Semantic repetition as the actualizer of the title in the novel by G. I. Gazdanov «The spectre of Alexander Wolf».pdf Повтор, его виды и функции в художественном тексте привлекали и продолжают привлекать внимание лингвистов [Бочкарева, 2002; Яцуга, 2002; Петрова, 2010; Цэдэндоржийн, 2010; Метлякова, 2011]. В словарях лингвистических терминов [Розенталь, Теленкова, 2001, с. 288- 289; Ахманова, 2004, с. 327] понятие «повтор» прежде всего связано с повторением/удвоением слова, корня, а именно: как способ словообразования или образования фразеологизма (крепко-накрепко, рад-радешенек, плоть от плоти, валить валом). Среди различных типов повторов лексический занимает особое место. Такой повтор характеризуется регулярностью использования и полифункциональностью. В этих словарях есть указание на: а) использование лексических повторов - вертикальных, то есть текстообразующих - «для подчеркивания каких-то описаний»; б) «накопление синонимов (языковых или контекстуальных): Радостное, праздничное, лучезарное настроение…» [Розенталь, Теленкова, 2001, с. 288-289]. Последнее расширяет понятие «повтор» - от лексического к семантическому, и можно говорить о текстообразующих семантических повторах, которые предполагают не только полное семантическое тождество (лексический повтор), но и неточное, связанное с синонимами, родовидовыми отношениями и отношениями «целое-часть», ассоциативным варьированием ключевой для текста семантики. Текстообразующий семантический повтор определяется В. Г. Гаком как «сознательное двукратное, а иногда и многократное формальное или семантическое воспроизведение одних и тех же, подобных или противоположных языковых единиц в той же или измененной последовательности в таких условиях, чтобы их можно было заметить (в составе одного предложения, абзаца или целого текста)» [Гак, 1987, с. 25]. Новейшие исследования повторов в языке художественного текста соотносятся с «теорией регулятивности» [Болотнова, 2013; Петрова, 2000; 2014]. Лексический регулятив - «совокупность лексических средств регулятивности - элементов лексического уровня (включая и сверхсловные образования) в их текстовом воплощении, сознательно структурированную автором по определенным принципам для организации читательской деятельности на одном из этапов смыслового развертывания текста» [Петрова, 2000, с. 8]. Развертывание текста соотносится с давно известным понятием «тематическая сетка текста» как «набор повторяющихся в нем сем, то есть наименьших единиц плана содержания. Наличие общих компонентов в семном составе денотативных значений или в коннотациях разных слов, то есть семантические повторы, обнаруживается по лексическим связям слов в тексте» [Арнольд, 1999, с. 214]. Набор повторяющихся сем соотносится с таким понятием, как «смысловые текстовые парадигмы» (семантические объединенные словесные ряды). Использование в произведении смысловых парадигм по типу синонимов, антонимов, ассоциативных рядов предполагает повторы заданных ключевымисловамисем. Центром тематической сетки романа Г. И. Газданова «Призрак Александра Вольфа» является заголовочное слово (призрак) в его многократном повторении. Семантические повторы идеи, свернутой в заглавии, представлены синонимами, антонимамии ассоциативными цепочками. Представление о призраке является ключевой характеристикой А. Вольфа в рассказе главного героя романа, от лица которого идет повествование. При-зрак - многозначная лексема: «1. Образ кого-л., чего-л., представляющийся в воображении // Привидение. 2. Неясное, смутное очертание, контур // Что-либо ожидающееся, возможное в будущем, намечающееся. 