The argument between Daniel Everett and Generativists, or How Irreconcilable Their Views Really Are.pdf В своих академических и научно-популярных работах Дэниел Эверетт, заведующий кафедрой лингвистики Университета штата Иллинойс, постоянно поднимает вопрос связиязыкаи культуры (см. [Everett, 2009, 2012; Эверетт, 2016]). Сам Эверетт признает, что до своего знакомства с пираха, или пирахан (единственным оставшимся языком из семьи мура, на котором говорит около 300 человек по берегам реки Маиси в бассейне Амазонки), был, скорее, сторонником идей Ноама Хомского и его последователей-генеративистов (Рэя Джекендоффа, У. Те кумсе Фитча и др.). Как известно, одним из постулатов генеративной грамматики является наличие двух структур, определяющих язык, - поверхностной (грамматики отдельных языков) и глубинной (базовый компонент, общий для всех языков). Ядром базового компонента является рекурсивный механизм: These structures are generated by a recursive procedure that mediates the mapping between speech- or sign-based forms and meanings, including semantics of words and sentences and how they are situated and interpreted in discourse (‘Эти структуры порождаются при помощи рекурсивной процедуры, которая служит опосредующим звеном в установлении соответствий между речевыми формами или формами, соотнесенными со знаковыми образованиями, и значениями, включающими в себя семантику слов и предложений, а также определяет, как они должны быть расположены и интерпретированы в дискурсе’ 1) [Hauser et al., 2014, р. 2]. Рекурсия при этом объявляется единственным уникальным свойством человеческого языка, поэтому говорится о языке в узком смысле (рекурсивный механизм) и языке в широком смысле (прочие аспектыязыка). Переводя на язык пираха Библию и изучая его грамматику, Эверетт, с одной стороны, отказался от генеративистской точки зрения на язык, а с другой - пришел к выводу о существовании культурных ограничений на язык. Причиной этому стали особенности языка пираха, и прежде всего, отсутствие - по крайней мере, по мнению самого автора 2 - рекурсии. Цель этой статьи - рассказать подробнее о связи языка и культуры, а также рассмотреть некоторые из особенностей языка пираха, привлекших внимание Эверетта, на предмет соответствий в других языках. Об истории вопроса Идея о связи языка и культуры 3 имеет давнюю историю: еще в XVIII в. И. Г. Гердер писал о взаимосвязи четырех фундаментальных явлений, характерных для человека, - языка, культуры, общества и «национального духа» [Гердер, 1977]. В. фон Гумбольдт утверждал, что мышление зависит от конкретного языка [Humboldt, 1905, Bd 4, S. 2]. Позднее связью языка и культуры, их взаимовлиянием занимались братья Гримм, Ф. И. Буслаев, А. А. Потебня, Г. О. Винокур, которому принадлежат слова: «Язык есть условие и продукт человеческой культуры» [Винокур, 1959, с. 216]4. В XX в. эти вопросы продолжали исследовать неогумбольдтианцы (Л. Вайсгербер, Й. Трир, В. Порциг, Г. Ипсен и др.), этнолингвисты (прежде всего, Э. иБ. Л. Уорф), представители лингвокультурологических направлений (например, школа В. Н. Телия во фразеологии). На основе идей гумбольдтианства и этнолингвистики появилось понятие языковой картины мира (Л. Вайсгербер, Ю. Д. Апресян, Анна Вежбицка и др.). В трактовке Ю. Д. Апресяна языковая картина мира может быть определена следующим образом: «Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (= концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую 1 Здесь и далее перевод источников наш. - П. Д. 2 Во всяком случае, одна из основных идей лингвистов, полемизирующих с Эвереттом с позиций генеративной грамматики, заключается в том, что на самом деле в языке пираха рекурсия есть, ср. [Nevins et al., 2009]. 