The present state of the song folklore of the Chuvashes of Siberia.pdf В настоящее время в Институте филологии СО РАН проводится исследование песенного фольклора чувашских переселенцев, проживающих в Сибири. Чуваши широко расселены в различных областях сибирского региона, их численность - несколько десятков тысяч человек 1. Известно, что наиболее многочисленные и активные миграции чувашей из Поволжья за Урал пришлись преимущественно на 1910-1920-е гг. [Коровушкин и др., 2003, с. 28-38]. Традиционная культура, язык и фольклор сибирских чувашей в течение всего ХХ в. сохранялись и развивались в условиях наиболееудаленной отметрополии диаспоры. Исследование песенной традиции сибирских чувашей необходимо для со-ставления более полного и адекватного представления о мультикультурном фольклорном ландшафте Сибири, поскольку фольклорные традиции сибирских переселенцев являются его неотъемлемой частью. Кроме того, рассмотрение на родно-певческой культуры чувашей Сибири предоставляет возможность для изучения механизмов адаптации фольклорной традиции в условиях иноэтнического окружения - диаспоры. В настоящей статье впервые дается подробная характеристика современного состояния чувашско-сибирской песенной традиции; исследование базируется на неопубликованных экспедиционных аудиоматериалах, записанных в начале XXI в. Результаты работы могут быть использованы для проведения сравнительного анализа песенной традиции сибирских чувашей и народно-песенной культуры чувашской метрополии, будут важны для готовящейся публикации всего корпуса нотированных песенных текстов 2 и, возможно, будут способствовать возрождению в тех или иных формах народно-исполнительской традиции чувашей Сибири. Предпосылки для изучения и публикации чувашского фольклора в Сибири существовали и ранее. Первым собирателем песенного фольклора сибирских чувашей явился Степан Максимович Максимов - известный чувашский композитор и музыкальный деятель, исследователь народной музыки, приезжавший из Чебоксар в Кемеровскую область (с. Михайловка Киселевского, ныне Прокопьевского района) в 1951 г. [Кондратьев, 2002, с. 297]. Им были выполнены слуховые записи 43 песенразных жанров 3. В середине 1990-х гг. традиционная музыка сибирских чувашей становится предметом внимания новосибирских фольклористов: в 1992-1993 гг. в Колыванском районе Новосибирской области М. М. Андреева записала несколько десятков чувашских песен сибирского бытования; в 1997 г. в составе трехтомника «Музыкальная культура Сибири» был опубликован ее очерк «Чувашский фольклор» [Андреева, 1997]. С 2002 г. начинается системная работа по сбору и исследованию традиционной культуры, прежде всего песенной традиции, сибирских чувашей по инициативе и под руководством Н. В. Леоновой [Жимулева, 2008; Леонова, 2015]. Было совершено тринадцать экспедиций в разные районы Новосибирской, Тюменской, Кемеровской, Омской, Томской областей, Красноярского и Алтайского краев. Более основательному обследованию подверглись чувашские населенные пункты Новосибирской и Тюменской областей, поскольку вследствие компактного проживания в них больших групп чувашского населения уровень сохранности традиционной культуры и языка в них в целом выше, чем в других местностях [Жимулева, 2007; Матвеев, Федотова, 2016]. В полевых исследованиях принимали участие преподаватели, выпускники и студенты Новосибирской государственной консерватории (Н. В. Леонова, Е. И. Исмагилова (Жимулева), М. М. Андреева, Н. А. Урсегова, А. В. Журба, А. А. Мицкая, В. Л. Скакун и др.), Чувашского государственного института гуманитарных наук (Г. Б. Матвеев, Е. В. Федотова (Ермилова)), Казанской государственнойконсерватории (А. Кузнецова). К настоящему моменту собрано значительное количество аудио-и видеозаписей исполнения песенных образцов, а также большой объем разнообразной информации об этнографическом контексте бытования песен сибирских чувашей 4. На основе имеющихся материалов можно составить представление о том, какие жанры чувашского фольклора бытовали в Сибири на протяжении ХХ в. (в отдельных случаях бытуют вплоть до 2010-х гг.) и подсчитать их примерное коли 2 На основе рассмотренных образцов в настоящее время осуществляется подготовка тома «Песенный фольклор чувашей Сибири» 60-томной академической двуязычной серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». 3 В настоящее время эти песни недоступны для исследования и публикации, поскольку их рукописные нотировки находятсявличном архиве потомков Максимова. 