Статья посвящена исследованию характерных особенностей географических терминов и топонимов, образованных от апеллятивов-соматизмов в башкирском языке на основе метафоризации. Всего выявлено более 60 соматизмов, среди которых преобладают названия видимых частей тела, а не внутренних органов. Большинство географических терминов-соматизмов являются универсальными для всех тюркских языков. В исследовании выявляются географические термины, характерные для башкирской топонимии, объяснены особенности их возникновения в связи с мифологическим воззрением и мировидением башкир. Отмечено, что по применяемым соматизмам различаются горный и водный ландшафты, выявляется специфичное представление каждого из них.
The role of somatisms in the Bashkir toponymy.pdf Республика Башкортостанрасположенана стыкеЕвропы и Азии, в переходной полосе от Восточно-Европейской равнины (занимающей 2/3 площади края) к горной полосе Южного Урала - Уральским горам (более 1/4) и возвышенноравнинному Зауралью (1/10). Исключительное месторасположение обусловливает уникальность и разнородность рельефа и ландшафта: здесь степи и лесостепи сменяются тайгой, лесами, горными вершинами; природный ландшафт прорезывают тысячи рек и сотни озер. Каждый природный объект получил свое название, которое в основном связано с языком коренных жителей Южного Урала - башкир. Безусловно, определенный круг названий имеет отношение и к языкам пришлого населения. Очевидно, что топонимия Южного Урала, в том числе и Башкортостана, многослойна и многоязычна; она постоянно привлекала интерес многих поколений исследователей (см. [Киекбаев, 1956; Хисамитдинова, 1991; Камалов, 1994; Усманова, 1994; Березович, 1998; Шакуров, 1998; Бухарова, 2006; Матвеев, 2008; Муратова, 2012; Валиева, 2014] и др.), в работах которых были рассмотрены и вопросы, связанные с изучением отражения духовной культуры, менталитета и мифологии. Однако можно констатировать, что группа мифологизированных и метафорических названий в башкирской топонимии на сегодня практически не изучена, имеются лишь отдельные работы, касающиеся данной проблематики (см. [Хисамитдинова, 1992; Ягафарова, 2008; Бухарова, 2015] и др.). К числу таковых относятся географические термины, возникшие от соматической лексики башкирского языка, актуальность изучения которых продиктована необходимостью осмысления особенностей номинации географических объектов в связи с мифологическими представлениями, составляющими основу мировидения и миропонимания народа. В этом аспекте исследование способствует выявлению специфики башкирской языковой картины мира, что и обусловило нашеобращение к исследованию места соматизмов в топонимии. Новизна исследования заключается в том, что в нем подвергаются интерпретации с точки зрения отражения антропоцентрического мышления и мифологического мировоззрения отсоматические топонимы (оронимы, гидронимы, ойконимы), отобранные методом сплошной выборки из картотеки отдела языкознания Института истории, языка и литературы УФИЦ РАН, около 10 000 из которых представлены в приложениях к десятитомному «Академическому словарю башкирского языка» [АСБЯ]. Топонимическая лексика, будучи органической частью словарного состава языка, развивалась с ним в тесной взаимосвязи. Поскольку топонимы относятся к разряду имен собственных, то выделяется ряд характерных отличий от слов общей лексики: 1) вторичность ономастических номинаций; 2) индивидуальность каждого акта номинации; 3) особотесная связь именис именуемымобъектом; 4) отсутствиенепосредственной связиимени с понятием; 5) повышенная связь имени с культурно-историческим фоном, на котором оно возникло [Суперанская, 1984, с. 164]. Вторичность ономастических номинаций основывается на многих параметрах, одним из которых выступает сходство реалии с чем-либо уже известным. Э. М. Мурзаев отмечает, что большинство тюркских топонимов восходит к нарицательным словам-терминам, определяющим природные особенности объекта, какую-либо выделяющуюся характерную черту или явление, положение в пространстве [Мурзаев, 1995, с. 3]. Топоним отражает знание о фрагменте географического пространства, который «опредмечивается во внутренней форме названия, следовательно, для его экспликации необходимо выявить исходный апеллятив» [Березович, 1998, с. 26]. Среди апеллятивов, используемых в башкирских