Предложен метод анализа образов-характеров, который применим к любому произведению русской литературы при условии, если в нем имеется сколько-нибудь психологически разработанный женский персонаж. Основой исследовательской технологии служат мотивный анализ, ограниченный жесткими рамками структурно-типологического подхода; учение К. Г. Юнга об архетипах как содержании «коллективного бессознательного»; сюжетно-мотивные комплексы или модели, выстроенные на основе ряда произведений, героинями которых являются добрые и злые жены. Термин «мотив» при анализе названных архетипических образов дополнен термином «психологема» - «психоаналитический мотив». Такое понимание не противоречит представлениям К. Г. Юнга, который подразумевал под психологемами «чрезвычайно древнюю архетипическую психологическую структуру». Для чистоты эксперимента сюжетно-мотивные комплексы реконструированы на основе изучения библейско-византийско-древнерусских источников. Показана прямая генетическая связь между литературными и устными древними текстами и текстами Нового времени: для тех и других свойственны сходные сюжетно-мотивные комплексы.
On the archetypical approach to the analysis of female images-characters (written and oral text).pdf 1. О чем забыли сегодня исследователи текста? О существовании стратегии поиска структурных универсалий, пронизывающих тексты культуры. Стратегия эта отчетливо оформилась еще полтора столетия назад прежде всего в работах академика А. Н. Веселовского (1838-1906). Почему эта стратегия забыта? Полагаем, в первую очередь потому, что всеми вольными или невольными последователями идей А. Н. Веселовского - компаративистами, формалистами, марксистами, структуралистами, типологами - были получены лишь отрицательные результаты. Единственное исключение - знаменитая монография В. Я. Проппа «Морфология сказки» [Пропп, 1928]. Ученому удалось сделать открытие, которое, на наш взгляд, стоило бы назвать «законом Проппа». Текст имеет матричную природу (матрица - система элементов), - так можно его сформулировать. Однако это верно по отношению к волшебной сказке, всего лишь одному из архаичных фольклорных жанров. А весь вопрос в том, верно лиэто по отношению клитературным текстам? Представим себе, что стратегия поиска научного метода в области познания универсалий текста увенчалась успехом, что филология наконец обрела точный метод / превратилась в точную науку. Это значит, что, анализируя текст, мы можем получать объективную, многократно подтверждаемую информацию. Представим себе, что овладев алгоритмами точного, формально-логического исследования, аналитики (а это не только профессионалы - все начинается со школьников, осваивающих научные подходы к различным предметам!) не будут всякий раз спорить, создавать разноголосицу, расходиться в толковании произведений, а, наоборот, будут едины и более всего озабочены не спорами, а задачей максимально исчерпать точные смыслы текста. Под таковыми мы понимаем смыслы, строго соответствующие семантике слова, текста и контекста и в то же время реализуемые в границах постоянно воспроизводящихся в историколитературном процессе архетипических текстуальных структур. Опять же представим себе, что вся предварительная работа проделана и мы имеем в руках некие универсалии / структурно-типологические модели, объединяющие «русский текст» - в масштабах от времени его возникновения до времени настоящего. Слово «представим» следует убрать, поскольку комплекс универсалий, о котором идет речь, и соответствующая методология описаны в статьях, учебных пособиях и монографиях автора этих строк (см., например: [Васильев, 2009], а также видеолекции «Архетипический анализ литературного текста»1). В чем-то опубликованные материалы нуждаются в корректировке, но более всего они нуждаются в дополнениях и продолжении. С этой целью и пишется данная статья. Мы обратимся к некоторым из таких моделей. Они выстроены на основе изучения библейской и древнерусской сюжетики «злых и добрых жен» и являются составляющими описываемого подхода / аналитического комплекса. Отметим, что в древнерусскомязыке «жена» - 1) ‘женщина’, 2) ‘супруга’. Тема злых и добрых жен пронизывает устные и письменные