4 Полевые материалы хранятся в Архиве традиционной музыки Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки, в Научном архиве Чувашского государст-венного института гуманитарных наук и в личных архивахсобирателей. чество. Информация о разнообразии и количестве традиционных жанров чувашской песенной культуры, зафиксированных в Сибири, содержится в табл. 1. Таблица 1 Традиционныечувашские песенные жанры, зафиксированные в Сибири Traditional Chuvash song genres recorded in Siberia Количество Жанровое обозначение песенных образцов Приуроченные жанры (102 образца) Календарные песни Новогодние припевки Сурхури юррисем 1 Масленичные песни Çăварни юррисем 18 Песни, поющиеся при проведении конных скачек, Сĕрен юррисем 2 Хороводные песни Уяв (вăйă) юррисем (Петровские песни) 24 Семейные песни Свадебные Туй юррисем (песни, припевки, плач невесты) 30 Рекрутские песни Некрут юррисем 27 Неприуроченные жанры (225 образцов) Гостевые песни (в том числе застольные, провожальные) 74 Традиционные лирические Вором юррисем (молодежные, любовные, сиротские и т. п.) 57 Поздние лирические песни 51 Чувашские частушки 60 Шуточные песни 5 Детские игровые песни 3 Припевки под пляску 23 Известный нам чувашскийматериал, собранный в разных областях сибирского региона, в целом укладывается в единую жанровую систему, представленную в табл. 1. Можно заметить, что количество образцов жанров неприуроченного фольклора более чем в два раза превышает число песенных образцов, имеющих обрядовую приуроченность. Это представляется закономерным, поскольку в большинстве случаев календарный и семейный фольклор перешел в практику пассивного хранения, т. е. сохраняется лишь в памяти носителей традиции, вместе с подробными и красочными воспоминаниями об обрядовых контекстах исполнения этих песен, и почти не звучит в живом бытовании. Представительницы старшего (иногда среднего) возраста охотно делятся рассказами о проведении новогодних и рождественских поздравительных обходов, о масленичных гуляньях, о праздновании Пасхи и о пении хороводных песен весенне-летнего периода, а также о совершении свадебного и похоронного обрядов, однако песни, сопровождающие эти ритуалы, вспомнить и воспроизвести могут очень немногие. Исключение составляет, пожалуй, исполнение рекрутских песен, обычай пения которых во время проводов новобранцев в армию в отдельных местностях просуществовал вплоть до 1990-х гг. [Исмагилова, 2012, с. 265]. Песенные образцы, не имеющие четкой приуроченности, звучащие во время застолий и вообще в любое время: гостевые 5, лирические, в том числе поздние, чувашские частушки (краткие однострофные композиции с традиционными чувашскими напевами), шуточные и детские песни, припевки под пляску - сохранились в бóльшем количестве. Многие из перечисленных жанров активно бытовали вплоть до настоящего времени. Это обусловлено их независимостьюот обрядовой практики, в силу разных причин становящейся невостребованной в ХХ в., и актуальностью песенэтих жанровдля современных носителей традиции. Подчеркнем, что количество образцов, относимых к тому или иному жанру, не всегда можно определить точно. Причиной тому - не во всех случаях однозначно очевидная жанровая принадлежность ряда образцов. Особенно это касается жан-ров неприуроченного фольклора. Народные исполнители зачастую называют частушками все краткие песни, независимо от их содержательных и функцио-нальных особенностей. Так, например, носители традиции могут назвать частуш-ками весенне-летние хороводные песни праздника Уяв из-за краткости, афори-стичности их структур. У отдельных исполнителей (например, у Клавдии Павловны Акимовой, с. Сидоровка Колыванского района Новосибирской обла-сти) нередко целый ряд песен разной жанровой приуроченности звучит с одним типовым напевом. Очевидно, что в подобных случаях музыкальные закономер-ности становятся определяющими и выходят на первый план, подчиняя себе текстыи функциональную приуроченность песен. При том что проживающие на материковой территории чуваши делятся на три диалектные группы (вирьял - верховые, анатри - низовые, анат-енчи - средненизовые), сибирские чуваши, как правило, уже почти не помнят свою принадлежность к диалектным группам (говорят, что они сибирские). Принадлежность носителей традиции к одной из указанных диалектных групп можно установить косвенно, по этнографической