географических названиях, наряду с зоонимами, фитонимами, мифонимами, антропонимами, названиями рельефа, почв, минералов, цвета, особо следует отметить группу апеллятивов-соматизмов, на базе которых метафорическим способом образовано довольно большое количество как собственно географических терминов, так и топонимов. К таковым относятся следующие слова из анатомической лексики, принимающие значение географического термина или топоосновы (после тире дается значе-ние географического термина): арҡа ‘спина’ - арҡа ‘горный хребет’, ‘гребень горы’, ‘возвышенность’; арт ‘спина, зад’ - арт, арты ‘задняя сторона’; ауыҙ ‘рот’ - ауыҙ ‘устье, ущелье, вход в ущелье, пещеру, горный проход’; аяҡ ‘нога’ - аяҡ ‘устье’, ‘подножие горы’; бармаҡ ‘палец’ - бармаҡ ‘отрог горы’, ‘остро-конечная вершина, скала, пик’; баш ‘голова’ - баш ‘вершина горы, скалы’; ‘исток реки’; белəк ‘локоть’ - белəк ‘отрог горы’, ‘рукав реки’; бил ‘поясница’ - бил, билəн ‘седловина горы’; бит ‘лицо’ - бит, битлəү, битлəк ‘отлогий, широкий склон горы’; боғаҙ ‘горло’ - боғаҙ ‘пролив’; бот ‘бедро’ - бот ‘разветвление ре-ки’; буй ‘рост; стан’ - буй ‘берег, набережная’; быуын ‘сустав’ - быуын ‘отрог горы’; имсəк ‘грудь’ - имсəк ‘маленький выступ’; йөҙ ‘лицо’ - йөҙ ‘поверхность’; йөрəк ‘сердце’ - йөрəк ‘сердцевина, середина, средняя часть’; кендек ‘пуп’ - кендек ‘подземное русло реки’; күҙ ‘глаз’ - күҙ, күҙлəү, күҙгəнəк ‘ключ, источник’, күҙлəүек ‘трясина’; күкрəк ‘грудь’ - тау күкрəге ‘самая широкая часть горы, склон горы’; ҡабаҡ ‘веко’ - ҡабаҡ ‘обрыв’ (обычно у реки); ҡабырға ‘бок; ребро’ - ҡабырға, ҡабырый ‘склон, косогор’; ҡаш ‘бровь’ - ҡаш, ҡашлаҡ, ҡаштаҡ ‘холм’, ‘возвышенность’, ‘яр’, ҡашйер ‘холмистая местность’; ҡолаҡ ‘ухо’ - ҡолаҡ ‘заводь, затон’; ҡуйын ‘пазуха’ - тау ҡуйыны ‘теснина’; ҡул ‘рука’ - ҡул, ҡулҡа, ҡулат ‘ложбина’, ‘долина’, ‘приток’; ҡултыҡ ‘подмышка’ - ҡултыҡ ‘залив, затон’, ‘лука, высохший проток реки, долина в горах’; мейе ‘мозг’ - мейе ‘топкое место’; морон ‘нос’ - морон ‘отрог, вершина горы’, ‘изгиб горы, излучина реки, узкая полоса воды’, моронтаҡ, моронло, моронтоҡ ‘местность с выступами’; мөгөҙ/ мөйөҙ ‘рога’ - мөгөҙ ‘острая вершина, утес’, ‘излучина реки, мыс’; муйын ‘шея’ - муйын ‘перешеек’; сат ‘пах’ - сат ‘развилка’, ‘отмель’, сатлыҡ ‘тропин-ка между горами’; соңҡа ‘бугорок затылочной кости’ - соңҡа, соңҡор, соңҡорҙоҡ ‘вершина горы’, ‘гребень горы’; тамаҡ ‘горло’ - тамаҡ, йылға тамағы ‘устье реки’; терһəк ‘локоть’ - терһəк ‘отрог горы’; томшоҡ ‘клюв, морда’ - томшоҡ ‘выступ горы’; түбə ‘темя, макушка’ - түбə, тау түбəһе ‘вершина’, ‘холм’, ‘возвышенность’; түш ‘грудь’ - түш, тау түше ‘склон горы’; үҙəк ‘пищевод’ - үҙəк ‘ложбина’, ‘глубокая долина между горами’; үңер ‘передняя часть шеи’ - үңер, тау үңере ‘косогор’, ‘ложбина между гор’; үркəс ‘горб верблюда’ - үркəс ‘выступ горы’; һеңер ‘жила, сухожилие, сустав’ - һеңер ‘хребет, мыс горы’; һөйəк ‘кость’ - һөйəк ‘высокая заостренная вершина горы’; һырт ‘хребет животного’ - һырт ‘хребет горы’; эс ‘живот’ - эс ‘сердцевина, нутро’; ял ‘гри-ва’ - ял ‘гребень горы, горная гряда’. Как видим, в результате соотнесения опре-деленных признаков географического объекта с частями тела человека или животного формируется метафорический образ человека или животного, перене-сенного на окружающий ландшафт. При этом используются более 60 соматизмов. Для сравнения: по подсчетам О. Т. Молчановой в топонимике Горного Алтая применяется более 30 анатомических терминов [Молчанова, 1982]; Э. М. Мурзаев выделяет 24 термина в киргизской топонимии [Мурзаев, 1974]; К. Конкобаев при-водит 30 наиболее употребительных отсоматических географических терминов [Конкобаев, 1980]; в казахской орографической терминологии наблюдается по-рядка 20 слов анатомической лексики [Топонимия Центрального Казахстана, 1989]. Интересно отметить, что в топонимике регионов, характеризующихся своими ландшафтными особенностями (Горный Алтай и Киргизия - горные об-ласти, здесь много хребтов, с которых берут начало многочисленные горные реки и ручьи; Казахстану свойственны небольшие горы, степь, равнина, пустыни, но имеется много больших и малых озер; в Татарстане преобладает равнинная местность с небольшими возвышенностями), наблюдается использование как универсальных, присущих всем языкам общетюркских соматизмов (баш, морон, һырт