвечивают» (просматриваются) гори-зонтальные отношения взаимности я - ты. При семантизации ты как понятия не происходит полной утраты или даже может актуализироваться ситуация обраще-ния. В одной формуле может присутствовать сочетание семантики адресата и са-крально-понятийного значения: «ты говоришь ему Ты и предаешься ему, оно го-ворит тебе Ты и предается тебе» [Бубер, 1995, с. 35]. Ты как философское поня-тие в идиостиле отдельного философа требует специального авторского опреде-ления, и в ряде текстов ты наделяется свойствами индивидуального философско-го термина. Однако важно, что это не любое ты, а ты-обращение, концептуали-зирующее семантику личного местоимения второго лица: «Я назову его ты. Ты - это любой человек, к которому я имею особое личное отношение, назовем это отношение симпатией» [Друскин, 2004, с. 640]. С точки зрения поэтики в формуле ты+Ты движение происходит как акци-дентно (Ты ↓ ты), так и традиционно-символически (ты ↑ Ты). В лирике реализу-ется движение в обоих направлениях, а также присутствуют смешанные формы движения. Модель, близкую Ты ↓ ты находим в стихотворении «Как лодка, чьи устали вёсла…»: Твое церковное лицо проступит водяными знаками: сижу, склонившись над листом [Аронзон, 2006, т. 1, с. 84]. Посессив твоё благодаря позиции в начале строчки позволяет инкорпориро-вать ты в эксплицированное Ты. Иными словами, «Твое церковное лицо» должно читаться как лицо Бога, но оставляя возможность и место для семантического включения и некоего лица персонажа. Это реализация формулы Ты ↓ ты, что поддерживается непосредственно следующим стихотворением «Вегой рек на гри-вах свей…», последние строки которого «ты стояла предо мною, глядя Господу в лицо» [Аронзон, 2006, т. 1, с. 85] явно интертекстуальны по отношению к рас-сматриваемому стихотворению: «Твое церковное лицо» - это не только Бог, но и та же самая ты, которая была персонажем, подключенным к лицу Бога. Вторая модель ты ↑ Ты (ты имплицирующее Ты) наиболее частотна в лири-ке и появляется в разных вариациях. Поэма Андрея Монастырского «В тебе нет ничего» (рукопись 2001 года) основана на бесконечном повторении через строчку формулы «в тебе нет ничего» и предназначена для чтения вслух в течение одного часа; ты кодирует Ты, что поддержано апофатическим построением, благодаря которому ты читается как код Ты. Между повторами «в тебе нет ничего» могут встраиваться поэтические формулы любой стилистики, любые грамматические конструкции и вообще любые слова, что не просто подразумевает ты, имплици-рующее Ты, но и позволяет варьировать семантическую структуру соотношения ты и Ты на протяжении текста, таким образом превращая развитие формулы ты ↑ Ты в основу композиции поэмы: «в тебе нет ничего // что далеко дышит // в тебе нет ничего // что высоко летит // в тебе нет ничего // что вместо меня… // в тебе нет ничего // что требует продолжения // в тебе нет ничего // что в ужа-се сидит на камне //в тебе нет ничего // что закрывает лицо… // в тебе нет ни-чего // все равно // в тебе нет ничего // табло // в тебе нет ничего // фон // в тебе нет ничего // ну и ну // в тебе нет ничего // как же так // в тебе нет ничего // ты где». В любовной лирике (средневековой и связанной с ней более поздней тради-цией) ты служит посредником, чтобы легче и интимнее - интимное здесь почти тождественно мистическому - обратиться к Ты. Таким образом, ты кодирующее Ты, ты-посредник - это обращение к любому сущностному адресату не только в поэтическом, но и в философском тексте. Характерны равноположенные конст-рукции с ты ↑ Ты Геннадия Айги: «виденье-ты - как знамя! // горю-и-вижусь и тобой и сам // и чистотой рывков о всю-тебя-расширенность» [Айги, 2006, с. 156] и философская рефлексия Бубера: «Каждое взятое в отдельности Ты есть прозрение к Вечному Ты» [Бубер, 1995, с. 57]. Необходимо сделать оговорку, что в поэтических текстах Ты может быть обусловлено жанрово, например Ты в цикле «Псалмы» Сапгира содержит элемент стилизации: по законам псалма полагается писать Ты с прописной буквы. Автор-ский иронический или полуиронический текст является своеобразным метатек-стом по отношению к стилизованному употреблению Ты. Ты как стилизованное лицо не подразумевает возможности иной референции, кроме текстологической: «1. Господи что есть человек // и что Ты знаешь о нем!.. // 2. Господи у Тебя ха-рактер // тяжелый // как трактор // Господи Ты - постоянный вектор» [Сапгир, 1999, с. 192]. Характерно, что Сапгир, хотя и использует и Ты и Господи, снимает практически все необходимые атрибуты сакрального, кроме жанрово необходи-мых, в частности, в отличие от философско-теологических текстов, Богу припи-сывается множество атрибутов, определений, предикатов. Таким образом, отношение ты - Ты в поэтических философских текстах ну-ждаются в некотором терминологическом определении, которым может быть ме-талицо ты+Ты. Н.