From qualitative to intensification meaning (formation of intensification adverbs in Slavic languages).pdf Как универсальное явление в любом языке выделяется особая группа слов, выражающих степень и меру проявления признака, действия либо состояния. По словам Ш. Балли, «количественная разница, или разница в интенсивности, это одна из тех общих “категорий”, к которой мы сводим любые объекты нашего восприятия или нашей мысли» [Балли, 1955, с. 202]. Основу данной «категории» составляют наречия, образованные преимущественно от качественных прилагательных и в ходе определенных закономерных семантических преобразований раз вившие способность интенсифицировать действие либо признак, при этом ослабив либополностью утратив свое исконное качественного значение. Данная группа слов может рассматриваться как внутри категории количественности, так и внутри категории субъективной оценки, поскольку входящие в эту группу наречия-интенсификаторы характеризуется эмоционально-экспрессивной окрашенностьюпри оценке количествавего широком понимании. Без этого лексико-грамматического разряда слов человеческая коммуникация вполне возможна, но вместе с тем трудно представима, поскольку человеку априори свойственно, познавая окружающий мир, давать оценку: восхищаться, поражаться, бояться, ужасаться, удивляться, соизмерять, проводить ассоциации с уже известным. Данная природная закономерность отразилась в языке, в частности в моделях становления рассматриваемого класса наречий-интенсифика-торов. Утрачивая связь с мотивирующим прилагательным, а с течением времени исвою экспрессивно-эмоциональную окраску, в современных языках эти наречия по своему значению и функции объединяются в один синонимический ряд интенсификаторов, служащих исключительно для выражения высокой степени признака либо действия. Приведем ряд «ядерных» слов, составляющих данную лексическую группу: рус. очень, весьма, укр. дуже, блр. вельмi, пол. bardzo, чеш. velmi, velice, moc, слцк. veľmi, в.-луж. derje, срб., хрв. veoma, vrlo, jako, mnogo, слвн. zelo, čisto ит. д. Всего в количественном отношении нам удалось выявить приблизительно по 70-90 различных по частотным, стилистическим и валентным характеристикам единиц для каждого из анализируемых в статье славянских языков. Этимологические исследования данного ряда слов подтверждают их происхождение от качественных прилагательных, пережитые процессы постепенного затемнения, вытеснения и полного стирания исконного качественного значения за счетразвития значения интенсификатора. Наречию как таковому вообще свойственны семантические процессы, направленные на формирование более отвлеченных значений по сравнению с семантикой мотивирующего слова, обусловленные процессом адвербиализации именных форм, то есть их переходом в разряд неизменяемых слов: рус. горазд - гораздо, крайний - крайне, здоровый - здорово, пол. duży - dużo, чеш. veliký - velice, срб. pun - puno, слвн. čist - čisto в значении ‘очень’ ит. п. Особое положение в изучении процесса адвербиализации, семантических преобразований внутри класса наречий и изменения значений в ходе развития языка занимает вопрос формирования класса наречий-интенсификаторов, выражающих высокую степень признака или действия. Именно в этой группе слов протекали и до сих пор протекают живые языковые процессы, причиной которых, помимо вышеупомянутого процесса адвербиализации, является присущая эмоциональноэкспрессивной лексике подвижность, неустойчивостьи изменчивость. Большинство исследователей, занимающихся вопросами семантики наречийинтенсификаторов, сходятся во мнении, что рассматриваемый класс можно разделить на две группы. Первую составляют наречия, основной функцией которых является указание на высокую степень интенсивности протекания действия или проявления признака, т. е. «безупречные интенсификаторы», например, рус. очень, весьма, гораздо, сильно