тексты, она не ограничена русской литературой или литературой стран христианского ареала (хотя в нашем случае христианская природа образа - основополагающий критерий выделения). Несомненно, к источникам, используемым для реконструкции моделей, следует отнести и произведения новой литературы. Библейская тема добрых и злых жен, пришедшая в русскую письменность на этапе ее становления из византийской словесности, наилучшим образом реализовалась в классических произведениях ХIХ-ХХ в. В частности - в романах «Война и мир» и «Анна Каренина» Л. Н. Толстого, в романе И. С. Тургенева «Дым» (см.: [Васильев, 2010; 2009, 1 Васильев В. К. Архетипический анализ литературного текста, или К проблеме описания матрицы русской культуры. URL: http://tube.sfu-kras.ru/video/2094 (дата обращения 14.10.2107). с. 189-208]), в произведениях М. А. Шолохова и В. М. Шукшина (см.: [Васильев, 2017]). Можно было бы назвать десятки других имен и еще большее количество произведений. Однако сформулированное положение, в сущности, является выводом. А к выводам надо прийти. Поэтому не только для чистоты эксперимента, но и с позиции историзма мотивные составляющие образов доброй и злой жен будут выстроены на основе текстов Священного Писания и древнерусских произведений, переводных (византийских) иоригинальных. Еще несколько слов о комплексном аналитическом подходе. Его природа раскрывается через набор определений: системный, структурно-типологический, структурно-архетипический/психоаналитический, сюжетно-мотивный, историкофункциональный, интертекстуальный и пр. Таким образом, типология как теория и метод (включающая положения о структурной природе текста, в том числе - о мотивах или сюжетно-мотивных комплексах), теория сложных систем, архети-пика / теория «коллективного бессознательного» К. Г. Юнга являются составляющими характеризуемого комплекса. В него также входят конкретные структурные модели, однаиз нихописана далее. Что касается мотивного анализа, то он предстает не как «разновидность постструктуралистского… подхода к художественному тексту», «введенного в научный обиход» [Руднев, 1999, с. 180] Б. М. Гаспаровым (в противовес структуральным идеям Ю. М. Лотмана) и используемый для описания мотивов и лейтмотивов вне «заданного “алфавита”» [Гаспаров, 1993, с. 31]. В нашем случае это анализ, работающий в границах интертекстуальной «архетипической матрицы». Ее манифестацией как раз и является определенный сюжетно-мотивный комплекс или же «комплекс языковых единиц» / «заданный “алфавит”» (если выражаться языком Б. М. Гаспарова). Семантическое поле этого комплекса направляет и ограничивает ассоциации истолкователя. Мотивный анализ такого типа мы бы отнесли к сфере (гуманитарного) общенаучного. Он наиболее близок к «методу Проппа», основанному на описании сюжетнойматрицы волшебной сказки. Что означает решить задачу выявления мотивных составляющих образов доброй и злой жен в системном/структурно-типологическом аспекте? Сама постановка вопроса отчасти содержит ответ. Внимание к мотивам как к семантически сверхнагруженным элементам текста, носителям ключевых смыслов связано именно с задачей анализа целостной структуры - образа, сюжета, произведения в целом. Предмет, который позволяет выявить мотивные составляющие, - это тексты типологического ряда, содержащие образы добрых и злых жен. То же самое следует сказать и о сюжетах о добрых и злых женах. (Если мы произносим термин «сюжет», это значит, что мы можем автоматически апеллировать к понятиям «герой», «персонаж», «образ», «системаобразов» ит. п.) Специфика в нашем случае заключается в особой природе мотивов. В сущности, это психологемы2 - архетипические/психоаналитические мотивы. Именно они позволяют постичь глубинную сущность образа-характера героя произведения, осуществитьего психоанализ. Психологемы / мотивные составляющие образов доброй и злой жен (а также выражающие их образы-символы) в архаичных текстах представляютсобой набор антиномий, бинарных оппозиций, что соответствует природе сюжета-архетипа, к которому они восходят (см.: [Васильев, 2009, с. 16-64]). Ограниченный объем статьивынуждает нас убратьссылки на источники икомментарии. Добрая жена: богобоязненная, боголюбивая; молитвенница, постница; добродетельная, нищелюбивая (служащая ближним и миру), благонравная (добронравная); благовоспитанная, любезная, благодарная; стыдливая; крепкая (неподдаю 2 Термин введен в науку К. Г. Юнгом. Он понимал под ним «чрезвычайно древнюю архетипическую психологическуюструктуру» [Юнг, 1996, с. 343]. щаяся соблазну/искушению, чужой воле), воздержанная; милосердная; безукоризненная, хорошая; целомудренная, верная, чистая; кроткая (смиренная, покорная, тихая, послушная, беспрекословная); правдивая, честная; трудолюбивая, рукодельница, прилежная; бережливая; мудрая (умная); щедрая, бескорыстная; молчаливая; плодовитая, чадолюбивая; устроительница (помощница, подручница); спасительница, целительница и т. п. Злая жена: обавница, баба богомерзкая3 (идоломолица, еретица, чародеица, колдунья/ведьма, нечестивая, бесноватая, прокудливая), плясавица; упьянчивая; законопреступная; злонравная; злопамятная; плохая (худая, негодная, скверная); наглая, бесстыдная, позорная, грязная, срамная («сточная труба»); блудная (прелестница, бесстыдная, похотливая, растленная и растлительница, любодеица, сука, блядь/блядливая); заблудшая; гордая, властолюбивая, самовластная (непокорная, непослушная, упрямая, необузданная); лживая (ненавидящая правду, лицемерная, притворная, лукавая, льстивая, коварная, хитрая, пронырливая); ленивая (нерадивая); разорительница (растратчица); щеголиха; глупая (безрассудная, малоумная, злоумная); жадная; завистливая; крадливая; шумливая, сердитая, сварливая, гневливая; укоряющая, осуждающая, злословящая, злоязычная, проклинающая, клеветница, брехливая; драчливая, яростная, лихая, буйная, бешеная, лютая, свирепая; ревнивая; ненавидящая мужа, ехидна (ненавидящая детей своих, рождающая отцеубийц и матереубийц); разрушительница (семьи, дома, рода); погубительница; змея/змееподобная (василиска, скорпия, жаба, черепаха, аспида), коза, львица, медведица, зверьи т. п. Стоит сказать, что «мужское зло» мало отличается от женского. Если в образехарактере героя доминируют отрицательные психологемы, то перед нами «злой человек». Тема доброй жены пронизана мотивами счастья, радости, беспечалия, уверенности в будущем; тема злой - скуки, печали, уныния, предчувствием и ожиданием беды, несчастия в судьбе. Если злая жена красива, то красота ее всегда телесна, связана с мотивами очарования, обольщения, блуда. Красота доброй жены прежде всего в ее добродетелях, она духовна. В этой мудрой философии древнерусского книжника важно заметить не только то, что существует лишь один тип подлинной красоты - красота духовная, воплощенная в деяниях, но и то, что обладающая ею добрая жена - одна из тысячи жен. Злая жена - кара Господня мужу (и всякому, соединившему с нею свою судьбу). Она воплощает судьбу-горе, недолю. Она разорительница и погубительница дома (семьи), путь ее лежит в бездну, за ней закреплены мотивы гибели, «злой смерти». Добрая жена - устроительница дома, она награда и спасение мужу, с нею дни его удвоятся. С ее образом связаны мотивы исцеления, возрождения ивоскресения. Из сказанного следует, что необходимо говорить еще и о сюжетах о доброй и злой женах. Алгоритмом сюжетного действия, героиней которого выступает злая жена, будет движение к гибельному финалу, «злой смерти». За ней закреплены образы-символы ада, бездны, пропасти. Всякий раз это повествование о том, как законы зла реализуются в жизни. Сюжет о доброй жене несет в себе противо 3 «В древнерусской культуре существовал оппозиционный идеалу женской святости образ “баб богомерзких” - колдуний, ведьм и знахарок как хранительниц языческих верований и обрядов. Сфера их деятельности охватывала преимущественно поле “женских интересов” - дом, любовь и здоровье. В литературных памятниках они выступают в качестве “потворщиц греха”» [Бармина, 2009, с. 20]. К числу «баб богомерзких» относились и лесбиянки (см.: [Чумакова, 2001, с. 145]). положную семантику. Классическое воплощение образа и сюжета о доброй - святой жене являют женские жития. Всегда злой женой будет блудница, соблазняющая мужчину, в том числе «чужая», замужняя, изменяющая мужу. Перечислены не все психологемы. Можно продолжать, входить в