The features of the Consonant systems of South Siberian Turkic languages on the parameters of the objective complexity.pdf Введение Проблема языковой сложности, имманентно присутствовавшая в трудах лингвистов с 70-х гг. прошлого столетия - B. Bernstein [1971], J. Nichols [1992], R. Perkins [1992], актуализировалась в научной литературе относительно недавно - в начале XXI в. Представляя собой новую интерпретацию конкретных результа тов изучения истории и типологии языков и становясь одним из перспективных направлений лингвистических исследований с многомерными подходами и критериями оценки сложности языковых систем и подсистем, она все более привлекает внимание ученых. В проекте, разрабатываемом сибирскими лингвистами, языковая сложность анализируется на материале языков, генетически и типологически различных, имеющих несовпадающие социолингвистические характеристики. К изучению привлекается материал всех языковых ярусов, что позволит определить наличие компенсаторности уровней сложности в разных частяхязыковой системы. В данной статье исследование направлено на выявление параметров сложности консонантных систем в тюркских языках южносибирского региона в качестве индикаторових типологической классификации. Изучение объективной сложности звуковых систем на современном синхронном срезе базируется на результатах инструментальных исследований языков народов Сибири и сопредельных регионов, выполняющихся в Лаборатории экспериментально-фонетических исследований Института филологии СО РАН с конца 60-х гг. прошлого столетия в русле единой теоретической концепции и общих методологических подходов, разработанных В. М. Наделяевым. Полученные в ходе экспериментов данные и концептуальные наработки введены в инфор-мационное пространство лингвистики в виде публикаций описательного и со-поставительно-типологического характера. В статье используются материалы по алтайскому, кумандинскому, чалканскому, тубинскому, хакасскому, шорскому, барабинско-татарскому, тувинскомуикалмакскомуязыкам. 1. Понятиеязыковойсложности Поскольку направление исследования языковой сложности появилось относительно недавно и в настоящее время проходит этап становления, формирования понятийно-терминологического аппарата, разработки методик и алгоритмов анализа и описания данных, постановки вопросов и выдвижения гипотез, требующих верификации, представляется необходимым сделать краткий экскурс в историю вопросаипринять рабочееопределение критериев языковойсложности. Впервые в лингвистике острополемический характер дискуссии о неправомерности традиционного представления о языках мира как характеризующихся одинаковой степенью сложности был задан публикацией Дж. Мак-Уортера [McWhorter, 2001]. Высказанные им идеи получили дальнейшее развитие в работах Ваутера Кюстерса [Kusters, 2003], Эстена Даля [Dahl, 2004], Райана Шостеда [Shosted, 2006], Элисон Рэй и Джорджа Грейса [Wray, Grace, 2007], Гэри Лупяна и Рика Дейла [Lupyan, Dale, 2009], Питера Традгила [Trudgill, 2011], а также в двух сборниках статей под редакцией Матти Миестамо [Language Complexity…, 2008] и Джеффри Сэмпсона [Language Complexity…, 2009]. Подробный экспертный анализ зарубежной литературы по затронутой проблематике приведен в статье А. Бердичевского «Языковая сложность (Language Complexity)» [2012]. Основной вывод развернувшейся дискуссии заключается в том, что языки можно не только ранжировать по степени сложности, но и пытаться измерить ее количественно - для языкав целом или для его фрагмента [Там же, с. 101]. Само определение языковой сложности трактуется исследователями неоднозначно. По Э. Далю, сложность - это абстрактная объективная мера, стоимость и трудность - меры относительные, субъективные. Он предлагает различать системную, структурную и поверхностную сложность [Dahl, 2004, р. 38-39; Даль, 2009]. По М. Миестамо, сложности соответствует абсолютная (объективная) сложность, а стоимости и трудности - относительная (субъективная) сложность. При этом абсолютная сложность во многом сводится к количеству элементов, из которых состоит система [Miestamo, 2008]. Рядом исследователей при определении языковой сложности используется одно из понятий теории информации - понятие колмогоровской сложности. Общий смысл его заключается в том, что «чем сложнее объект, тем длиннее его описание. Иначе говоря, в качестве меры сложности можно рассматривать длину кратчайшего возможного описания данного объекта. Для языкового объекта - длину кратчайшего алгоритма, который порождал бы данный объект» [Бердичевский, 2012, с. 103]. Таким образом, чем короче описание, тем