информации, полученной от них. Так, например, о том, что опрошенные нами потомки чувашских переселенцев, проживающие в Тарском и Муромцевском районах Омской области, относятся к чувашамвирьял, мы смогли выяснить благодаря иному, нежели в других местностях, названию праздника Рождества (Сурхури, а не Раштав) и ряду других этнографических деталей в рассказах о праздниках, а также по напевам календарноприуроченных песен 6 и особенностям сохранившихся на фотоснимках народных костюмов. В целом же существенно преобладает материал, записанный от потомков низовых чувашей. Известно, что чувашская народная музыка на протяжении нескольких столетий активно контактировала с другими музыкальными культурами, в частности с русской [Кондратьев, 2003]. Среди результатов этого взаимодействия - заимствованные сюжеты, напевы и целые жанры из русской традиционной музыки. Этот процесс, начавшийся еще на материковой территории этноса, продолжился 5 Истоки гостевых песен находятся в дохристианских семейных обрядах, проводимых осенью и посвященных древним божествам и предкам. В процессе их совершения члены одного рода встречались, устраивали застолье и праздновали окончание сельскохозяй-ственного года. В настоящее время эти обряды практически прекратили свое существо-вание. Сложившиеся же в их ритуальном контексте песни стали исполняться во время любых праздников и застолий, утратив таким образом свою обрядовую и временну́ю приуроченность (информация получена от М. Г. Кондратьева). 6 От потомков чувашей-вирьял был записан единственный образец новогодней припевки Сурхури юрри; в других местностях фиксировались в основном исполнявшиеся во время зимних поздравительных обходов фольклоризованные рождественские песнопе-ния (тропарь икондак Рождества). и на новых местах проживания чувашей. Так, в различных областях сибирского региона были зафиксированы чувашские варианты русских песен поздней традиции (конец XIX - первые десятилетия ХХ в.), звучащие с текстами на чувашском языке [Исмагилова, 2013], а также русские частушки, православные песнопения, бытующие в фольклорной среде, и единственный образец похоронно-поминаль-ного духовного стиха [Жимулева, 2009]. Подробнее о жанрах, заимствованных из русскойтрадиционной музыки, см. в табл. 2. Таблица 2 Жанры, заимствованные изрусскойтрадиционной музыки Genres borrowed from Russian traditional music Жанровое обозначение Количество песенных образцов Русские частушки 35 Поздние лирические песни 12 Духовный стих 1 Фольклоризованные православные песнопения 21 Всего 117 В связи с весьма широким распространением заимствованных жанров перед исследователями встает вопрос, насколько глубоко и прочно они вошли в песенную традицию чувашей. На наш взгляд, зафиксированные нами лирические песни с чувашскими текстами и напевами русских песен поздней традиции («Где летал по свету, ворон», «Александровский централ», «Кирпичики») принадлежат уже чувашской фольклорной традиции, поскольку их текстовая основа в большинстве случаев заметно трансформируется чувашскими народными исполнителями: в русские по происхождению тексты вносится чувашская образность и характерные поэтические приемы, заимствуются и переосмысляются сюжеты из других русских песен, создаются новые тексты [Исмагилова, 2013]. Подобное утверждение справедливо также и по отношению к духовному стиху, текст которого содержит яркиеобразычувашской народной поэзии (золотые птицы, медовыереки). Интересно, что сами носители традиции уверены в том, что все эти произведения - чувашские. Виçĕ ангел çулпала килеççĕ Три ангела идут по дороге, Такăр мар çулпала килеççĕ Его [имя] в рай хотят забрать. Пире … рая ис кашин, ис кашин. По неровной дороге идут. Рай çырми, пыл çырми, Райская река, медовая река, Пыл çырмисем юхаççĕ. Медовые реки текут. Пыл çырми варринче Между медовыми реками Ладан йывăççем лараççĕ. Стоят деревья ладана. Ладан йывăç тăрринче Рай кайăксем юрлаççе. На деревьях ладана Золотые птицы поют 7 . Ситуация с фольклоризованными православными песнопениями не столь однозначна. Православные молитвы (тропарь и кондак Рождества, тропарь Пасхи, 7 Духовный стих записан Н. В. Леоновой, Е. И. Жимулевой, М. М. Андреевой в июле 2003 г. вс. Чуваши Северного района Новосибирской области от М. Н. Голубевой, 1932 г. р. Расшифровка текста ипереводвыполнены Е. В. Федотовой. Трисвятое, тропарь Кресту и т. п.) звучат в фольклорном, часто обрядовом контексте (во время поздравительных