На материале исторических и диалектных словарей и картотек рассматривается функционирование устойчивых сочетаний, семасиологически (содержат лексемы с такими значениями) и ономасиологически (обозначают эти понятия) связанных с категориальной оппозицией «прямое - кривое». Языковой материал демонстрирует восприятие прямизны как абстрактного, непосредственного, положительно воспринимаемого качества, связанного с правдой, честностью, Богом и божественным, а кривизны - как конкретного, опосредованного, отрицательно оцениваемого свойства, интерпретируемого в связи с ложью, дьяволом, нечистой силой, ущербом, а также тяжелой работой.
Fixed word combinations dealing with the mental opposition “straight - curved” in the history of the Russian language.pdf Изучение функционирования устойчивых сочетаний (УC), связанных с категориальными, составляющими «сетку координат» модели мира понятиями, служит основой исследования познания этих свойств и выявления особенностей мировосприятия людей разных эпох. Пространственные понятия очень важны в славянской, в частности, в русской культуре; «ведущая роль пространственных характеристик в восточнославянской модели мира многократно продемонстрирована историко-культурными исследованиями и не менее доказательно закреплена в древнерусских языковых формах, унаследованных языком современным» [Лисицына, 1997, c. 132]. Понятия «прямое» и «кривое» являются значимыми для общечеловеческого менталитета, играют важную роль в практике познания, занимают существенное место в европейской и в славянской культуре. Лингвистическому выражению понятийной оппозиции «прямое - кривое» (ПК) посвящены работы Р. М. Цейтлин, методами сравнительной лексикологии описывающей функционирование важнейших корневых групп с семантикой прямизны - кривизны в древнерусском, древнечешском и древнеболгарском языках [Цейтлин, 1990; 1996], статьи И. фон Леевен-Турновцовой о культурной семантике оппозиции [Leeuwen-Turnovcova, 1990; 1991; 1992], статья С. М. Толстой, рассматривающая культурную семантику славянского *kriv- [Толстая, 1998], исследование Л. В. Соколовской, методами компонентного анализа описывающей семантику прилагательных с родосемой «пространство» [Сoколовская, 1996]. В настоящей статье рассматриваются УС, связанные с понятийной оппозицией «прямое - кривое». Эта связь восстанавливается: а) как семасиологическая: в состав оборота входят лексемы, обозначающие свойство прямого или кривого, использовавшиеся с такой семантикой в русском языке (кривые сапоги; прямой угол; прямое имя идр.); б) ономасиологическая: семантикой УС является обозначение свойств прямизны или кривизны (ноги колесом; прямой, как стрела идр.). Материалом исследования послужили данные исторических словарей и картотек, а такжедиалектных ифразеологических словарей. Выделение УС в истории языка не всегда однозначно, прежде всего в связи с тем, что процесс фразеологизации носит диахронический характер. В настоящей статье используется широкое понятие «устойчивого сочетания», анализируется своего рода про-фразеологический фонд: сочетания разной степени семантической спаянности (от идиом до сочетаний на основе несвободной лексической сочетаемости), в том числе и составные наименования, которые многими исследователями выводятся за пределы собственно фразеологического фонда из-за отсутствия экспрессивного компонента и открытости таких рядов (часто с неограниченным числом компонентов). Составные наименования, которые могут быть интерпретированы как коллокации, т. е. сочетания, основанные на ограниченной взаимной сочетаемости ряда лексем, занимают фактически промежуточное положение между свободными словосочетаниями и фразеологизмами: «коллокации выходят за пределы исследования “чистой фразеологии”; зачастую их целостность как единой номинации оказывается более значимым признаком, а под устойчивостью понимается скорее степень неслучайности совместной встречаемости слов» [Ягунова, Пивоварова, 2011]. Основным критерием выделения таких сочетаний в истории языка послужила устойчивость, т. е. частая встречаемость в историческом тексте (и, соответственно, воспроизводимость). Семантический сдвиг, наличие переноса, образа является возможным, но не обязательным фактором, так же как и экспрессивная функция оборота. 