проще объект. Недостатком такого подхода является то, что исследователь не всегда может быть уверен в том, что действительно нашел минимально возможное значение колмогоровской сложности. Иной подход, выдвинутый М. Гелл-Манном, заключается в измерении так называемой эффективной сложности, исчисляемой минимальной длиной описания закономерностей, функционирующих в системе, в частности, в системе языка [Gell-Mann, 1994]. Будучи сторонником абсолютного (объективного) подхода при трактовке языковой сложности, М. Миестамо тем не менее предлагает использовать импликативные иерархии для объективного измерения относительной сложности: явления, частотные в языках мира, не представляют сложности. Мак-Уортер предлагает четыре критерия для оценки языковой сложности [McWhorter, 2001]. В соответствии с задачами данного исследования наибольший интерес представляет для нас первый из них: фонемный инвентарь тем сложнее, чем больше в нем маркированных фонем. Имеются в виду фонемы, маркированные в типологическом смысле, т. е. редко встречающиеся в языках мира. Маркированные фонемы, характеризующиеся наличием коррелятивного признака, Мак-Уортер выбирает потому, что их наличие подразумевает наличие немаркированных членов оппозиций, а значит, более сложную систему фонологических различий. Позднее Мак-Уортер дает уточненную формулировку параметров сложности: 1) сверхдифференциация: обязательное поверхностное маркирование семантических различий; 2) структурная детализация: количество правил (например, в синтаксисе) и элементов (например, фонем), необходимых для порождения поверхностных форм; 3) нерегулярность [McWhorter, 2007]. Дж. Николз исходит из того, что грамматическая сложность сводится к количеству элементов в системе, количеству их степеней свободы и объему информации, который нужен для их описания. В соответствии с таким подходом она предлагает для измерения сложности список формально-количественных параметров, характеризующих как системную (парадигматическую) сложность, так и структурную (синтагматическую) [Nichols, 2009]. Показателями системной (парадигматической) сложности являются: 1) количество элементов (фонем, тонов, родов, падежей, способов построить придаточное предложение и т. п.) в каждой подсистеме; 2) количество парадигматических вариантов (степеней свободы) для каждого элемента: аллофоны, алломорфы, словоизменительные классы. Структурная (синтагматическая) сложность связана с такими параметрами, как: 1) количество комбинаций элементов на разных уровнях, случаи согласования, валентности и т. п.; 2) ограничения на употребление элементов и их сочетаний. Поверхностная же сложность - это произносительная длина языковых единиц при их употреблении в речи. Таким образом, объективная сложность существует независимо от того, изучается данный язык кем-либо или нет, такая сложность может быть измерена количественно. Второй тип сложности связан с субъективной оценкой степени сложности языковой системыпри ееосвоении, изучении. В нашей работе используется пара терминов «объективная сложность» - «субъ-ективная сложность», поскольку языковая сложность всегда относительна - как в статике, так и в динамике, как объективно, так и для постигающего ее субъ-екта. Используемая сибирскими фонетистами комплексная методика, включающая как собственно лингвистические методы фонологического анализа (метод аудитивно-визуального наблюдения, дополнительной и контрастирующей дистрибуции, полной и частичной квазиомонимии, критерий морфологической или функциональной сегментации, приемы сравнительно-сопоставительного анализа), так и методы современной инструментальной фонетики, послужила базой для разработки на материале южносибирских тюркских языков авторской методики выявления потенциальных маркеров сложности артикуляторных настроек, определения объективной сложности консонантных фонологических систем и ран-жирования их по этим критериям. 