ит. п. Большая их часть сформировалась сравнительно давно, они утратили свою мотивировку, перешли из класса наречий, выражающих качество, в разряд интенсификаторов, став чистым показателем меры или степени, что подтверждает возможность их сочетания с, казалось бы, несочетаемыми словами: рус. страшно красива, ужасно радоваться, жутко добрый, сильно ослаб, здорово болит голова, пол. bardzo powolny (bardzo восходит к качественному значению ‘быстрый’), чеш. hrozně krásná, hodně naštvaný, hodně málo (hodně восходит к качественному значению ‘хороший, добрый, положительный’), moc slabý (от moc ‘сила’), слцк. hrozne rád, срб., хрв. jako slab (от jak ‘сильный’), vrlo loš (от vrli ‘хороший, положительный’), слвн. grozno lepa. Другую группу составляют вторичные наречия-интенсификаторы, способность усиливать признак либо действие у них заложена потенциально и проявляется лишь в определенных контекстах. Зачастую входящие сюда слова несут в себе сильное экспрессивное наполнение и относятся к разговорной речи, например, рус. безумно влюбиться (ср.: безумно вести себя); аналогичные примеры находим и в других славянских языках: чеш. šíleně se zamilovat (cр.: šíleně se chovat), слцк. šialene sa zaľúbiť (ср.: šialene sa správať), слвн. blazno zaljubljen (ср.: blazno se obnašati) ит. п. Слова из данной группы относятся к переходному классу интенсификаторов, еще не утративших связь с исконным значением, однако стремящихсяк этому. Наблюдения показывают, что с течением времени, нейтрализуя свое качественное значение, наречие-интенсификатор снижает или вовсе теряет экспрессивное наполнение, следовательно, может изменяться и степень интенсивности, которую оно выражает. Частое употребление экспрессивного выразителя влечет за собой стирание не только формы слова (что характерно для наречий, например застывшие падежные формы), но и его исконного значения; к тому же экспрессивность в языке также «изнашивается» сравнительно быстро. Вследствие этого процесса слово становится «тусклым, серым» и «лексемы, выражающие душевные эмоции, даже самые сильные, понемногу слабеют и в конце концов вовсе выходят из употребления, поскольку утрачивают всякую выразительность» [Вандриес, 1937, с. 194]. Данная языковая закономерность отчетливо прослеживается на примерах рассматриваемых нами наречий, передающих количество, в особенности большое, максимально возможное, порой избыточное, поражающее здравый разум, невероятное, невообразимое и т. п. Язык, в первую очередь разговорный, демонстрирует постоянную потребность в пополнении данного класса слов. Таким образом, происходит непрерывное расширение этой группы за счет новых семантических трансформаций, и такой процесс в близкородственных языках проходит по схожим, зачастую параллельным моделям. Слова для выражения «признака признака» постоянно обновлялись: каждое поколение предпочитало свой собственный знак восторга, отвергая все прочие. «Окрашенные эмоцией слова всегда мимолетны, так, еще в XVII веке сказали бы просто: очень рад, затем возникло выражение сильно рад, наконец, появились уже знакомые нам ужасно рад или страшно рад» [Колесов, 1991, с. 136]. В продолжение напрашиваются примеры из разговорного русского языка XXI в.: мега интересный, дико симпатичный, нереально круто ит. п. Итак, одной из основных и древнейших является модель переноса значения производящего прилагательного с общим значением ‘крупный по размерам, большой, огромный’ в сторону развития значения ‘очень’ у однокоренного наречия, т. е. показателя интенсивности признака или действия как результат процесса адвербиализации, то есть абстрагирования семантики при переходе слова из изменяемой в неизменяемую часть речи. Это прежде всего наречия, образованные от общеславянского прилагательного *velьjь ‘большой’: ст.