3 В данной статье культура понимается в сепировском смысле, т. е. как социально унаследованная совокупность практических навыков и идей, характеризующих образ жизни сообщества или этноса. Вспомним остроумное замечание Эверетта о том, что лингвисты преимущественно говорят друг с другом о лингвистике и лингвистах, а философы - о философии, других философахивине. 4 Ср. также триаду Клода Леви-Строса: «Язык - часть культуры, ее продукт и ее основание» (цит. по [Хроленко, 2009, разд. I]). единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный данному языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков. С другой стороны, языковая картина мира является “наивной” в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от “научной” картины. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир. В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физикупространства ивремени, наивную этику, психологию ит. д.» 5. Наиболее очевидна связь культуры народа с его лексикой и фразеологией: так, из-затого что вдоколумбовойАмерике не было лошадей, после знакомствасэтими животными (т. е. после появления такой реалии и такого явления в культуре) коренные народы или позаимствовали обозначение из языков колонизаторов (например, в современном науатль - потомке языка ацтеков - лошадь называется cahuayoh от исп. caballo), или создали на основе уже существующих слов (ср. лакота sunka wakan, букв.: «собака священная»). Это типичный пример того, как культура оказывает влияние на язык 6 (к этому утверждению мы вернемся позже). Тема национально-культурной специфики является традиционной для фразеологических исследований; в качестве иллюстрации этого часто приводится высказывание А. М. Бабкина о том, что идиоматика есть «святая святых» национального языка, в котором неповторимым образом «манифестируется дух и своеобразие нации» [Добровольский, 1997, с. 37]. Это связано с тем, что значительная часть идиом не имеет прямых эквивалентов в других языках. В. Н. Телия отмечает, что, поскольку характерная для идиом образная мотивированность непосредственно связана с мировидением народа - носителя языка, идиомы обладают национально-культурной коннотацией [Телия, 1996, с. 257]. При этом выделяются такие пласты культуры, как архетипические (например, противопоставления своего и чужого, верха и низа, далекого и близкого, ср. свой парень, пойти в гору, на носу, не за горами), мифологические (включая элементы анимизма и фетишизма, с которыми связано придание особого значения частям тела 7, ср. немецкую идиому die Gelegenheit beim Schopf packen ‘схватить удобный случай за чуб’, восходящую к греческой мифологии и образу бога Кайроса; сюда также можно отнести ритуалы, мифы, религиозные слои культуры), фольклор, художественно-литературные тексты (ср. рус. дым отечества, свежо предание, англ. to be or not to be ‘быть или не быть’, fool’s paradise ‘бла 5 Цит. по: Зализняк А. А. Языковая картина мира // Кругосвет: Онлайн-энцикл. URL: http://www.krugosvet.ru/node/41681 6 Подробнее обэтом см.: [Сепир, 1993, с. 242]. 7 В этой связи можно и нужно вспомнить пример, приводимый Эвереттом: в языке пираха нет понятий «правый» и «левый» (что было бы понятно с точки зрения телесного кода культуры по В. Н. Телия или телесно обусловленного мышления / воплощенного позна-ния - embodied cognition - в когнитивистике), а для определения своего места в пространстве говорящие используют наземные ориентиры (вернее, всего один ориентир - реку Маиси). По-видимому, это явление культурно обусловлено: постоянная жизнь на берегу и способ ведения хозяйства (рыболовство и охота) выводят на передний план пространственный код культуры (использование ориентиров). Надо отметить, что в некоторых языках может происходить совмещение пространственного и телесного: так, в ирландском soir ‘вперед’ также означает ‘на восток’, а siar ‘назад’ - ‘назапад’. женное