2. Парадигматическая сложность консонантных систем в южносибирских тюркских языках Парадигматическая сложность консонантных систем в южносибирских тюркских языках будет определяться количеством единиц инвентарей фонем и сте-пенью универсальности и специфичности конститутивно-дифференциальных признаков, структурирующих системы, их удельным весом, числом системоорга-низующих фонологических оппозиций, степенью иерархической сложности сис-темы. 2.1. Инвентари согласных фонем в южносибирских тюркских языках. Ниже представлены реестры согласных фонем, выявленных в тюркских языках Южной Сибири на основании дистрибутивного и функционального анализа текстов с привлечением квазиомонимических и морфологическихданных. . Алтайский язык. 17 согласных фонем: 10 шумных - [р], [р:], [t], [t:], [s], [š ], [ª‡ç:], [k], [k:], [ª], 7 малошумных - [m], [l], [r], [n], [j], [Ð], [N] [Чумакаева, 1978]. . Кумандинский язык. 17 согласных фонем: 9 шумных - [р], [р:], [t], [t:], [s], [š ], [ª‡ç:], [k], [k:], 8 малошумных - [m], [l], [r], [n], [j], [Ð], [Ý], [N]. Чалканский язык. 18 согласных фонем: 12 шумных - [p], [t], [s], [], [], [q], [], [d], [z], [], [j], [], 6 малошумных - [m], [n], [l], [r], [], [] [Мандрова, 1982; Кирсанова, 2003]. . Тубинский язык. 18 согласных фонем: 11 шумных - [р], [р:], [t], [t:], [s], [š ], [š], [š], [ª‡ç:], [k], [k:], 7 малошумных - [m], [l], [r], [n], [j], [Ý], [N] [Сарбашева, 2004]. Хакасский язык (нижне-тёйский говор сагайского диалекта). 17 единиц консонантной системы: 10 шумных - [p], [p:], [t], [t:], [s], [s:], [3˝‡´ ], [tš :], [X], [X:], 7 малошумных - [m], [r], [l], [n], [j], [i], [] [Субракова, 2006]. Ѳ Шорский язык (мрасский диалект). 35 согласных фонем: 19 шумных - [pс], [p.], [’p:], [tс], [t.], [’t:], [s.с], [s.], [’s:], [.с], [.], [’:], [t‡с], [‡.], [’‡:], [kс], [k.], [’k:], [], 16 малошумных - [mс], [m·], [’m:], [lс], [l·], [’l:], [’rс], [n·], [’n:], [j], [’j], [’Ð:], [’], [·], [’:], [] [Уртегешев, 2002; 2004]. Барабинско-татарский язык. 19 согласных фонем: 12 шумных - [p], [’p], [t], [’t], [s], [’s], [š], [’š], [’t‡š], [q], [’q], [], 7 малошумных - [m], [w], [l], [r], [n], [j], [g] [Рыжикова, 2005]. Тувинский литературный язык. 18 согласных фонем: 11 шумных - [pс], [tc], [s], [šб], [x], [p], [t], [z], [3.], [šб], [k], 7 малошумных - [mѲ], [nѲ], [l], [r], [j], [], [d] [Сег Ѵѳ ѢѳѲѲѲѲѲ ленмей, 2010]. Тувинский язык (сут-хольский говор центрального диалекта). 16 согласных фонем: 9 шумных - [pс], [p], [tc], [t], [s], [š], [t‡ç], [k], [x], 7 малошумных - [m], [l], [r], [n], [j], [d], [] [Кечил-оол, 2006]. Ѳ Калмакский язык. 19 согласных фонем: 13 шумных - [p], [b], [t], [d], [s], [z], . [š ], [3.], [tѴsѴ], [ªѴѴ], [k], [k], [G], 6 малошумных - [m], [l], [r], [n], [j], [N] [Уртегешев, ‡‡ Бабыкова, 2005]. Приведенные данные свидетельствуют о том, что в фонологических системах тюркских языков Южной Сибири (кроме шорского) выделяется от 16 до 19 согласных фонем. При этом минимальное количество консонантных единиц - 16 представлено в тувинском языке (сут-хольский говор центрального диалекта); в алтайском, кумандинском, хакасском - по 17 фонем; в чалканском, тубинском и тувинском литературном - по 18; в барабинско-татарском и калмакском язы-ках - по 19 фонем; в шорском языкефункционируют 35 единиц. Исходя из постулата о том, что одним из показателей системной (парадигматической) сложности является структурная детализация [McWhorter, 2007], количество составляющих элементов [Nichols, 2009] - в нашем случае это число согласных фонем, необходимых для порождения поверхностных форм, можно предложить следующую иерархию рассматриваемых тюркских языков в порядке нарастания степени сложности их консонантных систем: тувинский (сут-хольский говор) / алтайский, кумандинский, хакасский/чалканский, тубинский, тувинский (литературный) / калмакский, барабинско-татарский/шорский. Данная последовательность в принципе совпадает с ожиданиями автора статьи, базирующимися на большом опыте проведения аудитивных и инструментальных исследований звуковых систем языков коренных народов Сибири. Абсолютное неприятие вызывает лишь статус тувинского языка (сут-хольский говор), занимающего в указанной цепочке нишу языка с наименее сложной консонантной системой. На наш взгляд, сведение проблемы абсолютной (объективной) сложности только лишь к количеству элементов, из которых состоит система [Miestamo, 2008], намеренно упрощает и искажает проблему. Использование формальной количественной оценки сложности языкового явления путем поверхностного подсчета элементов может быть продуктивно и полезно, но лишь на первом этапе построения концепции. Дальнейшая серьезная разработка проблемы требует более глубокого и последовательного анализа всех компонентов систем с учетом их взаимосвязейивзаимообусловленностей. 