“Forest Kings” by George Grebenschikov: towards the problem of the plot origin.pdf Начало XX в. в русской словесности было временем сосуществования ряда эстетических течений, боровшихся за место в литературной иерархии. Наряду со столичными писательскими объединениями о себе стали заявлять провинциальные кружки и группы, находившиеся на географической и культурной периферии. В это же время в конкурентную борьбу включился алтайский писатель Г. Д. Гребенщиков. В последние десятилетия его творчество продуктивно изучалось. Стратегии профессионального самоутверждения Гребенщикова в писательской среде пореволюционного времени и в годы эмиграции были рассмотрены в диссертации А. Ю. Горбенко [2016]. Жизнестроительные ориентиры писателя получили освещение в недавней статье В. В. Десятова [2018]. Вопросу взаимоотношений Гре бенщикова со столичной литературной средой, в частности конструированию ученического статуса по отношению к М. Горькому, посвящены работы Н. Н. Примочкиной [2001; 2003] иЛ. В. Суматохиной [2013]. Внимание исследователей привлекает также проблема определения места, которое сибирский писатель занимает в русском литературном пантеоне [Казаркин, 2010; Серебренников, 2004; Мансков и др., 2018]. В свою очередь, этим исследованиям предшествовали источниковедческие разыскания Т. Г. Черняевой [2002; 2003; 2007], также ориентированные на созданные молодым сибирским прозаиком траектории самопрезентации. Заслуживает внимания анализ интертекстуальных связей гребенщиковского творчества с произведениями классической и современной ему литературы, поскольку через такого рода манифестации писатель мог обозначить свою позицию по отношению к другим участникам литературного процесса, заявить о себе как о достойном конкуренте в борьбе за читательское внимание, выстроить свои отношения со сложившейся традицией. С этой точки зрения интересен написанный в дореволюционный период творчества Гребенщикова рассказ «Лесные короли», поскольку именно в 1910-е гг. сибирский прозаик предпринимал активные попытки закрепиться в столичной литературе. Рассказ был опубликован в первом номере петербургского «Ежемесячного журнала» за 1914 г., а затем вошел во второй том сборника «В просторах Сибири», который стал, по словам автора, его «докторской диссертацией» [Гребенщиков, 2010, с. 60] - трудом, подтверждающим его высокую литературную «квалификацию». «Лесные короли» в составе сборника были высоко оценены критикой, наряду с повестью «Ханство Батырбека», рассказами «Степашкина любовь» и «Волчья жизнь» [Там же, с. 59]. Произведение, создававшееся для столичного журнала, привлекло внимание читателей благодаря занимательному сюжету, достойномуповести или целого романа. Супружеская измена и последующее убийство соперника - нередкая тема как фольклорных, так и литературных произведений, однако вопрос о непосредственном источнике рассказа Гребенщикова не может быть прояснен до конца, поскольку автор не оставил однозначных свидетельств о том, что натолкнуло его на создание истории о леснике Михаиле Григорьевиче, Антропе и его жене Зеновее. С одной стороны, такой сюжет мог возникнуть стихийно в процессе творчества: «Русская литература представляет собой единый высококореллированный гипертекст. Речь идет не только о заимствованиях и влияниях, но и о феномене памяти литературного творчества, о ее мнемоническом пространстве, которое приняло в себя художественный опыт веков и сохраняет свою актуальность для каждого писателя и читателя. Она живет в жанровых и контекстных ожиданиях, эстафетах перекличек, аллюзиях, реминисценциях, аналогиях, цитатах и других возможных припоминаниях участниковлитературнойжизни» [Бальбуров, 2009, с. 38]. С другой стороны, существуют претексты, которые могли попасть непосредст-венно в поле зрения писателя и «спровоцировать» его на создание рассказа с сю-жетом об адюльтере. Ближайшими источниками видятся фольклорные произведе-ния, распространенные наАлтае [Алтай - Беловодье…, 2007]. В 1961 г. в Мурманской области С. Н. Азбелевым была зафиксирована бал-лада-песня «Рыбак и жена охотника», распространенная также и в Сибири [На-родные баллады, 1963, с. 422-423], в которой присутствуют