и др.), так и специфических, встречающихся только в определенной местности. Так, в киргизской топонимии выделяются соматизмы, которые в баш-кирской географической терминологии не встречаются: айдар ‘чуб, хохолок’ - ‘конусообразный, выделяющийся холм’, бөйрөк ‘почка’ - ‘впадина на склоне го-ры’, боор ‘печень’ - ‘склон горы’, жаак ‘челюсть’ - ‘межа, граница’, салаа ‘палец, промежуток между пальцами’ - ‘горная ложбина, ложбинка’, жүрөк ‘сердце’ - ‘гора, холм’, карын ‘живот, брюхо, желудок’; в казахской орографии имеются слова айдарлы ‘с хохолком’ - ‘вершина горы’, жамбас ‘бедренная кость’ - ‘косогор, плоскогорье, плато’, жон, жота ‘спина’ - ‘косогор, плоско-горье, плато’, иық ‘плечо’, сауыр ‘круп коня’ - ‘верхушка, верхняя пологая часть горы’, төскей ‘грудь’ - ‘1) горная возвышенность; 2) склон горы’. И наоборот: соматизм бит, битлəү, битлəс ‘склон горы’ и отсоматические оронимы с данным компонентом не наблюдаются среди топонимов Горного Алтая; термин ҡолаҡ ‘ухо; затон, лука, рукав, излучина реки или изгиб русла’ не употребляется в татар-ской гидронимии. Таким образом, в каждой топонимической зоне существует свой набор часто повторяющихся типовых и раритетных основ и в комплексе они составляют характерное топонимическое лицо зоны [Молчанова, 1982, с. 81], поэтому языковое оформление географического пространства составляет так-же и специфику мировидения народа [Nakhanova, 2013; Karabulatova, Sayfulina, 2015]. Как показывают исследования, выполненные в русле антропоцентрической парадигмы, согласно древнейшим представлениям человека все окружающее яв-ляется прямой проекцией его самого на мир, причем с поправкой на особый ми-ровоззренческий круг, обусловленный окружающей природной средой и общест-венной обстановкой. Так, о мировоззрении кочевника-киргиза Г. Д. Гачев пишет: «С чем же ассоциируются в сознании киргиза горы и степи, верх и низ? Горы близки по образу к человеку: стоят вертикально; и как индивидуальности - и в массе хребта, снизу вверх шапками, плечом к плечу, как народ. Недаром в эпических песнях естественное для киргиза сравнение: батыра с горой, а членов его тела - с деталями горного пейзажа» [Гачев, 1998, с. 285]. То же видим на ма-териале башкирского фольклора: в известном древнем эпическом произведении башкир «Урал-батыре» над могилой батыра образуется огромная гора, которую народ назвал Урал. Считается, что там и поныне хранятся кости Урал-батыра в виде золота и серебра, а его кровь превратилась в нефть [Башкирское народное творчество, 1987, с. 130]. Все эти мифотопонимические сюжеты представляют собой этиологические взгляды и древние воззрения башкир на окружающую при-роду и мир. Многочисленные архаические легенды, эпосы, богатырские сказки основаны на антропоморфизации рельефаих обитания. Соматизмы, используемые в качестве географических терминов, можно рас-пределить по вертикали: верх строения тела человека (голова и все, что с ней связано), туловище (и все, что с ним связано). Такое деление обусловлено про-странственным распределением природных объектов по отношению к человеку: человек видит их по вертикали, примеряя части своего тела к окружающе-му рельефу; и свое тело человек осознает в том же порядке: сначала голова, затем тело с плечами и руками, грудью, спиной, затем поясница и все, что находится ниже нее. Поэтому среди апеллятивов преобладают видимые части тела, а не внутренние органы. Это отличие можно ярко увидеть, например, при сравнении с другими применениями соматизмов. Так, в башкирских песнях из названий внутренних органов наиболее активными являются соматизмы йөрəк ‘сердце’, бауыр ‘печень’, бөйөр ‘почка’, ҡан ‘кровь’. Самым частотным из них является йөрəк ‘сердце’, так как основная функция песен связана с выражением душевного состояния человека. Выводы подтверждают тезис Е. Л. Березович о том, что «для топонимии базовыми являются представления об окружающем ландшафте, для антропонимии - о человеке и коллективах людей, для лирических песен - омежличностныхотношениях и т. п.» [Березович, 1998, с. 14]. Рассмотрим, как анатомическая лексика находит отражение в башкирских географических терминах итопонимии (анализ проводится по частотности). Апеллятив баш ‘голова’ образует самое большое количество географических названий: в «Словарь топонимов Республики Башкортостан» [2002] вошло