2.2. Системнаяорганизацияконсонантизма вюжносибирских тюркских языках При исследовании структурно-таксономических характеристик систем согласных в тюркских языках южносибирского ареала с позиций объективной языковой сложности мы опираемся на положение М. Миестамо о том, что явления, часто встречающиеся в языках мира, можно считать легкими для всех: говорящих, слушающих, носителей разных языков [Miestamo, 2008]. Логично предположить, что языковые единицы и закономерности, являющиеся уникальными, усложняют систему. Другим базовым для нас постулатом является заключение Мак-Уортера о существовании положительной корреляции между степенью сложности фонемного инвентаря и количеством в нем маркированных фонем [McWhorter, 2001]. При сопоставлении звуковых систем с целью выявления импликативных иерархий для измерения объективной сложности целесообразно было бы воспользоваться понятием языка-эталона [Успенский, 1965], которым оперирует фонологическая типология: «…сравнение наиболее эффективно тогда, когда не индивидуальные объекты сопоставляются друг с другом, а… все они соотносятся с каким-то одним объектом, естественным или искусственным, принятым в качестве универсального - для данной сферы - эталона, т. е. единицы измерения». При этом система-эталон может основываться на максимально возможном наборе оппозиций (эталон-максимум) или, напротив, на их минимальном наборе (эталонминимум) [Касевич, 1999, с. 6-7]. Проблема перцептивных эталонов разрабатывалась С. В. Кодзасовым и О. Ф. Кривновой [2001]. Но, несмотря на наличие в информационном поле лингвистов значительного объема звуковых паттернов и данных о принципах построения фонологических систем в языках мира [Ladefoged, Maddieson, 1996], к настоящему времени такой единой эталонной фонологической системы не представлено, - возможно, в силу нереалистичности построения единого эталона-максимума и произвольности выбора принципов организации эталона-минимума. Поэтому в данном исследовании мы прибегаем к сопоставлению между собой конкретных фонологических систем в южносибирских тюркских языках, а также делаем попытку оценить степень их сложностинафоне индоевропейских языков. Проведенные сибирскими фонетистами инструментальные исследования дают основание для вывода о том, что консонантные системы в южносибирских тюркских языках сформировались в результате наложения на языки субстратного нетюркского населения тюркского языка-суперстрата с консонантной системой, организованной тройной градуальной оппозицией по степени напряженности [Наделяев, 1969, с. 236]. Поскольку для артикуляционно-акустических баз автохтонного населения алтае-саянского этноареала сильная степень мускульной напряженности речевого аппарата была неприемлема, при вынужденном переходе на язык завоевателей этносы должны были приспосабливать тюркскую фонетику к привычным для них произносительным установкам. Трансформация фоникофонологических систем происходила по пути ослабления артикуляторной напряженности, то есть по пути снижения языковой сложности, но реализация этих процессов в каждом из современных тюркских языков имела свою специфику - как в силу неоднородности этнического состава населения, так и по причине разнохарактерностиисторических контактов. В современном шорском языке оппозиция по напряженности сохранилась и коррелирует с характеристикой по типу работы гортани и языка: инъектив-ные/статичные/эйективные единицы; при произнесении эйективных согласных возникает также эффект фарингализации. В языке барабинских татар выявленное для шорского языка противопоставление по инъективности/эйективности реализуется в виде фонологической оппозиции по фарингализованности/нефа-рингализованности; при этом фарингализованность в языке барабинцев - опре-деляющий фонологический признак, а степень напряженности - сопутствующий. Включение в сопоставление языков байкало-саянского региона, тувинского и тофского, показывает иной фонологический статус этих признаков: в тувинском степень напряженности согласных является базовым фонологическим признаком, фарингализация - оттенковым, детерминируемым алгоритмами тувинского сингармонизма. Квантитативно ориентированные системы согласных, выявленные в алтай-ском, кумандинском, чалканском, тубинском и хакасском языках, сформирова-лись в результате адаптации артикуляционно-акустических баз угро-самодийских этносов алтае-саянского региона с несвойственной им сильной напряженностью к фонологической системе тюркского языка-суперстрата, построенной на трихото-мическомпротивопоставлениисильных/слабых/сверхслабых артикуляций. Системы, для которых базовым признаком является характеристика единиц по звонкости/глухости, функционируют в тюркских языках севера Сибири (якут-ском и долганском). В южносибирском регионе аналогичные модели форми-руются в языке калмаков и в сагайском диалекте хакасского языка как результат трансформации системы, организованной по параметрам напряженности (в сагай-ском - через промежуточную стадию квантитативно структурированной сис-темы). Таким образом, в