детали, уточнять, разворачивать смыслы. Можно несколько по-иному выстроить сам перечень, а также дополнить его впечатляющим набором топосов, образовсимволов, колоритных характеристик и деталей, которые использованы авторами разных столетий при разработке темы добрых и злых жен. Если привлечь тексты новой литературы, то количество психологем весьма заметно возрастет - в основном за счет лексики, которой не было в обиходе средневековых авторов. (Изучение языка архетипа / психоаналитического языкового комплекса в историческом аспекте - весьма интересная и важная тема.) Однако сколько бы ни приводить примеров и ни добавлять отсылок, вполне понятна не только логика построения архетипических образов, но и стоящая за ней их одномерная природа. Лермонтовское определение «в одном всё чисто, а в другом всё зло» тут как нельзя кстати. Эта природа будет сохраняться и в сочинениях нового времени. Архетип говорит именно на «ангельском» и «демонском» языке несмотря на то, какая эпоха на дворе. В конкретных текстах реализуется тот или иной набор мотивов/психологем, который позволяет определить, что за образ и сюжет перед нами. Последовательность сюжетной реализации мотивов относительно свободна, однако в итоге сюжет являет собойжестко организованное, матричное смысловое пространство. 2. Чащевсего в составе того или иного художественного образа мы найдем как положительные, так и отрицательные элементы. Однако это не означает, что архетипика не позволяет дать убедительную интерпретацию. Типичными в таких случаях являются два варианта: либо мы обнаруживаем в процессе анализа доминантные элементы, позволяющие классифицировать психотип героини, либо, рассмотрев сюжетную динамику, мы видим эволюцию - от «злой» к «доброй» или наоборот. Весьма часто, как это ни удивительно, встречаются, говоря языком И. С. Тургенева, и «чистые, беспримесныетипы». Иногда для того, чтобы определить авторскую стратегию создания образа, достаточно прочитать такую, например, строку: «Ходит где-то хороший парень и не знает, что на него уж тут петля заготовлена» [Распутин, 1990, с. 213]. Эти слова сказаны о шестнадцатилетней Гальке, персонаже повести В. Г. Распутина «Деньги для Марии». Можно уверенно предполагать, что остальные характеристики автоматически относят ее к типу «злой жены». (С такой работой могла бы справиться компьютерная программа.) Действительно, если выстроить характеристики племянницы тетки Степаниды в один ряд, то вопросы снимаются. Галька глупая («умишко детский»), «с гонором», непослушная, грубая, злоязычная, скандальная («здорова… горло драть»; Степанида от нее «доброго слова не слышит», племянница ей «всю шею переела», живут они «как кошка с собакой»; «Ей слово, она тебе десять. Ей десять, она тебе тыщу»), кровопийца («Сколько она из меня крови высосала!» - восклицает тетка), «безжалостная», «вредительша», пьющая, бесстыжая, «кобыла», у нее «вся деревня ухажеры» (автор подчеркивает телесность героини: «девка она была крупная и уже давно переросла Степаниду что ввысь, что вширь»; к гостям, Василию и Кузьме, она выходит из комнаты «в коротком, тесном ей платьице, с голыми крепкими коленками»; тетка ругает ее за то, что она показывает «мужикам срамоту свою»; Галька же заметит Василию: «То-то ты и заоблизывался, когда я в том платье вышла»), «язва», «змея», «змея подколодная», «окаянная сила», мужика от такой «упаси Бог», «девка, не приведи Господь никому такую». «И за что меня Господь Бог покарал такой холерой?» - сетует воспитывающая ее с девяти лет тетка. За героиней закреплен мотив несчастья («Вот счастье-то выпало под старость лет», - горько иронизирует Степа-нида). Героиня плачет - ей жалко Марию (см.: [Распутин, 1990, с. 210-217]). Но природу образа-характера эта деталь не меняет. Галька - персонаж эпизодический, но если бы автору понадобилось подробно воплотить историю ее жизни, то алгоритм построения вполне ясен. В основе этого алгоритма лежат означенные психологемы. Несложно уяснить, чтохарактер Степанидыиз того же ряда. Порой образ и сюжетная ситуация создаются с использованием необычайно малого набора поэтических средств. Один из примеров - стихотворение А. В. Кольцова «КМ…»: Подобных Маше оченьмало И в мире равных не бывало: Лицо, движенья, речь ивзгляд Стальное сердце распалят. Любить ее ия бырад, Когда бв груди не крылосьжало, Когда бв любви ее - не яд [Кольцов, 1984, с. 36]. Данный подход позволяет освободиться от академической и школьной мифологии, складывающейся вокруг некоторых женских образов и тиражируемой в учебной литературе, «золотых сочинениях» ит. п. К сожалению, у нас нет возможностиобратиться здеськ данной проблематике. 