1. Устойчивые сочетания, семасиологически связанные с понятиями «прямое» и «кривое» 1.1. Фразеологизация основана на прямом и переносном значении лексем, связанных с оппозицией ПК. Среди УС, семасиологически связанных с понятийной оппозицией ПК, рассмотрим прежде всего сочетания, в основе устойчивости которыхпрямоезначение входящих в него лексем. Во-первых, это составные наименования, построенные по модели «имя прилагательное с семантикой ‘прямой / кривой’ + имя существительное». Значительное количество таких УС как в истории языка, так и в современном русском языке доказывает значимость признака прямизны / кривизны в человеческой практике. В истории языка большинство таких сочетаний фиксируется в памятниках русского языка XVII в., что объясняется не только количеством и характером памятников, дошедших от древнерусского и старорусского периодов, но и увеличением количества лексики терминологического характера в русском языке XVII столетия в связи с бурным развитием ремесел и промышленности в России в этот пе-риод. В текстах XVII в. известны устойчивые сочетания кривые башмаки (сапоги, обуви) ‘обувь, сшитая по «кривой» колодке, для левой и правой ноги’: А у кресел стояли на коврике башмаки его, кривые, бархатные, черные (Посольство Толочанова, 1651 г.), сапоги женские кривые и прямые (Там. кн. Тихв. м., 1663 г.) [СлРЯ, т. 8, c. 55] и противоположные им прямые башмаки (сапоги, обуви) ‘обувь, сшитая по симметричной колодке, на одну ногу: обувеи женских кривых и прямых красных (Там. кн. Тихв. м., 1669 г.) [СлРЯ, т. 21, c. 29]. Эти сочетания не сохранились в литературном языке, однако хорошо известны в диалектах: см. воронежское прямая колодка ‘одна колодка на пару обуви’ [СРНГ, т. 33, c. 86], нижегород-ское кривая колодка, нижегор., самарское кривые лапти ‘мужские лапти, в отличие от «прямых» женских лаптей’ [СРНГ, т. 15, c. 245] и развитие образа - костромское на кривую колодку сляпан (сработан) ‘о неуживчивом человеке’ [Там же, c. 246]. Ряд составных наименований включает прилагательное косой, известное как обозначение кривизны с праславянского периода. Корню *-kos-семантика кривизны свойственна в самый древний период: А. Е. Супрун указывает, что прилагательное *kosъ в праславянском характеризовало особенности формы [Супрун, 1989, c. 211]. Это значение распространено практически во всех славянских языках: *kosъ(jь) ‘кривой, изогнутый’ (македонский, чешский, словенский, польский, словацкий, древнерусский, русский, украинский, белорусский, верхнелужицкий, нижнелужицкий). Исследователи отмечают определенную близость значений основ -крив-и -кос-: «кривой и косой в пространственном значении выступают как частичные синонимы» [Толстая, 1998, c. 218], об известном синкретизме -крив-и -кос-пишет В. В. Колесов [1991, c. 41]; однако специфика семантики *-kos-заключалась в том, что в праславянском *-kos-обозначал кривизну как перекошенность, отклонение от симметрии (см. и значения древнейших сложений корня с основами, обозначающими части тела). В русском языке в XVI-XVII вв. употребление лексем с основой -кос-активизируется, причем основной семантикой становится не древнее значение ‘отклоняющийся от симметрии’, а значение ‘отклоняющийся от ортогональности’, появление которого связано спостепенным и более глубоким познанием признака прямизны / кривизны, накоплением тригонометрических знаний. Ввиду специфичности обозначаемого вида кривизны, с прилагательным косой образуется самое большое (по сравнению с другими лексемами, связанными с оппозицией ПК) количество словосочетаний терминологического характера. В истории русского языка известны УС косая городня, косая стена, кoсoй острогъ ‘изгородь, стена, забор, укрепление из наклонно поставленных жердей, бревен’ (ДАИ, 1629 г.; Арх. Гамеля, 1638 г.), косая лестница ‘прямая наклонная лестница (в отличие от винтовой)’ (Арх. Стр., 1634 г.) (интересно, что здесь косой противоположно по значению кривому, извитому), косая вода ‘невысокая, неравномерно