Рассматриваются мотивационно-генетические отношения единиц лексико-семантического поля «Вред» в русском литературном языке, позволяющие проследить формирование понятийной структуры отрицательной утилитарной оценки. Как выяснилось, большая часть единиц поля имеет однозначно устанавливаемые мотивационные отношения, но для единиц центра поля потребовался историко-этимологический анализ, который все же не определил однозначно мотивировочный признак для них вследствие исторической глубины их образования, сложности развития ( вред / веред ), разрушенности словообразовательно-этимологического гнезда ( портить , пакость ). Выявленные мотивационные отношения и представленные ими мотивационные модели показали, что понятийная структура отрицательной утилитарной оценки формировалась в результате исторического взаимодействия понятий «разрушающий (неблагоприятный для здоровья)», «негодный» (в значениях «испорченный» или «сделанный наоборот, вопреки»), «неполноценный (уменьшенный / увеличенный, растраченный)».
Мотивационно-генетическая характеристика лексико-семантического поля «Вред» в русском литературном языке.pdf Мотивационно-генетическая характеристика лексики, объединенной общим понятийным содержанием, дает представление о структурировании исследуемого понятия в сознании носителей языка и динамике его формирования. Когнитивная ориентированность изучения мотивационно-генетических характеристик всех лексических единиц поля, позволяющая увидеть исторические изменения в номинационной структуре определенного фрагмента языковой картины мира и интер претировать их с точки зрения этапов формирования определенного понятия, определяет актуальностьтакогорода исследования. В настоящей статье предпринята попытка исследования мотивационно-генетической характеристики лексико-семантического поля (ЛСП) «Вред» на материале русского литературного языка. ДанноеЛСП представляет вязыке значимый фрагмент языковой картины мира - отрицательную утилитарную оценку. Утилитарная оценка является частной оценкой, частнооценочная лексика дает оценку одному из аспектов объекта с определенной точки зрения [Арутюнова, 1988, с. 75]. Характерной чертой такой лексики является совмещение оценочного (субъективного) значения со значением объективного (дескриптивного) признака. Определение дескриптивного компонента значения в утилитарной оценке как рационалистической оценке, непосредственно связанной с практической деятельностью человека, позволяет выявить аксиологические установки относительно вреда и вредного в человеческом сообществе. В свою очередь генетическая характеристика лексики поля дает возможность определить глубину формирования исследуемого понятия. На шкале утилитарной оценки полюсами являются понятия «полезный» - «вредный», промежуточное положение занимают понятия «бесполезный» и «безвредный». Это смежные, но разные понятия, в соответствии с нашей задачей мы привлекаем для анализа только лексику, выражающую понятие «вред / вредное», ине включаем лексику, выражающую отрицательную утилитарную оценку (ненужный, бесполезный, неподходящий, напрасный, лишний, излишний, никчемный; безуспешный, тщетный, безрезультатный, бесплодный, зряшный [Лифшиц, 2001, с. 37]), прямо с понятием «вред» не связанную или соотносящуюся с этим понятием только в переносном значении. За последние десятилетия проблеме понятия «вред» посвящено несколько кандидатских диссертаций: И. В. Хорошуновой «Семантические процессы в лексико-семантическом поле: на материале лексикосемантического поля утилитарной оценки “Польза / Вред”» (2002), Г. О. Азылбековой «Семантико-прагматические особенности утилитарной оценки: на материале русского и немецкого языков» (2011), Е. А. Савельевой «Концептуализация утилитарных оценок “полезный / вредный” в русском языке» (2014). Наше исследование отличается от этих работ прежде всего аспектом анализа и следующими из этого аспектаограничениями на материал анализа. Максимально полно понятие «вред» как признак представляет прилагательное вредный, как субстанцию - существительное вред, процесс, действие - вредить. Анализ определенийэтих лексем в толковых словарях [Ушаков, 2000; МАС; БАС] позволяет сделать вывод, что