Adjective derivation through affixation in the Ulch language in comparison with Nanai and Orok languages.pdf Данная статья продолжает серию исследований, направленных на подробное освещение ульчской словообразовательной системы. Малая степень изученности языка делает актуальной задачу определения полного круга моделей, использую-щихся для аффиксального производства лексем различной категориальной при-надлежности, а также выявлению общих закономерностей, характеризующих сис-тему в целом. Адъективное морфемное словообразование до настоящего времени получило лишь краткий обзор с выделением нескольких продуктивных моделей в работах первых исследователей ульчского языка - Т. И. Петровой и О. П. Суни-ка. Настоящее исследование ставит своей целью дополнить и углубить сведения об адъективном словопроизводстве: составить список формантов, применяющих-ся при образовании прилагательных, установить границы их сочетаемости с осно-вами, сформулировать словообразовательные значения для соответствующих моделей. Привлечение материалов близкородственных языков, входящих в на-найскую группу, осуществляется с целью выявления своеобразных черт ульч- ской словообразовательной системы и уточнения сведений о словообразователь-ных единицах путем сопоставления с аналогами, представленными в других сис-темах. Производные прилагательные в ульчском языке могут быть мотивированы словами из различных лексико-грамматических классов: существительными, на-речиями, числительными, местоимениями, другими прилагательными или же гла-гольными основами. Образование имен прилагательных от имен существительных производится по семи различным моделям; три из них выделяются высокой по сравнению с прочими продуктивностью. Наиболее широко распространены в выборке прила-гательные с компонентом -чу в морфемной структуре. Существенная семантиче-ская дифференциация внутри данной группы лексем свидетельствует о том, что они представляют собой дериваты двух разных моделей с омонимичными фор-мантами. Первая из этих моделей имеет следующий вид: ‘основа существительного (на-именование материального объекта или вещества) + суффикс -чу I = относительное прилагательное, характеризующее референта по наличию / содержанию объ-екта / субстанции’. В зависимости от того, к какой тематической группе относится мотивирующее существительное, деривационное значение может приобретать различные смысловые оттенки. Среди реализаций модели частотны примеры, в которых производящее слово обозначает неавтономный материальный объект, элемент более крупного предме-та либо наименование той или иной особенности конструкции последнего. В се-мантике производных прилагательных центральным является признак наличия соответствующих компонентов в структуре определяемого объекта: алдан ‘промежуток, щель’ > алданчу ‘с промежутками, с трещинами, с ще-лью’; алчуан ‘предплюсна’ > алчуанчу ‘костлявый, суковатый’; гуйчэ ‘крыша’ > гуйчэчу ‘покрытый крышей’; ирга ‘орнамент, рисунок, узор’ > иргачу ‘с узором, орнаментом, вышивкой’; мокчун ‘извилина, изгиб’ > мокчочу ‘с кривизной’; на-муча ‘складка’ > намучачу ‘со складкой’ 1. 1 Толкования лексем формулируются на базе статей Сравнительного словаря тунгусо-маньчжурских языков, а также словарных материалов, представленных в работах Т. И. Пет- ровой и О. П. Суника. Другую крупную группу составляют прилагательные, образованные от суще-ствительных, которые называют разные типы субстанций - присоединение суф-фикса -чу I представляет содержание соответствующего материала или вещества как определяющую характеристику: симсэ ‘жир, масло, сало’ > симсэчу ‘жирный’; симата ‘снег’ > симатачу ‘за-снеженный’; даусун ‘соль’ > даусунчу ‘соленый, с солью’; енукса ‘сопли’ > енук-сачу ‘сопливый’; ӡорин ‘галька, речные камушки’ > ӡоринчу ‘каменистый’. В случаях когда производящие слова называют вещи, относящиеся к личной сфере человека (предметы одежды, украшения), или же объекты, обладающие высокой ценностью, общее значение определения через наличие может допол-няться семантикой обладания: айсин ‘золото’ > айсинчу ‘с золотом, имеющий золото’; aн’ан ‘ожерелье’ > aн’анчу ‘с бусами, имеющий бусы’; мурин ‘лошадь’ > муринчу ‘имеющий ло-шадь’; ута ‘обувь’ > утачу ‘с обувью’. Наконец, следует отметить, что при образовании прилагательных от сущест-вительных с конкретной семантикой возможна трансформация в качественное значение. Как правило, она происходит за счет разнообразных процессов смысло-вого переноса (метафорического, метонимического, по ассоциативной связи) внутри производной основы. Подобные примеры немногочисленны в выборке и, по всей видимости, носят окказиональный характер: улсэ ‘мясо’ > улсэчу ‘имеющий мясо, плоть - полный’; мēван ‘сердце’ - мēванчу ‘имеющий сердце - сердечный, великодушный’; иӡэh ‘мозг’ > иӡэhчу ‘имеющий мозг - умный’; пивсун ‘порыв урагана’ > пивсучу ‘содержащий в себе ураган - шумный’; бочо ‘цвет, окраска’ > бочочу ‘имеющий цвет - румяный’. В близкородственных языках наиболее близким суффиксу -чу I по смысловому наполнению представляется орокский суффикс -лу со значением ‘обладающий тем, что названо основой; имеющий то, что названо основой’, хотя на первый план в нём выступает семантический компонент ‘обладание’, а не ‘наличие’. Кроме того, ульчская и орокская модели обнаруживают различия и в типах про-изводящих слов: для орокской в наибольшей степени характерны наименования живых существ, лиц, частей тела [Озолиня, 2013, с. 52]. Функционирующий в ульчской словообразовательной системе суффикс -чу II в противоположность -чу I способен присоединяться только к существительным с абстрактной семантикой 2. Дериваты представляют собой качественные прила-гательные со значением ‘обладающий качеством, названным мотивирующим сло-вом’, как правило, референтные наименованиям лиц, в редких случаях - пред- метов: 2 Для суффиксов -чу I и -чу II отмечаются единичные случаи присоединения к основам других частей речи, например: оркин ‘плохой’ > оркинчу ‘с виной, с грехом, виноватый’, лаиқпи- ‘вывихиваться’ > лаикчу ‘с вывихом, повреждением’, которые, однако, не носят системного характера. арган ‘хитрость, обман’ > арганчу ‘хитрый’; аксан ‘обида’ > аксанчу ‘обижен-ный’; байта ‘поступок, преступление, судебное дело’ > байтачу ‘виновный, ви-новатый’; таман ‘цена’ > таманчу ‘ценный’; кусун ‘сила’ > кусунчу ‘сильный’; кэси ‘счастье’ > кэсичу ‘счастливый’. В словообразовательных парах этого типа деривация также может сопровож-даться образным переосмыслением значения отсубстантивного прилагательного, усложняющим соотношение семантики производящей и производной лексем: амбан ‘злой дух’ > амбачу ‘содержащий в себе злого духа - сумасшедший’; мурун ‘мысль > мурунчу ‘имеющий мысли - умный’; гӯни ‘направление’ > гӯнчу ‘имеющий направление - целеустремленный’. В орокском языке выделяется модель с суффиксом -ту (тту) / -тэ (ттэ), со-ответствующая ульчской модели с суффиксом -чу II по всем признакам, кроме фонологической идентичности формантов: в качестве производящих основ ис-пользуются существительные с абстрактной семантикой, деривационное значение формулируется как ‘обладающий признаком, названным основой’, дериватами являются качественные прилагательные [Озолиня, 2013, с. 51]. Третья продуктивная отсубстантивная модель словопроизводства в ульчском языке имеет общий вид ‘существительное со значением субстанции + суффикс -ма / -мо / -мэ I’. Она регулярно используется для образования прилагательных, обозначающих характеристику по материалу. Группа лексем, образованных дан-ным способом, обширна, но при этом семантически однородна - развития дери-вационного значения путем расширения круга производящих основ или метафо-ризации в ней не наблюдается: ӷирамса ‘кость’ > ӷирамсама ‘костяной’, мō ‘дерево’ > мōма ‘деревянный’, хуйэ ‘рог’ > хуйэмэ ‘роговой’; бусу ‘материя, ткань’ > бусума ‘матерчатый, из тка-ни’; геон ‘медь’ > геома ‘медный’; ӡапу ‘войлок’ > ӡапума ‘войлочный’; ӡувэ ‘лед’ > ӡувэмэ ‘ледяной’; колдон ‘кедр’ > колдомо ‘кедровый’; талу ‘береста’ > талума ‘берестяной’. Следует отметить, что степень представленности материала или вещества в предмете является в ульчской лексической системе значимым признаком. Гра-дация такого