Chronotope of Siberia in the materials of the magazine “Nastoyashchee” (1928-1930).pdf В названии издававшегося в 1928-1930 гг. в Новосибирске журнала «Настоя- щее» ёмко заключены две установки, определяющие его редакционную политику и характер журнальных публикаций. Первая - установка на настоящее как подлинное, в противоположность искус- ственному, фиктивному. Вторая - противопоставление настоящего прошедшему и будущему: «Мы хотим показать сегодняшний советский день в действии» (1928, № 1, с. 3) 1. При этом настоящее конкретных топосов всё равно находится в по- стоянном движении и устремлено в будущее, что сжато сформулировано в неред- ко повторяющемся на страницах журнала лозунге «От патриархальной Горной Шории - к Тельбесу!». 1 Здесь и далее при ссылках на материалы из журнала «Настоящее» название издания опущено; в круглых скобках указываются год, номер выпуска и номер (или номера) страниц. Журнал был привержен «литературе факта», разрабатывавшейся лефовцами концепции новой революционной литературы, делавшей акцент на отражение жизненной правды: Отвращая от литературы праздной выдумки, преподносимой под фла- гом заповедного и раз навсегда мистически предначертанного «художест- ва», мы всячески обращаем внимание наших товарищей на новую, проби- вающую уже себе дорогу литературу, - литературу не наивного и лживого правдоподобия, а самой всамделишной и максимально точно высказанной правды [Литература факта…, 1929, с. 5]. Именно газетный и журнальный медиум, как пишет Сергей Третьяков в статье «Новый Лев Толстой», считается теоретиками ЛЕФа наиболее подходящим для нового подхода к литературе, приобретает ведущую роль: Нам нечего ждать Толстых, ибо у нас есть наш эпос. Наш эпос - газета. Вся безымянная газетная масса, от рабкора до центрового передовика - это коллективный Толстой наших дней [Литература факта…, 1929, с. 31, 33]. Неудивительно, таким образом, что журнал «Настоящее» получил хвалебный отзыв Сергея Третьякова: Первая ценность этого журнала - установка на факт. За короткий срок журнал объединил вокруг себя группу интереснейших репортеров-фикса- торов, выворачивающих из глуши лесов и квартир груды интереснейших фактов, зачастую идущих наперерез нашим сложившимся представлениям о том, как живет обыватель, какие процессы дифференциации происходят в его гуще, а главное, что делается в деревне. Журнал приучает своих кор- респондентов писать бесстрашные статьи и заметки с упоминанием всех имён и адресов, статьи, которые бьют по движущимся мишеням нашей действительности [Третьяков, 1928, с. 43]. Настоященцы не сводят литературу к журналистике, художественная литера-тура для них также важна, но это художественная литература особого типа, как заявлено в материале «Нужна ли художественная литература?»: Конечно, нужна. Но литература такая, которая смотрит на жизнь глазами строителя со-циализма, глазами производственника, организатора, волевика. Для этого литература должна пойти в жизнь и стать литературой факта (1928, № 11-12, с. 27). Итак, для «Настоящего» характерна установка на литературу факта. Подобная установка ориентировала материалы журнала на повествование о локальном, од- нако эта локальность понималась достаточно широко: освещалась не только жизнь Новосибирска и окрестных деревень, но и, шире, Сибири и даже всей ази- атской части СССР 2. Так, уже в первом номере журнала есть, например, этнографический очерк Н. Анова (Н. И. Иванова; 1891-1980) «Капкара» об обряде козлодрания в Таджикской советской республике, наполненный ярким коло- ритом 3: 2 В этом смысле журнал соотносится с третьяковской идеей концентрических колец нового газетного эпоса: «Своеобразными концентрическими кольцами, включёнными одно в другое, ложится материал в этом эпосе: весь мир, Союз Советов, моя республика, моя губерния, мой город, мой завод. А на эпосе фактов сроится пафос ежедневного учитель- ства, очередной директивы зова, лозунга, требования и агитационного нажима» [Литера- тура факта…, 1929, с. 33]. 