3. Что-л. только кажущееся возможным, реальным; мираж» [МАС, с. 411]. В первую очередь обращаем внимание на вертикальный повтор ключевого заголовочного слова призрак, употребляющегося в тексте десять раз; сосредоточение кконцуромана вызывает дополнительныеэмоции учитателя. Герой-рассказчик, юный солдат Добровольческой армии, вспоминая случай в степи, когда он стрелял в Александра Вольфа, считал его погибшим. Через много лет он неожиданно встречает «погибшего» в эмиграции, в Париже, и говорит: Я дорого дал бы за то, чтобы все эти годы меня не преследовал ваш призрак [Газданов, 2009, с. 109] 1. Представление о Вольфе как о призраке под влиянием героя-рассказчика, появляется и в сознании других героев романа: …Елена Николаевна за всю неделю не вспомнила о «свидании с призраком», о котором я ей го 1 Здесь и далее текст романа цитируется по этому изданию с указанием страниц в круглыхскобках. ворил. (с. 121). Закавыченное «свидание с призраком» является элементом несобственно-прямой речи. Сопутствующее первому лексическому значению слова призрак понятие «привидение» («Призрак человека отсутствующего или умершего…» [МАС, с. 396]) в следующем контексте актуализируется при помощи антонимов живой/мерт-вый: В лице Вольфа было, мне казалось, что-то резко отличавшее его от других лиц, которые я видел. Это было трудноопределимое выражение, нечто похожее на мертвую значительность, - выражение, казавшееся совершенно невероятным на лице живого человека (выделено нами. - А. К.) (с. 96). Интеллектуальное напряжение рассказчика, его крайнее удивление отражается здесь в контекстуальных синонимах трудноопределимое, совершенно невероятное (они ориенти-рованы на второе значение слова призрак - ‘неясное, смутное очертание’); ме-тапоказатели (мне) казалось, казавшееся, похожее ориентированы на третье значение - ‘что-л. кажущееся возможным’. Таким образом, почти вся семантическая структура лексемы призрак имплицитно представлена на небольшом текстовом пространстве романа Г. И. Газданова. Указанные нами контекстуальные синонимы и ряд метатекстовых единиц можно считать сопутствующими (тематической сетки, развертывающей смысл заголовочного слова призрак) текстовыми парадигмами. Актуализация в тексте семантических повторов, соотнесенных с семантической структурой заголовочного слова, эксплицирует длительность переживаний героя-рассказчика, состояния страха встречи с якобы убитым им А. Вольфом. И это соответствует доминированию в романе «рематической статальности» [Золотова, 1973, с. 314-315; Бабенко, 2006, с. 207]. Термин «статальность» соотносится в лингвистической литературе с термином «состояние». Понятие «состояние» используется как при «описании семантики предложения, семантических типов предикатов, так и при характеристике лексико-семантических и тематических групп слов» [Матханова, 2000, с. 7]. Предикаты состояния обозначают «физическое состояние природы, внешней среды и предметов неодушевленного мира или физическое ипсихическое живых существ (человека иживотных)» [Васильев, 1991, с. 32]. Вслед за И. П. Матхановой мы не синониминизируем понятия «состояние» и «статальность». Опираясь на семантическую категорию состояния, статальность представляет собою «типовую содержательную структуру, характеризующуюся такими признаками, как: статичность в сочетании с длительностью (потенциальной изменяемостью)» [Матханова, 2000, с. 44]. То есть, говоря о присутствии в романе Г. И. Газданова «статальной рематической доминанты», мы имеем в виду длительность - постоянное воображаемое и реальное бытие героярассказчикарядом с устрашающим его призраком А. Вольфа. Изображение глубины переживаний (страха) героя-рассказчика в романе связано с описанием его снов, видений, «визионерских» путешествий. Например: …я не мог избавиться от впечатления явной фантастичности этой ночной прогулки, как будто бы в привычном безмолвии моего воображения я шел по чужому и незнакомому городу, рядом с призраком моего длительного и непрерывающегося сна (с. 105). Сопутствующая текстовая парадигма (сон, представление, воображение) в рассказе главного героя представлена контекстуальными синонимами, которые согласуются по смыслу с однокоренными призрак, призрачный, призрачность. Приведем пример: Я понял, что делало Вольфа не похожим на других, - именно мое представление, о его