3. Необходимо остановиться на такой очевидной и весьма значимой функции архетипического подхода (чтения), как психоаналитичность. Модель, включающая набор психологем, позволяет разобрать по элементам не только образхарактер литературного героя, но и… читателя. В данной ситуации все равны - исследователь, учитель и ученик. Каждый может проанализировать свой «личный текст», разобрать «сюжеты» прошлого и настоящего, уяснить прогноз на будущее. Странно или нет, но это будет взгляд на себя с позиции… Бога, поскольку санкцией здесь выступает Священное Писание. Можно также подвергнуть анализу ментальные установки группы - возрастной или связанной с определенным ареалом проживания и пр. В этом заключается задачаданного раздела. Мы предлагаем ознакомиться с результатами опроса жителей Богучанского района Красноярского края. Всего было опрошено 102 человека, из них 27 мужчин. Возраст опрашиваемых - от 16 до 97 лет. Приангарский регион, в котором проводилась работа (в июле 2107 г.), по-своему уникален. Некоторые поселения региона основаны еще в ХVII в. (Манзя - в 1624 г., Пинчуга - в 1684 г., с. Богучаны - в 1642 г. и пр.). До недавнего времени в Приангарье сохранялся традиционный фольклор и старожильческий диалект. В связи с пуском Богучанской ГЭС (2012) в регионе было затоплено 29 деревень, жители переселены. Укладу жизни, сложившемуся за столетия, был нанесен разрушительный и непоправимый удар. Если говорить о специфике этнокультурной, фольклорной ситуации в старожильческих районах Приангарья, то поражает повсеместное сохранение практики знахарства и колдовства. Более 60 % опрошенных женщин владеют этой практикой, являются «знаткими». Если же говорить о практике обращения к «знатким» за помощью или же о вреде, когда-либо причиненном ими, то процент увеличивается до ста! По этой причине самыйраспространенныйздесь фольклорный жанр - быличка4. Как это не удивительно, в ХХI веке фольклорист сталкивается в Приангарье почти с гоголевской ситуацией. Это видно и по записям быличек, и по примерам, приведенным далее. Информантам было предложено порассуждать в рам 4 Электронный текстовый корпус лингвокультуры Северного Приангарья. URL: http://angara.sfu-kras.ru/ (дата обращения 14.10.2107). ках тем: «Как вы представляете себе, что такое идеальная, добрая жена/женщина» и «Что такое женщина злая/непутевая». Они должны были попытаться составить психологические портреты той и другой и привести примеры из жизни. Мы даем выборку наиболее репрезентативного материала (с сохранением норм расшифровки звучащей речи). Выделенные полужирным шрифтом психологемы, сформулированные непосредственно информантами, даны в кавычках. Без кавычек приведены психологемы, выводимые из контекста. Мы не публикуем данных об информантах из-за ограниченности объема статьи, к тому же не все они дали на это согласие. (По большей части это те же самые информанты, сведения о которых опубликованы на указанном сайте. Там же читатель может найти былички и устные рассказы, дополняющие рассматриваемую проблематику.) «Добраяжена» («баба добрая»): богопослушная («Еслив ребенок тебя слушат, ты ему все дашь. Ну, как все? То, что нужно, ты ему дашь. А еслив не слушат, ничего не дашь. Так же и Бог снами обращатся. Еслив мы его слушаем, оннам дает все»); «святая» («Ну, если ты добрая, то ты святая Если же она в Бога верует, добро человеку делает, зла не желает человеку, конечно, это добрая и святая. Я так считаю»); «верная» («Вернойбыть, не изменять уж радибога»); «стойкая» («Как бы ее судьба не била, не колотила, держится прямо - стойкая»); «любящая», «сочувствующая», «добрая» («она должна любить тех, кто с ней живет рядышком. Понимаешь? Любить. Хоть какую, кривую, косую, косолапую, хоть какую. Она должна