спадающая полая вода’ (СГГД, 1653 г.), косая сажень ‘мера длины, приблизительно равная 216 см, измеряемая наискось от носка правой ноги до конца среднего пальца вытянутой руки’ противопоставлена прямой сажени ‘мера длины, равная 300 см’: А сдѣлана башня о шти стѣнахъ, а стѣна, и съ углы по три сажени, стѣна прямыхъ саженъ, а не косыхъ (АМГ, 1638 г.) [СлРЯ, т. 21, c. 30], косой пирогъ ‘слоеный пирог, состоящий из блинов с начинкой, имеющий неправильную форму’ (Кн. расх. куш. Андр., 1698 г.), косой воротъ ‘стоячий воротник, застегивающийся сбоку’(АФЗХ, ч. II, 1565 г.), травыя косые ‘особый узор’(Выходы ц. в. к., 1649 г.; 1659 г.), косой дождь ‘дождь, идущий не под прямым углом’ (Сим. Посл., XVII в.). УС с прилагательным косой известны и в диалектах: косой платок ‘косынка, треугольный платок’, косой ветер ‘боковой ветер’, прямой / ко-сой парус ‘четырехугольный / треугольный парус’ [Даль, т. 2, c. 174], косой тын [ПОС, т. 15, с. 318]. Тенденция к образованию таких устойчивых сочетаний прослеживается и в современном русском языке: см. прямой / косой пробор ‘проходящая посередине / наискось линия, образующаяся между расчесанными на две стороныволосами’ идр. Большое количество терминологических сочетаний с косой, возможно, связано и с тем, что за счет достаточно специфической семантики, лежащей иногда на границе значений ‘прямой’ и ‘кривой’, в значении -кос-в меньшей степени, чем в значении -крив-, присутствует идея ненормативности, ущерба. Неслучайно прилагательное косой и производные в наименьшей степени развивают переносные значения в истории русского языка. Наклонное, имеющее скос, далеко не всегда неправильно, может быть и нормативным. Поэтому сочетания с прилагательным косой могут не противопоставляться сочетаниям с прямой или правый, а лишь называть какую-то реалию, уточняя, подчеркивая ее отличительный признак. С постепенным познанием проявлений неоднородного признака кривизны и развитием знаний об углах связано и появление устойчивого сочетания прямой угол ‘угол, образованный пересечением перпендикулярных прямых’. Это со-четание терминологизируется с ХVI в. (см. в аналогичных более ранних контекстах речь идет о правильности формы, но не об ортогональности: прямыя оуглы премѣняюще (о сотах пчел)(Гр. Наз. с толк. Ник. Ир., ХIV в.) [СлРЯ, т. 21, c. 29]). КХVI в. восходит и сложение прямоугольный, образованное на базе данного УС. Другой тип составных наименований, непосредственно связанных с обозначением признака прямизны / кривизны, включает существительное конкретного значения, обозначающее различные искривленные предметы и согласующееся с ними конкретизирующее их прилагательное: см. сочетания с лексемами крюк и крючок, дуга и дужка. Первая фиксация лексемы крюкъ (крукъ) относит-ся к 1471 г. В памятниках XVI-XVII вв. для конкретизации значения слово крюкъ часто использовалось с различными выделяющими определениями в УС: крюкъ удебный ‘рыболовный крючок’, крюкъ весовой ‘весы’, крюкъ сопцовый, сoпѣж-ный ‘упор для весла из комля с перпендикулярным ему корнем’ [СлРЯ, т. 8, c. 97-98] и др. (ср. современное спусковой крючок). Как обозначение предметов характерной формы известно и слово дуга. В древнейших памятниках слово фиксируется в устойчивом сочетании дуга небесная ‘радуга’, в деловых памятниках ХVI-ХVII вв. лексемы дуга и дужка известны в специальных УС дуга котельная ‘ручка для котла изогнутой формы’, дуга (дужка) цренная (церенная, цыренная) ‘приспособление, с помощью которого над варничной печью подвешивается большая сковорода для выпаривания соли’, дуга кожушная ‘выгнутая часть свода печи’ [СОРЯ, т. 6, c. 70-72]. Составные наименования, включающие существительные-обозначения предметов по признаку прямизны-кривизны, почти не образуются в подгруппе прямизны, что позволяет сделать предположение о восприятии признака кривизны как более конкретного. Это связано с объективной неоднородностью признака кривизны и разнотипностью его проявлений. Устойчивые сочетания, которые образуются на основе переносных значений лексем, связанных с понятийной оппозицией ПК, фиксируются в большинстве своем позже, в национальный