рода получает выражение благодаря наличию двух моделей с близ-ким, но не совпадающим словообразовательным значением. Модель с суффиксом -чу I указывает на присутствие в описываемом объекте материала, обозначенного основой, в относительно небольшой мере, в то время как модель с суффиксом -ма / -мо / -мэ I определяет его как основную составляющую часть. О релевантно-сти этой оппозиции свидетельствует большое количество словообразовательных гнезд, где представлены оба деривата: ӡоло ‘камень’ > ӡоломо ‘каменный’ и ӡолочу ‘с камнем, каменистый’; упултэ ‘перья, пух’ > упултэмэ ‘пуховый, сделанный из пуха’ и упултэчу ‘пуховый, со-держащий пух, перья’; нӯтэ ‘смола’ > нӯтэмэ ‘смоляной’ и нӯтэчу ‘смолистый’; сийан ‘песок’ > сийама ‘песчаный, из песка’ и сийанчу ‘с песком’. Модель с суффиксом -ма / -мо / -мэ и значением ‘признак по материалу’ имеет широкое хождение в нанайской группе языков: она активно используется в на-найской и орокской словообразовательных системах и обнаруживает во всех трех языках полное структурно-семантическое единообразие, без выраженной специ-фики [Аврорин, 1955, с. 220; Озолиня, 2013, с. 51]. Достаточно регулярное представление в ульчской языковой системе получает словообразовательная модель с суффиксом -вли / -ули. Присущее ей деривацион-ное значение можно обозначить как ‘характеризующийся качеством, названным производящей основой’. При этом в роли производящих слов могут выступать только существительные, называющие признаки, которые доступны для осяза-тельного восприятия: н’ама ‘тепло’ > н’амавли ‘теплый’; нуӊди ‘холод, мороз’> нуӊдули ‘холодный’; пэку ‘жара, зной’ > пэкувли ‘жаркий’; амта ‘вкус, сладость’ > амтаули ‘вкусный, сладкий’. Подобная же закономерность в выборе производящих основ для суффикса -вли / -ули / -ли наблюдается и в орокском языке, однако образование при этом происходит от прилагательных - исходное категориальное значение признака уточняется за счет дополнительного семантического компонента ‘воспринимае-мый органами чувств’ [Озолиня, 2013, с. 53]. Вместе с тем в исходном описании ульчской словообразовательной системы прилагательные с суффиксом -вли / -ули рассматривались одновременно как отсубстантивные, отглагольные и отнаречные дериваты [Суник, 1985, с. 37] 3. Требуется более глубокий анализ синтагматиче-ских особенностей производящих слов, чтобы установить, происходит ли дерива-ция непосредственно от основ других частей речи или же присоединению суф-фикса предшествует адъективация. 3 В выборке отмечаются немногочисленные случаи употребления суффикса -вли / -ули / -ли с наречными основами пақти ‘темно, черно’ > пақтувли ‘темный’; анана ‘завид-но’ > ананавли ‘хороший, редкий (достойный зависти)’; отглагольная деривация по анало-гичной модели представлена единичными примерами. Суффикс -ңги встречается в ограниченном круге лексем, но обнаруживает ши-рокую сочетаемость - в роли мотивирующих слов в соответствующей модели могут выступать существительные различных тематических групп. Производные прилага-тельные такой структуры выражают неконкретизированное значение ‘имеющий отношение к соответствующему предмету, существу или явлению’. Исследователи не выделяют в рассматриваемых тунгусских языках моделей, идентичных по типу семантической трансформации и словообразовательному показателю: буйу(н) ‘зверь’ > буйуңги ‘звериный’; алба(н) ‘налог’ > албаңги ‘налоговый’. Суффикс -пти II присоединяется к ограниченному кругу субстантивных основ с выраженной темпоральной семантикой. Дериваты, образующиеся по этой моде-ли, выражают общее значение ‘присущий обозначенному периоду’: боло ‘осень’ > болопти ‘осенний’; тимай ‘утро’ > тимайпти ‘утренний’; сик-сэ ‘вечер’ > сиксэпти ‘вечерний’; долбо ‘ночь’ > долбопти ‘ночной’. Наряду с данной схемой словопроизводства в ульчском языке представлена также отсубстантивная модель с суффиксом -ри, область применения которой оказывается у же: в качестве производящих слов в ней выступают только наиме-нования времен года. Образованные по такой схеме прилагательные передают семантику ‘присущий сезону, названному основой’: ӡува ‘лето, летом’ > ӡувари ‘летний’; туэ ‘зима’ > туэри ‘зимний’. Аналогичным образом в нанайском языке прилагательные, выражающие при-знак соотнесенности со временем года, образуются по двум разным моделям с суффиксами, идентичными ульчским. В. А. Аврорин подчеркивает, что это не является свидетельством избыточности словообразовательной системы, но объяс-няется различным характером деривационного значения. Нанайские производные прилагательные с суффиксом -ри определяют материальный объект как соответ-ствующий сезону, предназначенный для употребления на его протяженности. На-против, производные прилагательные с суффиксом -пти отличаются более диф-фузной семантикой (‘присущий времени года, названному основой’) и свободной сочетаемостью [Аврорин, 1955, с. 201]. Представляется возможным допустить, что подобная оппозиция характерна и для ульчской системы, хотя словарные ма-териалы не фиксируют случаев образования разноструктурных дериватов от од-ной субстантивной основы. В орокском языке также известны случаи образования прилагательных с тем-поральной семантикой путем присоединения суффикса -пти к существительным. Представлена и модель производства прилагательных от существительных при помощи суффикса -ри, однако она отличается широким смысловым диапазоном по сравнению с родственными языками: наименования временных отрезков со-ставляют здесь только одну из групп производящих слов [Озолиня, 2013, с. 52]. Различия в смысловой наполненности не позволяют с уверенностью экстраполи-ровать наличие смысловой оппозиции в моделях -пти и -ри, выявленной в нанай-ской словообразовательной системе, на всю группу языков. Основы глаголов являются основным источником ульчского адъективного словопроизводства наряду с существительными: система моделей с их участием отличается многокомпонентностью и многочисленными парадигматическими свя- зями между единицами. В общей сложности насчитывается более десяти схем образования прилагательных от глаголов. Наиболее активно в ульчской словообразовательной системе реализуется мо-дель отглагольного производства прилагательных с суффиксом -қту I. Как и употребительная отсубстантивная модель с суффиксом -чу I, она характеризует-ся обширным кругом дериватов и разнообразием в типах мотивирующих основ. Модель представлена в двух основных разновидностях. Первая характеризует-ся использованием основ переходных глаголов, обозначающих различные виды действия, направленные на объект. В сочетании с суффиксом -қту I они образуют прилагательные с семантикой ‘подвергшийся действию, названному производя-щей основой’: боки- ‘связать’ > бокиқту ‘связанный’; буқталу- ‘переломить’ > буқталуқту ‘переломанный’; дахала- ‘победить, подчинить, покорить’ > дахалақту ‘подчи-ненный, покоренный’; луқтучи- ‘протыкать, пробивать насквозь’ > луқтучуқту ‘пробитый, продырявленный’. Во второй, несколько менее распространенной вариации модели в качестве мотивирующей единицы выступает основа непереходного глагола, обозначающе-го физический процесс: сэпту- ‘ржаветь’ > сэптуқту ‘ржавый’; мада- ‘увеличиться, разбухнуть, рас-пухнуть’ > мадақту ‘разбухший, распухший, увеличенный’; қата- ‘линять, облезать’ > қатақту ‘облинявший, облезлый’; бучу- ‘коробиться, морщиться’ > бучуқту ‘покоробившийся’. Модели с суффиксом -қту и его фонологическими вариациями отмечаются также в нанайской и орокской словообразовательных системах; для обеих харак-терно аналогичное деривационное значение признака по результату действия [Аврорин, 1955, с. 202; Озолиня, 2013, с. 54-55]. Схема словопроизводства, использующая суффикс -ку I, обнаруживает явное сходство с моделью с суффиксом -қту I по смысловому наполнению, при этом отличаясь более узким кругом производящих основ и несколько меньшей частот-ностью употребления. Она имеет общий вид ‘основа переходного глагола, обо-значающая действие, направленное на объект + суффикс -ку I = прилагательное, определяющее лицо или предмет как несущий следы воздействия, названного мотивирующим словом’: гудэчи- ‘рвать, разрывать’ > гудэчэку ‘рваный, дырявый’; моркола- ‘скручи-вать’ > морколаку ‘витой, извитый’; қапсача- ‘перевязывать, забинтовывать’ > қапсачаку ‘с повязкой, перевязанный бинтом’. В близкородственных языках прямых соответствий модели с суффиксом -ку I не отмечается. Нанайская модель, использующая суффикс -ка / -кэ и содержащая смысловой компонент признака по результату воздействия, не может считаться таковым из-за специфического критерия отбора производящих слов: в качестве мотивирующих здесь выступают только основы глаголов деструктивной семанти-ки [Аврорин, 1955, с. 202]. Помимо моделей с суффиксами -қту I и -ку I в ульчском адъективном слово-образовании представлены еще две малопродуктивные схемы производства, фор-мирующие то же значение признака с оттенком результативности (‘несущий на себе следы действия, названного производящей основой’), не осложненное ника-кими дополнительными оттенками. Модель с суффиксом -қпин применяется для производства прилагательных от непереходных глаголов, модель с суффиксом -пту(н) - для переходных: -қпин: холо- ‘испачкаться’ > холоқпин ‘испачканный’; лаиқпи- ‘вывихиваться’ > лаиқпин ‘вывихнутый, повреждённый’. -пту(н): уричи- ‘загибать’ > уриптун ‘изогнутый’; ҳаралу- ‘оторвать’ > ҳа- ралупту ‘оторванный’. У образованных от глагольных основ прилагательных с суффиксом -ма / -мо / -мэ II то же ядерное значение признака по результату воздействия дополняется смысловым компонентом ‘способ производства’ за счет семантики производящей основы, которая всегда обозначает некоторый тип созидательного действия: анӡу- ‘строить, делать’ > анӡума ‘искусственный, сделанный’; н’уру- ‘писать’ > н’урумэ ‘написанный от руки’; урпу- ‘шить’ > урпумэ ‘сшитый’. В. А. Аврорин, описывая функционирование соответствующей модели в на-найском языке, указывает на ее органическое сходство с отсубстантивной моде-лью с омонимичным суффиксом (она представлена и в ульчском): в обоих случа-ях в роли определяющего признака выступает материальное происхождение предмета [Аврорин, 1955, с. 221]. Таким образом, возникновение отглагольной модели с суффиксом -ма / -мо / -мэ II, вероятно, следует рассматривать как ре-зультат переноса продуктивной схемы отсубстантивного образования на другой тип основ. Подобная тенденция ранее отмечалась и в словообразовании сущест-вительных [Горбунова, 2020, с. 19]. Представляют интерес отдельные примеры, где глагольная основа дополняется суффиксом -ха(н). В дериватах такой структуры реализуется базовое деривацион-ное значение признака по результату действия, но семантический сдвиг оказыва-ется особенно сильным и часто сопровождается метафоризацией: амбаптиӡу- ‘помешаться, сойти с ума’ > амбаптиӡухан ‘пропащий, опустив-шийся’; гвāду- ‘стать тощим, изможденным (о кете-зубатке после икромета)’ > гвāдуха ‘истощившийся, ничего не имеющий’. Наряду с моделями, смысловое ядро которых составляет семантический ком-понент ‘результат действия’, в ульчском языке отмечаются также схемы слово-производства, где соотношение производной основы с производящей строится на базе причинной связи. К таковым относятся модели с суффиксами -пси и -қта / -қтэ, имеющие схожее словообразовательное значение ‘обладающий способно-стью провоцировать действие, названное мотивирующей основой’: -пси: ӊэлэ- ‘испугаться’ > ӊэлэпси ‘страшный, опасный’; пэскэ- ‘удивляться, интересоваться’ > пэскэпси ‘удивительный, интересный’. -қта / -қтэ: булбу- ‘умереть, погибнуть’ > булбуқтэ ‘смертоносный’; вāлчу- ‘спорить’ > вāлчуқта ‘спорный, сомнительный, несуразный’; дōлди- ‘слышать’ > дōлдиқта ‘чуткий, бдительный’. Модель с суффиксом -пси отличается более обширным ареалом распростране-ния, находя прямые соответствия в нанайском [Аврорин, 1955, с. 203] и орокском [Озолиня, 2013, с. 55] языках. Крупную группу образуют модели с целым рядом различных формантов, не-сущие общее словообразовательное значение ‘склонный к состоянию, названному мотивирующей основой’. Доминирующее положение среди них занимает схема словопроизводства с суффиксом -қту II. Ее дериваты относятся к разряду качест-венных прилагательных, описывающих характеристики лица, а мотивирующие глагольные основы