неведение, самообман’, букв.: «рай дурака»), содержащие аллюзии на прецедентные тексты, публицистические тексты и другие средства массовой культуры [Ковшова, 2014, с. 14]. По мнению А. Н. Баранова и Д. О. Добровольского, отсутствие прямых эквивалентов у идиом связано, скорее, с несовпадением техники номинации. В результате можно обнаружить расхождения во внутренней форме при близости актуального значения (нем. das kannst du vergessen ‘выражение скепсиса говорящего относительно позитивных ожиданий, выраженных собеседником в предыдущей реплике’, букв.: «об этом можешь забыть», и рус. дохлый номер, свежо предание) 8, равно как и расхождения в актуальном значении при близости внутренней формы (ср. рус. [жить] как у Христа за пазухой ‘жить спокойно, умиротворенно’ и серб., хорват. [žiti] Bogu za leđima / iza leđa ‘быть всеми забытым’, букв.: «у Бога за спиной»; рус. пустить пыль в глаза кому-л. ‘с помощью эффектных поступков пытаться представить кому-л. себя и свое положение лучше, чем на самом деле’ и англ. to throw dust into sb’s eyes ‘отвлекать внимание кого-л. от того, чего он, по мнению субъекта, не должен видеть или знать’ 9. Даже когда один предмет или явление уподобляются другому одинаково в разных языках (например, властная женщина уподобляется мужчине), могут использоваться совершенно различные метафоры, ср. рус. мужик в юбке и нем. sie hat die Hosen an, букв.: «она носит штаны». Менее очевидна культурная обусловленность на уровне синтаксиса; в частности, Э. Сепир указывал на то, что сходство культур может быть и у народов с типологически и даже генетически несходными между собой языками [Сепир 1993, с. 242] (например, за счет постоянных контактов обнаруживается известное сходство культур словаков [славянский язык флективного строя] и венгров [финно-угорский язык агглютинирующего строя]). В то же время Д. Эверетт постулирует наличие ограничений на грамматику и когницию [Everett, 2005]. В «Не спи - кругом змеи!» (Don’t Sleep There Are Snakes)[Эверетт, 2016] он полушутя отмечает, что современная культура влияет на грамматику и его родного языка: когда половая принадлежность лица, о котором идет речь, неизвестна, говорящие из соображений политкорректности стараются использовать не гендерно-маркированное he ‘он’, а нейтральное they ‘они’ (с согласованием по модели множественного числа там, где до этого использовалось единственное, например: If a person is ill, they are supposed to consult a doctor ‘если человек болен, ему следует обратиться кврачу’). При этом никогда не стоит забывать, что национально-культурная специфика в языке существует параллельно с языковыми универсалиями - с тем общим, что есть в каждом языке. Ниже мы рассмотрим особенности лексики и грамматики языка пираха с точки зрения культурной специфики, а также укажем на черты, объединяющие пираха с другими языками. 8 Фразеологизму одного языка в другом языке может соответствовать композит с близкой внутренней формой, который при этом может иметь иное актуальное значение, ср. рус. морская капуста ‘водоросль ламинария’ и бретон. диал. morgaol ‘медуза’ (mor ‘море’ + kaol ‘капуста’). 9 А. Н. Баранов и Д. О. Добровольский замечают: «Из данного различия нельзя сделать вывод, что в русской и англосаксонской культурах бытует различное отношение к пыли или к глазам. Просто в английской идиоме идея препятствия визуальному восприятию порождает смысл ‘отвлечение внимания’, а в русской - смысл ‘маскировка, сокрытие правды’. Такое развитие значений никак не является культурно значимым фактором. Скорее, речь идет о случайном выборе языком того или иного следствия из метафоры» [Баранов, Добровольский, 2013, с. 223]. Числительныевпираха 10 В ранних работах о пираха (например, [Everett, 1986]) Эверетт выделял три количественных числительных: hói ‘один’, hoí ‘два’ и baágiso ‘три и более’ 11. Позднее он пришел к выводу о том, что числительных в этом языке нет. Для проверки этого утверждения Эверетт (в соавторстве сМ. С. Фрэнком, Э. Федоренко и Э. Гибсоном [Frank et al., 2008]) провел эксперимент. Сначала перед четырьмя носителями пираха раскладывали на столе от одной до десяти батареек. Когда на столе была одна батарейка, на вопрос: «Сколько на столе предметов?» - индейцы уверенно отвечали: Hói. Две батарейки были обозначены словом hoí; при добавлении батареек они говорили или hoí, или baágiso. После этого эксперимент повторили в обратном порядке, разложив на столе десять батареек и убирая их по одной. Когда батареек осталось шесть, один из участников обозначил их число словом hói (т. е., как предполагалось ранее, «один»), а когда батареек осталось три, это слово употребили все четверо. Авторы пришли к выводу, что hói и hoí означают не абсолютные величины, а нечто относительное или познаваемое в сравнении: ‘мало’, ‘еще меньше’, ‘еще больше’. Авторы все же пришли к выводу о том, что индейцы пираха имеют представление о единице. Такая система псевдочислительных (скорее, количественных слов), разумеется, является нестандартной. Эверетт объясняет этот ограниченный инвентарь культурными особенностями (образом жизни охотников-собирателей) и «принципом непосредственности восприятия» (ограничением на генерализацию вне того, что происходит «здесь» и «сейчас»). С другой стороны, в Южной Америке встречаются похожие системы исчисления: так, в языке каинганг (kaingáng, kanhgág; язык из той же семьи, распространенный в Бразилии и Аргентине) числительное pir ‘один’ имеет также значение ‘небольшое количество’; для двух и трех индейцы из народа каинганг используют собственные числительные, а для остальных чисел - заимствования из португальского. Возможно, подобная относительная система количественных слов является первым шагом к системе исчисления (не зря Бернард Комри поместил ее в самое начало своей классификации систем исчисления в языкахмира 12). Обратим внимание на то, что в результате языковых контактов и торговых отношений числительные часто заимствуются: такова ситуация с двойной системой количественных числительных в корейском и японском языках (параллельно используются исконные числительные и числительные китайского происхождения) или, например, заимствованиями в малых языках (в юкагирский из русского попали слова сто и тысяча, а в южноамериканский язык оро-вин [Oro Win] из португальского - номиналы бразильских купюр). Ограниченный характер подобных контактов у пираха объясняется их удаленностью от «цивилизации», интроспективным характером их культуры, их замкнутостью на себе (хотя они контактируют с другими индейцами и этнической группой кабокло, в ограниченных масштабах пользуясь пиджинизированным ньенгату 13) и предубеждением к чужакам (вспомним дихотомию «прямоголовые» vs. «кривоголовые»). Впрочем, эта уда 10 Примеры из систем исчисления языков мира взяты с сайта Юджина С. Л. Чаня: Chan E. S. L. Numeral Systems of the World's Languages. URL: http://lingweb.eva.mpg.de/numeral/ 11 Подобная система, если бы она соответствовала действительности, совпадала бы с той, что обнаруживается в ряде языков Амазонии, например, в языке-изоляте машакали (Maxakalí): p-xet ‘один’, tikoxyuk ‘два’, xohix ‘всё’. 