понятие «вред» имеет непростую структуру и что можно выделитьследующие его понятийные признаки (компоненты): 1) нечто, приносящее вред, ущербдля жизни человека (в целом), 2) нечто, отрицательно влияющее на физическое, психическое и моральное здоровье, 3) нечто, приносящее вред, ущерб материальному состоянию человека. Структура понятия выражается разными по объему семантики лексемами, поэтому одна и та же лексема может выражать разные аспекты понятия в зависимости от зоны референции, что проявляется в конкретной сочетаемости лексем в контекстах. В лексической системе языка нет четких, однозначно выделяемых границ между отдельными лексико-семантическими полями. Непросто определяются и границы ЛСП «Вред». С точки зрения градуального представления признака вредности крайней точкой, периферией поля, с одной стороны, будет лексема опасный ‘способный причинить большое зло, несчастье, нанести какой-л. ущерб, урон’, ‘способный причинить вред кому-л., доставить неприятности’ как обозначающая потенциально нечто весьма вредное, с другой стороны, лексемы губительный, гибельный, пагубный, погибельный как обозначающие предел вредного, предел, за которым вред уступает место иному признаку, состоянию объекта (гибель, уничтожение, разрушение). Как было сказано выше, в ядро ЛСП входят лексемы вредный ‘причиняющий, способный причинить вред’, вред ‘порча, ущерб’, вредить ‘причинять вред, наносить ущерб кому-л., чему-л.’. Ближайшими по значению к вредный являются прилагательные нездоровый (воздух, климат; пища; увлечение) и вредоносный ‘несущий в себе вред, крайне вредный’ (вещества, растения) [Словарь синонимов…, 1970, т. 1, с. 174], эти лексемы, совпадая в понятийной части с ядерными, отличаются от них ограниченной сочетаемостью. Если отталкиваться от определения антонима польза, то вред, вредный можно объяснить через общую часть их семантики: ‘не-благоприятные последствия для кого-л., чего-л.; не-хороший результат’; ‘неблагоприятный (в разной степени)’. Лексемы вред и вредить объясняются в толковых словарях через близкие по значению слова порча, ущерб [МАС, т. 1, с. 226]. Порча обозначает действие и состояние по глаголу портить(ся) ‘приводить в негодность; причинять вред, приводить в болезненное состояние’, ‘делать плохим’ и устар. ‘заболевание, вызванное, по суеверным представлениям, колдовством, наговором’ [МАС, т. 3, с. 306, 309; Ушаков, 2000, т. 3, с. 610, 616], и его можно сравнить с разговорным словом сглаз ‘порча’, которое также выражает действие по глаголу сглазить ‘по суеверным представлениям: принести несчастье, болезнь, повредить кому-л. «дурным глазом»’ и разг. ‘повредить кому-л. похвалами, помешать успеху чего-л., заранее предсказывая его’ [МАС, т. 4, с. 61; Ушаков, 2000, т. 4, с. 113]. В словаре синонимов отмечается, что глагол портить является основным средством для выражения общего значения ‘причинять повреждения, вред чему-л., приводить что-л. в негодность’, в то время как его синонимы употребляются с усилительным значением и обозначают конкретный вид деструктивного действия: они указывают на приведение чего-л. в полную негодность, на очень значительное повреждение (уродовать, калечить, увечить), на нарушение обычной, нормальной формы, вида чего-л. (коверкать) [Словарь синонимов…, 1971, т. 2, с. 197]. Семантическая структура и парадигматические отношения слов портить, порча свидетельствуют, что значение ‘вред / вредить’ мотивировано значением ‘приводить в негодность’. Близость этих значений не случайна: они оба представляют более общую («родовую») семантику деструкции. В языке много лексики с семантикой деструкции (ломать - разломать - разлом, резать - порезать - порез, перевернуть - переворот и др.), но семантика их связана с обозначением какого-то конкретного варианта деструктивного действия и его последствия. В отличие от этой лексики лексемы портить, порча способны обозначать более широкий спектр деструкции, а вредить, вред - универсаль-ны в этом отношении, входят в ядерную часть ЛСП «Вред» и утилитарной оценки «польза - вред». То есть у вред, вредить шире круг сочетаемости: вредит, портит кто-л., что-л., но вредит кому-л., чему-л., портит кому-л. [Учебный словарь