называют физиологические процессы, эмоциональные состоя-ния или типы поведения: али- ‘уставать’ > алиқту ‘немощный, слабый, усталый’; амасу- ‘хотеть спать’ > амақту ‘сонливый’; йэсэӊги- ‘вспотеть’ > йэсэӊгиқту ‘потливый’; йада- ‘устать, утомиться’ > йадақту ‘легко утомляющийся, слабый’; агда- ‘поверить, увериться’ > агдақту ‘доверчивый, наивный’; тихала- ‘согла-ситься’ > тихалақту ‘покорный, послушный, уступчивый’; сумэчу- ‘скрывать, таить, секретничать’ > сумэчуқту ‘скрытный’; илаӡу- ‘смущаться, стесняться’ > илаӡиқту ‘стеснительный, стыдливый’. В реализациях данной модели также отмечаются единичные примеры, в ко- торых семантика производящей основы в результате ассоциативного переосмыс-ления видоизменяется сильнее, чем предполагает прибавление смыслового ком-понента, выражаемого суффиксом, например: дэнсуву ‘трудиться’ > дэнсуқту ‘озабоченный’. Активно функционирующая в ульчской словообразовательной системе модель с суффиксом -ку II вступает с рассмотренной выше моделью -қту II в отношения полной синонимии. Оба суффикса выражают идентичное значение ‘признак по склонности к состоянию или виду деятельности’ и присоединяются к глагольным основам трёх смысловых разновидностей - называющим физиологический про-цесс, тип поведения или эмоциональное состояние. Следует отметить, что модель с суффиксом -ку II наиболее регулярно использует основы из последней группы: ӡавансу- ‘зевать’ > ӡавансуку ‘много зевающий, сонный’; упура- ‘упустить рыбу, зверя’ > упураку ‘неудачливый, упускающий случай’; бэӊсэ- ‘робеть, трусить, нервничать’ > бэӊсэку ‘пугливый, робкий, нервный’; гэвхэдэ- ‘бормотать, нервничать, психовать’ > гэвхэдэку ‘ворчливый, сердитый, неуравновешенный’; лайда- ‘надоедать, выпрашивать, навязываться’ > лайдаку ‘надоедливый’; мора- ‘кричать, реветь’ > мораку ‘вспыльчивый; беспокойный’. Отличительной чертой модели с суффиксом -псу(в)ли является избирательная сочетаемость форманта: мотивирующие основы в подобных парах называют раз-личные типы поведения, чаще всего с оценочной окраской. Дериваты, соответст-венно, несут в себе значение характеризации по образу действия: пачиӡусу- ‘капризничать’ > пачиӡупсули ‘капризный’; ургусу- ‘надоедать’ > ур-гупсувли ‘надоедливый’. Данная модель, вероятно, имеет общее происхождение с орокской, оперирую-щей суффиксом -псиули / -псули / -ули / -вли / -(у)ли, однако спектр их значений обнаруживает существенные различия. В орокской словообразовательной системе данный суффикс употребляется значительно шире, присоединяясь к основам гла-голов деятельности, проявления признака и т. д. [Озолиня, 2013, с. 55]. Мало распространенный суффикс -ӊга также употребляется для выражения семантики характеризации лица через соотнесение с определенной манерой пове-дения: имдала- ‘изловчиться, быть искусным, умелым’ > имдаӊга ‘ловкий, искусный’. Суффикс -си в исходной функции является формантом, несущим грамматиче-ское значение отрицания. Тем не менее, закрепление ряда отрицательных форм как самостоятельных единиц в ульчской лексике указывает на то, что на данном этапе в языковой системе функционирует омонимичный аффикс с полноценным словообразовательным значением. Суффикс -си фигурирует в модели производст-ва прилагательных, представленной двумя вариациями. Первая предполагает при-соединение аффикса к глагольным основам, обозначающим физические процес-сы, реже - направленные на объект действия, и образует лексемы с семантикой ‘неспособный подвергаться действию, названному производящей основой’: хōлу- ‘объехать, обойти’ > хōлуваси ‘необъезжаемый’; сэпту- ‘ржаветь’ > сэп-туси ‘нержавеющий’; суру- ‘промокнуть до нитки’ > сурэси ‘непромокаемый’. Во второй вариации в качестве производящих слов выступают глаголы эмо-циональных состояний. Введение суффикса -си формирует деривационное значе-ние ‘характеризующийся отсутствием склонности к действию, названному произ-водящей основой’: булдаӡу- ‘впасть в тоску, в уныние’ > булдаӡиси ‘решительный, неунываю-щий’; илаӡу- ‘смущаться, стесняться’ > илаӡиси ‘бессовестный’; кичэ- ‘стараться, быть прилежным’ > кичэси ‘небрежный’; қайраси- ‘жалеть’ > қайрасиси ‘безжа-лостный’. Случаи когда основы прилагательных усложняются за счет добавления дери-вационных суффиксов, немногочисленны. Как правило, словообразовательное значение в этих парах сводится к уточнению степени проявления признака, назы-ваемого мотивирующим словом. Единичность примеров такого рода в выборке затрудняет точное определение смыслового компонента, который привносит каж-дый из суффиксов. Исходя из словарных толкований суффикс -қту III сообщает признаку, на-званному производящим прилагательным, оттенок слабой выраженности, малой интенсивности: готули ‘горький’ > готулиқта ‘горьковатый’; довли ‘хромой’ > довлеқту ‘хроменький’. Семантическая наполненность модели с суффиксом -ку / -кэ может быть опи-сана только с опорой на материалы близкородственных языков. По всей видимо-сти, она сближается с нанайскими моделями, оперирующими суффиксами -ко / -ку и -кан / -кэн, которые выражают значение ‘предельная степень отрицательного признака’ [Аврорин, 1955, с. 209]. Сходство прослеживается также и в том, какие лексемы способны соединяться с суффиксами этого типа, - в обоих языках это прилагательные, описывающие габариты предмета и характеризующие их как небольшие или недостаточные: нэқтэку ‘низкий’ > нэқтэкукэ ‘низенький’; нэмдэ ‘узкий’ > нэмдэку ‘тонень-кий, узенький’. Производство прилагательных от наречий по большей части происходит сме-шанным лексико-синтаксическим способом, где в качестве словообразователь- ного показателя выступает десемантизированная глагольная форма би; аффик-сальная деривация развита значительно слабее. В выборке она представлена небольшой группой одноструктурных дериватов с суффиксом -пти I. Производя-щие наречные основы в этих парах делятся на два типа: одни обладают темпо-ральным значением, другие - пространственным: балана ‘давно, прежде, раньше’ > балапти ‘старый, древний’; тисэ ‘вчера’ > тисэпти ‘вчерашний’; тэли ‘тогда, давно’ > тэлипти ‘давнишний, прежний’; горо ‘далеко, долго’ > горопти ‘отдаленный, давний, поношенный’; ӡули ‘пе-ред’ > ӡулупти ‘передний, прежний, предшествующий’. Как отмечалось выше, модель с омонимичным суффиксом применяется и в от-субстантивном производстве. Ее деривационное значение оказывается у же, огра-ничиваясь темпоральной семантикой. Наличие связи между двумя моделями разного типа очевидно, однако однозначно определить какую-либо из них как первичную представляется затруднительным - они обнаруживают сопоставимую регулярность применения и степень закрепленности в языковой системе. В слово-образовательных системах тунгусских языков модели с суффиксом -пти также последовательно отличаются широкой дистрибуцией: в орокском формант упот-ребляется с основами существительных, прилагательных и наречий [Озолиня, 2013, с. 53, 59], в нанайском - с основами наречий и существительных [Аврорин, 1955, с. 221]. Тем не менее, близость семантики производящих лексем категори-альному значению наречия, а также большая семантическая вариативность отна-речных дериватов по сравнению с отсубстантивными может говорить о том, что в ульчском языке первичным является производство прилагательных подобной структуры от наречий, тогда как отсубстантивная модель с омонимичным суф-фиксом -пти II возникает на его базе по принципу аналогии. Числительные выступают в роли производящих слов для особого разряда прилагательных с количественной семантикой. Большую часть данной группы со- ставляют порядковые прилагательные-числительные, образующиеся путем при-соединения суффикса -й к названиям чисел первого десятка. В нанайском и орок-ском языках словопроизводство данной категории прилагательных-числительных происходит таким же способом с небольшими фонологическими различиями в аффиксальном оформлении [Аврорин, 1955, с. 239; Озолиня, 2013, с. 59]: умун ‘один’ > умуй ‘первый’; дуин ‘четыре’ > дуйи ‘четвертый’; ӡақпун ‘во-семь’ > ӡақпуй ‘восьмой’; илан ‘три’ > илий ‘третий’; надан ‘семь’ > надай ‘седь-мой’. Модель вида ‘количественное числительное + суффикс -сун = прилагательное, определяющее референт по признаку количества рядов, названного