более 150 ономастических единиц с компонентом баш, из них более 120 топооснов являются гидронимами, около 30 - оронимами. В [АСБЯ] приводится 38 гидро-нимов, 45 оронимов, 101 ойконим с основой баш. Голова - наиболее значимая часть тела в башкирской языковой картине мира, она является самым первым ор-ганом, который ощущается человеком при его восприятии себя, голова рассмат-ривается как основная, начальная, верхняя, главная, завершающая часть тела, отсюда происходит перенос значений с собственно ‘головы’ на смежные: ‘нача-ло/начальный, основа/основной, главный, источник/источниковый, верх/верхний, вершина/вершинный’. Данная лексема в гидронимах обозначает ‘исток, верховье реки’: Башбулак, Башбуляк, Ҡарамалыбаш, в составе оронимов - ‘вершину горы’: Аҡбаш, Икебаш, Айбаш. Слово баш в значении ‘вершина, начало, исток водоема’ широко употребляется во всех тюркских языках для обозначения горных вершин, выдающихся скал, утесов, верховьев рек, истоков, часто источников, дающих начало ручьям, рекам [Мурзаев, 1984, с. 7]. В башкирской топонимии слово сакрализуется. Действительно, вершины гор, по представлениям башкир, являются местом обитания духов-покровителей, ежегодно весной к вершинам гор совершаются восхождения. Сакральными являются и истоки рек. Весной башкиры идут к родникам, чистят их, берутводу. В орографии синонимичным слову баш является соматизм түбə ‘темя, ма-кушка’ - в урало-алтайской топонимии обычно означает холмы, вершины, возвышенности, пригорки, мысы. В формах тебе, тепе, депе, тюбе зафиксирован в тюркской топонимии. В образовании башкирских оронимов (также түпə, түбəлəҫ, түмəлəҫ, түбəсəй) является одним из самых распространенных геогра-фических терминов (в [АСБЯ] зафиксировано 123 словоупотребления): Таштүбə, Ҡарағай түбə ит. п. У башкир указанные горные объекты считаются священны-ми, сакральными, здесьрасположеныкаменные уба, могилы святых аулия. Соматизмы арҡа ‘спина, хребет’ и һырт ‘хребет’ являются синонимичными и употребляются в значении ‘горный хребет, горная цепь’: тау арҡаһы, тау һырты, ҡыр арҡа ‘гребень горы’, арҡаға менеү / һыртҡа менеү ‘подниматься по хребту’, Урал һырты ‘Уральский хребет’, тау һырты артылышы ‘хребтовый перевал’, Тимертырнаҡ һырты, Тимерһырт, Айыуатҡан арҡаһы, Аҡйылға арҡаһы. В [АСБЯ] представлено 56 единиц с компонентом һырт, 27 - с арҡа. Һырт относится к универсальным топонимическим словам, употребляется в тюркских языках в разных значениях: в киргизском сырт ‘высокогорное плато, высокогорная долина’, в хакасском сыр ‘бугор, холм, горка, крутой высокий берег, обрыв’, сырт ‘горный хребет’, в туркменском сырт ‘сопка, холм, горка’. Арҡа имеет значения: в тувинском и хакасском ‘горный лес’, ‘тайга’, ‘вытянутый хребет’, в алтайском ‘предгорье, северный лесной склон’, в якутском ‘спина, запад, в ногайском и кумыкском ‘курган’ и ‘вершина’, ‘гряда’, ‘гора’. Арҡа имеет также значение ‘ровное место на вершине горы’. Возможно, в некоторых случаях данные термины могут быть употреблены для обозначения сторон света, как, например, в караимском и ногайском языках, в которых слово сырт имеет значения ‘обратная сторона, наружная сторона’ и семему ‘север’, а арҡа ‘спина’ в якутскомязыкеупотребляется для указания на запад [Камалов, 1994, с. 83]. Ҡул ‘рука’. Слово используется в самостоятельном значении ‘лог, ложбина, долина’ для обозначения как гидрографических, так и орографических объектов, имеет дериваты ҡулҡа, ҡулат, ҡулауыҡ, тау ҡулы. Ҡул встречается в составе 23 гидронимов, 27 оронимов, 5 ойконимов. По подсчетам А. А. Камалова, в топо-нимии Башкортостана апеллятив ҡул отмечен в составе 749 топонимов [Камалов, 1994, с. 166], при этом наблюдаются семантические различия по диалектам: в ка-раидельском говоре этим словом обозначают поток дождевых вод, лог, ложбину, балку, сухое русло реки; демском - овраг, яму; говорах башкир северо-востока Башкортостана - промоину, рытвину; в говорах центральных районов - долину, приток реки. Судя по материалам, основной ареал топонимов с основой ҡул находится на северо-западе Башкортостана. Слово в формах кол, гол, къол, кэл, колчак, хол, колучак, колот, ҡулҡы и др. имеется в большинстве тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских языков. Ҡаш ‘бровь’ - используется как в гидронимах (Шишмəҡаш, Ҡашҡабаҡ), так и в оронимах (Ҡаштаҡ, Манҡаштаҡ), при