алтайском, кумандинском, чалканском, тубинском и хакасском языках оппозиция по напряженности преобразовалась в трихотомическую оппозицию по длительности - согласные противопоставлены как краткие/дол-гие/долготнонеопределенные. Тувинский и тофский консонантизм сохранил в различной степени особенности пратюркской системы: степень напряженности сохранилась в качестве основного системообразующего признака, но при этом существенно сократилась сфера реализации класса сильнонапряженных единиц. В барабинско-татарском языке степень напряженности коррелирует с релевантным для консонантизма наличием/отсутствием фарингализации как дополнительной окраски звука. В шорском языке напряженность является характеристикой, охватывающей всю систему согласных и сопутствующей основному конститутивно-дифференциальному признаку глоттализованности/не-глоттализованности. В результате преобразования пратюркской системы согласных в языке современных калмаков оппозиция по напряженности сохранилась лишь на периферии системы. Основным релевантным признаком, структурирующим субсистему шумных согласных, является признак работы голосовых связок. Выделены три пары фонем - губных и переднеязычных, противопоставленных по глухости/звонкости: [p] -[b], [t] -[d], [š'] -[3']. Класс шумных всегда глухих фонем представлен семью единицами: [p], [t], [š'], [ts‡], [ªš'‡], [k], [], класс шумных всегда звонких - четырьмя единицами: [b], [ß], [d], [3'] [Уртегешев, Бабыкова, 2005]. О незавершенности процесса формирования системы, основанной на оппозиции по признаку голоса, свидетельствует тот факт, что переднеязычная щелевая фонема [s] и гуттуральная фонема [k], по преимуществу глухие, в определенном фонетическом контексте реализуются в звонких аллофонах; звонкая по большинству своих реализаций фонема [G] имеет среди своих позиционно-комбинаторных оттенков и глухой аллофон. Подобное варьирование - свободное или позиционнокомбинаторно обусловленное - свойственно всем южносибирским тюркским языкам, поскольку для них звонкость/глухость не является релевантным при-знаком. В качестве остаточного явления в калмакской системе сохранились реликты оппозиции единиц по степени напряженности: две гуттуральные глухие фонемы противопоставлены как умереннонапряженная [k] и сильнонапряженная [k], облигаторно сильнонапряженными являются аффрикаты [ts‡] и [ªš'‡]. Функционирующая на данном этапе система, представляющаяся несколько эклектичной, является результатом взаимодействия двух систем - древней тюркской, основанной на противопоставлении согласных по степени напряженности и сохранившейся в некоторых южносибирских тюркских языках, и казанско-татарской, структурируемой по звонкости/глухости. Для калмакского языка оппозиция согласных по работе голосовых связок относится к числу инноваций, поддерживаемых сильным влиянием русского языка - особенно если учесть крайнюю ограниченность контингентаговорящих на нем. Таким образом, с точки зрения артикуляторной сложности субстантного признака, принятого языком в качестве базовой структурно-таксономической характеристики, консонантные системы шорского, барабинско-татарского и тувинского языков, организованные противопоставлением по напряженности, следует квалифицировать как более сложные по сравнению с системами согласных в алтайском, кумандинском, чалканском, тубинском и хакасском языках, где в основу положена оппозиция по квантитативным характеристикам единиц, а также по сравнению с калмакской системой согласных, структурируемой по признаку звонкости/глухости. Исходя из положения Мак-Уортера о том, что фонемный инвентарь тем сложнее, чем больше в нем маркированных фонем, поскольку их наличие подразумевает наличие и немаркированных членов оппозиций, а значит, более сложную систему фонологических различий [McWhorter, 2001], также следует заключить, что консонантные системышорского, барабинско-татарского и тувинского языков относятся к числу наиболее сложноорганизованных, поскольку включают классы фонем, маркированных признаками, не востребованными в сопоставляемых языках. Языковая сложность консонантных систем шорского, барабинско-татарского и тувинского языков определяется функционированием в них рядов фонем, противопоставленных по признаку глоттализованности/неглоттализованности. При этом в шорском языке тройная оппозиция согласных по основному конститутивно-дифференциальному признаку - типу работы гортани и языка - констатируется как для шумного, так и для малошумного консонантизма: эйективные согласные (продуцируются при поднимающейся гортани и оттягивающемся назад корне языка): [‘p:], [’t:], [’s:], [’:], [’‡:], [’k:], [’m:], [’l:], [’rс], [’n:], [’Ð:], [’j], [’], [’:] / статичные (произносятся при нейтральном положении гортани и языка): [p.], [t.], [s.], [.], [‡.], [k.], [], [m·], [l·], [n·], [j], [·], [] / инъективные (реализуются при опускающейся гортани и продвигающемся вперед теле языка): [pс], [tс], [s.