сочетаемости…, 1978, с. 79, 412]. Слово ущерб ‘потери, причиненные кому-, чему-л.; урон’ [МАС, т. 4, с. 546; Ушаков, 2000, т. 4, с. 1046] имеет более узкую зону референции по сравнению с лексемой порча: ущерб и близкое по значению слово урон обозначают вред, причиненный кому-, чему-л., потери вследствие неправильного, неумелого ведения дела, хозяйства и т. д. или в результате войны, стихийного бедствия и т. д.; слово урон часто употребляется по отношению к потерям людей, материальных ценностей в бою, сражении. В синонимический ряд с вышеназваннымилексемами входят слова, обозначающие только материальные потери [Словарь синонимов…, 1971, т. 2, с. 580]: убыток ‘материальный ущерб, потеря’, изъян (устар.)‘убыток, ущерб’ (Уж достался мне этот обед: что хлопот, что изъяну!) [МАС, т. 4, с. 447; т. 1, с. 657; Ушаков, 2000, т. 4, с. 864; т. 1, с. 1185]. Убыток обозначает иустар. наклад (А и поколотит - не велик наклад - Милого побои недолго болят!), прост. накладно ‘убыточно, невыгодно’ [МАС, т. 2, с. 360]. Мотивировочный признак виден из сопоставления с семантикой производящей лексемы: накладывать (накладать, несов. к наложить) ‘положить сверху, поверх чего-л.’, по отношению к производственной и торговой сфере наклад - это ʻто, что накладывается выше прежней цены, договоренности, обязательствʼ → ʻущерб, убытокʼ (ср. уДаля накладъ ʻвсе, что налагает плату или денежный внос, и сама сумма этаʼ, ʻубыток, ущерб, утрата, потеря, особенно в торговлеʼ [Даль, 1994, т. 2, с. 1102]. Кроме того, для обозначения вреда употребляются стилистически ограниченные лексемы: прост. шкодливый ‘приносящий вред, убыток’; шкода ‘убыток, изъян, вред, порча’; ‘шалость, озорства, проделка’; ‘легкомысленный поступок’; шкодить ‘делать, устраивать шкоду’ [МАС, т. 4, с. 721; Ушаков, 2000, т. 4, с. 1350] и разг. пакостить ‘делать пакости, вредить’; пакость ‘нечто мерзкое, отвратительное; гадость’ и ‘гадкий, скверный поступок, совершаемый с целью повредить кому-л.’, пакостник ‘тот, кто делает пакости, вредит кому-л.’ [МАС, т. 3, с. 11, 12; Ушаков, 2000, т. 3, с. 19]. Мотивационно-генетическая характеристика ЛСП «Вред» предполагает выделение мотивационных моделей (схем) номинации в этом поле. Мотивационная модель определяется тогда, когда ясен семантический деривационный признак. Все реалии, поименованные с помощью одного и того же знака, в сознании носителя языка оказываются семантически связанными, между ними устанавливается некоторое содержательное сходство по тому или иному признаку (свойству, функции) [Толстая, 2002, с. 118]. В процессе образования единицы могут участвовать несколько мотивировочных признаков (полимотивация) [Блинова, 2007, с. 225]. Основываясь на проведенном анализе семантической структуры лексем, выражающих понятие «вред» и являющихся производными по своему характеру, можем определить семантический деривационный признак. Семантический деривационный признак - мотивировочный признак - объясняет значение производного слова через внутреннюю форму, связанную определенным образом с семантикой производящей лексемы. Лексемы, имеющие однотипный мотивировочный признак, образуют мотивационную модель (схему). Под моделью мы, вслед за Ю. С. Степановым, понимаем обнаружение сходства в динамике преобразования языковых (в данном случае - семантических) структур [Степанов, 2002, с. 106-108]. Более надежное представление этноса о мире дает «ближняя» мотивация, реализованная в последнем словообразовательном акте, создавшем слово, или в развитии нового значения в многозначном слове [Варбот, 2003, с. 126-128; 2008, с. 147-151; Мельникова, 2011, с. 7]. Важность разграничения «ближней» и «дальней» мотивации можно пояснить на примере со словом нездоровый ‘вредный (овоздухе, климате)’, ‘причиняющий вред, вредный в моральном или общественном отношении’, для которого «ближняя» мотивация связана со значением производящей лексемы здоровый, в то время как «дальней» мотивацией будет значение, реконструируемое *‘крепкий, как дерево’ (или *‘хорошо-крепкий’) [Черных, 1994, т. 1, с. 321-322; Ушаков, 2000, т. 2, с. 508]. Фактически разграничение «ближней» и «дальней» мотивации на уровне языка - это разграничение исходного