призрачности и случайное соответст-вие его внешности с этим представлением (с. 98). Призрачность (по прил. призрачный) - «2. Воображаемый, мнимый, нереальный, Являющийся призраком (в 1 знач.). Призрачное видение» [МАС, с. 411]. Из двух лексических значений прилагательного призрачный А. Вольф в своем довольно жестоком рассуждении о том, что все, кроме «власти убийства», он считает в жизни призрачным, использует второе значение: …Мне принадлежит эта власть (убийства. - А. К.), и я тоже могу стать ее жертвой,- и если я испытывал ее притягательность, то все остальное, находящееся вне пределов этого представления, мне кажется призрачным, несущественным и неважным… (с. 114). Использование прилагательного призрачный в синонимическом ряду (несущественный, неважный) как бы отвлекается от основной мысли героя-рассказчика о том, что Вольф для него призрак (представление, сон); усиливается противопоставление рассказчика иего антипода. Описание внешностиВольфа на протяжении всего текста остается схематичным, расплывчатым и неуловимым, что еще больше усиливает представление об А. Вольфе како призраке. В текстовую парадигму, связанную со второй семемой заголовочного слова призрак (‘неясное смутное очертание, контур’) включается дистантный синоним тень в одном из его значений (‘дух умершего или отсутствующего человека, являющийся, по суеверным представлениям, кому-л; призрак, привидение // чья, чей-л. образ, рисующийся в воображении’): «Приключение в степи» имело очень важное значение в его (А. Вольфа. - А. К.) существовании и предопределило его судьбу еще в большей степени, чем мое воспоминание о нем предопределило ту исчезающую тень, которая омрачила много лет моей жизни (с. 12). Слово тень здесь также употребляется в значении ‘о том, кто постоянно бывает с кем-л., всюду следует за ним’, о чем свидетельствуют слова (омрачила много лет моей жизни) [БТС, с. 1315]. Ключевому повтору лексемы призрак, актуализирующему рематическую статальную доминанту, сопутствуют также контекстуальные синонимы, подчеркивающие интенсивность, напряженность настороженного чувства героя-рассказ-чика, его отношение к неожиданному появлению А. Вольфа, которого он считал погибшим. Каждый раз, когда это было возможно, я смотрел на Вольфа с той жадной и пристальной напряженностью, которая была характерна для всего моего отношения к нему… я делал над собой усилия, чтобы увидеть его таким, каким он казался бы мне… я старался отстранить от себя те навязчивые представления, которые слишком долго преследовали мое воображение (с. 96). Двойной семантический (синонимический) повтор (напряженностью жадной и пристальной, усилия) выполняет функцию создания фона для встречи с человеком-призраком. Глагол с семантикой действия и состояния преследовали намекает на призрак и ассоциируется с прилагательным навязчивые. Следующий слой в тематической сетке развертывания сути заглавия романа - ассоциативные ряды. В «Русском ассоциативном словаре» Ю. Н. Караулова на стимул призрак предложены следующие реакции: привидение, страх, страшный, тень, ужас, туман [РАС, с. 509]. Для заголовочного слова романа Г. И. Газданова из перечисленных ассоциатов важны следующие: привидение, тень, страшный, например: Когда Он (Вольф. - А. К.) поднял на меня свои глаза, в них опять стояло то почти страшное выражение… (110). Временное наречие опять и прилагательное страшное подчеркивают неприятие рассказчиком страшного, навязчивого образа А. Вольфа. В романе Г. И. Газданова ряд ассоциатов (посравнению сословарем Ю. Н. Караулова) расширяется. В актуализации заглавия романа при помощи семантических повторов используются и другие ассоциаты лексемы призрак: смерть, прекращение привычного ритма, неподвижность, пропасть лет и расстояний, небытие. Самый частот-ный из них - по отношению к первому значению лексемы призрак - смерть (использован 47 раз), а также однокоренные слова мертвый, умереть, умираю-щих (14 раз). Ассоциату смерть сопутствуют