3 Примечательно, что уже в этом очерке виден интерес Николая Анова к Памиру. К ли- тературной группе «Памир» («Сибирская бригада») Анов присоединится в том же 1928 г. Козлодрание началось речью ответсекретаря парткома. Ответсекретарь говорил о советской власти, о хороших лошадях, о коммунистической пар- тии, правилах капкары, восточной политике и двенадцати призах, назна- ченных лучшим бегунцам. Потом он бросил приготовленного козла с отре- занной головой в круг всадников, и капкара началась. Нагайки свистели в воздухе, крики, стоны, вопли неслись со всех сто- рон. Хрипели лошади, сбрасывая густую пену, матерно ругались европей-цы, едва сдерживая коней. Козел с оторванными ногами переходил из рук в руки; люди не чуяли боли и крови, были пьяны борьбой, горячим потом, ненавистью к против-нику. Кудрин работал нагайкой направо и налево. Вот вылетел с седла завпо-литпросветом. Нет, удержался. Вот он хлопнул нагайкой Магомет-Оглы. - И-э-э-х! Кудрин ловко перехватил козла на лету, а шпотинский конь вынес его в степь. Кудрин получил приз. Сзади подъезжали неудачные противники (1928, № 1, с. 15). Установка на подобное расширенное понимание локального поддерживается на протяжении всего существования журнала и иллюстрациями. В разных выпус-ках встречаются рисунки и линогравюры с изображением тех или иных мест, ко-торые можно разделить на три группы. Во-первых, это рисунки с изображением Новосибирска. К таким относятся «Ельцовка» (1928, № 10, с. 24), «Новосибирск. Красный проспект» (1928, № 10, с. 19) и «Новосибирск. Мельницы» (1928, № 10, с. 21) С. Липина, «Новосибирск» (1928, № 1, с. 30) П. Ивакина. Во-вторых, это рисунки с изображением разных мест Сибири. К таким отно-сятся цикл «Ойротия» (1928, № 1, с. 16, 21; 1928, № 3, с. 13, 15, 22; 1928, № 4-5, с. 21, 23; 1928, № 10, с. 4) Н. Чевалкова, «Хакасия. Шаман» (1928, № 1, с. 28) и «Хакасия. Хозяйки» (1928, № 3, с. 23) А. Заковряшина, «Чалдоны» (1928, № 2, с. 6) и цикл «Анжерские зарисовки» (1928, № 11-12, с. 4, 19) С. Липина, цикл А. Емельяновой «Бурято-Монголия» (1928, № 4-5, с. 6, 11, 23), «На Оби. В празд-ник» (1928, № 1, с. 9) П. Ивакина, «Байкал. В бурю» (1928, № 8, с. 17) В. Аниси- мова. В-третьих, это рисунки с изображением картин природы и быта азиатских рес-публик СССР. К таким относятся «У озера Балхаш» (1928, № 1, с. 25), «Киргизка» (1928, № 2, с. 20), «Музыка (Узбекистан)» (1928, № 3, с. 21) В. Уфимцева, «Кир-гиз» (1928, № 3, с. 5) А. Клементьева. Фотоснимки в журнале встречаются нечасто, но тоже работают на вписывание локального в общесоюзное. Так, фото А. Вощакина из серии «Хакасия» в духе эйзенштейновского фильма «Старое и новое» демонстрируют нам примитивное неработающее изобретение старика-кержака и новенький трактор мелиоративного товарищества. При этом снимок с трактором мог быть сделан где угодно, этно-графическая составляющая, которая, казалось бы, могла быть очень хорошо за-фиксирована средствами фотографии, здесь вовсе отсутствует. Литературная позиция журнала была прямо выражена в № 4-5 за 1928 г., где в материале «От литературной группы “Настоящее”» было заявлено о тесной свя-зи литературы с политикой и идеологией. 1. Литература всегда была и теперь является в руках общественных классов одним из орудий производства их идеологии. 2. Враждебные пролетариату классы пытались и пытаются сохранить за собой идеологическое оружие в виде литературы, прикрываясь реакционной теорией о литературе как о самодовлеющей культурной ценности, строительство кото- рой не допускает подчинения очередным классовым задачам. 3. Таким образом, разделение литературы на высокую и низкую, временную и вечную, противопоставление литературы журналистике - реакционно, так как это способствует отрыву работников литературы и литературной молодежи от настоящего, от текущих боевых задач пролетариата. 4. В условиях пролетарской диктатуры литература как особый, специфически общественный вид работы должна целиком подчинять свои задачи целям и зада-чам рабочего класса и его борьбы: строительству социализма, укреплению клас-совых позиций пролетариата и его союза с бедняцко-середняцкими слоями кре-стьянства. 