с], [.с], [t‡с], [kс], [mс], [lс] [Уртегешев, 2002; 2004]. Таким образом, каждый звукотип представлен как нейтральным - немаркированным членом оппозиции, так и двумямаркированными: эйективным иинъективным. Результаты изучения языка барабинских татар также послужили основанием для констатации в каждой из подгрупп класса шумных переднеязычных согласных тройной оппозиции фонем: [t]1 - [t]2 - [d], [s]1 - [s]2 - [z], [š]1 - [š]2 - [3] [Рыжикова, 2001, с. 120; Ryzhikova, 2002, р. 66-67]. Однако в ходе дальнейших исследований в результате обобщения основных показателей системы с учетом динамики ее развития и абстрагирования от периферийных фактов современного барабинско-татарского языка автор в монографическом описании представил систему, базирующуюся на трихотомическом, а не тетрархическом принципе построения: шумные фарингализованные напряженные: [’p], [’t], [’s], [’š], [’t‡š], [’q] / шумные нефарингализованные ненапряженные: [p], [t], [s], [š], [q], [] / малошумные нефарингализованные слабонапряженные: [m], [w], [l], [r], [n], [j], [g] [Рыжикова, 2005]. В сут-хольском говоре центрального диалекта тувинского языка также выявлены - на периферии системы - рефлексы тетрархической оппозиции согласных по степени мускульной напряженности: сверхсильные [p], [t] / сильные [p], [t], [k] / слабые [bќќ ], [d] / сверхслабые [m], [n] [Монгуш, 2001, с. 145-149], т. е. максимально маркированными являются согласные класса шумных смычных единиц. Зафиксированное состояние тувинской сут-хольской системы согласных является остаточным элементом предшествующих ступеней развития, показателем языковой ретроспективы, трансформации системы по пути упрощения. В отличие от шорского, барабинско-татарского и тувинского языков, консонантные системы алтайского, кумандинского, чалканского, тубинского, хакасского и калмакского языков не содержат классов согласных, противопоставленных по параметрам глоттализованности/неглоттализованности, что указывает на относительно меньшую степень фонико-фонологической парадигматической сложности в этихязыках. Более высокий уровень фонетического разнообразия в шорском, барабинскотатарском и тувинском языках определяется также тем, что консонантные системы в этих языках базируются не только на основном фонологическом признаке, но и на дополнительных, сопутствующихрелевантныхпараметрах. В шорском языке системообразующими характеристиками, дополнительными к эйективности/статичности/инъективности, являются степень напряженности, наличие/отсутствие фарингализации, квантитативные показатели: эйективность облигаторно сопровождается сильной напряженностью, фарингализацией настроек и их долготой; статичные реализуются как умереннонапряженные, нефарингализованные, полудолгие; инъективные являются слабонапряженными, нефарингализованными, краткими. Характер организации системы согласных в языке барабинских татар близок к тому, что и в шорском языке: консонантизм определяется оппозицией по фарингализованности/нефарингализованности настроек, степень артикуляторной напряженности является конститутивно-дифферен-циальным признаком, обусловленным наличием/отсутствием фарингализации. В тувинском языке степень консонантной напряженности выступает в корреля-ции с аспирированностью/неаспирированностью как сопутствующим релевантным признаком шумных согласных. В отличие от указанных языков, в которых одним из основных системообразующих признаков консонантизма является артикуляторная напряженность, коррелирующая с глоттализованностью, алтайский, кумандинский, чалканский, тубинский, хакасский и калмакский языки имеют не столь сложноорганизованные системы, базирующиеся лишь на одном конститутивно-дифференциальном признаке - степенидлительностиили звонкости/глухостиманифестаций. 