К. Соколовская выделяет в системе личных местоимений ряд металиц. Среди них «2-е металицо более чем единственного числа, формула (ТЫ)» [Соко-ловская, 1980, с. 91]. Однако это металицо, т.е. формула ты, не подразумевает включения отношений ты+Ты. Если следовать методу выделения металиц, то в подсистеме местоимений в языке философии и поэзии необходимо выделить еще одно металицо: это ты+Ты. В то же время немаловажно, что, как было видно из приведенных выше примеров, семантический объем ты и Ты в этом металице может быть неодинаков, в результате чего можно выделить условно два варианта металица: 1) ты & Ты; 2) Ты & ты. В лингвистике принято различать определенный и неопределенный апелля-тив. В нашем случае это определенное и неопределенное ты. Однако в каждой данной ситуации ты+Ты адресата нельзя назвать неопределенным, это ситуация с определенно совмещенным адресатом, хотя первое ты может относиться в раз-ных ситуациях к различным референтам. В ситуации совмещения ты+Ты один из референтов ты - переменный, а другой Ты - постоянный. У Айги совмещение ты со скользящим (переменным) референтом и Ты Бога имплицировано в большой букве в определении Чистое, в то время как само ты пишется с маленькой буквы: исчезало: о будь же там уже очень давно не знающим - кем улыбалось: «лучшее Чистое - ты» [Айги, 1982, с. 337]. Невозможность трактовать Ты как ты с переменным референтом деклариру-ется философским текстом: «Божество не может быть неким “ты”, многим из многих “ты”… образ бытия и обнаружения, выражающийся в “ты”, не есть признак Бога» [Франк, 1990, с. 470]. Текст Друскина развертывает референтную оппозицию ты и Ты: ты соотносится с переменным референтом, а у Ты референт не может быть переменным: «Что значит мир? я - Ты - ты. Я - один, один и тот же, но не тот же самый. Ты для меня сейчас - одно ты и снова сейчас - другое ты… А Бог, то есть Ты?» [Друскин, 2004, с. 316-317]. У Сапгира же ме-стоимение Ты по аналогии с любым ты как будто относится к плавающему рефе-ренту, наделяется семантикой неопределенного, множественного и, даже, стано-вится синонимом «кто-нибудь»: «Господи зачем Ты нас оставил? // 7. Мы достойны Хиросимы // Все же Господи спаси! мы // так хотим чтоб нас // хоть кто-нибудь спас» [Сапгир, 1999, с. 193]. Ты и ты не существуют изолированно в текстах, а включены во взаимоот-ношения я - ты - Ты. Произведением, которое более всего повлияло на осмысле-ние отношений я - ты - Ты в философских и поэтических текстах XX века, стала работа Бубера «Я и ТЫ». Философ в качестве понятий, имеющих первостепенное значение, выделяет то, что он называет «основными словами». Это слово Я-Он и слово Я-Ты. Название работы Друскина «Я И ТЫ», концептуализирующее место-имения, недвусмысленно отсылает к буберовскому «Я и Ты», давая подзаголовок «Ноуменальное отношение», но и в целом ряде поэтических текстов формула Я-Ты и отношения я - ты - Ты появляются как буквальные вариации «основного слова» Бубера. В композиции Елизаветы Мнацакановой появление семантических сдвигов в трактовке «основного слова» в образованиях тыя, яты предопределено прежде всего ритмико-партитурными вариациями: лирика: я ты я я я ты моя моя моя я моя твоя ты я твоя твоя твоя тыя яты ямоя твоя твоя ятвоя твое твое твое ты!» [Мнацаканова, 1982, с. 137]. Сапгир как будто настаивает на отсутствии единого основного буберовского слова я-ты, и его местоименная поэтика направлена на то, чтобы разбить (раз-дробить, разложить) это словосочетание: формула Я и Ты воспринимается как фразеологизм и комбинируется по типу переразложения фразеологизма: «Я и ты // Еще // Я и ты // Он // Ты // Еще ты // А где же я?» [Сапгир, 1999, с. 204]. В отношениях я - ты - Ты одно из ты (необязательно со строчной буквы) выступает как посредник в коммуникации. Тройственные отношения могут вы-страиваться не только как я - ты - Ты, но как формула Друскина я - Ты - ты. В формуле я - Ты - ты декларируется срединное положение Ты. Присутствие Ты или обращение к Ты является залогом коммуникации, обеспечивает отношения между я и ты. Очень важно, что Ты не является конечным линейным компонен-том, не является целью восхождения, а превращается в живого участника речевой ситуации. Появляясь между я и ты, Ты не превращается в медиатора и посредни-ка, т.