мотивы, переклика-ющиесяссодержанием «Лесных королей» Гребенщикова. Во-первых, герои обоих произведений связаны с лесным промыслом: в фольк-лорной песне соперниками выступают рыбак и охотник, в рассказе Гребенщико-ва - лесничий Михаил Григорьевич, лесоруб и охотник Антроп. Примечательно, что в обеих ситуациях убийцей соблазнителя оказывается персонаж, чья повсе-дневная жизнь связана с истреблением животных. Во-вторых, в обоих произве-дениях причиной несчастья становится неверность молодой жены (ср. у Гре-бенщикова: «Дома были меньшаки Антропа, немая дочь его от первой бабы и молодая Зеновея» [Гребенщиков, 1915, с. 159]; в песне: «Один любил крестьян-ку, второй любил княжну, // А третий - молодую охотника жену» [Народные баллады, 1963, с. 372]). В-третьих, в обоих случаях присутствует предсказание смерти, которой завершается история. В песне охотник встречает цыганку, и она гадает емунакартах: Твоя жена неверна - семёрка так лежит, А тузвиней - могила тебепринадлежит. Предсказание сбывается: заставший любовников в объятиях друг друга охот-ник стреляетв рыбака, в жену, азатемубивает себя. В «Лесных королях» Михаилу Григорьевичу перед охотой на медведя, на ко-торую его пригласил Антроп, снится предостерегающий сон: «…Он упрашивает бабушку показать ему медведя, она берёт его за руку и ведёт в тайгу… Но там жарко и темно… И в темноте на них напал медведь…» [Гребенщиков, 1915, с. 176], после пробуждения героя возлюбленная сообщает ему о своих опасениях: «Я боюсь, как бы они тебя, мой сокол, не… убили…» [Там же]. В результате Михаила Григорьевича во время охоты убивает медведь, но подстроил это про-исшествие Антроп, таким образом, сбываются оба «предсказания». Однако этими ключевымисобытиями сюжет «Лесныхкоролей» не исчерпывается. Другой источник, который мог повлиять на творческий процесс Гребенщико-ва - стихотворение А. А. Ахматовой «Сероглазый король». Однозначных сви-детельств знакомства сибирского писателя с произведением поэтессы нет, но такую возможность нельзяотрицать. Обратимся к истории создания стихотворения и некоторым его особенностям, важным для сопоставления с рассказом Гребенщикова. «Сероглазый король» был написан в Царском селе 11 декабря 1910 г., в скором времени после возвращения из свадебного путешествия по Европе. Сероглазый мужчина появляется в раннем творчестве Ахматовой не единожды. Так, он становится персонажем стихотворе-ний «Я смертельна для тех, кто нежен и юн», «Снова со мной ты, о мальчик-игрушка!», «У меня есть улыбка одна» и поэмы «У самого моря». В 1965 г. Ах-матова писала: «В поэме “У самого моря” - эпизод с мальчиком (“Сероглаз был высокий мальчик”) - это история любви Николая Степановича ко мне. Гумилёв очень любил эту поэму и просил меня посвятить её ему» [Ахматова, 2001, т. 5, с. 212]. Однако исследователи полагают, что в этом образе прочитывается не только Гумилёв, но «и кто-то другой из адресатов её ранней лирики» [Ахматова, 1998, т. 3, 477]. В интерпретации Э. Файнштейн прообразом и сероглазого короля, и мужа в стихотворении был Гумилёв: таким образом поэтесса зафиксировала превращение идеального возлюбленного в скучного и неромантичного супруга [Файнштейн, 2007, с. 54]. Так или иначе, помимо личных обстоятельств в сюжете задействована средне-вековая эпическая традиция [Слабких, 2010, с. 74]. Наиболее вероятным источни-ком истории о вероломном убийстве во время охоты является «Песнь о Нибелун-гах» либо другие изложения эпоса, в которых Зигфрид был предан обманувшим его супругу Хагеном: Как только Зигфридводу рукоюзачерпнул, Бургунд, нацелясь в крестик, копьев него метнул. Кровьбрызнула из раны наХагена струей. Никто досельне совершал такой изменызлой [ПесньоНибелунгах, 1972, с. 116]. Ахматова, несомненно, была знакома с этим средневековым сюжетом, который к тому же был напрямую связан с поэтической деятельностью ее мужа: Гумилёв был увлечен поэзией Леконта де Лиля, в частности, стихотворением «Смерть Сигурда» (другой вариант имени Зигфрид), под впечатлением от которого написал стихотворение «Охота» [Николаева, 2012, с. 273-274]. В пользу знакомства поэтессы с оригинальным сюжетом говорит то, что в ее произведении, как и в «Песни