12 Comrie B. Typology of numeral systems. URL: https://mpi-lingweb.shh.mpg.de/numeral/ TypNumCuhk_11ho.pdf 13 Ньенгату (Nheengatu, Nhangatu), или амазонский лингва-жерал (порт. língua geral da Amazônia), - язык семьи тупи, служащий средством межплеменного общения (лингвафранка) в бассейне Амазонки. ленность от цивилизации оказалась весьма относительной: в настоящее время 14 на территории народа пираха действует школа, в которой детей обучают португальскому и математике по программе бразильского министерства образования. По-видимому, в дальнейшем система числительных пираха пойдет по тому же пути заимствования, что и во многих других малых языках. Что касается отсутствия грамматической категории числа, здесь пираха не является единственным в своем роде языком: такой грамматической категории нет, например, в ряде сино-тибетских языков (в том числе китайском), в языках Новой Гвинеи и Австралии 15. Цветообозначения исемантическиеуниверсалии В своих первых работах о пираха, в том числе в уже упоминавшемся обзоре 1986 г., Д. Эверетт писал о существовании цветообозначений. Позднее, в статье 2005 г. «Культурные ограничения…» [Everett, 2005], он пришел к выводу о том, что на самом деле в пираха их нет, за исключением понятий «светлый» и «темный». То, что он (а до него Стивен Шелдон 16, также служивший миссионером среди индейцев) описывал ранее как цветообозначения, было, скорее, описательными словосочетаниями. К примеру, a3hoa3saa3ga1 ‘зеленый’ буквально переводится как «незрелый временно», а bi3i1sai3 ‘красный’ - как «крови подобное» или даже «кровеподобие» (-sai - суффикс-номинализатор) 17. Соответственно, вместо обозначений цвета индейцы пираха используют сравнения (как в в свободных, так и в устойчивых сочетаниях, например, по описанию Эверетта, фонарик в его руках называли «подобный молнии»). При этом нельзя сказать, что подобная неразвитость системы цветообозначений уникальна (а именно это Эверетт утверждал в «Культурных ограничениях»). Согласно А. Вежбицкой, в языке вальбири (Австралия) нет ни цветообозначений, ни слова цвет. Те слова, которые в вальбири принимают за цветообозначения, на самом деле являются уподоблением какому-либо прототипическому референту - реальному объекту - по определенному признаку: yalyu-yalyu ‘кровь-кровь’, karntawarra-karntawarra ‘охра-охра’, yukuri-yukuri ‘трава-трава’ [Wierzbicka, 2008, р. 410]. Здесь мы сталкиваемся с тем, что, хотя наличие в языке цветообозначений, по-видимому, не является языковой универсалией, сам факт семантических переносов и сравнений («трава-трава», «кровеподобие» ит. д.) указывает на то, что в этих языках существуют регулярная многозначность, метафоры и метонимии. Регулярная многозначность характерна для лексики (см., например, [Апресян, 1995]) - более того, ее можно отнести к языковым универсалиям [Кошелев, 2011]. Многозначность не мешает точному пониманию: контекстом обусловливается то, в каком из значений употреблено слово [Шмелев, 1977, с. 85]. Убедительной представляется гипотеза, объясняющая всеобщий характер многозначности тем, 14 См. документальный телефильм «Грамматика счастья», снятый в 2012 г. для канала «Smithsonian Channel». URL: http://www.smithsonianchannel.com/shows/the-grammarof-happiness/0/141519 15 Haspelmath M. Occurrence of nominal plurality // The World Atlas of Language Structures Online. URL: http://wals.info/chapter/34 16 С. Шелдон записывал цветообозначения пираха для обзора, создававшегося коллективом авторов под руководством Брента Берлина иПола Кея сконца 70-х гг. XX в. по 2009 г. [Kay et al., 2009]. Обзор основан на знаменитой монографии Б. Берлина и П. Кея [Berlin, Kay, 1969]. 17 Втранскрипции Шелдона выделяется не два, а три тона - высокий (цифра 1 надстрокой), средний (2) и низкий (3). В транскрипции Эверетта данные выражения могут быть записаны как ahoas aaga и biísai. что в процессе когнитивного развития ребенка «совокупность базовых концептов отражает концептуальное представление окружающего мира», и в этом представлении элементарными единицами выступают «целостные поименованные концепты и их референты: реальные предметы, живые существа, качества и действия» (выделено автором. - П. Д.) [Кошелев, 2011, с. 730]. В возрасте около двух лет у ребенка скачкообразно начинает формироваться