-сл. вельми, блр. вельмi, укр. вельми, велико, пол. wielce, чеш. velmi, velice, слцк. veľmi, срб., хрв. веома, слвн. veliko. В своей исходной форме и значении мотивирующее прилагательное почти вышло из употребления: оно встречается в современном польском языке: wieli в значении ‘многие’, древних сербском и хорватском: veli/velji: umrli od bola vela (XVIII в.), brod se je razbio pod onijezijem velijem stjenami, оно также было известно древнечешскому velí, древнесловацкому и древнерусскому велий. Однокоренное наречие в значении, трансформированном в сторону показателя неопределенного количества, т. е. ‘много’, находим в современных западнославянских языках, а именно в польском - wiele ludzi, словацком - veľa vína и верхнелужицком - wjele wuznamnych Serbow. В древнечешском языке количественное наречие vele употреблялось также и как интенсификатор признака: Ten imieše dceř jdinu sobie i všiem milu wele - т. е. ‘очень’ [Jungmann, 1839, s. 5]. Аналогично в древних сербских и хорватских текстах наречие vele могло выступать и как показатель большого неопределенного количества, и как интенсификатор признака и действия: slike vele lipe; počeše me ļubiti vele; vele se čuđahu ńe veloj lipoti. Продуктивным типом словообразования наречий от общеславянского прилагательного *velьjь во многих славянских языках стала застывшая форма двойственного числа творительного падежа с окончаниями -ми/-ма: др.-рус. вельми/вельма (по типу весьма, стоймя), ср. такжеслцк. väčšmi ихрв. većma ‘больше’. Старославянское наречие вельми было известно древнерусскому языку: Съгрѣшихъ вельми въ животѣ моемъ, богатъ сы вельми (XII в.); вельми грозно; Велми добро есть нудитися члвку да удьржить стра(с) гневную (XIII в.) [Чурмаева, 1989, с. 143]. Употребление данного наречия фиксируется в памятниках вплоть до XVII-XVIII вв. В живой речи оно выходит из употребления не позднее XVI в., если не в XV в., ав XIX столетии А. С. Пушкин использует его уже исключительно в целях стилизации: Одульф, его начальник рода, Вельми бе грозен воевода. Наряду с вельми древнерусскому языку был известен собственно русский буквальный аналог этого старославянского наречия - больми/больма в значении ‘очень, весьма’, мотивированный прилагательным *bolьjь ‘большой’ в застывшей формедвойственного числатворительного падежа: отрокъ больми ужасе ся (XII- XIII вв.); Въсхотѣ богъ больми прославити угодника своего (XV в.) [Чурмаева, 1989, с. 144]. А. Е. Аникин не исключает этимологической связи данного слова с омонимичным боль и более древней связи с корнем вел-[Аникин, 2012, вып. 6]. Наречие больми вышло из употребления раньше, чем вельми - уже к XVI в., однако до сих пор сохраняется в русском просторечии в форме больно в значении ‘очень’, образованной по продуктивной словообразовательной модели ‘страшно’, ‘сильно’: больно умен, больно хочется спать, больно хороша. Оно ошибочно, хотя и довольно прочно поддерживается соотнесенностью в сознании говорящего с омонимичным корнем боль и фразеологизированными употреблениями до боли (любить, желать и пр.), т. е. ‘очень’. Что же касается западнославянского ареала, то в польском языке наречие wielmi уже к XVI в. было окончательно вытеснено современным bardzo, а в современных чешском (в виде velmi) и словацком (veľmi) оно до сих пор является ядром синонимичного ряда слов-интенсификаторов. Употребление данного наречия также живо в сербском и хорватском языках в виде veoma (с характерной южнославянской меной l/o перед согласным). Древнечешскому языку также была известна форма застывшего творительного падежа единственного числа velím: Zavidiechu bohatstvo jej velím [Jungmann, 1839, s. 5] - т. е. ‘очень’, а в сербских и хорватских диалектах находим целую палитру фонетических и словообразовательных вариантов данного наречия: velma, velmi, veome, veomi, voma, velmi (XV в.), velma и veome (XVI в.), veomi (XVII в.). В современном чешском