е. грамматически и семантически реализуется идея живого Бога. Яркий пример ты, встроенного в Ты (при этом необходимо учитывать, что Ты Бога может писаться как с прописной, так и со строчной буквы) и развертыва-ние отношений я - Ты - ты представляет стихотворение «(Видение Аронзона). Начало поэмы»: «Снег освещает лиц твоих красу, // твоей души пространство освещает, // и каждым поцелуем я прощаюсь… // Горит свеча, которую несу» [Аронзон, 2006, т. 1, с. 149]. Это стихотворение, начинающееся строчкой «На не-бесах безлюдье и мороз» и заканчивающееся процитированной строфой, казалось бы, должно однозначно быть обращено к Богу, однако вторая строфа «А в комна-те в роскошных волосах // лицо жены моей белеет на постели, // лицо жены, а в нем ее глаза, // и чудных две груди растут на теле» посвященная жене поэта дает возможность превратить она в ты, нарратив в обращение и читать строчку «твоей души пространство освещает» как совмещение ты и Ты. Встреча с ты (с женой) возможна при посредничестве встречи с Ты (Богом). Одним из возможных развитий акцентирования отношений я-Ты является сведение формулы я - Ты - ты (или я - ты - Ты) к я-Ты. Если код ты однозначно заменяется кодом Ты, первое ты может превратиться в чистого посредника или вообще исчезнуть, увлечение кодированием может привести к тому, что живое личностное отношение исчезает. Эта трансформация была подмечена Друскиным уже у Кьеркегора: «Для Кьеркегора нет двух или трех, нет я и ты, но только я - Ты. Также нет для него отношения я - ты - Ты» [Друскин, 2004, с. 345]. В ре-зультате превращения я - Ты - ты в я - Ты утрачиваются отношения ты-Ты. Дальнейшая абсолютизация Ты в я - Ты приводит и к желанию устранить я: свое-образные суггестивные построения в позднем тексте Франка приближаются по форме и семантике к тому, что можно было бы назвать местоименной молитвой: «Между мной и Тобой стоит “это - я”, которое меня мучает. О, устрани Твоим “это - Я” мое “это - я” - преграду между Тобой и мной» [Франк, 2003, с. 373]. В 80-е годы XX века в варианте построения оппозиции я - ты - Ты происхо-дит смещение акцента на Ты. При этом ты утрачивает обращенность Ты. В ре-зультате происходит частичная потеря или забывание я [Бадью, 2004, с. 44]. Если трактовать формулу с позиции Делеза, то я - это симулякр, через который прохо-дит знание об однозначности Ты как единого. Констатируя не просто присутствие сакрального, но и прохождение сакрального сквозь себя, поэт (например Сапгир) не выстраивает личные отношения с Богом. Ты превращается в цель, и буберов-ская встреча с ты (или Ты) не происходит. Однако такая трактовка этой формулы не императивна. Важны попытки сохранения значимости всех трех элементов триады: я, ты, Ты. Приведенные в работе контексты дают основание перефразировать мысль Мандельштама о моменте обращенности поэтической речи: «содержание образа поэтического Я оказывается, по Мандельштаму, производным, зависимым от содержания образа адресата» [Гин, 1996, с. 95]; можно утверждать, что в боль-шой части поэтических и некоторых философских текстах ты - это основное ли-цо и я - производное от ты (или Ты - это основное лицо и я - производное от Ты), что, безусловно, нужно считать вариантом рефлексии над поэтикой ты+Ты. Эта семантика эксплицируется философским текстом Франка: «Это явление встречи с “ты” именно и есть место, в котором впервые в подлинном смысле возникает само “я”» [Франк, 1990, с. 355]. Поэтический текст разворачивает фи-лософскую идею на фоно-семантическом уровне при помощи этимологизации, рассматривая я как производное от ты (и от Ты): реликтовое излученье слова Я - в нём незаметное YOU в нём затаившийся свет - это ЙО» [Тарасов, 2007, с. 21] Однако если в я - Ты утрачиваются отношения с «ты», следующим шагом формула начинает читаться как я - Ты - я (или я - Ты - Я). В классических случа-ях автокоммуникации голос поэта, говорящего самим с собой и с никем (ни с кем), заглушает все остальные голоса, и формулу я - ты (Ты) можно представить также и в виде я - Ты - Я. Следующие строчки, в которых обобщенно-личное ты может содержать присутствие Ты, хотя это и не очевидно, можно трактовать тра-диционно-богоборчески, т.е. поэт себя ставит на место Бога, но можно говорить и о том, что формула я - ты - Ты реализуется как я - Ты - я, возможное присутст-вие Ты обеспечивает успешность автокоммуникации. Далее это воплощается в идее тройничества и реализуется в местоименной поэтике: ты+Ты это ты, кото-рое вмещает Ты, но и наоборот (появляется и двойник автора и тройник Бога): «Ты встаешь на колени, как я, - перед нами учитель!.. // Да, я помню тебя!.. // Но, к окну подойдя, отодвинув тяжелую штору, // я увидел тебя, // да, тебя, как я вижу озера! // Ты стоял за окном всю бессонную ночь, чтоб под утро // вдруг уви-деть меня // vis-à-vis // перед комнатой утлой. // Ты стоял за окном, я увидел те-бя в негативе» [Аронзон, 2006, т. 2, с. 51]. Местоимение 2-го лица в варианте Ты и металицо ты+Ты в философских и поэтических текстах XX - XXI века предстает как одна из центральных формул поэтики, реализующая синкретизм грамматической, лексической и философской семантики.

Скачать электронную версию публикации