период развития языка (см. кривить душой, кривое зеркало, прямая / косвенная речь). В старорусском языке лексемы, связанные с понятием прямизны, последовательно развивают значения ‘честный, истинный’, в связи с чем возникают следующие УС: и прямь и правдою (служить), прямое имя ‘настоящее, полное имя’ (И ты меня спросила прямое ли имя Овдотя и я тебѣ сказала что прямое. - МДБП, 1641 г.), прямые деньги ‘настоящие, офици ально принятые при расчетах средства оплаты, обращения’ (Я бы видялъ, что прямые денги взять мошно. - В-К III, 1645 г.) [КСОРЯ], прямой царь ‘настоящий, истинный правитель, не самозванец’ (Войско ему отказашя: Так де присылают не цари, шишиморы. Коли де ты прямой царь, или воинъ, и ты де поиди самъ и возми своею главою... а не грозами, и кров свою также пролей - Аз. пов., 34, ХVII в.) [КДРС]. Лексемы, связанные с понятийной оппозицией ПК, в истории языка достаточно рано и последовательно обнаруживают связь с понятиями ‘Бог, божественное’ и ‘дьявол, нечистая сила’. Уже в древнерусском языке возникают устойчивые сочетания правая вѣра и кривая вѣра, на базе которых образуются соответствующие сложения для обозначения православия как истинной веры и ереси как отклонения от нее. Характерно, что для УС, фразеологизация которых основана на переносном значении лексем подгрупп ПК, можно говорить об общей сильной положительной / отрицательной коннотации. Как пишет Р. М. Цейтлин, «в основе - противопоставление добра (истинного, Бога), прямого, правдивого, справедливого, и зла (антипода Бога), кривого, неправдивого, несправедливого» [Цейтлин, 1996, c. 191]. 1.2. Фразеологизация основана на метафорическом осмыслении словосочетания. Отдельную группу составляют сочетания, в которых переносное значение образуется на основе метафорического осмысления словосочетания в целом, т. е. фактически фразеологизмы в узком смысле. Здесь можно выделить следующие модели. 1.2.1. Прямизна / кривизна пути - правда / ложь, вранье. Ряд сочетаний исходно обозначает прямую, кратчайшую/ кривую, объездную дорогу. Собственно, та-кие сочетания могут быть интерпретированы и как свободные, но нельзя не указать на частую совместную встречаемость лексем прямой (прямохожий, прямоезжий) путь и кривая (окольная) дорога (дороженька). Образ прямого пути оказывается очень важным в славянском восприятии прямизны и служит основой образования переносных значений сочетаний прямым / кривым путем, см.: прямая дорога, прямой путь ‘о правильных и честных средствах достижения чего-л.; о честной жизни кого-л.’; кривым путем ‘о непрямых, обходных средствах достижения чего-л.’. Именно образ прямого пути лежал в основе понятия прямизны в древности (ср. современное понятие о прямой линии в основе современного понятия о прямизне). Принципиальна гипотеза Р. М. Цейтлин о том, что изначально путь мыслился именно прямым, понятие пути как проложенной, ведущей, прямой (кратчайшей) дороги восходит к глубокой древности, что находит отражение и в этимологии ряда лексем со значением пути, дороги, тропы, прохода в индоевропейских языках, в том числе и славянских [Цейтлин, 1996, c. 141]. Положительная оценка прямого пути имеет место и в пословицах (Бог дал путь, а чорт кинул крюк), и в семантике лексем, связанных с обозначением собственно пути (см. беспутный ‘не имеющий пути, дороги’ > перен. ‘безрассудный’, ‘легкомысленный’, лексемы с корнем -блуд-, обозначающие отклонения от прямого пути в прямом ипереносномсмысле, идр.). Ввиду метафоричности древних текстов, обусловленной библейской образностью, в ряде случаев трудно провести границу между прямой и переносной семантикой сочетаний, обозначающих прямой/ кривой путь, см.: Поиде по правьдьнууму пути и прѣложи стръпътьная на правость и жестокъ въ пути гладъкы (Псалт. Чуд., ХI в.) [CлРЯ, т. 18, c. 120]. На сложность подобных контекстов в связи с «возможностью двоякого толкования слова в контексте... разноплановостью понятийно-семантических категорий... причудливым совмещением абстрактных обобщений христианской догматики и реальных фактов, возможных в действительности» обращает внимание Н. Г. Михайловская как раз в связи с выяснением значения сочетания правый путь [Михайловская, 1968, c. 99]. Однако восприятие прямого пути как правильного образа жизни, несомненно, имело место уже в древнейший период. 