языке широко употребляется в качестве интенсификатора наречие velice от однокоренного прилагательного vel-ik-ý ‘великий’(исконно -‘большой’) с чередованием k/c. По сравнению с уже ставшим несколько книжным velmi в разговорном языке оно распространено гораздо шире, вероятно по причине своего сравнительно более раннего происхождения и частотности мотивирующего прилагательного (тогда как в близкородственном словацком отсутствие данного наречия объясняется отсутствием и самой формы прилагательного veliký: слвцк. veľký). В современном польском языке в книжном и официально-деловом стиле употребляется форма наречия wielce ‘очень, весьма’ от прилагательного wielki ‘большой, великий’: Wielce szanowany Pan jest zawsze bardzo witany. В древнехорватском языке также фиксируется употребление наречия veliko от прилагательного velik, которое впоследствии было вытеснено современными veoma, vrlo, jako. В древнехорватских памятниках также встречаются употребления наречной формы veličma с чередованием k/č (исходная форма двойственного числа): glasnik vapijaše veličma; Ja ti zahvaļujem i veličma ti do istine zahvaļevat imam (XV-XVI вв.). В украинском языке употребление наречия велико в качестве интенсификатора относится кархаичным: Авiн таки любив ïï велико; врадувалися велико всi звiрi. Таким образом, модель трансформации значения у различных с точки зрения словообразования и сферы употребления наречий одинакова для всех славянских языков: (1) ‘большой по величине’ → (2) ‘значительный по степени своего проявления, интенсивности’ → (3) ‘очень’ → (4) ‘много’; причем третья и четвертая стадии зачастую могут совмещаться. Рассмотренные наречия не единичны внутри лексико-семантической группы наречий-интенсификаторов, образованных от качественных прилагательных с общим значением величины, превосходящей норму. С точки зрения сопоставительной лексикологии интересно проанализировать чешское наречие ohromně и аналогичное словацкое ohromne. Внутри семантической структуры качественного прилагательного развивается признак ‘значительный по степени проявления, интенсивный’. В соответствии с уже описанной моделью, у однокоренного наречия в чешском и словацком языках развивается изакрепляется значение интенсификатора в качестве основного. Толчком для подобных семантических трансформаций послужило переносное значение прилагательного ‘значительный, интенсивный’. В отдельных сочетаниях связь качественного значения наречия еще восстановима, как, например, чеш. ohromně vysoký ‘большой по высоте’, однако в большинстве случаев она едва ощутима. Значение наречия абстрагируется до такой степени, что в современных чешском и словацком языках оно способно выступать исключительно в качестве экспрессивноэмоционального интенсификатора: чеш. ohromně těžký soupeř, ohromně důležitý, děti se ohromně bavily; слцк. ohromne dobrý človek, ohromne veľký zážitok, som ohromne rád. Этимологически данное наречие связывается с общеславянским глаголом ohromiti ‘громом или грохотом испугать, оглушить, ошеломить’ [Máchek, 1957]. Чешскому языку времен Й. Юнгмана (XIX в.) еще были известны ставшие уже архаичными употребления типа ohromný hlas ‘голос, от которого исходит ужас, оглушающий’, ohromná bouře ‘оглушающая буря’ [Jungmann, 1836, s. 2]. Изучение условий первых употреблений чешского прилагательного ohromný в новом зна-чении ‘очень большой, громадный’ показывает, что семантический сдвиг произо-шел под влиянием соответствующих русского, а также польского прилагательных [Лилич, 1974, с. 287]. В своих переводах «Аталы» (1805) и «Потерянного рая» (1811) Й. Юнгман употребляет слово ohromný как соответствие русскому огромный и польскому ogromny в переводах с польского и русского языков, игравших для него роль посредников [Лилич, 1973, с. 114]. Новый семантический признак полностью соответствовал тенденциям его