о Нибелунгах», король был убит или обнаружен под деревом (чего нет в «Охоте» Гумилёва). Перенос целого сюжета из эпоса в лирическое произведение был возможен с точки зрения акмеистской поэтики, но особенно часто такой прием отмечался как своеобразная черта лирики Ахматовой. Это явление, «романность лирики», было замечено еще современниками поэтессы - как собратьями по перу, так и ис-следователями. Так, В. В. Гиппиус отмечал в 1918 г.: «Я вижу разгадку успеха и влияния Ахматовой (а в поэзии уже появились ее подголоски) и вместе с тем объективное значение ее лирики в том, что эта лирика пришла на смену умершей или задремавшей форме романа. Рядовой читатель не мог не плениться своеобразием этих повестей-миниатюр, где в немногих строках рассказана драма. Такие миниатюры - рассказ о сероглазой дочке и убитом короле » (цит. по: [Павловский, 1982, с. 78]). Б. М. Эйхенбаум в рецензии 1921 г. на сборник «Подорожник» ярко охарактеризовал эту особенность поэтического метода Ахматовой, контрастирующего с абстрактной лирикой символистов, и тем самым во многом задал вектор анализа для будущих исследователей творчества поэтессы, назвав его романом: «Мы можем проследить разработку образующих его повествовательных линий, можем говорить о его композиции, вплоть до соотношения отдельных персонажей. При переходе от одного сборника к другому мы испытывали характерное чувство интереса к сюжету - ктому, как разовьетсяэтот роман» [Эйхенбаум, 1989, с. 247]. Во второй половине XX в. описываемый феномен был переосмыслен и получил название семантической поэтики, в которой «гетерохронные элементы текста, разные тексты, разные жанры (поэзия и проза), творчество и жизнь, все они и судьба - всё скреплялось единым стержнем смысла, призванного восстановить соотносимость истории и человека» [Левин и др., 1974, с. 51]. Уже в ранних стихах Ахматовой наблюдаются такие средства прозаизации поэзии, как введение сюжета в его актуальном развертывании, прямая речь, диалогизация, «кинематографичность», соотнесение внешнего жеста с внутренними переживаниями. В то же время при построении своих сюжетов поэтесса больше внимания уделяла не конкретным событиям, а стыкам, переходам между ними, которые, в свою очередь, не следуют в хронологическом порядке, а размещаются по принципу силового поля вокруг наиболее репрезентативной части сюжета. История сворачивается до одной сцены, часто являющей собой диалог, в котором «соединительные (недиалогические) фрагменты, ремарки содержат указание на то, каким образом из диалога может бытьэксплицировансюжет» [Там же, с. 56-57]. В дешифровке, реконструкции истории, стоящей за текстом «Сероглазого короля», большую роль играет изучение рукописи стихотворения, поскольку в ней зафиксированы связанные с сюжетом события и характеристики, впоследствии исключенные автором из текста произведения. Так, Ахматова особенно тщательно работала над строками, в которых вернувшийся муж сообщает лирической героине о смерти ее любовника: стих «Муж мой, вернувшись, спокойно сказал» имел варианты: «Муж мне с улыбкой о смерти сказал», «Муж мне с улыбкой о страшном сказал», «Муж мой, вернувшись, с улыбкой сказал» 1. Эта улыбка свидетельствует о том, что муж знал об измене жены и теперь рад гибели соперника. При этом неизвестно, причастен ли он сам к убийству короля. В окончательном варианте слово «спокойно» также обращает на себя внимание: читатель должен почувствовать, что спокойствие мужа - показное, и на самом деле он испытывает сильные эмоции в момент сообщения новости. Кроме того, в черновой вариант были вписаны карандашом еще две строки после 12-й: «И покажу ей над башней дворца // Траурный флаг по кончине отца» 2. То, что лирическая героиня называет короля отцом своей дочери, прямо подтверждает факт адюльтера. Теперь «Сероглазый король», являющий собой сцену сообщения жене новости о гибели правителя, может быть развернут в историю о некой замужней женщине, имевшей любовную связь с королем и родившей от него ребенка; ее супруг, вероятно, был причастен к подстроенному убийству королянаохоте. Стихотворение впервые опубликовано в 1911 г. в апрельском номере журнала «Аполлон» и вполне могло попасть