5. Поэтому необходимо сплочение тех работников литературы, которые с пол-ной искренностью и безоговорочно ставят свою литературную работу на повсе-дневную службу пролетариату. Для тех, кто искренно предан рабочему классу, сознательное подчинение литературной работы текущим задачам классовой борь-бы пролетариата не только не ограничивает совершенствования литературной формы, но, наоборот, ставит перед ними требование и открывает новые возмож-ности для достижения максимальной выразительности и силы воздействия лите-ратурных средств (1928, № 4-5, с. 3). Следовательно, решающая роль неизбежно отводится подбору нужных фак-тов, освещающих жизнь с интересующей авторов стороны, что роднит настоя-щенцев с лефовцами с их отбором и монтажом «фактов-друзей», описанным в статье Третьякова «Продолжение следует»: Для нас, фактовиков, не может быть фактов «как таковых». Есть факт-эффект и факт-дефект. Факт, усиливающий наши социалистические пози-ции, и факт, их ослабляющий. Факт-друг и факт-враг [Литература факта…, 1929, с. 268]. Единственно важной оказывается литература быстрого реагирования, откли-кающаяся на настоящие, текущие задачи пролетариата. Поэтому большинство относящихся к литературе факта материалов лишены этнографической состав-ляющей: они посвящены актуальным политическим всесоюзным проблемам (смычке города и деревни, организации коммун, борьбе с кулачеством и т. д.), но рассматриваются на примере локальных контекстов. Такова, например, статья А. Фетисова «Среди анжерских углекопов. Записки репортера», где автора инте-ресуют отношение рабочих Анжерка к труду, организация обучения молодёжи и проблема бюрократии, а не этнографические описания: Как ни печально, но должен я констатировать: отношение части рабочей молодежи к производству нехорошее. Я уяснил это из многих бесед с ребя-тами. Рваческие настроения существуют среди молодежи, и старики-шах- теры очень неодобрительно к этому относятся. Не вся, конечно, молодежь такая. Недавно была торжественная раздача премий 29 лучшим производст-венникам из молодежи. По-моему, замечательнейший день, а у нас печата-ют об этом мелким шрифтом, на задворках газеты. Двадцать девять человек из 1500 - как мало! Как ничтожна эта цифра! Все же дает она большую, большую радость. Беседовал со многими рабочими о хулиганстве. Здорово интересно. Один, Петька Андреев, был отъявленным хулиганом, в домзаке сидел за хулиганство, а теперь - примерный парень. Я с ним долго разговаривал. Здесь проводится месячник борьбы с хулиганством. Хочу провести ан-кету, устную, конечно, на тему: «Почему я хулиганю?» С комсомолом у меня так: хожу в ячейку шахты и всех убеждаю, что я беспартийный. А то чуть бюро райкома комсомола доклад на активе мне не всучило. Неловкое положение. Со школой - скверно. Бюрократизм отвратительный и тут показал себя. Откровенно сознаюсь - отрадное впечатление произвели на меня пионе-ры-школьники. Это уж новые люди. Доподлинно новые (1928, № 2, с. 19). К статьям подобного рода можно также отнести материалы А. Фетисова «Журналист в Анжерке» (1928, № 3, с. 5), Е. Иванова «Их лучшая сказка» (1928, № 4-5, с. 10) (про Хакасию), М. Поликанова «Город Черемхово» (1928, № 9, с. 24), Т. Чуева «Близкая Тува» (1928, № 10, с. 11). Квинтэссенцией литературы факта в сибирском изводе предстает «Интервью с коровой» (1928, № 8, с. 3). Статья посвящена попытке выяснить, почему коровы стали давать на 40 процентов меньше масла. Этот факт признается значитель-ным 4, так как Сибирь дает 80 процентов экспорта масла всего СССР. 4 Тема действительно была актуальна в местной периодике. Так, схожая проблематика рассматривается в статье «Подвела ли нас корова?» [Карасенко, 1927, с. 2]. Если бы корова умела говорить!.. Но за нее могут говорить факты. Дай-те слово фактам! Это будет подлинное интервью с коровой (1928, № 8, с. 3). Настоящее. 1928. № 8, с. 4 (рисунок А. Заковряшина) Nastoyashchee. 