основой’, является универсальной для нанайской группы языков. В ульчской словообразова-тельной системе она, по всей видимости, применяется наименее регулярно; дери-ваты с подобной структурой находят слабое отражение в словарных материалах: умун ‘один’ > умусун ‘одинарный, однорядный; однозначный’. Производство прилагательных от местоимений представлено отдельными не-продуктивными схемами, по которым образуются закрытые ряды лексем со сме-шанной референтно-признаковой семантикой. К данному классу относятся две близкие по структуре и словообразовательному значению модели, образующие местоимения-прилагательные с семантикой принадлежности. Модель вида ‘личное местоимение + суффикс -н = прилагательное-место- имение, выражающее идею принадлежности лицу, названному основой’: си ‘ты’ > син ‘твой’; сӯ ‘вы’ > сун ‘ваш’. Модель вида ‘вопросительное местоимение + суффикс -ӊги = прилагательное-местоимение, выражающее идею принадлежности лицу, названному основой’: ӊуй ‘кто’ > ӊуиӊги ‘чей’. Помимо этого отмечаются отдельные примеры производства прилагательных-местоимений от основ местоимений путем присоединения суффикса -ачи, выра-жающего семантику идентичности: ти ‘тот’ > ти-ачи ‘такой же’. Все ульчские словообразовательные модели, использующие местоимения в качестве мотиви-рующего слова, имеют прямые соответствия в рассматриваемых тунгусских язы-ках [Аврорин, 1955, с. 250; Озолиня, 2013, с. 57-58]. Характеризуя ульчское адъективное словообразование в целом, следует отме-тить относительное многообразие источников и используемых формантов: произ-водство осуществляется от основ всех представленных в языке самостоятельных частей речи при помощи более чем двадцати пяти словообразовательных суффик-сов. Набор использующихся формантов в значительной степени совпадает с теми, которые представлены в других языках нанайской группы, однако соответствую-щие модели нередко обнаруживают различия в критериях сочетаемости аффиксов с мотивирующими основами и семантическом диапазоне производных прилага-тельных. У ряда моделей, относящихся к отсубстантивному и отглагольному классам, проявляется тенденция к расширению семантического спектра дериватов за счет производства от лексем нескольких тематических групп, а также процессов семантического переноса в производных основах. Случаи употребления слово- образовательных формантов в сочетании с основами, относящимися к другому лексико-грамматическому классу, чем в исходной модели, также встречаются в выборке, хотя отличаются несколько меньшей частотностью по сравнению с субстантивным словообразованием. Приложение Список суффиксов, использующихся при словообразовании прилагательных в ульчском языке Addendum A list of suffixes used for adjective derivation in the Ulch language -ачи ‘признак по идентичности’ -вли / -ули ‘признак по качеству (доступному для осязания)’ -й ‘признак по количеству’ -ку I ‘признак по результату действия / воздействия’ -ку II ‘признак по склонности к действию’ -ку/-кэ ‘отрицательный признак в предельной степени’ -қпин ‘признак по результату действия’ -қта/-қтэ ‘признак по способности провоцировать действие’ -қту I ‘признак по результату действия / воздействия’ -қту II ‘признак по склонности к действию’ -қту III ‘слабо выраженный признак’ -ма/-мо/-мэ I ‘признак по материалу’ -ма/-мо/-мэ II ‘признак по способу производства’ -н ‘признак по принадлежности’ -ӊга ‘признак по склонности к действию’ -ңги ‘признак по соотнесенности с предметом / лицом / явлением’ -пси ‘признак по способности провоцировать действие’ -псу(в)ли ‘признак по склонности к действию’ -пти I ‘признак по соотнесенности с временным / пространственным отрез-ком’ -пти II ‘признак по соотнесенности с сезоном’ -пту(н) ‘признак по результату воздействия’ -ри ‘признак по предназначенности для сезона’ -си ‘признак по неспособности осуществлять действие / подвергаться дейст-вию’ -сун ‘признак по числу рядов’ -ха(н) ‘признак по результату действия’ -чу I ‘признак по наличию объекта / субстанции’ -чу II ‘признак по наличию абстрактного качества’

Скачать электронную версию публикации