в поле зрения Гребенщикова. Осенью 1912 г. сибирский писатель отправился в Петербург, где провел несколько месяцев, в результате чего был создан цикл заметок «Письма к друзьям», публиковавшийся в газете «Жизнь Алтая» с октября 1912 по январь 1913 г. В это время Гребенщиков уже был редактором названной газеты, и, хотя основной целью поездки были хлопоты по поводу издания сборника рассказов «В просторах Сибири» и «Алтайского альманаха», он был крайне заинтересован в установлении дружеских отношений со столичными культурными деятелями - как для развития сибирской периодической печати, так и для своего собственного продвижения на более высокие уровни в литературной иерархии. В Петербурге Гребенщиков стал свидетелем и участником различных светских мероприятий: посетил Мариинский театр, Эрмитаж, Благородное, Дворянское и Сибирское собрания. В самом начале ноября он попал на вечер в честь дня рождения Ф. Ф. Фидлера, переводчика, собирателя частного литературного музея и автора хроники жизни множества современных ему писателей и поэтов. В дневнике Фидлера указано, что в тот день в его доме присутствовало множество гостей, но лишь 120 из них он мог назвать по именам. Так, в этот вечер его посетили в числе прочих Тэффи, Рукавишников, Ляцкий, Сологуб, Грин, Аверченко, Белоусов, Л. Л. Толстой, отмечена и фамилия Гребенщикова [Фидлер, 2008, с. 594- 595]. Годом ранее благодаря содействию М. Горького произошло знакомство сибирского прозаика с В. С. Миролюбовым, редактором «Современника» и издателем «Ежемесячного журнала». В последующие несколько лет Гребенщиков вел с ним переписку, а на страницах двух указанных периодических изданий появлялись его произведения. Кроме того, Гребенщиков популяризировал «Ежемесячный журнал» в провинции и рекомендовал Миролюбову произведения своих сибирских собратьев по перу для публикации в столичном издании (например, рассказ А. Осокиной) [Гребенщиков, 2010, с. 72-73, 79]. В январском номере этого журнала за 1914 г. впервые появился рассказ «Лесные короли». Хронологически «Сероглазый король» предшествует рассказу Гребенщикова, что позволяет высказать предположение о знакомстве сибирского писателя со стихотворением, сюжет которого он мог привлечь при создании собственного произведения. По мысли социолога литературы Б. В. Дубина, «формы массовой литературы в перспективе исторической социологии культуры стоит рассматри 1 См.: РГАЛИ. Ф. 13. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 1. Электронная копия рукописи доступна по ссылке: http://www.akhmatova-rgali.ru/index.php?view=varchive&l=manuscripts&i=13-1-1/. 2 Тамже. вать как альтернативные, конкурирующие с “высокими” способами символической репрезентации и разгрузки единого комплекса проблем» [Дубин, 2010, с. 85]. Гребенщиков отнюдь не был массовым писателем, а Ахматова к началу 1910-х гг. еще не снискала славы классика русской литературы. Здесь важен тот факт, что поэтесса социально и эстетически являлась представителем актуальной петербургской литературы, а Гребенщиков - выходцем с географической и культурной периферии, и именно это обстоятельство могло заставить его ориентироваться на образцы успешного литературного творчества 3 в процессе его собственного самоутверждения в сфере словесности, овладения художественным языком и заимствования набора социальных масок. Сюжетно-мотивные пересечения между «Сероглазым королем» и «Лесными королями» заслуживают подробного рассмотрения. Во-первых, обращает на себя внимание заголовок: появление слова «короли», а не «цари» в контексте колоритного рассказа о сибирской тайге кажется немотивированным, если рассматривать его вне связи со стихотворением столичной поэтессы. Далее «король» будет синонимически заменяться «царем», «хозяином» и «барином», однако выбор первого наименования для заглавия представляется принципиально важным в силу его знаковойпозиции в тексте. В рассказе Гребенщикова присутствуют сразу три короля. Первый - лесничий Михаил Григорьевич, статный мужчина, который носит очки в золотой оправе (их можно рассматривать как аналог золотой короны) и обладает особым голосом: «Большого роста, плотный, с полуседой подстриженной бородкой, он