этом применение в оротопонимах зна-чительно преобладает (в [АСБЯ] 35 против 3 гидронимов). Слово имеет дериваты ҡашлаҡ, ҡаштаҡ ‘холм’, ‘возвышенность’, ‘яр’, ҡашйер ‘холмистая местность’, отмечаются значения ‘возвышение, бровка, вал, холм, крутой берег, опушка леса’. В трудах Э. М. Мурзаев приводит каш в значении ‘нефрит, нефритовый’ в уйгур-ском и ‘камень, каменный’ в киргизском языках [Мурзаев, 1974, с. 290]. Как холм, так и камень, ҡаш связан с горой и возвышенным местом, которые у башкир считались священнымиместами, выполняли обережную функцию. В процесс номинации рельефа этнотерритории башкир активно вовлечен со-матизм морон ‘нос’, в составе топонимов означающий ‘острый выступ горы, мыс, обрыв в конце горы; острый выступ берега, частично окруженный водой’: Тауморон, Ташморон, Аҡморон, Ҡаты морон ит. п. Данный термин в формах бурун, мурун, бурын, мурын зафиксирован и в других тюркских языках. По мне-нию А. В. Дыбо, названия гор могли быть связаны с частями тела животных, а не человека [Дыбо, 2006, с. 648]. В башкирском языке географический термин морон в составе ряда гидронимов также приобретает значение, соответствующее рус-скому губа: Обская губа - Обь мороно (примечательно, что в начале становления башкирской географической терминологии лексема губа была заимствована из русского языка без изменений: Карская губа - Карский губаһы [Хакимов, 1952, с. 10]. Видимо, здесь решающим оказался тот факт, что топообъект губа не свой-ственен географии Башкортостана). Тамаҡ ‘горло, гортань; глотка’. Слово используется в значениях ‘устье’, ‘вход в ущелье’, ‘небольшое ущелье’, например: йылға тамағы, иҙел тамағы, шишмə тамағы ‘устье реки’ и входит в состав гидронимов и оронимов, но чаще всего ойконимов (46 словоупотреблений в [АСБЯ]): Стəрлетамаҡ, Мəнəүезтамаҡ, Соҡаҙытамаҡ ит. п. По поверьям башкир, тамаҡ - это опасный участок земли, связанный с поглощающей функцией и соединяющий несколько рек вместе в од-но целое. Тем не менее в географических объектах термин чаще применяется для фиксации места, где малые по величине реки впадают в более крупные. Также следует заметить, что в башкирской топонимии тамаҡ синонимичен вышеука-занному географическому термину ауыҙ ‘устье, низовье реки; вход в ущелье, пе-щеру’. Күҙ ‘глаз, око’ - в составе гидронимов дает понятие ‘ключ, источник, родник’, например: Йəшкүҙ тауы - название горы с источником, букв.: ‘гора со слезящим-ся глазом’ в Белорецком районе, Күҙағыҙа йылғаһы - название речки в Белорец-ком районе, досл.: ‘глаз течет; река плачет’; Күҙгəнəк - родник в Белорецком, Буз-дякском районах, Күҙйылға в значении ‘невысыхающий родник, источник’ встречается по всей этнотерритории башкир. В башкирской мифологии все, что нас окружает, имеет глаза. Именно поэтому родники - күҙ, күҙлəү, күҙлəүес, күҙгəнəк, күҙлəүек воспринимаются у башкир глазами земли. Поэтому стало воз-можным использование данного термина в составе гидронима Күҙлешишмə - на-звание родника в Мелеузовском районе, который состоит из двух географических терминов: күҙ ‘глаз; родник’ > күҙле ‘родниковый’ + шишмə ‘ключ, источник’. Соңҡа/соҡа ‘бугорок затылочной кости’ в составе оронимов употребляется в значениях ‘холм, бугор; вершина, пик, острый выступ горы или скалы; впадина, рытвина, глубокая долина между горами, каньон, обвал, промоина; воронка на дне реки’, например, синтагмы тау соңҡаһы ‘вершина горы’, йылға соңҡаһы ‘воронка на дне реки’ ит. п. Данный географический термин в основном зафикси-рован в микротопонимах Республики Башкортостан: Һəйет суҡыһы, Əмир суҡыһы, Йəһүҙə суҡыһы, Ҡоҙаш суҡыһы, Суҡыташ, Суҡытау ит. п. В форме чука, чуга, чунгул, шокы в качестве компонентов топонимов зафиксированы и в других тюркских языках. Топотермин соңҡа/соҡа/суҡа имеет значение ‘холм, бугор; вершина, пик, острый выступ горы или скалы’ на юго-восточной террито-рии Башкортостана, а с семантикой ‘овраг, впадина, рытвина’ распространен в северо-западных районах республики - гидронимы Соҡаҙы, Соҡаҙыбаш, Соҡаҙытамаҡ, Соҡалы ит. п. Изложенные факты свидетельствуют о том, что данный географический термин связан с ландшафтом местности. В связи с тем, что в северо-западном Башкортостане простираются неровные равнины и нет ска-листых гор, данный термин стал применяться в номинации выступающих частей обрывов, береговреки т. д. Бит ‘лицо; щека’ имеет значения географического термина ‘отлогий, широкий склон, скат горы, берега; поверхность озера, земли’ в словообразовательных вариантах битлəү, битлəк, битлəс, тау бите с той же семантикой. В материалах [АСБЯ] встречается в составе 28 оронимов. Термин можно отнести к словам, выражающим специфику мировидения башкир, так как в других тюркских языках данное понятие передается через слова, близкие по смыслу, ср. в алтайском jaaк ‘щека, челюсть’, в киргизском и казахском чика/чока ‘висок’. Соматизм бил ‘талия, поясница’ в географической терминологии в сочетании со словом тау в форме тау биле употребляется в значении ‘седловина возвышенности или горы - понижение между двумя вершинами в горном хребте’. Слово зафиксировано в топонимии Средней Азии и Тянь-Шаня. Лексема бил связана с пограничьем, разделяет верхний и нижний миры. Соматизм вошел в состав 11 оронимов (в материалах [АСБЯ]): Бейекбил, Тəпəшəк бил, Ҡарабил, Текəбил, Торнабил идр. Ҡолаҡ ‘ухо’ в гидронимии означает ‘затон, залив, лука, рукав, излучина реки или изгиб русла’, в оронимии - ‘часть или мыс горы, скалы’. В формах кулак, хулах, кулок, кулаг, кулык, кулаһ, кула, кылак, холах, кулгак, халха зафиксирован в других тюркских языках. Географический термин ҡолаҡ в основном употреб-ляется в горных районах Башкортостана в значении ‘рукав реки; т. е. ответ-вленная часть реки от основного русла’. Отмечается также значение ‘проток, связанный подземными водами с большим водоемом’ [Шакуров, 1984, с. 139]. В оронимии фиксируется вид горы, имеющей форму уха: Ҡолаҡтау ‘мыс горы’, Ташлы ҡолаҡ ‘каменистая скала’ ит. п. Соматизм муйын ‘шея’ в географической терминологии употребляется в зна-чении ‘перешеек - тонкая полоска земли, ограниченная с двух сторон водой и соединяющая две части суши’. Данный географический термин чаще обознача-ет болотистый проток (иногда подземный), соединяющий озера и в какой-то мере синонимичен топотермину кендек ‘подземное русло реки, озера’. В формах бойун, буйын, мойун, моюн, мойнок, мойнак зафиксирован в других тюркских языках. В составе башкирских гидронимов не наблюдается, но в топонимике встреча-ются оронимы в значении ‘острые скалы, напоминающие шею’, например, Муйынhөйəкташ, Муйнаҡ-таш, Дөйəмуйын ит. п. Следует отметить, что в башкирской мифологии муйын ‘шея’ соединяет верхние и средние миры, т. е. символизирует пограничье. Такая специфичная функция перешла на топонимический термин. Особенно мифологизированы водные объекты, соединяющие озера, участки суши, иногда представляющие болотистые протоки, связанные с подземными водами. Соматизм сат ‘пах’ в топонимии встречается в значении ‘разветвление реки, рукав реки’, употребляется с апеллятивами йылға ‘река’, тау ‘гора’, юл ‘дорога’: йылға саты ‘развилина реки’, юл саты ‘развилина дороги’, урам саты ‘развилина улицы’, а также входит в состав топонимов: гора Дирəн уй саты, река Сатлы, Саткүл, деревня Үрге Сат. В формах чат, шат, чатак, чаткал данный термин зафиксирован в топонимии Средней Азии, Кавказа, Урало-Поволжья, Ближнего Востока и т. д. [Мурзаев, 1984, с. 608-609]. В башкирской мифологии места, обозначенные словом сат, являются опасными, сюда выбрасываются заговоренные вещи, изгоняются духи болезней. Очевидно, это обусловлено тем, что сат в представлениях башкирсвязанснижним миром. Таким образом, образное и ассоциативное представление носителей языка привело к использованию анатомических терминов в башкирской топонимике. Топонимизация апеллятивов происходит в результате ассоциативного мышления, метафорического переноса названий частей тела на ландшафт. Изучая антро-поморфную и зооморфную метафору в тюркских ландшафтных названиях, А. В. Дыбо отмечает, что «перенос названий частей тела на ландшафтные объекты, будучи универсальным явлением, чрезвычайно распространен в тюркских языках», при этом следует различать горный и водный ландшафты. «По отношению к водному ландшафту достаточно единообразно по разным тюркским ареалам употребляются различные наименования частей человеческого тела... Гора, метафоризуясь как нечто сходное с живым существом, рассматривается либо как человеческое лицо, либо как тело лежащего животного» [Дыбо, 2006, с. 654, 658]. Подобная картина реконструируется и для башкирского ландшафта. Находясь на границе земли (среднего мира) и неба (верхнего мира), гора у башкир является мифологизированным природным объектом. По народным по-верьям гора считается священным местом: на ней произносят благопожелания, просят благословения; по представлениям башкир горы ближе к небу, Всевышне-му, поэтому обряды (жертвоприношения, вызывания дождя и др.) совершались на горе. Для обозначения частей гор из соматизмов используются только названия частей тела человека, расположенные выше пояса (голова, макушка, глаз, рот, бровь, шея, подмышка, спина, поясница, ребро, позвоночник, пазуха, грудь, буго-рок затылочной кости), из соматизмов, присущих животным, применяются слова нос, горб и хребет. В описании горы нет названий-соматизмов ниже колен. Для обозначения нижних частей горы человек прибегает к названиям одежды, напри-мер: итəк ‘подол’. То, что находится под горой, - это уже нижний мир. То, что за горой, выражается лексемой арт ‘зад’, которая представляет мифическую зем-лю, кудав заговорах изгоняется нечистаясила, духи болезней. Гидронимические термины, образованнные от соматизмов, отличаются от оро-нимической терминологии. Анализ соматической лексики в составе башкирских гидронимов и географических терминов показывает, что реки имеют следующие антропоморфные части: голова, глаз, бровь, веко, ухо, нос, рот, горло, глотка, шея, стан, подмышка, рука, локоть, пупок, нога. Как видим, в строении крупных рек угадывается человек со всеми его частями тела. Метафорические названия водных объектов башкирского языка возникли в результате персонификации рек, что основывается на анимистических представлениях. Водное пространство представляется в языковой картине мира башкир лежа-щим. Об этом свидетельствуют смысловые синтагмы, отражающие положение водоема: һыу ята ‘вода лежит’, ятыу ‘омут водоема’, йəйелеү ‘простираться’ ит. п. Это подтверждается башкирской загадкой-поговоркой про реку: Башы тауҙа, аяғы диңгеҙҙə ‘Голова на горе, ноги на море’. В горных объектах башкиры также увидели итəк (подол), который зафиксирован в орониме Бишитəк ‘пять подолов’. В гидрографических же объектах отмечается перенос балаҡ ‘штанина’ - ‘небольшая протока в устье реки’. Подобные термины чаще всего встречаются в северо-западной зоне республики, протоки впадают в русла больших рек, бе-рущих свои начала от баш ‘исток, верховье’ на юго-востоке, где локализуются высокие бесчисленные скалистые хребты Уральских гор (Ҡыраҡа, Ямантау, Янғантау, Ирəмəл, Ирəндек ит. п.). Например, Иҫке Балаҡ ‘старые штанины’ - приток Базы, Балаҡбай ‘широкая штанина’ - приток Базы, Балаковка - левый приток Волги и т. п. В целом основная функция употребления гидрографических терминов-сома-тизмов (от головы до ног) заключается в отражении естественного последова-тельного процесса соединения мелких водоемов в море. Многие прозрачные истоки превращаются в речки с чистым каменистым дном, которые впадают в спокойные реки с галечным или илистым (глинистым) дном, далее реки впа-дают в море, нередко в середине пути встречаются озера с притоком и оттоком. Данные озераназываются Кендекле досл.: ‘с пупком или с пуповиной’. Подробное изучение и анализ соматической лексики в составе башкирских географических названий позволяет сделать следующие выводы: 1) большинство отсоматических географических терминов относятся к обще-тюркской географической номенклатуре; 2) в образовании башкирских отсоматических топооснов выявляется собственная этнолингвистическая и ареальная специфика, отличная от других тюркских языков, котораябазируется на мифологическоммировоззрении; 3) горы наделяются всеми основными частями человеческого лица - бит (битлəү), морон, ауыҙ, күҙ (күҙəү); термины оронимии олицетворяют горы стоящими в оборчатом подоле, которые являются священным местом обитания духов-покровителей башкир; 4) водное пространство отразилосьв языковой картине мира башкирлежащим, в связи с чем образуютсясоответствующие смысловые синтагмы. Таким образом, разнообразие ландшафта Республики Башкортостан способствовало образованию в языке башкир специфической географической терминологии, часть которой основана на метафоризации видимых частей тела человека или животного. В дальнейшем перспективным представляется этнолингвистическое изучение соматизмов в составе топонимов во взаимосвязи с фольклорными материалами: мифами, обрядами, обычаями, поверьямибашкир.