развития: (1) ‘поражаю-щий словно громом’ → (2) ‘поражающий своими размерами’ → (3) ‘очень большой, громадный’, ‘поражающий разум’. Некоторое время в слове еще со-существовали прежнее и новое производные значения: ohromný třesk mečů ‘оглушительный звон мечей’, ohromné zdi ‘огромные стены’. Впоследствии новое значение не только устойчиво закрепилось, но и полностью вытеснило исконное. Таким образом, подобная трансформация значений, имевшая место как в русском, так и польском языках, как бы в ускоренном виде была повторена в чешском под влиянием словоупотребления в родственных языках [Лилич, 1974, с. 287]. На основе комплекса смысловых признаков прилагательное ohromný развило в современном чешском языке экспрессивно-оценочное значение ‘прекрасный, великолепный, поразительный’: To je žena nejskvělejšího jihu - ta svýma očima zapaluje. Ohromná - ohromná žena! Аналогичное значение обнаруживаем и в сло-вацкомязыке: ohromný odborník, ohromný umelec ит. п. Таким образом, на развитие и закрепление значения интенсификатора у моти-вированного наречия оказала влияние совокупность семантических переносов у производящего прилагательного, а именно ‘большой по размерам’ → ‘страш-ный, ужасающий’ → ‘поразительный, удивительный’. Процесс трансформации значения интенсификатора и его закрепление в семантике наречия можно также проследить на примере наречия страшно. Этот процесс известен всем славянским языкам и протекал по следующим этапам: (1) исконное значение мотивирующего прилагательного - ‘вызывающий чувство ужаса, страха’ (страшный сон, страшные картины войны) → (2) зарождение значения количественности, интенсивности и соединение качественного значения ‘ужасный’ с семантическим признаком ‘значительный по степени проявления, мощный’ (страшный порыв ветра, страшный гнев) → (3) закрепление переносного значения прилагательного и вытеснение исконного (Любочка - страшная болтунья. - Н. Островский1). Аналогичный процесс наблюдаем и у однокоренного наречия: (1) сохранение качественного значения мотивирующего прилагательного (И страшно взор его сверкает... - А. С. Пушкин) → (2) соединение исконного качественного значения и значения интенсификатора (страшно болит голова, страшно злой) → (3) вытеснение исконного качественного значения и употребление наречия исключительно в качестве экспрессивно окрашенного интенсификатора, синонимичного слову очень (страшно хотеть, любить, радоваться, страшно интересный; Там на севере девушка тоже, На тебя она страшно похожа… - С. Есенин). Русское наречие страшно, развив лексическую сему интенсификатора, зна-чительно потеснившую первичное качественное значение, уже с конца XVIII в. начинает довольно широко употребляться, по сути, как наречие меры, синони-мичное словам очень и весьма, отличаясь от последних наличием большей эмо-циональной окраски и принадлежностью к разговорной лексике. По другим дан-ным, русские наречия страшно, ужасно в качестве интенсификатора признака или действия стали появляться в 60-х гг. XIX в., хотя еще в начале XX столетия стилисты выделяли эти слова кавычками [Колесов, 1998, с. 137]. Несмотря на раз-личные предположения о времени прохождения этого процесса, с уверенностью можно говорить о неком промежуточном этапе семантического развития, когда, возникая в речи, такие сочетания, как страшно весело, ужасно интересно, все еще воспринимались как несовместимые. В этой связи показательны слова М. Горького: Воспитанный на красивом языке бабушки и деда, я вначале не по-нимал такие соединения несоединимых слов, как ужасно смешно, до смерти хочу есть, страшно весело; мне казалось, что смешное не может быть ужасным, веселое - не страшно и все люди едят вплоть до дня смерти (М. Горький. Влюдях). Подобный сдвиг значения в сторону интенсификатора универсален для всех славянских языков: чеш. strašně se mi líbí, jsem strašně rád, jsem