3. Синтагматические процессы в южносибирских тюркских языках Исследование показало, что на современном синхронном срезе фонические системы развиваются по пути упрощения субстантных характеристик единиц, экономии артикуляционных усилий (дезаффрикатизация, спирантизация, выпадение интервокальных согласных, упрощение консонантных комплексов, стяжение геминат в долгий согласный, ассимиляция), что, в свою очередь, ведет к оптимизации фонологических систем, перестройке их с ориентацией на доминантные структурирующие признаки, отказу от эклектичности, обусловленной сложным смешанным происхождением этносов и их языков. Одни изменения, например спирантизация (хак.: ах «aX» ‘белый’, харах «XarEX» ‘глаз’, хулах «XulEX» ‘ухо’; алт.: кату «Xt:» ‘твердый’, ака «X:» ‘брат’, алакан «lX:n» ‘ладонь’), дезаффрикатизация (хак.: чистек «š˝ ist ‰k » ‘ягода’, ачы «aš˝˝˝˝ IÝ» ‘горький’, тохчах «tuXš ™х » ‘толстый’, чiрче «š Ir š ™»‘чашка’, арчы «arš˝˝˝´˝ I» ‘роса’; хуах «Xu3 æх » ‘охапка’, поа «pu3 ™» ‘барда’, имi «im 3 I» ‘врач’, имек «im´˝ 3 ™k » ‘женская грудь’ [Субракова, 2006, с. 44-45, 220; Шалданова, 2007]), ведут лишь к изменению кода, не оказывая при этом значительного негативного влияния на степень традиционной устойчивости языка и нивелируя возникшие затруднения в восприятии речи при смене социального (возрастного) состава носителей языка, необходимый уровень транслируемой собеседнику информации сохраняется и адекватно воспринимается слушателями, процесс коммуникации не затруднен. Так, в хакасском языке произошла полная спирантизация твердорядного гуттурального смычного согласного q, представленного в материалах В. В. Радлова в целом ряде позиций - в анлаутной, ауслаутной, медиальной пре-и постконсонантной в составе сочетаний двух шумных глухих согласных [Radloff, 1882, S. 131, 174, 228]. В настоящее время его можно констатировать лишь в речи самых пожилых носителей языка; консонант фактически полностью утратил затвор, реализуясь как щелевой согласный: q  X. Аналогичные преобразования f  i пережил в хакасском языке и звонкий коррелят g, зафиксированный В. В. Радловым в инлауте и в медиально-постсонантных комбинациях [Ibid., S. 199, 254-260] - в речи современных носителей языка в составе твердорядных словоформ употребляется лишь щелевойсогласный: сыырай «sЩiЩrEj» ‘снегирь’, хабыра «XabЩriE» ‘ребро’ [Субракова, 2006, с. 46]. В алтайском же языке аналогичный процесс спирантизации велярно-увулярного согласного q динамично развивается в течение двух последних десятилетий, особенно активно - в речи носителей языка младшей и средней возрастных групп. При этом переход на щелевую реализацию субъективно не осознается алтайцами, они констатируют факт перестройки системы вслед за сменой произносительных установок только лишь при специальной фиксациина этомих внимания. Близок к завершению и процесс дезаффрикатизации переднеязычного сложного согласного ч «tš‡»,´вытесненного в речи современных хакасов-сагайцев щелевым сильнопалатализованным ш «š˝». Медиальные биконсонантные комбинации, оканчивающиеся на аффрикату ч, встречаются только в говорах, продолжая функционировать факультативно при значительно более высокой частотности сочетаний с постпозитивным щелевым «š˝». Аналогичные преобразования как уже завершившийся процесс констатируются для инлаутной интервокальной или постсонантной звонкой аффрикаты  «d3‡»,´утратившей смычный компонент и реализующейся в сильнопалатализованном щелевом монофоне «3˝ » [Субра-кова, 2006, с. 44-45; 2007]. Аффриката  как маркированный член оппозиции ч «t‡´‡´ š » /  «d3 » имеет в языке меньший статистический вес, частотность его значительно ниже, чем у немаркированного коррелята ч, что и предопределило более высокую динамику процесса дезаффрикатизации для  «d3‡»´по сравнению с ч «tš‡».´ Констатируемая в хакасском и алтайском языках активная трансформация систем согласных по пути спирантизации и - в хакасском - дезаффрикатизации свидетельствует об ослаблении мускульной напряженности как артикуляционнобазовом признаке, о развитии классов смычных и смычно-щелевых единиц по принципу экономии артикуляционных усилий, по пути оптимизации субстантных характеристик, снижения уровня языковой сложности. В свою очередь, перестройка на ярусе фоники детерминирует соответствующие преобразования фонологических систем. В процессе коммуникации факультативное периферийное использование носителями языка смычных или смычно-щелевых реализаций рассматриваемых фонем вместо значительно более частотных щелевых коррелятов затрудненийввосприятии не вызывает. Другие фонетические трансформации - выпадение интервокальных согласных (например, алт.: апаш «p::»  «p:i» ‘белый-пребелый’, баатыр «bќb:t:ъr» ‡ ‘богатырь’  «mq::t:ъr»), упрощение консонантных комплексов, стяжение геминат в долгий согласный, ассимилятивные процессы - становятся катализаторами сложных системных преобразований на разных уровнях языка. Упрощение фонетического облика словоформы детерминирует появление сложности при ее морфологическом членении вследствие амальгамирования компонентов, перестройку слоговой структуры, возникновение новых