ипроизводного понятий. В нашем исследовании ЛСП «Вред» часть лексем являются производными иимеют прозрачную внутреннюю форму, ясный мотивировочный признак. Это синонимы к ядерной единице поля - к слову вред, они называют отдельные аспекты понятия «вред», структурируют понятие (ущерб, урон, убыток, изъян, наклад, нездоровый, сглаз, порча, шкода, пакость). Среди синонимов к слову вред / вредить есть и, так сказать, исторические «межъязыковые синонимы», заимствования из других языков - шкода / шкодить и изъян. Просторечное шкода ‘вред, ущерб’, как и устар. шкота (откуда диал. (при)шкóтить ‘вредить’, пошкóтилось ‘испортилось’), - заимствование в русском через западнославянские языки (ср. польск. szkoda, чеш., словац. škoda ‘убыток, ущерб, вред’, чеш. škoda ‘жаль, жалко’, škoditi ‘вредить (здоровью)’, škodlivy ‘вредный, опасный для здоровья, пагубный’) из др.-в.-нем. scado (нем. Schade(n) ‘вред, ущерб, убыток’). В древнерусском, староукраинском, старобелорусском эта лексема особенно частотна в XV-XVI вв. [Фасмер, 2004, т. 4, с. 449-450; Machek, 1957, s. 502; ČRS, s. 824]. Это заимствование потеснило в западнославянских языках производные от слав. *vеrdъ. В. Даль отмечает активное употребление слов шкода, шкота и шкодить ‘вредить, портить’, ‘шалить, дурить, баловать, причиняя вред, порчу’ в юго-западных диалектах, где употребительно и наречие шкода ‘жаль, досадно’ [Даль, 1994, т. 4, с. 1448]. То есть слово шкода совпадает по значению со словом вред, отличаясь от него по территориальным и стилистическим ограничениям. Слово изъян ‘недостаток, дефект; повреждение, порча’ (устар. ‘убыток, ущерб’, изъяниться ‘входить в убытки’) выступает как синоним к словам ущерб, урон и воспринимается носителями русского языка как производное от глагола изъять ‘удалить, устранить’. На самом деле слово изъян известно с XVIII в. и является заимствованием, пришедшим через тюркские языки (ср. турец. ziyan, азерб. зиян ‘вред; убыток’) из персидского (перс. зийан ‘ущерб, убыток’) [Черных, 1994, т. 1, с. 341]. Претерпев фонетические и структурные изменения, это слово сохранило значение языка-источника и представляет своего рода исторический «межъязыковойсиноним», подобно слову шкода. «Пограничными» для ЛСП «Вред» мы считаем лексемы опасный, гибельный, губительный, пагубный. Опасный ‘способный причинить вред, вызвать несчастье’ соотносится в современном русском языке с глаголом опасаться ‘испытывать чувство страха, бояться’, ‘остерегаться чего-л., кого-л.’ (ср. др.-рус. опасти ‘спасти, обезопасить’), то есть мотивировочный признак для опасный - ‘такой, которого следует остерегаться, бояться’. Семантика лексем губительный, пагубный, гибельный мотивирована значением производящих (однокорневых) слов губить ‘уничтожать, истреблять; портить, делать негодным’ и гибель ‘полное разрушение, прекращение существования’ [МАС, т. 1, с. 307, 355]. Центральная лексема поля - вред, как и семантически близкое порча, портить ‘приводить в негодное состояние’, очевидно, в силу исторической глубины формирования не имеют однозначно определяемого мотивировочного признака. Сюда же следует добавить и разг. пакость, пакостить. Для разбора этих лексем необходим историко-этимологический анализ. Мы уже обращались к выяснению мотивационно-генетических связей слова вред [Дронова, Лю, 2016]. Поскольку лексема вред является ядерной в рассматриваемом лексико-семантическом поле, необходимо кратко изложить, в чем состоит проблемность определения мотивационно-генетических связей этой лексемы, с тем чтобы выйти на мотивационную характеристику всего ЛСП. Распространенное в русском языке слово вред ‘порча, ущерб’ (в физическом и моральнооценочном смысле) является старославянизмом по происхождению, собственно русская полногласная форма вéред функционально ограничена (устар., прост.) иотличается конкретностью значения - ‘гнойный нарыв, чирей’ [МАС, т. 1, с. 150, 226]. Подобная картина формального и семантического варьирования полногласных и неполногласных форм наблюдается и в диалектах русского языка (ср. врéдá ‘вред, порча, ущерб, убыток’ (арх., волог., новг., пск., костр., смол., твер., перм., калуж., ряз. и др.), вредúть ‘причинять