походил на прасола, торгующего лошадьми, если бы не носил золотых очков и не обладал певучим, мягким, барским голосом» [Гребенщиков, 1915, т. 2, с. 157-158] 4. Его усадьба подана, как замок: «Михаил Григорьевич давно не ездил никуда и лишь пешком бродил в окрестностях своей усадьбы, стоявшей на краю села, у склона заросшей пихтачом горы» (с. 162), а лес - королевство, которое нужно охранять и защищать: «Михаилу Григорьевичу хотелось в этот миг загородить огромное лесничество высокой стеной, у ворот поставить стражу и царствовать в лесу единолично...» (с. 158). Помимо этого, герой часто появляется в сопровождении свиты - объездчиков и помощников. У него властный характер, и он не терпит, когда ему перечат, даже если доводы оппонента логичны. Так, в назначенный день медвежьей охоты, он не дает себя остановить: «На резоны старшего дежурного объездчика о том, что дорогу занесло и нет ни одного следа, лесничий энергично крякнул: “Язнаю, чтоя делаю! Седлай иты - со мнойпоедешь”» (с. 165). Второй король - старик Антроп. Он буквально отвоевал землю у врага - природы: в давние времена он истребил почти всех медведей на дне ущелья (Медвежьего Лога), где теперь стоит его дом. Его жилище - настоящий королевский замок, и он еще богаче, чем у лесничего: «Коренастые амбары расселись важно, как бояре, с туго нахлобученными тесовыми крышами, теперь придавленными снегом. И посреди амбаров, как древний царь среди бояр, возвышается суровый, серый, крепкий дом в два этажа» (с. 167). При этом Антроп продолжает свои «завоевательные походы»: лесничему Михаилу Григорьевичу известно, что старик покушается на его владения, что он «безнаказанно ворует лес, живет в нем не-ограниченным хозяином и истребляет птицу и зверя всеми недозволенными способами...» (с. 161). Жена старика Зеновея изображена как королева. Об этом говорят и ее величественная внешность, и наряд, и украшения, и то, как она принимает гостя в своем доме: «Он увидел красивое, открытое лицо, смугло-матовую 3 То, что Гребенщиков пристально следил за актуальной столичной литературой, подтверждается, например, эпистолярным диалогом с Миролюбовым о недавно опубликованной «Деревне» И. А. Бунина иреакции критики на нее [Гребенщиков, 2010, с. 78-79]. 4 Далеессылкина это издание даютсяв круглыхскобках суказаниемстраниц. и высокую, обвитую янтарями шею, и пышные, крутые плечи, не покрытые ничем. Зеновея не сконфузилась и громко, певуче приветствовала гостя» (с. 159). Ее имя, означающее «Зевс и жизнь» [Суперанская, 2005, с. 111-112] и отсылающее к связи с древнегреческим верховным богом, также подчеркивает «царственное» положение героини 5. Наконец, третий король и истинный хозяин леса - старый медведь. Антроп так рассказывал о встрече с ним: «Ноне я вот в пасеке стренулся с ним, дак куды у меня и память девалась... Встал как на дыбы да рявкнул, дак я ровно, как перед королем каким, так на коленки и присел...» (с. 171-172). При этом медведя и Антропа можно условно объединить, это персонажи-двойники: медведь такой же седой, как Антроп; он не убивает старика, когда встречает его в лесу (а Антроп знает секрет, умеет «ладить» с медведем - нужно кричать, но не убегать от него); более того, Антроп - хозяин Медвежьего Лога, места, откуда он вытеснил обитавших там медведей и где поселил свою собственную семью; зверь как будто в сговоре со стриком: он убивает его соперника-лесничего, но не трогает остальных людей, присутствовавших на охоте. Антроп говорит Михаилу Григорьевичу: «Его, если не тронешь - он смиреный» (с. 172), - эти слова можно применить к самому хозяину заимки. Наконец, имя Антроп (хоть это и не подтверждается этимологией) созвучно чеховскому «Антропосу» из «Человека в футляре»: оно намекает на то, чтохозяин заимки - медведьв человеческомобличье. Во-вторых, как и в «Сероглазом короле», муж догадывается о связи своей жены с другим мужчиной. Приехав в дом Антропа перед охотой, лесничий предпринимает неловкие попытки отвестиотсебя подозрения: - Ай-да молодуха!.. Да она тебе, Антроп Савельич, еще какого-то Ан тропыча готовит... Но шуткаоказалась неудачной. Антроп метнул глазами на жену и гостя и отчетливо проговорил: - Ишь, в очках-то