1928, no. 8, p. 4 (illustration by A. Zakovryashin) Сравнивая разнообразную статистику довоенного и настоящего времени, ав-тор статьи приходит к выводу, что вина в сокращении количества масла лежит на кооперативных заводах. Программный характер статье придает и редчайший слу-чай буквального иллюстрирования - как правило, текст и иллюстрация в журнале самодостаточны, мало связаны друг с другом. Непростые отношения сложились у журнала «Настоящее» с поэзией. С одной стороны, на его страницах регулярно появляются отповеди начинающим стихо-творцам и призывы писать не стихи, а прозу. Таков, например, материал «Пиши-те, пожалуйста, прозой» 5. 5 Характерно, что в помещённом в последнем номере «Настоящего» списке всех ма- териалов журнала за два года статья «Пишите, пожалуйста, прозой» отнесена к разделу «Редакционные и передовые статьи». 6 Для большего контраста на этой же странице объявлен конкурс на лучший очерк, фельетон, памфлет. Очень немногие знают, что поэзия - это трудное мастерство, что для то-го, чтобы писать стихи, надо учиться и много работать. Несомненно, эпи-демии стихоплетства способствует еще бессюжетность, бестемность, кото-рая почему-то допускается в стихах. Прозу печатают только в том случае, если она о чем-нибудь говорит, если есть содержание, а стихи можно пи-сать «вообще». «Сине, бело - разнообразно», щиплет в душе, щекочет пятки, и восторг, и печаль, или просто завывание на луну. Ни за чем, ни для чего, а так, без всякого повода, если не считать поводом стремление к славе. Ужасные последствия поэтической хвори пока испытывают только ре-дактора. Читатели по неосведомленности недооценивают, какую огромную работу оказывают им редактора, спасая их внимание и время от поэтиче-ского потока. Но, боже мой, какая скука Сидеть с больным и день и ночь… Послушайте, дорогие товарищи поэты, пишите, пожалуйста, прозой (1928, № 8, с. 27) 6. С другой стороны, стихотворные произведения на страницы журнала проникают достаточно регулярно. В них пространство Сибири предстает как пространство специфическое, локальное и в то же самое время как вписанное во всесоюзный кон-текст. Характерен в этом смысле помещенный в первом номере материал «Бурят-ские песни о Ленине: Из собраний А. К. Бадмаева, Т. А. Бертелева и Г. А. Улахано-ва» (1928, № 1, с. 9). Это фольклорное произведение (или же стилизация под него) соединяет в одном ряду как элементы локального уровня («Бурятскому народу стало легче и лучше»), так и всесоюзного (постоянные упоминания комсомола). Такое соединение достигает кульминации в параллелизме последней строфы: Если красный платок износился, То пусть город Удинск соткет. Если красный Ленин умер, То пусть его заменит молодежь (1928, № 1, с. 9). Заметим, что «сибирскость», локальность постулируется здесь лишь при по-мощи топонимов, тогда как, скажем, представители трудового народа ничем не выделяются: это усредненный образ хлебопашцев, освобожденных от буржуев. Коммунизм же, по сути, предстает как стихийная сила, подменяющая собой ло-кальную, местную природу, что отчетливо видно из многочисленных параллелиз-мов («Упавший с севера ветер / В березках шумит. / Вступившие в комсомол дру-зья / В школе шумят» или «Когда перестал идти мелкий дождик / Полегче стало птенцу кроншнепа / Когда установилась власть Ульянова, / Народу стало легче и лучше»). «Бурятские песни о Ленине» вписываются в широкий контекст «фольклора об основателях коммунизма», который, как пишет Гюнтер, создавался для фор-мирования идеи народности, приходящей на смену идее классовости. В тоталитарных обществах происходит фольклоризация всей культуры путем «возрождения» народных традиций. С одной стороны, оживляются народные песни и танцы, с другой - мотивы и приемы фольклора рекомен-дуются как образец для профессионального искусства. В то время как в Германии фольклор должен был выразить вечную суть немецкого народа, в советской России привилась сталинская формула культуры «националь-ной по форме и социалистической по содержанию» [Соцреалистический канон, 2000, с. 385]. При этом сложно