смысловое представление мира: он начинает делить прежде целостные базовые концепты на отдельные, гораздо более мелкие части, а также манипулировать ими, по мере необходимости разделяя их или объединяя (как друг с другом, так и с целостными концептами) [Там же]. Дифференциация проявляется не только в языке, но и в поведении - в частности, в стремлении разделить физический объект (игрушку, цветок, лист дерева и т. д.) на составные части, которое начинает проявляться примерно в этом же возрасте [Там же, с. 732]. Следствием этого является наличие в языке экзоцентрических композитов и фразеологических единиц, для которых характерна идиоматичность, т. е. переинтерпретация, определенная степень непрозрачности и усложнение способа указания на денотат - см., например, [Баранов, Добровольский, 2008; 2013]. Впрочем, провести грань между словом и фразеологизмом не всегда легко, ср. кит. дюсаньласы ‘забывчивость’ (букв.: «забыть три, потерять четыре») и самоназвание пираха híaitíihí (букв.: «он/она 18 есть прямой/прямая»). К следствиям из регулярной многозначности мы можем отнести и энантиосемию - наличие у слова двух противоположных значений, как в пираха xibipíío ‘появляться; исчезать’. Д. Эверетт объясняет этот пример энантиосемии принципом непосредственности восприятия: этим глаголом объясняется любое изменение в поле зрения говорящего (с точки зрения предикатной логики - квантор существования и его отрицание). Интересно, что подобную энантиосемию и, возможно, отражение эвереттовского принципа мы вполне можем увидеть в некоторых индоевропейских языках: так, в ирландском (гойдельская ветвь кельтской группы) совпадают «всегда» и «никогда» (квантор всеобщности и его отрицание), причем «всегда/никогда» разделено во времени: riamh ‘всегда/никогда в прошлом’ и go deo ‘всегда/никогда в будущем’). Грамматические особенности: уникальное, распространенное иуниверсальное Как мы писали выше, Д. Эверетт пришел к выводу о том, что в пираха нет рекурсии. Выражается это, прежде всего, в том, что говорящие на этом языке не могут строить предложения наподобие Принеси мне гвозди, которые привез Дэн или Дом друга охотника. Вместоэтогоонистроятцепочкипростыхпредложений: Принеси гвозди. Дэн привез гвозди. Это те же самые. У охотника есть друг. Это его дом. В своих ранних работах, таких как обзор 1986 г., Эверетт склонялся к тому, что пираха в некоторой степени допускает рекурсию, но при этом вместо придаточного предложения употребляется номинализация, ср.: ti xog-i-baí gíxai kahaí kai-sai ‘я очень хочу, чтобы ты сделал мне стрелу’ (букв.: «я хотеть-это-очень ты стрела-делание»). Кроме того, он выделял суффикс saí, с помощью которого создаются придаточные условия: pi-boi-hiab-i-saí ti ahá-p-i-í ‘если не будет дождя, 18 Любопытный факт: если, например, в английском языке обнаруживается скрытая категория рода, проявляющаяся в наличии местоимений he, she и it при отсутствии какихлибо грамматических различий, то в пираха можно говорить о наличии скрытой категории именных классов. В системе местоимений третьего лица есть обозначения людей, наземныхживотных (зверей и птиц), водныхживотных (рыб) инеодушевленных предметов. я пойду’ (букв.: «вода-приходить-нет-если я идти-[несовершенный вид]-[завершение]-[уверенность]») [Everett, 1986, р. 239]. В 2005 г. Эверетт пришел к выводу о существовании лишь одного суффикса-номинализатора sai. Позднее, полемизируя с оппонентами, указывавшими на его прежние наблюдения, он писал о том, что прежде не так хорошо знал язык пираха. Что касается суффикса -sai, то, по Эверетту (с 2009 г. и далее), с его помощью обозначается уже известная информация (old information) [Everett, 2009]. Интересно, что, подвергая сомнению универсальный характер рекурсии, Эверетт фактически доказывает универсальный характер актуального