индивидуально-авторские синонимы железное/страшное (лицо смерти) в значении ‘мертвое’, о чем можно судить по следующему высказыванию: Я сделал нечеловеческое усилие, чтобы открыть глаза и увидеть, наконец, мою смерть. Мне столько раз снилось ее страшное, железное лицо, что я не мог бы ошибиться, я узнал бы всегда эти черты, знакомые мне до мельчайших подробностей (с. 11). И сам рассказчик воспринимает А. Вольфа как страшный призрак, связанный с идеей смерти: Но все-таки я два раза заметил в его глазах это страшное выражение: сначала, когда он узнал, что это я стрелял в него, и поднялся из-за стола, и потом, когда он сказал мне «милый друг»(с. 112). Когда рассказчик видит живого А. Вольфа, призрак - пугающий, страшный, который долгое время преследовал рассказчика, как бы оживает неожиданно после многих лет отсутствия. Я вижу перед собой именно то, давно и страшно знакомое, лицо, воспоминание о котором столько лет преследовало меня. У него была очень белая кожа и неподвижные серые глаза (с. 95); …Вольф смотрел на меня с напряженным вниманием, чуть прищурив свои неподвижные глаза (с. 101). Дистантный повтор неподвижные серые глаза с подчеркиванием бледных тонов (серые глаза, очень белая кожа) актуализирует семантику ‘привидение’, которая поддерживается глаголом преследовало (см. об этом подробнее: [Шабурова, 2010]). Длительность и повторяемость обозначается временным обстоятельством столько лет. По наблюдениям литературоведа А. Н. Чернова, «во всех портретных характеристиках неизменно акцентируется холодный взгляд серых глаз Вольфа, в дополнение к ним выступает серый костюм, в финале романа эту атрибутику подытоживает серый ковер, на котором лежит его мертвое распростертое тело, как на шкуреубитого зверя». [Чернов, 2013, с. 117]. Ассоциат смерть трижды соотносится с идеей неподвижности, прекращением привычного ритма. Расширение этой ассоциативной текстовой парадигмы имеет место и в речи героя-рассказчика: Но если нет этого насильственного прекращения ритма, как вы это называете, то это может быть по-другому: медленный уход, постепенное охлаждение и почти незаметное, почти безболезненное скольжение туда… (с. 107). Контактный синонимичный повтор почти незаметное, почти безболезненное характеризует переход в состояние смерти/неподвижности, при этом второй синоним уточняет и объясняет первый. Всякое движение в представлении Александра Вольфа имеет своей целью неподвижность, то есть смерть как прекращение ритма. Елена Николаевна, которая раньше встречалась с Вольфом, как бы заражается его холодностью, его рассуждениями о смерти: Изменился даже ее характер, ее движения стали медлительнее, ее реакции на происходящее теряли свою силу, словом, все было так, точно она была погружена в глубокий душевный недуг. Она чувствовала, что если это будет еще продолжаться, то кончится небытием или падением в какую-то холодную пропасть (с. 88). Одним из самых ярких ассоциатов заголовочного слова в романе Г. И. Газданова является образ апокалипсического коня. Это не одно слово или словосоче-тание, а целый участок периферии ассоциативно-тематической сетки текста. Он соотносится с наличием «текста в тексте», а именно опубликованного рассказа А. Вольфа «Приключение в степи», к которому в качестве эпиграфа взяты следующие словаиз Э. По: Подо мною лежит мой труп со стрелою в виске. Герой-рассказчик говорит Вольфу: …ваш рассказ начинается с упоминаний о белом жеребце апокалипсической красоты, на котором герой ехал навстречу смерти. И данная фраза как бы перекликается с фразой в рассказе А. Вольфа: Мой апокалипсический конь не успел довезти меня до самой смерти (с. 11). Образ белого жеребца апокалипсической красоты связан с частотным ассоциатом смерть (скачканавстречусмертипроектируется на представлениео призраке). Приведем отрывок размышлений рассказчика, в котором акцентируется ассоциативный слой смерть во взаимодействии с образом апокалипсического коня. К ассоциативной цепочке смерть активно