установить, насколько тот или иной образец фольклора дей-ствительно фольклорен, а насколько он есть плод целенаправленной авторской идеологической работы [MacKay, 2006, р. 383-385]. К эксплуатирующим фольклорные мотивы материалам «Настоящего» примы-кают и «Стихи о хакасской девушке» П. Юрзина (1928, № 2, с. 15). Любовь девушки Силих и председателя комсомола вдохновлена портретом Ленина, на-пророчившим Силих счастье. Встреча с суженым происходит в избе-читальне и заканчивается предложением вступить в комсомол. Отец Силих, вполне воз-можно, представитель классово чуждых элементов (что видно из угрозы «отец кулак упружит»); во всяком случае, он резко возражает против подобных отноше-ний и в конце концов вынуждает девушку покинуть родные места. Стихотворе-ние, таким образом, вписывается в важный в это время контекст борьбы с кулаче-ством. В бурятских частушках из статьи А. Гуревича «О чем поет молодая рыбачка» (1929, № 3, с. 13) местный колорит вовсе исчезает, зато полно колорита коммунистического: «Когда-то я любила / Кулака-предателя, / А в кресткоме по-любила / Ваню председателя». Коммунистический колорит находим и в «Поэзии, которая не отстаёт от жизни»: «Красна армия, не бойся / С Чемберленом воевать. / На подмогу из деревни / Будем смену подавать. / Ах, Саян - крутые горы, / Их верхушек не видать. / В Красну армию с охотой / Я пошел бы воевать. / Крой, ми-лашка, я не выдам, / Только ты не выдавай. / Чемберлена стану жарить - / Ты па-троны подавай» (1928, № 11-12, с. 18). В переложениях П. Драверта «Из киргизских пословиц» (1928, № 3, с. 10) мы и вовсе не встретим ни местного колорита, ни колорита коммунистического. Это лишь рифмованные афоризмы, напоминающие скорее русские, чем киргизские пословицы: «Руками прежде десять раз отмерь, / Хотя бы хорошо глаза твои гля-дели. / Бери не ту, что увидал сквозь дверь, / А ту, которую ты знаешь с колы- бели». Особое место среди стихотворений занимает произведение П. Драверта «За-кончим пятилетку в четыре года» с подзаголовком «Вместо стихов», в котором перечисляются достижения начала пятилетки. Автор выбирает для такого пере-числения не форму обычного журналистского очерка (хотя подобный текст очень легко представить себе записанным в строчку), а форму верлибра, в котором ко-роткие, зачастую состоящие из одного слова стихи и частые анафоры ярко под-чёркивают динамику всесоюзной стройки: «Новые коксовые установки / в Днеп-ропетровске / в Мариуполе / в Криворожьи / в Москве / в Кизеле / в Нижней Салде / на Ворошиловском и Магнитогорском заводах / в Тельбесе / в Кузбассе / Общей стоимостью 146 миллионов рублей» (1929, № 8-9, с. 10). Всесоюзного контекста для «Настоящего», однако, оказывается мало, и авторы журнала активно соотносятся с контекстом мировым. Наиболее напряженные и амбивалентные отношения у «сибирского Чикаго» складываются с Америкой (см.: [Капинос, 2016]). О зарубежной литературе в «Настоящем» говорится не только в отрицатель-ном ключе. Так, в № 11-12 за 1928 г. печатается несколько материалов об Эптоне Синклере (который противопоставляется «литературно-водочному Кэрвуду»), а его портрет красуется сразу над списком редакторов журнала. Статья об амери-канском писателе была переведена из журнала «New Masses», и это не единствен-ный случай взаимодействия с этим изданием. В № 1 за 1929 г. был помещен пере-водной рассказ Майкла Голда «На свалке», а в № 1 за 1930 г. вошел рисунок, ранее публиковавшийся в «New Masses». Более того, в № 1 за 1929 г. об амери-канском журнале сказано, что это журнал вроде «Настоящего» (1929, № 1, с. 3). Справедливости ради следует сказать, что этот журнал начал выходить в 1926 г., и генеалогия здесь должна быть обратной. Итак, мы видим, что журнал «Настоящее» и в прозаических, и в стихотворных, и в иллюстративных материалах пытался, с одной стороны, остаться в рамках ши-роко понимаемого локального контекста Сибири и Азии, а с другой стороны, не отказывался от участия во всесоюзном и общемировом контексте.

Скачать электронную версию публикации