любить своих всех. И всех соседей Всех. Никак нельзя больше иначе. Мы убиваем тех людей, которые, ну, не доросли до нас, допустим», «Сочувствует человеку, придет в любое время на помощь родной ты человек или не родной», «Идет к людям с добром, безо всякого зла и которая не ждет ответной реакции она не ждет, что ты обязана ей это добро вернуть, нет. Вот она просто хочет человеку сделать добро», «В любую минуту может прийти на помощь у меня хорошие подружки, очень даже. В любой момент, что только случится сразу помогаем», «У меня тетка была, она верующая в любой момент ее позови, она всегда была готова прийти на помощь», «Здесь наша деревенская есть, Татьяна. У ней старшая сестра Варвара. Варвара эта умерла, осталось двое детей. И вот это ее сестра, Татьяна, взяла этих двоих детей себе и, в общем-то, выучила. У ней-то своих двое, свои дети у нее не получили высшего образования, а Варины дети получили высшееобразование. Вот так»); «хорошая», «доброжелательная», «справедливая», «искренняя», «честная» («у нее нету ни зла, ниче», «допустим, она одна, то она себя ведет очень хорошо, и очень это справедливо, она никогда не врет, она никогда ничего плохого не делает», «Говорить всегда уж правду какую-то, враньем не заниматься, не подхалимничать», «Никогда нигде ниче плохого не скажет»); «работящая» («Особенно я люблю иуважаю работящих женщин»); «хорошая хозяйка», «стряпуха» («Варить уметь», «Хозяйство у нее хорошее», «Она должна была накрыть на стол. В основном, это касалось кухни, скотины: ведь, какая идет корова, - тоже судили хозяйку. А корова должна быть ухоженная А так настоящая женщина - это хозяйка, это стряпуха, это было видно по хлебу, по дому», «Она уметь должна дома уют создать. Уют, чтобы всегда муж был, семья была накормлена, чисто было все»); «помощница» («Бог создал жену почево? - Помошницу. Она должна знать свое место. Она помошница. А когда жена стает начальником дома - тот дом разрушится вскоре, потому что жена не должна начальство-вать - должна помощницей быть. И не ворковать, как некоторые вор-куют»); чадолюбивая, устроительница («В первую очередь она должна быть мамой, настоящей мамой», «А кто дома сидит, только по одной причине, я считаю. Если она воспитывает детей, все на ней если. Как у нас, это Алешкина жена - трое детей, но с собой на машине. Она всех их развозит по всем кружкам - везде, везде», «Взаимопонимание, поддержка всегда в семье должна быть. Ну, вот такая женщина должна быть: где-то уступить, где-то она, наверно, больше сохраняет семью, да, хранительница очага», «Кажется, большинство все зависит от жены где-то вот что-то не так - быть снисходительной. Где-то простила, а где-то тихонько, лаской сделала по-своему. Ну, все это вот ласково! Мужа особенно надо хвалить! Вот уж какой он там никакой, а он всю жизнь хороший, он все может, все умеет, все сделает. Хотя сама ему тут сделаешь, поможешь все… Но он самый лучший!», «Быть все время рядом. Не “вот поехал, и поезжай!” Я тоже ездила на рыбалку! У костра также сидела! Кино кончилось - мы в лодку! Поехали плавать… сети от острова туда. Приедем с рыбкой домой! Почти что все вместе: дрова колем, пилим вместе В огород идем вместе, полоть идем вместе, мы в лес едем вместе Вот уж все говорят: “Никуда не отпускает!” А я его не держу. Он сам потом без меняникуда не едет!»); гостеприимная, щедрая («В дом заходишь - угощали. Ну, такого, чтобы не угощали, по-моему, такого вообще не было. К кому не придешь - всегда за стол, всегда тебе бухты [свеклы] насыплют, конфеточек из ящика достанут, карамелек - угостят», «Вот даже в огородах что-то наросло, да. Они поделятся даже вот без всякой вот такой - что жалостью, с жадностью. Вот мы сколько были, приезжали вот: “Ой, буду я еще продавать мне денег хватит вот этих, которые я имею, да. Да я лучше вот отдам тому-то, они нужнее этомувот”»); «умная», «мудрая», «спокойная», «уравновешенная», «прощающая» («Должна соизмерять свои поступки, что она делает», «С мозгами у нее нормально, как по-моему», «Очень спокойная, очень уравновешенная - в этом мудрость женщины», «Женщина во всех случаях она должна быть умной. Она должна все вовремя предотвратить, все предусмотреть вовремя, вот. Где-то