увечье, ранить; бередить рану’, вéред ‘нарыв, гнойник, фурункул’ (пск., новг., волог., яросл., твер., ряз., тул., моск., калуж., орл., ворон.), ‘большой чирей и вообще рана’, ‘струп’, ‘болезнь, вызванная поднятием большой тяжести’ (пск., твер.) [СРНГ, с. 127-129]. Нет семантической дифференциации вред / вéред в древнерусских текстах: вредъ ‘нарыв, язва’ (XII в.), ‘болезнь (чаще с кожными симптомами, с изъязвлением, струпьями)’ (1386 г.), ‘ущерб, убыток, вред’ (1076 г.); вередъ ‘ущерб, убыток, вред’ (1076 г.), ‘болезнь (чаще с кожными симптомами, с изъязвлениями)’; вредный ‘больной, искалеченный, поврежденный’, ‘причиняющий вред’ [СРЯ, 1976, вып. 3, с. 103-105; 1975, вып. 2, с. 84-85]. Большинство авторов этимологических словарей считают старшим значение ‘нарыв, чирей, язва’ для праслав. *vеrdъ и сопоставляют как с генетически близкой лексикой с др.-инд. várdhati ‘растет’ либо с лат. varus ‘прыщи (на лице)’, др.-в.-нем. warza, нем. Warze, др.-исл. varta ‘бородавка’ (*uordā) и нем. Werre ‘ячмень на глазу’, лат. verrūca ‘бородавка’, ‘бугорок’, ‘возвышенность вообще’ [Фасмер, 2004, т. 1, c. 295; Черных, 1994, т. 1, c. 170; БЕР, c. 184; Pokorny, 1959, S. 1151]. Вэтом случае первичный семантический признак, положенный в основу названия, - ‘нарост (типа бородавки)’ или ‘выступ, возвышение’. Но это обозначения наростов (выростов) типа бородавки, желвака, шишки, наличие которых не сопровождаются болезненными воспалительными (гнойными) процессами. И этот мотивировочный признак не объясняет широкий круг значений лексем, родственных рус. вред / веред, в других славянских языках: ‘повреждать’, ‘ранить’, ‘ушибать’, ‘бередить рану или больное место (трогая их)’ и под. [Петлева, 1974, с. 93, 97]. Поэтому мы считаем более аргументированной точку зрения тех этимологов, которые полагают, что семантическое развитие шло от ‘ранить, повреждать, изъязвлять’ - ‘язва’ → ‘нарыв (веред)’ [Петлева, 1974, с. 93, 97; Skok, 1973, s. 625- 626; Pokorny, 1959, с. 1163]. Правда, Ю. Покорный в своем индоевропейском этимологическом словаре относит производные слав. *vеrdъ в два разных этимологических гнезда: слав. *vеrdъ ‘вред, ущерб, повреждение, Schaden’, ‘нарыв, язва, Geschwür’ определено как производное и.-е. *uer-d-‘приподнятое место (на местности или на коже)’, а слав. *vеrdъ ‘рана’ как производное и.-е. *uer-d- ‘разрывать, царапать’ [Pokorny, 1959, с. 1151, 1163]. Почему-то не учитывается близость значений ‘рана’ и ‘нарыв’, ‘язва’, ведь это все обозначения повреждения, изъязвления кожи, нарушение еецелостности. Вероятно, для рус. вред / вéред (слав. *vеrdъ) в значении ‘порча, ущерб’ как основного средства выражения отрицательной утилитарной оценки (антоним польза) можно предположить мотивировочный признак ‘нарушение целостности (исходного состояния) субъекта / объекта’. Этот мотивировочный признак объясняет и обозначения способов / причин нарушения целостности (исходного состояния) субъекта / объекта (ранить / порезать / уколоть, ушибить; сглазить; болезнь, порча) и ее результата (рана, язва, веред / нарыв / чирей). Подобный мотивировочный признак имеет слово нарыв, производное от рвать ‘разрывать, нарушатьцелостность, повреждать’. Языковые факты позволяют такой же мотивировочный признак - ‘нарушение целостности (исходного состояния) субъекта / объекта’ - определить для лексем портить ‘приводить в негодность’, ‘делать плохим’, ‘вредить’; порча ‘действие исостояние по глаголу портить(ся)’, устар. ‘заболевание, вызванное, по суеверным представлениям, колдовством, наговором’ (слова, функционально-семанти-чески наиболее близкие лексемам вред, вредить): ср. др.-рус. пъртити ‘тратить’; запъртити, испъртити ‘расточить; истратить’; генетически близкие слова - пороть, портной - имеют в основе семантику деструкции (нарушения исходного состояния). Определение мотивировочного признака затрудняет значительная разрушенность этого этимологического гнезда, ср. относимые к однокорневым образованиям ст.