1.2.2. Ехать на «кривой» лошади (с физическими недостатками) - полагаться на судьбу, случай. Истории русских фразеологизмов куда кривая вывезет (выведет, вынесет) ‘так, как случится’, кривая вывезет (вынесет) ‘кому-л. повезет’, на кривой не объедешь (в пословицах) ‘не избежишь встречи (как судьбы)’ вызывала интерес многих исследователей. В «Историко-этимологическом словаре» А. К. Бириха, В. М. Мокиенко, Л. И. Степановой представлено пять версий происхождения этого выражения: исходная его форма может быть реконструирована как «на кривой лошади не объедешь» или «как на кривой козе не объедешь», лексема же кривая интерпретируется как ‘слепая и старая (лошадь)’; как ‘хромая (лошадь)’; в связи с кривыми, гнутыми оглоблями; в связи с окольным, кривым путем [Русская фразеология, c. 358]. Нам кажется убедительной версия В. М. Мокиенко, по которой кривая - ‘хромая лошадь’ [Мокиенко, 1998, c. 272-279], т. е. версия в связи с древней мифологической семантикой кривого как ущербного. В памятниках русского языка выражение не обнаруживается, фиксируется в письменных источниках только с XIX в. 1.2.3. Кривизна мышц, искривленное выражение лица - ложь, неискренность. В некоторых устойчивых сочетаниях, включающих прилагательные подгруппы кривизны, метафоризация возникает на основе осмысления соответствующего выражения лица, мимики, гримасы как выражения неискренности: криво улыбаться, усмехаться ‘улыбаться неискренно, принужденно’, косая (кривая) улыбка, усмешка ‘неискренняя, принужденная улыбка, усмешка, выражающие презрение, недовольство’, косой взгляд ‘подозрительное, недоверчивое; недовольное выражение лица’. В памятниках русского языка такие сочетания не фиксируются, возникая позже с появлением внимания к внутренней, эмоциональной жизни человека. Ср. в «Словаре русского языка XVIII в.» с пометой «входящее в употребление» указаны лексемы кривляться (значение ‘становиться кривым’, напротив, устаревает), кривляние, кривляка и УС кривить рот, нос, губы ‘делать гримасы’ [СРЯ 18 в., т. 11, c. 13]. Представляется, однако, что такая семантика может быть рассмотрена и в связи с древней, мифологической семантикой ущерба, присущей лексемам подгруппы кривизны: см. Избави насъ, Боже, отъ лыса, коса, рыжа и кривоноса! [Даль, т. 2, c. 194]. Д. К. Зеленин пишет: «У русских кое-где из-вестно подставное имя для черта - косой. Косой же возьми! (брань). Косой означает в великорусских говорах также и врага, кто косо смотрит» [Зеленин, 1930, c. 96]. 1.2.4. Согнутая спина - тяжелый труд. В памятниках русского языка донационального периода УС с такой семантикой неизвестны, однако в диалектах и в современном русском языке фиксируются обороты, в которых переносное значение ‘тяжело работать, трудиться’ возникает на основе характерной позы: гнуть спину (хребет, горб) ‘выполнять тяжелую работу, трудиться до изнеможения, без отдыха’ (ср. горбатиться), работать не разгибая спины ‘трудиться без отдыха’ (ср синонимичное работать не покладая рук) и др. 2. Устойчивые сочетания, ономасиологически связанные спонятиями «прямое» и «кривое» Большинство УС, обозначающих физическое свойство прямизны/ кривизны, образуются на основе описания характерной формы или сравнения с предметом, имеющим такую форму. В «Словаре фразеологических синонимов русского языка» в качестве синонимов к прилагательному кривоногий в современном русском языке указываются сочетания ножки как кавычки, ноги колесом, ноги как дуги, ноги ижицей, ноги в разные стороны играют [Бирих и др., 2009, c. 23]. В «Словаре сравнений русского языка» В. М. Мокиенко приводит сравнения со значениями ‘прямой’ и ‘кривой’, демонстрирующие образность восприятия этих качеств. Таких сравнений значительно больше в подгруппе прямизны: см. прямой как (верстовой) столб, веха, жердь, кол, линейка, свеча, свечка, стрела, струна, струнка, шест; прям как дуга [Мокиенко, 2003, c. 570], ср.: кривой как полумесяц, как турецкий ятаган [Тамже, c. 545]. Механизм