strašně vděčná; 1 Иллюстративный материал из произведений художественной литературы взят из Национального корпуса русского языка (НКРЯ). URL: http://www.ruscorpora.ru слцк.: chcel som Vás strašne pekne poprosiť, ste strašne zlatý, strašne sme sa tešili na výlet; пол. pani Wiesia straszno lubi jeździć po świecie, strasznie go kocham, strasznie smieszna twarz; срб. strašno mi se sviđa, strašno volim westerne, strašno dobrodušan; хорв. strašno lijep, strašno pametan, strašno smješno; слвн. to je straš-no lep jezik, strašno je priden, strašno rad dela na vrtu. Более того, в сербском разговорном языке это наречие часто используется для выражения необыкновенно положительного, даже восторженного состояния, приобретая междометные характеристики: Kako je bilo na koncertu? - Strašno! - т. е. ‘прекрасно, отлично’, Veruj mi, neverovatno! K’o nikad! Strašno! Подобные употребления поддерживаются и сравнительно новым оценочным значением однокоренного существительного: strah me da te volim - т. е. ‘сильно, очень тебя люблю’. В некоторых из рассматриваемых языков значение наречия вообще абстрагируется вплоть до экспрессивного показателя неопределенного большого количества, переходя в разряд количественных, например, в словенском языке strašno ljudi je bilo - т. е. ‘много’. По той же модели переноса значений на базе исходного качественного значе-ния ‘вызывающий испуг, чувство ужаса’ проходило развитие и других наречий с похожей исконной семантикой: чеш. děsně mám rád (děsný ‘жуткий’), hrozně příjemný, слцк. vyzerala hrozne šťastná, mám ťa úkrutne rada (úkrutný ‘жуткий, ужасный’), срб. grdno se napio (grdan ‘жуткий’), слвн. hudo lepa (hud ‘неприятный, злой, ужасный’). Cловенское наречие hudo - общеславянского происхождения и встречается во всех славянских языках, но с различными значениями. Мотивирующее прила-гательное *chudъ имело исконное значение ‘слабый, жалкий’, впоследствии в не-которых языках оно трансформировалось в ‘тощий, бедный’, в других развилось значение ‘плохой, никчемный’. Современные славянские языки дают целый спектр производных значений этого прилагательного: рус.‘тощий’ и устаревшее ‘плохой, тягостный’, срб., хрв. ‘плохой, несчастный, бедный’, чеш. ‘бедный, скуд-ный’, слцк. ‘худой’ ит. д. В современном словенском языке семантика прилага-тельного hud объединяет в себе ряд значений: 1) ‘тяжелый, трудный, тягостный’ - hudi časi, huda bolest; 2) ‘плохой’ - hude misli, hudi duh; 3) ‘жестокий, суровый, злой’, переносное - ‘страшный’ - oče je hud, hud pes. Возникновение третьего значения у качественного прилагательного (заметим, только в словенском языке) как раз и послужило толчком для дальнейшей трансформации семантической структуры наречия по вышеуказанной модели. Таким образом, у словенского прилагательного развились оценочные значения 1) ‘большой, значительный по степени интенсивности’ - hud vihar, mraz, huda bolečina, 2) ‘сильный’ - hud udarec, 3) ‘максимальный, крайний в своем проявлении’ - bil je hud pijanec, huda nesreća. Встречаются даже такие периферийные употребления, как hudo žglanje ‘крепкая ракия’ или даже hud Slovenec в значении ‘настоящий’: ‘сильный, креп-кий, крайний’ - следовательно, ‘истинный словенец’. На базе трансформированного значения прилагательного у однокоренного на-речия по обозначенной схеме развивается значение показателя высокой степени: hudo potreben, hudo lepa gospa, knjiga je hudo resna in hudo dobra. Употребление и экспрессия этого словенского наречия поддерживается также наличием в языке существительного-эфемизма hudič ‘черт’ и производных от него интенсифика-торов hudičevo pameten, lep ‘чертовский умен, красив’. Подобно слову страшно, путь от качественного значения в сторону его пол-ной нейтрализации за счет развития семантического признака интенсивности прошло и наречие ужасно во всех современных славянских