членения предложения. В самом деле, практически нет языка, в котором не было бы членения на тему (уже известное), рему (новое) и элементы перехода. В пираха тема маркируется морфологически. Кроме того, как и во многих других языках (в том числе, романских - испанском и французском), в пираха субъект и объект дублируются местоимениями, ср.: Hoagaxóai hi páxai kaopápi-sai-xáagahá ‘Хоага’оаи поймал рыбу па’аи (у меня на глазах)’ (глоссу можно представить как «Хоага’оаи PP.3SG па’аи ловить-NOM/TOPIC-EVID» 19) или уже упомянутый пример ti xog-i-baí gíxai kahaí kai-sai. В 2010 г. к теме рекурсии в пираха обратился У. Зауэрланд. На основе экспериментальных данных (чтение предложений исследователем, не говорящим на пираха, и исправление ошибок информантами - носителями языка) он пришел к выводам о наличии в пираха двух разных суффиксов - номинализатора sai и кондиционалиса saí (т. е. подтвердил точку зрения раннего Эверетта) [Sauerland, 2013]. Если вывод Эверетта об отсутствии рекурсии все-таки верен, то язык пираха нельзя считать единственным в своем роде. Нечто подобное было обнаружено группой исследователей из США и Израиля, изучавших жестовый язык, самостоятельно возникший в общине с большим числом глухих и слабослышащих в первой половине XX в. и развивающийся по сей день (см., например, [Sandler et al., 2011]). Этот язык, известный как ABSL (Al-Sayyid Bedouin Sign Language ‘жестовый язык бедуинов из клана ас-Саййид’) характеризуется постепенной эволюцией грамматики. Исследователи успели застать в живых первых носителей этого языка, зафиксировали четыре возрастные страты, отличающиеся друг от друга последовательным усложнением морфологии и синтаксиса. На ранних стадиях развития у них обнаруживается тенденция к использованию цепочек клауз, состоящих из имени (это имя может играть роль агенса, пациенса, экспериенцера и пр., но формально остается субъектом) и глагола, ср.: ЖЕНЩИНА СИДЕТЬ; ДЕВОЧКА КОРМИТЬ ‘девочка кормит женщину’, ДЕВОЧКА СТОЯТЬ; МУЖЧИНА МЯЧ БРОСАТЬ; ДЕВОЧКА ЛОВИТЬ ‘мужчина бросает мяч девочке’. В речи более молодых носителей уже появляется разделение на субъект и объект. Отдельные жестовые и мимические единицы приобретают грамматическое значение, например, в предложении СОБАКА МАЛЕНЬКИЙ INDEXi 20 («она») Я НАХОДИТЬ ПРОШЛЫЙ НЕДЕЛЯ INDEXk («там») // УБЕЖАТЬ ‘маленькая собака, которую я нашла на прошлой неделе, убежала’, помимо жестов, употреблены дополнительные маркеры: наклон головы (маркировка темы, обозначенная в данном примере двойной косой чертой), движения бровей (‘продолжительность действия’) и глаз (прищуривание ‘сообщение фактической информа 19 Здесь NOM/TOPIC указывает на спорный статус суффикса sai (номинализатор или топикализатор), PP.3SG - личное местоимение 3-го лица единственного числа, EVID - эвиденциальность (см. ниже). 20 INDEX - здесь: жест с применением указательного пальца (говорящий на ЖЯ показывает на что-либо реальное или воображаемое пальцем), индексы i, k указывают на положение руки: справа, слева. ции’). Фактически, они приобретают характеристики служебных слов и морфем в звуковыхязыках. Постепенное усложнение ABSL проходило в четыре этапа, - фактически, с каждым новым поколением: 1) простые конструкции, выполняемые спомощью рук; 2) выделение субъекта иобъекта, маркерытемы иремы (движения головы); 3) сложные предложения, выражение иллокутивной силы (мимика, аналоги просодии - положение рук и тела, повторение жеста), вводные слова, вставные конструкции, аналог логического ударения, появление новых грамматических показателей (движения головы, мимика); 4) вложенные предложения и вставки внутри них, противопоставление двух референтов, появление новых грамматических показателей (движения и положение тела, ведущая рука vs. ведомая рука). Вполне возможно, что подобное усложнение