обходов на Рождество и Пасху, при совершении похоронных обрядов) и таким образом становятся включенными в народную культуру. При этом под воздействием фольклорной среды бытования в них происходят заметные изменения на уровне текста и особенно напева [Исмагилова, 2014, с. 131]. Однако исполнители всегда осознают, что эти произведения - образцы иной по происхождению, богослужебной природы. При этом, на наш взгляд, для создания объективной картины существования фольклорной традиции в ХХ столетии варианты православных песнопений, функционирующие в ней по законам народно-песенных произведений, также следует учитывать и описывать. Изучение песенной традиции сибирских чувашей будет неполным без рассмотрения ее локальных, чисто сибирских черт бытования. Несмотря на действие консервативной, охраняющей тенденции, естественной в условиях диаспоры, сибирская специфика формируется и проявляет себя на разных уровнях. Прежде всего, это наличие переселенческих песен - жанра, родившегося еще в Чувашии, но оказавшегося весьма актуальным для чувашей и на сибирской земле. Эти песни чуваши слагали в процессе своего вынужденного переселения с родины на новые, необжитые территории вследствие различных трудных жизненных обстоятельств: малоземелья и невозможности прокормить семью в Поволжье, голода 1921 г., освоения целинных земель, репрессий, плановых переселений 1950- 1970-х гг. [Федотова, 2009, с. 65]. Тексты песен свидетельствуют о драматических судьбах их исполнителей, об их эмоциональных переживаниях, вызванных отрывом от родной земли и обжитых мест и трудностями адаптации к сибирским условиям (Ирĕксĕрех килес пулчĕ çак Сибире ‘Невольно пришлось переселиться в Сибирь’; Килте пурăнма май çуккипе тухса килтĕм Сибире ‘От того, что нет возможности жить дома (на родной земле), я приехал(а) в Сибирь’; Çĕпĕр вăр-ман - аслă вăрман, манăн атте вырăнĕнче. Йывăç тĕми хваттер ярĕ, вăл та ман юлташ пулĕ ‘Сибирский лес - великий лес, он мне вместо отца. Кустарник пустит на квартиру и он (хотя бы кустарник) будет мне другом’; ит. п. (см.: [Там же, с. 66, 67]). Наряду с автобиографическими рассказами и воспоминаниями потомков чувашских переселенцев, эти песенные образцы звучат вплоть до настоящего времени, пользуются любовью своих исполнителей и слушателей и придают особый колоритфольклорнойтрадиции сибирскихчувашей. Среди известного нам песенного материала обращают на себя особое внимание два образца, в которых исполнительница вслед за чувашским текстом воспроизводит свой собственный перевод каждой песни на русский язык, самостоятельно адаптируя его к чувашской мелодии. Приведем здесь один из них - гостевую песню Урамăсем аслă 8. Подобные случаи к настоящему моменту не зафиксированы на территории чувашской метрополии. Можно сказать, что эти двуязычные образцы - чисто сибирское явление, возникшее в результате желания чувашской песенницы сделать понятными свои родные песни русским соседям. 8 Настоящий образец записан Е. И. Жимулевой и М. М. Андреевой в июне 2005 г. вс. Сидоровка Колыванского района Новосибирской области от К. П. Акимовой, 1926 г. р. Расшифровка текставыполнена Е. В. Федотовой, нотирование - автором статьи. Урамăсемаслă О специфике бытования чувашского фольклора в условиях иноэтнического окружения свидетельствует и широкое распространение уже упомянутых лирических песен с чувашскими текстами и русскими по происхождению напевами. Факт исполнения подобных произведений в Сибири подтверждает мнение выдающегося исследователя чувашской народной музыки М. Г. Кондратьева: «особенно ощутимы следы контактного влияния в культуре чувашской диаспоры» [Кондратьев, 2007, с. 150]. Была обнаружена также практика пассивного хранения песен, выученных еще «дома», в Чувашии. Так, например, Зоя Дмитриевна Почувалова, ныне проживающая в селе Песочно-Дубровка Кожевниковского района Томской области, исполнила гостевые и лирические песни, которые она в 1971 г. привезла со своей родины, но в Сибири уже не пела. Причинами подобной практики пассивного хранения являются разрозненное проживание носителей традиции среди смешанного, разноэтнического населения, а также общий процесс разрушения и забвения народно-песенной культуры во второй половине ХХ столетия. Этот процесс утраты традиционной культуры, повсеместно происходящий в ХХ - начале ХХI в., можно проследить при сравнении имеющихся в нашем распоряжении разновременных сибирско-чувашских записей, выполненных