Академический словарь башкирского языка: В 10 т. / Под ред. Ф. Г. Хисамитдиновой. Уфа: Китап, 2011-2018.
Башкирское народное творчество. Эпос. Т. 1 / Сост. М. М. Сагитов. Уфа: Башкир. кн. изд-во, 1987. 544 с.
Березович Е. Л. Топонимия Русского Севера: Этнолингвистические исследования. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1998. 338 с.
Бухарова Г. Х. Башкирская ономастика в контексте духовной культуры: Словарьм ифотопонимов. Уфа: Гилем, 2006. 112 с.
Бухарова Г. Х. Антропоморфный и соматический коды культуры в моделировании ландшафта и их отражение в башкирской топонимии // Вестн. Башкир. ун-та. 2015. Т. 20, № 4. С. 1289-1294.
Валиева М. Р. Булгаризмы в башкирской гидронимии // Проблемы истории, филологии, культуры. 2014. № 1. С. 300-304.
Гачев Г. Д. Национальные образы мира: Курс лекций. М.: Академия, 1998. 432 с.
Древнетюркский словарь. Л., 1969.
Дыбо А. В. Антропоморфная и зооморфная метафора в тюркских языках // Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык-основа. Картина мира пратюркского этноса по данным языка. М.: Наука, 2006. С. 648-659.
Камалов А. А. Башкирская топонимия. Уфа: Китап, 1994. 304 с.
Киекбаев Дж. Г. Вопросы башкирской топонимики // Учен. зап. Башкир. гос. пед. ин-та. Сер. Филологическая. 1956. Вып. 8, № 2. С. 231-239.
Конкобаев К. Топонимия Южной Киргизии. Фрунзе: Илим, 1980.
Матвеев А. К. Географические названия Урала: Топонимический словарь. Екатеринбург: Сократ, 2008. 352 с.
Молчанова О. Т. Структурные типы тюркских топонимов Горного Алтая. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1982. 256 с.
Муратова Р. Т. Символика чисел в языке и культуре башкир. Уфа, 2012. 180 с.
Мурзаев Э. М. Очерки топонимии. М., 1974. 382 с.
Мурзаев Э. М. Словарь народных географических терминов. М.: Мысль, 1984. 656 с.
Мурзаев Э. М. Топонимика и география. М.: Наука, 1995. 304 с.
Словарь топонимов Республики Башкортостан. Уфа: Китап, 2002. 256 с.
Суперанская А. В. Что такое топонимика? М.: Наука, 1984. 182 с.
Топонимия Центрального Казахстана. Алматы: Ғылым, 1989. 256 с.
Усманова М. Г. Имя отчей земли. Историко-лингвистическое исследование топонимии бассейна реки Сакмар. Уфа: Китап, 1994. 272 с.
Хакимов М. А. Русско-башкирский, башкирско-русский словарь географических терминов. Уфа: Башгосиздат, 1952. 54 с.
Хисамитдинова Ф. Г. Башкирская ойконимия XVI-XIX вв. Уфа, 1991.
Хисамитдинова Ф. Г. Географические названия Башкортостана. Уфа, 1992.
Шакуров Р. З. Память земли. Научно-художественные очерки и статьи. Уфа: Башкир. кн. изд-во, 1984. 168 с. (На башкир. яз.).
Шакуров Р. З. Историко-стратиграфическое и ареальное исследование башкирской топонимии Южного Урала и Предуралья: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Уфа, 1998. 38 с.
Ягафарова Г. Н. Исследование тематических групп башкирской лексики (ономасиологический подход). Уфа: ИИЯЛУНЦ РАН, 2008. 127 с.
Karabulatova I. S., Sayfulina F. S. Mytholinguistic interpretation of sacral toponym Astana in sociocultural practice of the Siberian Tatars // Asian Social Science. 2015. Vol. 11, No. 5. P. 303-310.
Nakhanova L. A. Lexical-semantic analysis of the Ancient Turkic place names // World Applied Sciences Journal. 2013. No. 4. P. 475-483.