-чеш. zaprtiti ‘испортить’, польск. parcieć ‘портиться, разрушаться (от старости)’, ‘вянуть (об овощах, фруктах)’, укр. зáпор(о)ток ‘заморыш (о детях)’, чеш. záprtek ‘испорченное яйцо’, словац. záprtok ‘яйцо-болтун’, польск. zapar(s)tek ‘тж’ [Черных, 1994, т. 2, с. 59; ЕСУМ, с. 533]. О первичности мотивировочного признака ‘негодный; приводить в негодность’ может свидетельствовать особенность сочетаемости глагола портить: портить кому-л. (о человеке), но вредить кому-л., чему-л., то естьисходно портить, порча определяло, видимо, предметы по негодности для человека, способности принести вред человеку (живому существу). К истории и происхождению слова пакость мы уже обращались в связи с проблемностью мотивационно-генетической характеристики ядерной единицы ЛСП «Вред» [Дронова, Лю, 2016, с. 16]. Поскольку по одной из гипотез для праслав. *vеrdъ предполагается исходное значение ‘нарост (типа бородавки)’ или ‘выступ, возвышение’ ([Фасмер, 2004; Pokorny, 1959; и др.] см. об этом выше), то как возможную семантическую параллель мы рассматривали аналогичную версию для пакость ‘костный нарост’. Но уже после первой статьи появилась возможность дать более полную картину по этому вопросу в связи с выходом очередного выпуска этимологического словаря славянских языков и знакомством с работой Р. М. Цейтлин [1954]. Более полный материал позволяет также скорректировать нашивыводы. Для слова пакость (пакостить) факты внутреннего сравнения (др.-рус. пакостити ‘причинять вред, зло; наносить обиду’, ‘мешать, препятствовать’; пакостный ‘вредный, губительный; вредящий, препятствующий чему-л.’; ст.-слав., др.-рус. паки (пакы, пакъ) ‘обратно’, ‘назад’, ‘наоборот’, ‘напротив’, ‘опять, вновь’; опако ‘назад; задом наперед’; укр. όпак ‘назад, навыворот’, с.-хорв. пакостити ‘делать пакости, гадости; делать что-л. назло; вредить, портить’) и внешнего сравнения (др.-инд. ápākas ‘в стороне, позади’; др.-в.-нем. abuh ‘обращенный в другую сторону; обратный; враждебный’; арм. haka- ‘противо-’) позволяют предположить семантическую модель ‘делать наоборот’ → ‘вредить, пакостить’, поэтому пакость *‘сделанное наоборот; вредное’ или, по Фасмеру, ‘превратность’ (ср. др.-рус. пакостник ‘тот, кто причиняет зло, вред; мучитель’, ‘тот, кто действует против кого-л., чего-л., противник’) [Фасмер, 2004, т. 3, с. 142, 188-189; Черных, 1994, т. 1, с. 615-616; СРЯ, 1988, вып. 14, с. 128-129]. Эта версия происхождения слова пакость была поддержана и определена как «наиболее убедительная» в этимологическом словареславянских языков [ЭССЯ, с. 229]. Можно добавить, что эта модель актуализируется и внутренними формами прилагательных противный и отвратительный (еще в XVII в. противити значило только ‘быть отвратительным, отвращать от себя’, а отвратный ‘повернутый в сторону’, ‘содержащийотступничество’). В историко-этимологическом словаре П. Я. Черных более предпочтительным же считается другое предположение: «лучше производить праслав. *pakostь от праслав. *kostь, с приставкой pá- (ср. пáгуба, память) и старшим значением можно считать что-нибудь вроде ‘костный нарост’, откуда позже ‘болезнь’ (подагрическая?), отсюда далее - ‘вред, несчастье, зло’», ср. в.-луж. pakósć ‘костный нарост’, чеш. pakostnice ‘подагра’, польск. pakość ‘злоба’ [Черных, 1994, т. 1, с. 616]. Эта версия опровергается в Этимологическом словаре славянских языков, где представлены как омонимы *pakostь I (производное с суф. -ostь от *pak; см. выше) и *pakostь II (производное с преф. pa- от *kostь, ср. паголенок, патрубок) [ЭССЯ, с. 229, 232]. Р. М. Цейтлин специально занималась вопросом о значениях приименной приставки пá-в славянских языках и пришла к выводу, что па-как словообразовательный элемент восходит к глубокой древности, вероятно к балто-славянской эпохе, входит в основной славянский словообразовательный фонд, однако в современных славянских языках непродуктивна, семантика ее стерта и размыта временем. Слово пакость она включает в ту группу производных с приставкой па-, в которой семантика приставки определяется как отрицание, отрицание значения, выраженного корнем того же слова; и словам этой группы в целом присущ оттенок осуждения, неодобрения, презрения, иногда такие слова относятся к бранным. Развитие абстрактного значения у слова пакость предполагается из конкретного ‘нарост на кости’, ‘болезненный, ненормальный нарост’ [Цейтлин, 1954, с. 205-224]. Приставку