на протяжении совсем небольшого периода времени - с 2002 по 2013 г. Если в 2002- 2003 гг. нами было зафиксировано довольно большое количество традиционных песенных образцов, в том числе произведений обрядового фольклора, то в 2013 г. потомки чувашских переселенцев делились с нами в основном своими воспоминаниями о жизни фольклорной традиции во времена их детства (а также пересказывали воспоминания своих родителей и других старших родственников), однако песен они, за редким исключением, исполнить уже не могли. Если же песни и звучали, то в основном это были образцы позднего фольклора, с преобладанием произведений из репертуара народных хоров. Одной из причин столь заметного контраста среди фольклорных записей начала XXI в. нам представляется резко обозначившаяся смена генераций носителей традиции. Если в 2002-2003 гг. у исследователей была возможность поработать с носителями традиции 1920-х - начала 1930-х годов рождения, бывшими свидетелями живого бытования фольклора, то в 2010-е гг. нашими информантами стали люди, родившиеся в конце 1930-х - 1940-х гг., чье детство и юность пришлись на войну и тяжелые послевоенные времена. Обрядовая практика к середине ХХ в. уже претерпела существенную эрозию, песенный фольклор постепенно уходил из активного бытования. Поэтому представители более позднего поколения уже почти не застали былую богатую фольклорную традицию и в основном знали о ней от старших родственников. Тем ценнее для нас являются полевые материалы, зафиксированные в 1990-е - начале 2000-х гг. от выдающихся чувашских песенниц - Елены Васильевны Львовой (Колыванский район Новосибирской области, 1913 г. р.), Екатерины Егоровны Никитиной (Казачинский район Красноярского края, 1923 г. р.), Татьяны Акимовны Слепченко (Северный район Новосибирской области, 1925 г. р.), Клавдии Павловны Акимовой (Колыванский район Новосибирской области, 1926 г. р.), Анны Степановны Батмановой (Прокопьевский район Кемеровской области, 1929 г. р.), Марии Николаевны Голубевой (Северный район Новосибирскойобласти, 1932 г. р.). Суммируя вышесказанное, мы приходим к выводу, что при неизбежном процессе утрате традиции чувашский песенный фольклор на сибирской земле сохранялся на протяжении всего ХХ в.; рудименты его бытуют вплоть до настоящего времени. Лучшей степенью сохранности отличаются жанры необрядового фольклора - гостевые и лирические песни, чувашские частушки. При этом зафиксированные образцы обрядового фольклора свидетельствуют о проведении в Сибири в первой половине ХХ в. почти всех основных праздников чувашского народного календаря, а также о бытовании на протяжении столетия многих произведений жизненного цикла. Укажем, что уровень сохранности традиции в разных местностях неодинаков. Он выше в случаях компактного проживания групп чувашей, чьи родители или они сами являлись носителями одной традиции еще на территории чувашской метрополии, а также в ситуациях определенной обособленности чувашского населения от иноэтнического окружения (русских, белорусов, немцев и др.). Песенный фольклор лучше сохранился в местностях, заселенных чувашами в более ранний период (в первые десятилетия ХХ в.), поскольку в подобных населенных пунктах фольклорная традиция существовала и передавалась, как правило, в течение нескольких поколений. Под воздействием этих и многих других факторов складываются микролокальные очаги песенной традиции сибирских чувашей, формируя собой общую картину бытования чувашской народной культуры в Сибири. Выявлены также локальные особенности изучаемой традиции - это популярность переселенческих песен, широкое распространение песен с заимствованными сюжетами и напевами, а также бытование двуязычных песен, тексты которых звучат на чувашском ирусскомязыках. Среди перспектив дальнейшего исследования - характеристика поэтических текстов песен сибирских чувашей, составление культурологических коммента-риев к ним и выполнение структурно-типологического анализа напевов всего корпуса нотированных образцов 9. Немаловажным представляется также поиск вариантов чувашских песен сибирского бытования, зафиксированных на территории чувашской метрополии, в Поволжье. Предпринятый на их основе сравнительный анализ текстов и напевов песенных образцов позволит максимально подробно проследить и изучить трансформации, произошедшие с произведениями чувашского фольклора в условиях сибирской диаспоры.

Скачать электронную версию публикации