образования таких сочетаний близок адвербиализации в истории языка существительных с семантикой ‘предмет характерной формы’ в форме творительного падежа единственного числа в истории языка. См. появление в языке XVI-XVII вв. новых лексем крюкомъ ‘в виде крюка, искривлённо’: И отъ того удара жилы и персты сволокло крюкомъ (АХУ I, 1687 г.) [СлРЯ, т. 8, c. 98], локтемъ ‘в виде локтя, с изгибом, излучиной’: А за рѣкою Боронежемъ на локтинѣ, что поворотила рѣка отъ Борщевой слободы къ монастырю локтемъ на берегу на дубъ (Тамб. арх. XXV, 1664 г.) [СлРЯ, т. 8, c. 277], изгибью ‘с извивами, извилисто’: Пала в реку Вычегду река Немь; протоку Неми реки 470 верст, текла изгибью криво (Кн. Б. Чертежу (С), 1627 г.) [СлРЯ, т. 6, c. 135], калачемъ ‘круто загнутые’; коломъ ‘прямо, вертикально’: И коломъ поставльше верху леду древеса велика (Пролог, ХV в.) [СлРЯ, т. 7, c. 231]. Такие наречия никогда не обозначали направление (ср. наречие прямо), только форму. Само их появление показывает процесс осмысления абстрактного физического свойства на основе конкретных представлений. В этом же русле находится и образование УС со значениями ‘прямой/ кривой’ в современном языке на базе обозначенияформыхарактерныхпредметов. Таким образом, изучение УС, связанных с полем прямизны - кривизны, поясняет восприятие этих свойств, культурную семантику соответствующих понятий. Языковой материал демонстрирует, что прямизна воспринималась как абстрактное, непосредственное, однотипное (имеющее небольшое количество конкретных проявлений), положительно воспринимаемое качество, в основе которого в древности лежал образ прямого пути и которое было интерпретировано в связи с правдой, честностью, Богом и божественным, нормой, здоровьем, полноценностью, а кривизна - как конкретное, опосредованное, разнотипное отрицательно оцениваемое свойство, интерпретируемое в связи с ложью, дьяволом, нечистой силой, болезнью, ущербом, а также тяжелойработой.
Зеленин Д. К. Табу слов у народов восточной Европы и северной Азии // Сб. Музея антропологии и этнографии. Л.: Изд-во АН СССР, 1930. Т. 9, вып. 2. С. 3-166.
Колесов В. В. Семантический синкретизм как категория языка // Вестн. Ленингр. гос. ун-та. Сер. 2. История. Языкознание. Литературоведение. 1991. № 2. С. 40-49.
Лисицына Т. А. Пространственные образы жизненного мира в языке науки и искусства XVIII века // Исторический источник: человек и пространство: Тез. докл. и сообщений науч. конф., Москва, 3-5 февраля 1997 г. М., 1997. С. 132-135.
Михайловская Н. Г. О тематическом употреблении некоторых синонимичных прилагательных в языке древнерусских памятников ХI-ХVII веков // Русская историческая лесикология: Сб. ст. / Под ред. С. Г. Бархударова. М.: Наука, 1968. С. 96-103.
Мокиенко В. М. От авося до ятя. Почему так говорят?: Справ. по русской идиоматике. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. 512 с.
Соколовская Л. В. История слов с корнем -лук- / -ляк- в русском языке ХI-ХХ вв. (семантический аспект): Автореф. дис.. канд. филол. наук. Пермь: Перм. гос. ун-т, 1996. 16 с.
Супрун А. Е. Введение в славянскую филологию. Минск: Выш. шк., 1989. 432 с.
Толстая С. М. Культурная семантика славянского *kriv- // Слово и культура: Памяти Н. И. Толстого / Под ред. Т. А. Агапкиной, А. Ф. Журавлевой, С. М. Толстой. М.: Индрин, 1998. Т. 2. С. 215-230.
Цейтлин Р. М. Корневые лексико-семантические группы со значениями прямизны - кривизны в древних славянских языках // Старобългаристика. 1990. № 1. С. 91-105.
Цейтлин Р. М. Сравнительная лексикология славянских языков Х/ХI-ХIV/ХV вв. М.: Наука, 1996. 232 с.
Ягунова Е. В., Пивоварова Л. М. От коллокаций к конструкциям // Pусский язык: конструкционные и лексико-семантические подходы / Отв. ред. С. С. Сай. СПб., 2011. (Acta linguistica Petropolitana; Тр. ИЛИ РАН / Отв. ред. Н. Н. Kазанский).
Leeuwen-Turnovcova I. Rechts und Links in Europa. Berlin, 1990. 280 S. Leeuwen-Turnovcova I. Krumm und Drehen im Kulturparadigma der Ordnung // Znakolog. 1991. No. 3. S. 131-166.
Leeuwen-Turnovcova I. Warum ist das Recht gerade? // Zeitshrift fur slavische Philologie. 1992. No. 51. S. 52-73.