происходило и со «звучащими» языками, и тогда пираха оказывается просто «застывшим» на стадии, соответствующейвторому этапу ABSL. Если же верны выводы Зауэрланда и раннего Эверетта, то возникает вопрос: почему тогда пираха чаще пользуются простыми предложениями? Здесь надо отметить, что во многих языках, в том числе и в русском, сложноподчиненные предложения стилистически маркированы: в устной речи придаточные предложения, причастные и деепричастные обороты встречаются не так часто, как в письменной, а в разговорном стиле - не так часто, как в книжных. Подобную маркированность мы встречаем, в частности, в бретонском языке, где под влиянием богослужебной латыни и грамматики Присциана сформировался особый стиль, так называемый brezhoneg beleg ‘поповский бретонский’. Его особенностью является появление придаточных определительных предложений с союзом pehini ‘каковой, который’, являющимся калькой с лат. qui. В устной речи такие придаточные не использовались, а сам этот стиль часто становился предметом насмешек простого народа и национальной интеллигенции [Muradova, 2012]. Такую же маркированность мы видим в разговорном ирландском языке. Здесь одновременность действий выражается не с помощью придаточных времени, начинающихся с nuair a ‘когда’, а с помощью длинных сложносочиненных предложений, - фактически, цепочек клауз, ср.: Tráthnóna Dé Satharainn, ’s mé ’stigh i dtigh óil, / Sa chúinne go seascair is piúnt os mo chómhair ‘Когда я субботним вечером тихо сидел в углу пивной с пинтой пива’ (букв.: «вечер субботы, и я внутри в доме питья, / В уг-лу тихо, и пинта напротивменя»; из народной песни Na Tailliúirí ‘портные’). Наконец, следует остановиться на ряде грамматических явлений, общих для пираха и многих других языков. В гл. 12 Эверетт достаточно подробно описывает грамматику. Это агглютинирующий язык, в котором у аффиксов (в данном случае, как и во многих агглютинирующих языках, например тюркских и финноугорских, у суффиксов) есть только одно значение. Суффиксы прикрепляются преимущественно к глагольным основам (ср., однако, притяжательный суффикс -paí ‘мой’, добавляемый к существительным). В грамматике пираха есть категория эвиденциальности - явное указание на источник сведений говорящего об истинности высказывания («я знаю, потому что видел», «я знаю, потому что слышал», «я предполагаю»). Хотя ее нельзя отнести к языковым универсалиям, она широко распространена во многих языках (см., например, [Макарцев, 2014; Aikhenvald, 2004]), в частности - в тюркских, некоторых финно-угорских (эстонский), северокавказских (лезгинский) и ряде языков Южной Америки. Пример эвиденциальности: тат. бардың ‘ты ходил’, ул бер атнага кунакка килде ‘он(а) на неделю в гости приходил(а)’ (прямая информация) vs. баргаң, ул бер атнага кунакка килгəн (то жезначение, косвенная информация). В сущности, между точкой зрения генеративистов и мнением Эверетта о языке как инструменте культуры нет фундаментальных противоречий: коль скоро человеческие общества имеют определенное сходство, то известное сходство может быть и у их, сколь угодно далеких, культур, а значит, какие-то общие черты можно найтии в языках. Даже если идеи Эверетта не вполне точны, нет никакого сомнения в том, что они заслуживают самого пристального внимания и непредвзятого анализа. На попытки немедленно отвергнуть концепцию Эверетта можно ответить словами крупнейшего философа и историка науки К. Поппера: «Мы хотим большего, чем просто истины. Мы ищем интересную истину, которую нелегко получить. …Негативисты (такие как я) несомненно предпочтут попытку решить интересную проблему с помощью смелого предположения, даже если вскоре обнаружится его ложность, перечислению истинных, но неинтересных утверждений» [Поппер, 1983, с. 347-348].

Скачать электронную версию публикации