промолчать, где-то потихоньку потом все это вот сказать, вот где-то объяснить Женщина должна уметь любить и прощать. Это самое главное, когда уметь прощать, вот. Вроде бы вот эту свою гордость надо, это самое, унять и надо как бы… ну, быть умной», «Поддерживать атмосферу такую, вот я, например, все время че-нибудь, вот любое в шутку могла превратить сгладить эти острые углы», «Ругаться в семье нужно шепотом, и чтоб этого не слышали ваши дети чтобы они никогда о своих родителях не могли сказать, что вот мои мама, папа там плохие детей спать положили, в кухню ушли и решили свои проблемы. А шепотом - это значит без крика, без ругани, без всего. Каждый высказал свои точки зрения компромисс, и все будет замечательно», «Я иногда ему прощала гулянки, то есть самое главное, мне кажется, вот понимать друг друга, да? И прощать уметь. Несколько раз было, уже хотела разводиться, уже двое детей было, и всё, и надоел с гулянками с этими. Но потом опять пройдет какое-то время, нормальный он мужик-то был, не то чтоб алкоголик. Дружить он ни с кем не дружил, ни с одной женщиной, веренмнебыл»); молчаливая, не осуждающая других («Не надо ругаться, не надо спорить. Промолчи лучше, вот. Никогда не говори про человека там гадость какую-то», «Не обсуждают кого-то. Ну, мало ли что в жизни бывает у кого-то, ну, что теперь. И, если что-то, я всегда как-то: “Прекратите этиразговоры!”»); жизнерадостная («Она улыбается, она никогда не будет причитать: “Ой, там плохо мне там, ой, я не могу, я туда не пойду зачем мне это надо, там такие нехорошие”. У них всегда положительный настрой»). «Злая жена» («непутеваябаба/девка», «беспутная»): «ведьма», «колдунья», «знаткая», чернокнижница,«знахарка» («Вражеванием занимается», «Была у нас, в нашем коллективе злая очень женщинa Вот всем делала вред. Все она колдовала что-то куда-то лезла. Никак я с ней подружиться не могла», «Может на смерть навести - скотинуили человека»); «злая», «ненавистная», «недоброжелательная», «вредная», «плохая» («Очень плохая, очень много зла делалалюдям»); «беспутная», «блядь», «распутная»/«распущенная», «проститутка», «гулящая», «наглая» («Баба непутевая налево бегат», «Щас, по-моему, все гуляющие! С одним мужем не пожила - один, двое, трое… Опять без мужа, опять двое, трое… Куда она с ними? Я согласна, пускай дети - цветы жизни! Ну, ты, чтоб они у тебя хоть бы сытые были, не глазели вот так глазенками, что хочется подать», «Которая ой-ой: херак, херак - выскочила. Прошла неделя и все, он ее выбросил Она другого, блядь найдет и еще к этому придет опять, эта беспутная», «Щас, говорю, наглые. Видишь его одна позвала в кафе, напоила и увезла к себе. И он три ночи у нее ночевал Вот, видишь, какая наглая, напоила и это, и увезла домой спать, а он и с ней уже это О-о-о! сама лезит блядь эта. Нельзя так!», «Большинство браки распадаются, и не с путевыми женщинами они [мужчины] не живут»); гордая,«высокомерная», «эгоистка», «карьеристка» («Которые думают только о себе допустим, о своей карьере. Карьера в первую очередь, а потом уже все остальное», «Девушка любит только себя Они говорят: “Мне не надо ни семьи, ни детей, мне важна карьера” А потомуже поздно», «Все время стоит на своем, никогданигдене уступает»); «жадная», злоязычная («А плохая жена-грымза, которой все мало, и мало, и мало. Денег мало, как у меня невестка, например, у сына: “Зачем ты мне такой нужен?”, - он в кардиоцентре работает - “Тебя сутками И столько ты приносишь мало”. И все время пилит, ипилит, и пилит»); пьющая, курящая, матерящаяся, наркоманка («Которые пьют, пьющие женщины», «Это пьют да наркоманят, да это непутевые», «Очень много пьют. Наркоманили. Даже здесь у нас наркоманили И многие вот женятся, а потом расходятся. Понимаете, вот такие затраты родители делают, а они там живут, не доживут - разошлись и все», «Вот это вот курево донимает… Я вообще поражаюсь этим людям: они еще не умылись, они еще только глаза продрали и уже сигара в зубах! Убивают женщины! Я на них даже смотреть не могу И вот и женщина напротив сидит, курит. Я говорю: “А ты ночью просыпаешься, не куришь?” Она говорит: “Ночью - нет”. Я говорю: “Слава Богу!”», «Однажды идут две девочки пьяные-препьяные, а