подключаются однокоренные слова (убить/убийца/убийство/убитый), обозначающие причину смерти и каузирующие представление о призраке: …этот всадник на апокалипсическом белом коне, человек, лежавший тогда, после моего выстрела - этот человек был убийцей. Он, может быть, этого не хотел… Но он не мог не знать эту безличную притягательность убийства, которую так отдаленно и теоретически знал и я и с которой началась история мира - в тот день, когда Каин убил своего брата. …Воспоминание о нем неизменно связывалось с представлением об убийстве, тем более трагическим. Что от него нельзя было уйти, так как эта идея была облечена в форму двойной неизбежности: нести с собой смерть или идти ей навстречу, убить или быть убитым… (с. 113). Воспоминание о библейском Каине, с братоубийственного поступка которого началась история мира, и грамматическая игра залоговыми значениями (убить или быть убитым) являются как бы обобщением той двойственности (живой/мертвый), связанной с понятием призрак, в частности с призраком А. Вольфа. Можно сказать, что эта двойственность эксплицирована в индивидуально-авторском многообразии семантических повторов, формирующих тематическую сетку романа Г. И. Газданова «Призрак Александра Вольфа». Проявляется и фабульная двойственность: 1) Вольф как конкретный человек, который появляется в романе дважды (первый раз, когда пропустил смерть, а второй раз он ее встретил); 2) его призрак, видение, тень, которые преследуют героя-рассказчика долгое время, между двумя их встречами, становятся душевным недугом. Удвоение сказывается и в том, что в рассказ главного героя вливается рассказ А. Вольфа, включающий те же самые образы, ситуации, в выражении которых участвуют одинаковые семантические повторы. В связи с этим удваивается и образ коня: апокалипсический конь ассоциируется с конкретным конем (белый жеребец), образ которого создан воображением А. Вольфа. Итак, наши наблюдения семантических повторов, актуализирующих образ, заданный в заглавии романа Г. И. Газданова «Призрак Александра Вольфа», позволили реконструировать тематическую сетку данного текста, полевая структура которой развертывает индивидуально-авторское значение заголовочного слова в соответствии с его семантической структурой. Заголовочное слово призрак повторяется в романе десять раз. В ядерную часть сетки входят однокоренные слова призрачный, призрачность, а также контекстуальные синонимы воображение, представление, сближенные с первым значением заголовочного слова, благодаря семе ‘образ’. Ближайшим синонимом заголовочного слова является лексема тень, которой сопутствуют глагол преследовать и синонимичный повтор железное/страшное (лицо смерти). Особо значимой является антонимическая пара живой/мертвый. На основе вариативности семантических повторов, связанных с этой антонимической парой, возникают цепочки однокоренных слов, синонимов, ассоциатов, определяющих двойственность в восприятии образа А. Вольфа, якобы когда-то убитого, но вдруг оказавшегося живым, но при этом сохраняющего черты призрака (мертвенность выражения лица), двойственность длительных переживаний рассказчика, который сначала терзается своим участием в гибели А. Вольфа, а потом, когда Вольф оказывается неубитым, все равно испытывает к нему глубокое неприятие. Ближайший и самый частотный ассоциат ключевого заголовочного слова - смерть и его производные, а также связанный с ними корневой повтор - убийца/убийство/убить/убитый. Затем следуют кореференты всадник/убийца/Вольф. Дальнейшая периферия в структуре тематической сетки - это слой ассоциатов, связанных с идеей смерти и с образом апокалипсического белого коня. Выявление ядра и периферийных участков ассоциативнотематической сетки романа при помощи анализа семантических повторов обнаружило свойственное для романов Г. И. Газданова нагнетание статальности как напряженной длительности интеллектуального и эмоционального состояния героя-рассказчика.

Скачать электронную версию публикации