языках (кроме поль-ского, украинского ибелорусского, в которыхоноотсутствует). Первичное значение общеславянского существительного ужас - панический страх, сильный испуг, приводящий в состояние оцепенения, подавленности, сильная тревога, негодование, вызванные чем-л. Соответственно, у производного при-лагательного во всех славянских языках, где оно встречается (за исключением современного чешского), обнаруживаем его исходное значение: рус. ужасно себя чувствовать, слцк. úžasne hynúť, срб. užasno izgleda, хрв. užasno se osjećam, слвн. užasno so antipatični. По аналогии с прилагательным страшный слово ужасный также развивает переносное значение ‘очень большой, интенсивный, крайний в своем проявлении, чрезвычайный’, отмечаемое словарями как экспрессивное и относимое к разго-ворному стилю языка: рус. ужасные холода, слцк. úžasný pocit, срб. užasna nesreća, užasno mi ne dostaješ, хрв. užasna vrućina, слвн. užasna flegma ит. п. Согласно уже рассмотренной модели становления семантической структуры уоднокоренного наречия на базе трансформации значения мотивирующего при-лагательного ‘очень большой, интенсивный’, у однокоренного наречия форми-руется значение интенсификатора. С одной стороны, в отдельных сочетаниях внутренняя форма наречия легко восстановима, а значение усилителя признака и действия присутствует как второстепенное, например: ужасно большой - т. е. ‘настолько большой, что становится страшно, охватывает чувство ужаса, страха’, ужасно ненавидеть, ужасно далеко, слцк. úžasne veľký, úžasne zlý, срб., хорв. užasno dugo smo ga čekali, слвн. užasno dolga zima. Однако, с другой стороны, в большинстве сочетаний первичное качественное значение полностью затемнено и наречие попадает в один ряд с показателями высокой степени, сохраняя в своей семантике экспрессивно-стилистическую окраску: рус. ужасно любить, ужасно радоваться, ужасно красивый, ужасно добрый, ужасно веселый, слцк. úžasne krásny, úžasne príjemné stretnutie, срб. učim njihovu istoriju, i užasno me zanima, хрв. užasno dobro pjeva, слвн. užasno greje srdce. В этой связи приведем высказывание М. И. Цветаевой об употреблении слова ужасно, записанное А. Эфрон в своих воспоминаниях: «Вера спрашивает: “Ты меня любишь?” - “Ужасно люблю”, - отвечаю я. “Ужасно люблю - не говорят, - поправляет меня Вера, - ужасно - значит очень плохо, а очень плохо - не любят. Надо сказать - очень люблю!” ˂…˃ Входит мама. Бросаюсь к ней: “Мариночка, Вера сказала, что ужасно любить нельзя, что ужасно люблю - не говорят, что можно только - очень люблю!” Мама берет меня за руки. “Можно, Алечка, ужасно любить - лучше ибольше, чем просто любить или любить очень!”». Несколько иным путем проходило развитие семантики наречия úžasně в чеш-ском языке. В древности оно еще выступало в исконном общеславянском зна-чении, однако впоследствии произошло полное вытеснение этого значения пере-носным по следующей модели: (1) ‘жуткий, вызывающий страх’ → (2) ‘настолько большой, интенсивный, что вызывает страх, шок’ → (3) ‘вызывающий удивление изумление и даже восторг’ → (4) ‘поразительный, удивительный, необыкновен-ный’ → (5) ‘замечательный, прекрасный, отличный’; причем последнее значение в современном употреблении вытеснило как исконное значение, так и все его пе-реходныетрансформации. Таким образом, все слова с корнем úžas-в современном чешском языке также приобрели положительную коннотацию, полностью утратив отрицательную. Так, например, само существительное úžas сохранило лишь одно единственное зна-чение - ‘восторг, изумление’: s úžasem se dívat ‘смотреть с восторгом’, budit úžas ‘вызывать изумление’, соответственно, производные значения уже с положитель-ной коннотацией встречаем и у других однокоренных слов: úžasná pamět ‘пре-красная память’, to je úžasný oběd ‘это чудесный обед’, úžasný den ‘удивительный день’, úžasný člověk ‘прекрасныйчеловек’. Семантические трансформации у прилагательного явились толчком для из-менения структуры значений в однокоренном наречии, которое в современном чешском употребляется, с одной стороны, в значении, соотносимом с современ-ным производным прилагательным: úžasně hrát ‘прекрасно играть’, Dnes paní Masáková úžasně vypadá ‘Сегодня пани Масакова прекрасно выглядит’, а с другой стороны - в абстрагированном значении интенсификатора положительного при-знака: úžasně šikovný pes ‘необыкновенно смышленая собака’, úžasně tichý ‘очень тихий’. Таким образом, при переходе слов из одной части речи в другую, а именно впроцессе адвербиализации (по модели: ‘настолько страшный, что приводит в оце-пенение, изумление, шок’ → ‘изумительный, потрясающий, поразительный’ → ‘очень’), развилось значение чешского интенсификатора úžasně, связь с исходным значением была полностью стерта и в современном языке функционируют такие сочетания, как užasně krásný, užasně dobrý (поскольку восторг, изумление может вызывать не только отрицательный, но и положительный признак, при этом отри-цательный признак нейтрализуется и в семантике слова остается лишь сила экс-прессивно-эмоциональной оценки действительности). В близкородственном словацком языке наряду с новым до сих пор еще сохра-няется и выделяется в словарях как первое и основное исконное общеславянское значение прилагательного úžasný ‘вызывающий чувство ужаса, страха, жуткий’: úžasný vietor, úžasná polárna žiara ит. п., а у однокоренного существительного úžas сохраняется связь с этимологическим значением слова: ‘состояние после не-ожиданного чувственного переживания, зачастую негативного, испуг’. Однако, возможно, под влиянием чешского языка в семантической структуре словацкого прилагательного наблюдается развитие аналогичного значения с положительной коннотацией; и хотя употребление словацкого наречия в новом значении ‘отлич-ный, прекрасный, исключительный, замечательный’ относится к разговорному стилю языка и имеет экспрессивную окраску, частотность его употребления значительно превосходит его использование в первичном значении: Má úžasný hlas a ešte veľa vecí, ktoré na nej obdivujem; prajem Vám príjemné prázdniny a úžas- ný pobyt v Tatrách; strelil najúžasnejší gól roka, bol to naozaj úžasný piknik ит. п. Данные примеры демонстрируют нерелевантность коннотации отрицатель-ный/положительный в процессе развития семантической структуры чешского исловацкого наречий, где на первый план выходит степень и сила эмоциональ-ного воздействия на человека, поскольку ‘оцепенеть, изумиться’ можно в равной степени как от отрицательного, так иотположительного признакалибо действия. На формирование значения показателя интенсивности у данного наречия также оказывали влияние наречные употребления существительного ужас в ка-честве интенсификатора: ужас какой умный; Обрадовался ужас как!; Смеялись мы - ужас! «По виду они имена существительные, по значению - наречия, по стилю - верх выразительности, по правилам употребления в речи - совершен-ные анархисты, не признающие никаких законов» [Колесов, 1998, с. 137]. Таким образом, значимым для формирования семантики наречия является признак ‘изумляющий, поражающий, производящий сильное впечатление’ и далеко не важной оказывается коннотация положительный/отрицательный. Итак, нами рассмотрены несколько древних универсальных и наиболее про-дуктивных моделей возникновения и развития внутри семантической структуры славянских наречий значения усиления признака или показателя интенсивности действия. Это такие семантические поля, как ‘большой по размерам’, ‘вызы-вающий чувство страха, ужаса’, ‘положительный’, которые послужили толчком для перехода качественных наречий в группу наречий-интенсификаторов с частой утратой или стиранием их исконного качественного значения.

Скачать электронную версию публикации