вам, вашеское благородье, повиднее... А я так еще не разглядел: забрюхатела онаали жиреет?.. Однако надо завести и мнеочки... (с. 168-169). В-третьих, как и в стихотворении Ахматовой, женщина беременеет от любовника. Но в случае с «Лесными королями» ребенок не рождается живым, у Зеновеи происходит выкидыш, когда она понимает, что лесничий смертельно покалечен (с. 185). В-четвертых, гибель обоих королей происходит в лесу во время охоты. И если в случае с ахматовским королем об обстоятельствах смерти (или убийства) приходится только догадываться, то в истории Михаила Григорьевича очевиден сговор. Еще до непосредственной трагедии некоторые персонажи начинают вести себя подозрительно. Например, гонец, сообщивший лесничему о предстоящей охоте, былнеобоснованнообеспокоен: Вблизи села догнал его верховой объездчик из Медвежьего Лога и, поздоровавшись, возбужденно сообщил: - Так что, вашескородие, Антроп Савелич поклон вам посылают. Будто што берлогу медвежью они обложили... На охотуприглашают... (с. 164). Странно ведут себя и люди в доме Антропа: с гостем они обращались неприветливо, а немая дочь старика пыталась ему что-то сообщить, но ей не позволили: «Все входившие молча здоровались с гостем, а немая попыталась даже что-то объяснить ему, мыча и широко улыбаясь. Но Антроп остро взглянул на нее, чтото помаячил, и она обиженно ушла» (с. 173), а в разговоре то и дело возникало 5 Этоже имя в III в. н. э. носила царица Пальмиры. неловкое молчание. Предательство и сговор становятся очевидными во время самой охоты, когда старший сын старика, находящийся на безопасном расстоянии от берлоги, выстрелом будит медведя и тем самым обрекает лесничего на верную смерть: «Михаил Григорьевич рванулся вперед, но, позабыв, что под ним лыжи, упал с них в снег... Но быстро встал, прицелился и выстрелил во что-то близко подкатившееся, кошмарно-беспощадное и дикое. И в тот же миг почуял, что болезненно кричит и с кем-то борется, сжимая голыми руками остистую сырую шерсть...» (с. 184). Примечательно, что в «Лесных королях» Гребенщикова появляется сон, предвещающий гибель героя - так же, как и в «Песни о Нибелунгах», притом, что в стихотворении Ахматовой отсутствует какое бы то ни было предсказание скорой трагедии. В средневековом эпическом произведении Королева Кримхильда, поняв, что открыла Хагену секрет неуязвимости Зигфрида и тем самым подвергла его смертельной опасности, пытается уговорить супруга не ехатьна охоту: Не езди на охоту, - промолвила она. - Мне сондурной приснился: гнались два кабана По лугу затобою, ивсе цветы вокруг Внезапно стали красными. Не езди, мой супруг! [ПесньоНибелунгах, 1972, с. 109]. В рассказе сибирского автора, как уже упоминалось, лесничий сам видит зловещий сон, в котором на него нападает медведь. Перечисленные сюжетно-мотивные сходства могут свидетельствовать о знакомстве Гребенщикова со стихотворением Ахматовой на момент написания рассказа. Примечательна ориентация не на широко известные классические произведения, а на образец современной поэзии, которая, с одной стороны, может задавать тематический и эстетический курс, а с другой - вовлекает в конкурентную борьбу в рамках литературного поля. Таким образом молодой сибирский автор выстраивал отношения со столичной литературой, в которой стремился занять как можно более высокую позицию. Рассказ «Лесные короли» отчасти испытал на себе влияние настойчиво возникавшей в ранних произведениях Гребенщикова темы провинциального интеллигента, связанной с пережитым им самим сложным опытом социального самоопределения. В пьесе «Сын народа» [Гребенщиков, 1910] и ряде рассказов из сборников «В просторах Сибири» («Отец Порфирий», «В теснине», «В бору», «В посёлке» и др.) герой, выходец из культурной и географической периферии, получает образование в крупном городе или даже в столице, но в силу непреодолимых обстоятельств должен вернуться в родное село, где чувствует себя чужим и одиноким из-за невозможности заниматься интеллектуальным трудом и общаться с образованными людьми 6. В самых драматичных вариантах развития этой темы герой решается на самоубийство (например, рассказ «В посёлке», в котором герой собирается утопиться в