фонотактических закономерностей. Так, в хакасском языке в словоформах, в которых узкие гласные ы, i конечных слогов типа -CVC (со звонким превокалом и глухим поствокалом) полностью редуцировались, произошел целый ряд фонетических преобразований, существенно изменивших в устной речи фонетический облик словоформ: азых «Ы::sX» ‘пища’, арых «Ы:ќ:::: :rX» ‘тощий’, хозып «Xo:sÜ» ‘прибавив’, чадып «S ѰЫ:tÜ» ‘лежа’ [Кыштымова, 2001, с. 95; Исхаков, Пальмбах, 1955, с. 211-212]. Выпадение гласных повлекло за собой полное оглушение звонких согласных, оказавшихся в позиции перед глухим финальным консонантом, - произошла регрессивная ассимиляция по признаку работы голосовых связок. Кроме того, в деепричастных формах на -ып констатируется выпадение финального губного согласного п с последующим компенсаторным огублением гласного аффикса: ы  у. При этом в деепричастных формах сохранилась позиционная долгота широких гласных открытого первого слога перед узким у «Ü:» следующего слога, несмотря на то что а) в хакасском языке это удлинение традиционно происходит только перед гласными ы и i; б) как и в большинстве других тюркских языков южносибирского региона, в хакасском языке запретом на реализацию рассматриваемой закономерности является употребление глухого (~ долгого, ~ сильного) согласного в анлауте слога с узким гласным, то есть интервокальный согласный не должен быть глухим, например: ады «Ы:::: :dъ» ‘имя=его’, но хаты «XЫt:ъ» ‘жена=его’. Аналогичные процессы в шорском языке описаны Н. С. Уртегешевым: при присоединении аффикса деепричастия -ып к основе, оканчивающейся на носовой согласный, с последующим присоединением вспомогательного глагола ыс-‘посылать’ либо любого другого глагола, начинающегося с гласного, происходит ряд сложных фонетических трансформаций. Аффиксальный узкий гласный ы полностью редуцируется, согласный -п «рc ~ bc» под ассимилирующим воздействием препозитивного носового малошумного н «n» преобразуется в «mc», например: азын-« > ъ«ып-’ +вешаться» ‘nъz: > s.с» ‘посылать’ рc > ~ ъ « bc >»  азынып « >:zъnърc» ‘вешаясь’ +  > s.с» ‘повеситься’ [Уртегешев, >  ыс «ъ>:zъnmъ  2015, с. 84]. Подобные фонетические преобразования нарушают прозрачность морфемной структуры словоформ и усложняют аудитивное восприятие информации. В последние десятилетия в тюркских языках Южной Сибири наблюдается тенденция к сокращению длительности удвоенных согласных на стыке морфем, зачастую геминаты по своим характеристикам приближаются к долгим. Если удвоенные согласные встречаются, как правило, на стыке морфем, между ними можно провести морфологическую границу (алт.: аттар «t=tr» ‘кони’), с арти куляторной точки зрения удвоенные согласные являются двухвершинными «t: », длительность удвоенных согласных равна длительности сочетания двух аналогичных кратких согласных в этой же позиции (алт.: аттар «ttr» ‘кони’ - бат  азынмыс пак «bќtpX» ‘толстый, коренастый’), то долгие согласные реализуются, как правило, внутри морфемы, являются одновершинными и по длительности они меньше сочетания двух аналогичных кратких согласных в этой позиции, но больше длительности одного краткого согласного в этой же позиции. На современном синхронном срезе наблюдается тенденция к переходу геминат в долгие, например алт.: кату «XÅt:Ü» ‘твердый’  кат=тыг. В этом случае происходит амальгамирование компонентов словоформы, осложняющее процесс морфологического членения: если это один долгий согласный, то где проводить границу между корнем и аффиксом? Существуют различные подходы к трактовке рассматриваемого явления, но удовлетворительного решения проблемыпока не предложено. Таким образом, в рассмотренных случаях на фонетическом уровне происходит упрощение кода, но одновременно с этим усложняется морфологическая структура словоформы, линейное сокращение плана выражения находится в отношениях отрицательной корреляции с планом содержания, затрудняя адекватное восприятие речи и осложняя процесс коммуникации. Важно отметить, что упрощение синтагматической фонетической сложности на уровне говорящего, детерминирующее повышение языковой сложности на пер-цептивном уровне в других ярусах языка - грамматическом, лексическом, констатируется, прежде всего, в южносибирских тюркских языках с невысокой системной сложностью консонантных систем: хакасском, кумандинском, чалканском, шорском, алтайском. Данная закономерность может свидетельствовать о положительной корреляции уровня парадигматической сложности фонологических систем и степениустойчивостиязыков. Заключение Проведенноеисследование фонико-фо

Скачать электронную версию публикации