там, знашь, трава была скошена, повалена была трава. Вот они шли-шли, упала одна, а эта подниматься ее матерком ее всяко. Вот че, разве добрые, какие это девки? Это уж самое последнее дело, когда уж молода она пьет. Вот да сейчас-то вот пьют, курют», «Я ненавижу, когда девчонки курят. Я, даже если в магазин иду, торгашка стоит, курит, я туда даже не зайду»); «завистливая» («еслиу человекавсехорошо, они завидуют»); лживая, клевещущая; сварливая («А у нас попробуй слова скажи - сразу десять взамен, ежли не по ее»); «строящая козни» («Строит козни недоброжелательно относит ся»); не любящаядетей («Это не мать», «Котораяматеритих даругает»); ленивая («Неработает, ине туда ине сюда», «ниче не умет делать»); воровка («Может и придет к тебе и что-нибудь стащит потихо нечку»); пакостливая;«неприятная», «отвратительная»; «недовольная», «не-устроенная»; «проклятая» («Делает пакость какую-нибудь, и все равно ведь Бог наказывает», «Вот эта как раз женщина, которая нам зло делала. Как она умирала, ой-ой-ой! Не дай Бог Она и криком кричала, и боли какие-то у нее появились и куда-то вроде как лезет, лезет, руки у нее наизворот, ноги наизворот», «И умерла-то она не по-людски Онасумасошла»). Приведем также краткий рассказ, в котором без труда опознается схема сюжетао несчастной, блудной, злой жене: У нас девушка одна… она закончила восьмилетку, школу. Симпатичная, очень красивая такая была. И у нас экспедиция в эту, в деревню приехала. И, короче, они встретились, любовь там возникла и так далее. Но лето кончилось, экспедиция стала уезжать, и этот видный кавалер уехал. Не знаю, че он сказал ей на прощание, но, в общем-то, она это… выпила уксус. Ее в больницу в Богучаны, но, к сожалению, не смогли помочь, и умерла она. В прошлом году я подходил к ее могиле. Никто не смотрит за могилой, выросла ель такая здоровая прямо на могиле. И прямо всю оградку прикрыло ветками со всех сторон. Ну, вроде как прикрыла от людских глаз. Как мы видим, приведенные психологемы фактически идеально соответст-вуют тем, что представлены библейско-византийско-древнерусской традицией. Данный подход обозначает истоки нравственных категорий в русской культуре, а также иллюстрирует тот факт, что современная народная этика основана на указанной традиции. Мы имеем дело с убедительным свидетельством сохранности «архетипической матрицы» в среде жителей сибирской провинции. Обнаруживается прямая генетическая связь между древними текстами и текстами Нового времени: для тех и других свойственны общие сюжетно-мотивные комплексы. Разумеется, что в данных примерах мы встречаем новые, соответствующие реалиям времени лексические единицы. Однако их семантика не противоречит теме, а органично в нее встраивается, развивает и дополняет ее. При обращении к текстам Нового времени с такой ситуацией мы будем сталкиваться постоянно.
Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века. М., 1999. 384 с.
Юнг К. Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев; Москва, 1996. 384 с.
Чумакова Т. В. «В человеческом жительстве мнози образы зрятся». Образ человека в культуре Древней Руси. СПб., 2001. 242 с.
Распутин В. Г. Деньги для Марии // Распутин В. Г. Избр. произведения: В 2 т. Т. 1: Рассказы; Повести. М.: Худож. лит., 1990. С. 161-255.
Кольцов А. В. Сочинения. М., 1984. 512 с.
Пропп В. Я. Морфология сказки. Л.: Academia, 1928.
Гаспаров Б. М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы ХХ века. М., 1993. С. 28-83.
Васильев В. К. Рассказ В. М. Шукшина «Страдания молодого Ваганова» в архетипическом контексте // Диалоги о Шукшине: Материалы I междунар. науч.-исслед. конф. М., 2017. С. 78-96.
Васильев В. К. К описанию архетипического сюжета о «добрых» и «злых женах» в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» // Лев Толстой и время: Сб. ст. Томск, 2010. С. 25-34.
Васильев В. К. Сюжетная типология русской литературы ХI-ХХ веков. Архетипы русской культуры. От Средневековья к Новому времени. Красноярск, 2009. 260 с.
Бармина В. Э. Феномен женственности в культуре Средневековья (на материале артефактов письменной культуры Византии и Древней Руси VI-XVII вв.): Автореф. дис. … канд. культурологии. Екатеринбург, 2009. 24 с.