па-с тем же значением Р. М. Цейтлин выделяет и в слове паскуда, в слове по семантике неодобрения, презрения близком слову пакость, ср. паскудить ‘делать негодным, скверным; портить’ (Нет уж, Петр Степаныч, пожалуйста, не паскудь ухи [руками]. Мельников-Печерский). В таком значении глагол дается в контекстах из произведений XIX в., в современном русском употребительно значение ‘гадить, пачкать’, подобно груб., прост. паскудничать ʻделать мерзости, гадостиʼ [МАС, т. 3, с. 28]. Однокорневые образования известны в некоторых славянских языках: укр. пáскуд, паскýда, блр. пóскудзь ‘пакостник, подлец’; блр. паскýдства, польск. paskudztwo ‘пакость’; чеш. paskuda ʻškoda, пакостьʼ [Фасмер, 2004, т. 3, с. 212; Черных, 1994, т. 1, с. 615; Machek, 1957, s. 355]). Привлечение исторических данных (др.-рус. паскудьнъ ʻбедный, скудныйʼ, поскудовати ʻиспытывать недостатокʼ (XII в.), поскуду ʻв небольшом количестве, мало, скудноʼ (XV в.) [Фасмер, 2004, т. 3, с. 212; СРЯ, 1991, вып. 17, с. 171] показывает, что приставка па-, как в случае с пакость, привносит отрицательную оценку в семантику корневой морфемы скуд-, то есть отрицательно, презрительно оценивается малое количество, создающее неполноценность, негодность субъекта / объекта. Склоняясь к первой гипотезе относительно мотивировочного признака праслав. *pakostь (‘делать наоборот’ → ‘вредить, пакостить’), мы не имеем оснований совсем не учитывать вторую гипотезу и представляем ее вывод среди других путей номинации в ЛСП «Вред». Таким образом, определив границы семантического поля «Вред» и рассмотрев представляющие его лексемы с точки зрения их семантических отношений и мотивационного признака, мы можем выделить следующие модели номинации («звездочка» обозначаетреконструированное значение). I. Вред, вредный ← неполноценный, растраченный, уменьшенный / увеличенный: убыток ← убыть, убывать ‘сделатьменьше, неполноценным’, урон ← уронить ‘сделать ниже, меньше’, ущерб ← ущербить ‘нанести урон, убыток; сделать неполноценным’ ← *щер-бить, ср. щербина ‘зазубрина, выемка, неровность в виде маленького углубления’, ‘отверстие на месте выпавшего или сломанного зуба’, ‘небольшое углуб-ление на кожечеловека’, изъян ← изъять ‘устранить (из употребления, из обращения), отобрать; утратить’, паскуда, паскудить ← *ʻбыть или делать излишне малым, скудным, неполноценным, негоднымʼ, наклад (устар.) ← накладывать ‘положить сверху, поверх чего-л.’, ʻто, что накладывается выше прежней цены, договоренности, обязательствʼ → ʻущерб, убытокʼ, вред/веред ← *‘наросттипабородавки, желвака, шишки’, пакость, пакостить ← *‘болезненный, ненормальныйнарост’. II. Вред, вредный ← разрушающий, неблагоприятныйдляздоровья: вредный ← нездоровый ‘не-полезный для здоровья’, вред, веред, вредоносный ← *‘разрушающий целостность (исходное состоя ние) субъекта / объекта (ранящий / раненный, поражающий / пораженный болезнью с последствиями воспалительно-гнойного характера на коже →нарыв, чирей, язва)’. III(а). Вред, вредный ← негодный, испорченный; приводить в негодное состояние: портить, порча ← *‘нарушать целостность (исходное состояние) субъекта / объекта (приводить внегодное состояние)’, шкодить, шкода ← *‘нарушать целостность (исходное состояние) субъекта / объекта (приводить в негодное состояние)’, сглазить, сглаз ← *‘нарушать целостность (исходное состояние) субъек-та / объекта (приводить в негодное состояние)’. III(б). Вред, вредить ← делать наоборот, вопреки; приводить в негодное состояние: пакость, пакостить ← *‘делать / сделанное наоборот, вопреки; приводить в негодное состояние’. Выявленные мотивационные отношения и представляемые ими мотивационные модели показали, что понятийная структура отрицательной утилитарной оценки формировалась в результате исторического взаимодействия понятий «разрушающий (неблагоприятный для здоровья)», «негодный» (в значениях «испорченный» или «сделанный наоборот, вопреки»), «неполноценный (уменьшенный / увеличенный, растраченный)». Полагаем, что оценить степень вероятности и актуальность моделей номинации в русском литературном языке поможет в дальнейшем обращение к диалектному материалу (значительно большему по объему, судя по нашейвыборке).
Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М., 1988. 341 с.
Большой академический словарь русского языка: В 23 т. Т. 3 / Под ред. К. С. Горбачевич, А. С. Герд. М.; СПб.: Наука, 2005, 664 с.
Блинова О. И. Мотивология и ее аспекты. Томск: Изд-воТом. ун-та, 2007. 390 с.
Варбот Ж. Ж. Диахронический аспект проблемы языковой картины мира // Варбот Ж. Ж. Исследования по русской и славянской этимологии. М.; СПб.: Нестор-История, 2003. С. 123-129.
Варбот Ж. Ж. Этимологические гнезда и лексико-семантические поля в диахронии и синхронии // Варбот Ж. Ж. Исследования по русской и славянской этимологии. М.; СПб.: Нестор-История, 2008. С. 145-153.
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. 3-е изд., испр. и доп. / Под ред. И. А. Бодуэна де Куртенэ. М.: Прогресс: Универс, 1994. (Репр. воспр. изд. 1909 г.).
Дронова Л. П., Лю Яньчунь. Что такое вред? (Мотивационно-генетические связи рус. «вред») // Вестн. Том. гос. ун-та. 2016. № 412. С. 14-19.
Лифшиц Г. М. Виды многозначности в современном русском языке: На материале оценочных имен прилагательных. М.: Макс Пресс, 2001. 200 с.
Словарь русского языка: В 4 т. 2-еизд. / Под ред. А. П. Евгеньевой. М.: Рус. яз., 1981-1999.
Мельникова С. А. Мотивационная и генетическая характеристика лексико-семантического поля «Сила, здоровье / слабость, болезнь»: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 2000. 26 с.
Петлева И. П. Этимологические заметки по славянской лексике. I // Этимология 1972. М.: Наука, 1974. С. 81-99.
Словарь синонимов русского языка: В 2 т. / Гл. ред. А. П. Евгеньева. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1970-1971.
Словарь русских народных говоров. Вып. 4 (В - военки). Л.: Наука, 1969. 355 с.
Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 2 (В - волога) / Гл. ред. С. Г. Бархударов. М.: Наука, 1975. 323 с.; Вып. 3 (Володенье - вящьшина) / Гл. ред. С. Г. Бархударов. М.: Наука, 1976. 291 с.; Вып. 14 (Отрава - персоня) / Гл. ред. Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1988. 314 с.; Вып. 17 (Помаранець - потишати) / Гл. ред. Г. А. Богатова. М.: Наука, 1991. 298 с.
Степанов Ю. С. Методы и принципы современной лингвистики. 3-е изд., стереотип. М.: Едиториал УРС, 2002. 312 с.
Толстая С. М. Мотивационные семантические модели и картина мира // Русский язык в научном освещении. 2002. № 1. С. 113-127.
Учебный словарь сочетаемости слов русского языка / Под ред. П. Н. Денисова, В. В. Морковкина. М.: Рус. яз., 1978. 688 с.
Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка: В 4 т. М., 2000.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. М.: Прогресс, 2004.
Цейтлин Р. М. К вопросу о значениях приименной приставки пá- в славянских языках // Учен. зап. ин-та славяноведения. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 9. С. 205-224.
Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. М.: Рус. яз., 1994.
Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 40: *ƍborьkь - *pakьla. М.: Наука, 2016. 236 с.
Бьлгарски етимологичен речник. Т. 3 / Сьст. Вл. Георгиев, Ив. Гьльбов и др. Cофия: Изд-во на Бьлгарската Акад. на науките, 1986. 800 с.
Česko-ruský slovnik / Pod ved. K. Horálka, B. Ilka, L. Kopeckého. Praha, 1968.
Етимологiчний словник украïнськоï мови: У 7 т. / Гол. ред. О. С. Мельничук. Киïв, 2003. Т. 4. 656 с.
Machek V. Etymologický slovnikjazyka českehoaslovenskeho. Praha: Československé Akad. ved, 1957. 358 s.
Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern: Francke Verl., 1959. 809 S.
Skok P. Etimologijski rječnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Zagreb: Jugoslavenska Akad. Znanosti i Umjetnosti, 1973. Kn. 3.