проруби, но передумывает в последний момент) либо умирает от болезни («В бору») или пьянства («Отец Порфирий»), но, каквидится, это лишьвнешние причины гибели, маскирующиенеразрешимый внутренний конфликт. О том, что герой «Лесных королей» проходит путь провинциального интеллигента, свидетельствуют некоторые детали. Так, в рассказе несколько раз упоминаются очки Михаила Григорьевича, которые, с одной стороны, свидетельствуют о его чужеродности, непохожести на местных жителей; с другой стороны, очки - почти обязательный атрибут интеллигента в литературе конца XIX - начала XX в. О прошлом лесничего почти ничего не известно, но, когда 43-летний герой вспо 6 Подробнее см.: [Толстоноженко, 2015]. минает о ранней молодости, упоминается гимназия. Его поведение при первой встрече с Зеновеей описывается следующим образом: «Никогда, даже в гимназические годы, он не говорил так горячо и молодо, как в эту ночь» (с. 160). О возможной принадлежности героя к городскому миру и интеллектуальной среде говорит и такая характеристика: «И снова тишина лесной глуши далекодалеко отодвинула от него все, что было так близко и дорого: работу и воспоминания, охоту и друзей и копошащуюся где-то за лесами пышную культуру, в которую он верил и которой поклонялся...» (с. 182-183). Причины, по которым лесничий должен был переместиться из пространства культуры в пространство природы, остаются тайной для читателя, и героя, чуждого своему естественному окружению, витоге настигает смерть. Если рассматривать рассказ Гребенщикова во взаимосвязи с его произведениями дореволюционного периода, «Лесные короли» могли быть своеобразной «пробой пера» перед созданием романа: в первом томе эпопеи «Чураевы» также развивается сюжет, связанный с любовным треугольником. По мысли Р. Жирара, «чтобы рассказать историю любви, роману требуются не два персонажа, а три» (цит. по: [Эткинд, 2014, с. 357]). А. Эткинд, развивая идеи французских и русских теоретиков литературы, отметил, что в русском романе второй половины XIX в. противопоставлены друг другу Человек из Народа и Человек Культуры, между которыми медиатором выступает женщина [Там же, с. 356-357]. Так, с некоторыми оговорками «людьми из народа» можно назвать Антропа и Викула, «людьми культуры» - Михаила Григорьевича и Василия в «Лесных королях» и «Чураевых» соответственно. Конфликт происходит из-за Зеновеи и Наденьки. В пользу такого сопоставления, в частности, может говорить то, что Викул, как и Антроп, неоднократно отождествляется с медведем: «Медведь вы этакий» [Гребенщиков, 1991, с. 64], - обращается к нему Настасья Дмитриевна, хозяйка дома, который посетил герой. Стоит отметить, что Василий сначала тоже получает подобную характеристику: «Папа! Япривела сибирского ручного медвежонка…» [Там же, с. 92], - заявляет Наденька, знакомя гостя с отцом. Однако затем разница между братьями проясняется: «Как и четыре года назад, Наденька со звонким смехом ввела в отцовский кабинет большого бородатого сибирского медведя, как будто это тот же прежний медвежонок, только выросший и одичавший в глухих лесах» [Там же, с. 103]. Младший из братьев, Василий, попавший в Москву «медвежонком», постепенно превратился в «человека культуры», что обусловило его дальнейшее противопоставление брату и развитие конфликта в романе. Ив «Лесных королях», ив «Чураевых» присутствует мотив вины культурного человека перед природным, вследствие чего сюжет вбирает в себя энергию мести, тем самым обнажая личный комплекс автора. Таким образом, нам представляется, что в ходе написания рассказа «Лесные короли» Гребенщиков черпал идеи из нескольких источников. С одной стороны, с высокой долей вероятности претекстами сюжета послужили народная баллада об охотнике и стихотворение А. Ахматовой «Сероглазый король». С другой стороны, ряд мотивов обусловлен личными переживаниями автора, связанными с его положением оторванного от большой столичной культуры человека, стремившегося к максимально широкому признанию. Наконец, в рассказе присутствует романный импульс, обусловивший занимательность и перспективность сюжета, переработанного в дальнейшем в более развернутый нарратив.

Скачать электронную версию публикации