Sentences with uncoordinated attributes: their perception and understanding.pdf Введение Самонаблюдение как эксперимент С тех пор, как возникла такая отрасль языкознания, как психолингвистика, самонаблюдения лингвиста становятся важным источником для размышлений и выводов. Психолингвистика, правда, любит основываться на данных экспери- ментов. Но эксперименты бывают не только массовые, с десятками или сотнями испытуемых. В качестве объекта эксперимента может выступать и отдельный но- ситель языка, в том числе и сам ученый, и учащийся. Более века назад И. А. Бодуэн де Куртенэ в «Сборнике задач» [1912] задавал читателям вопросы, рассчи- танные на активное самонаблюдение и рефлексию, например: Почему я написал в данную минуту то, что написал? (Задача № 45). Чем объясняются ослышки при воспринимании и неразличение русских слов…? (Задача № 78). Если в первой фонеме слова дам и в первой и третьей фонеме слова дядя представить себе другую работу мягкого нёба, т. е. его опущение, а не поднятие, то какие получатся слова? (Задача № 91). А чуть позже идею самонаблюдения в языкознании развил Л. В. Щерба. Он даже вынес слово эксперимент в название своего доклада в 1927 г. Придавая са- монаблюдению именно такой статус, ученый подчеркивал его «громадные пре- имущества», особенно в сфере синтаксиса и лексикографии [Щерба, 1974, с. 32]. Понятно, что эти идеи были связаны с пристальным вниманием к процессам живой речи, а также с различением активной и пассивной грамматики, с поворо- том к углубленному семасиологическому анализу и т. п. Понимание речевой деятельности как сложного многоканального процесса означает взгляд на высказывание как на динамическую структуру, в ходе построе- ния которой говорящий реализует свою коммуникативную интенцию, а слушаю- щий (адресат) должен прийти к адекватному пониманию заложенного в высказы- вании смысла. Двойные связи или двоякая трактовка? В данном случае нас интересует именно то, какое место в формировании смысла воспринимаемого высказывания играет его синтаксическая организация. Мы сосредоточим свое внимание на поведении некоторых морфологически неиз- меняемых форм в составе русского предложения. И напомним тезис Ч. Хоккетта: «Для того чтобы понять, что он слышит, слушающий иногда должен произвести синтаксический анализ предложения, то есть вскрыть его грамматическую орга- низацию почти тем же самым образом, как это делает грамматист» [1965, с. 141]. Не отрицая роли грамматического анализа, мы попытаемся показать, что слу- шающий (в частном случае - читатель) в процессе восприятия соотносит форми- рующуюся у него в голове семантическую гипотезу со своим когнитивным и коммуникативным опытом и при необходимости ее корректирует. При этом оформление окончательного смысла обусловлено рядом внутриязыковых фак- торов. В 60-70-е гг. прошлого века в русском языкознании была весьма популярна тема двойных (двусторонних) связей в синтаксической структуре. Интерес к этой проблеме подогревался нуждами автоматического анализа текста (см.: [Дрейзин, 1966; Иорданская, 1967; Куно, Эттингер, 1971] и др.). Суть проблемы в том, что у словоформы в рамках одного и того же высказывания могли обнаруживать- ся два разных синтаксических «хозяина», т. е. фраза допускала два (а иногда и больше) варианта синтаксического членения. Причем языковеды подчеркивали динамическую природу данного явления, его связь с процессами, происходящими в сознании носителя языка: «Возьмем, например, предложение: Сейчас прибегал Юсуф из кишлака (Вокруг света. 1968. № 3). Пространственное глагольное слово- сочетание прибегать (прибегал) из кишлака в таком употреблении и при таком словорасположении “почти” распалось, так как словоформа из кишлака, контак- тируя с существительным Юсуф, как бы высвобождается из-под влияния глагола и начинает тяготеть к существительному. В результате обнаруживается двусто- ронняя связь: Прибегал → из кишлака и Юсуф ← из кишлака. Новая синтаксиче- ская зависимость выдвигает на первый план и новую функцию - определитель- ную…» [Валгина, 1972, с. 99]. Действительно, это вполне реальная ситуация для собеседника: выбор одного из вариантов синтаксического членения и, соответственно, одного из реконструи- руемых смыслов. Приведем в качестве свидетельства литературную цитату (сло- воформу, фокусирующую в себе явление синтаксической омонимии, мы будем выделять в составе примеров полужирным шрифтом): (1) - Маша в кого влюбилась? - напомнил Дюк. - А… в Витальку Резникова. Дура, по самые пятки. Дюк не разобрал: дура по пятки или влюбилась по пятки. Чем она пол- на - любовью или глупостью (В. Токарева. Ни сыну, ни жене, ни брату). Из комментария писательницы следует: одна отнесенность словоформы по пятки символизирует степень влюбленности героини, а другая - степень ее глупости. Смысл, очевидно, разный. Приведем также пример из газетной публикации: (2) Шведские охотники надевают на голову вместо меховых шапок красного цвета шапочки или кепки. Это предосторожность избежать не- счастного случая - в меховую шапку другой охотник сгоряча может вы- стрелить, приняв ее за зверька («Комсомольская правда». 6-12.08. 2009). Как оказывается, несогласованное определение красного цвета относится здесь не к препозитивному меховых шапок, а к постпозитивному шапочки или кеп- ки. В противном случае смысл фразы был бы совершенно искажен. Но читатель без труда обходит расставленную ловушку: меховые шапки редко бывают красно- го цвета, а вот «шапочки или кепки» - вполне могут быть. Здравый смысл помо- гает правильно расставить в высказывании синтаксические связи. В. А. Ицкович в книге о синтаксической норме отводил целый раздел «конст- рукциям, создающим возможность двоякого понимания текста» [1982, с. 168- 183]. Автор предлагал типологию ситуаций, среди которых выделялись и «конст- рукции с альтернативной зависимостью одного из компонентов»: Работа по- новому всколыхнула коллектив (Работа по-новому или по-новому всколыхнула?) и т. п. Особое внимание при этом уделялось порядку слов: препозиции или пост- позиции словоформы с альтернативной зависимостью. Аналогичные примеры анализируются и в богатой фактическим материалом монографии О. А. Лаптевой. Здесь они находят себе место среди разновидностей широко понимаемой текстовой омонимии. В том числе автора интересуют и слу- чаи, когда принципиальная возможность двоякого членения никаких коммуника- тивных затруднений не создает, типа Воры из посольства украли ваш бесценный подарок: вряд ли работников посольства можно заподозрить в воровстве. Иными словами, читатель устанавливает связь из посольства ← украли, а не воры → из посольства [Лаптева, 2009, с. 245 и др.]. Вместе с тем в поле зрения исследовательницы попадают и те высказывания, анализ которых представляет интерес скорее для синтаксиста, чем для обычного носителя языка. Так, при восприятии цитаты из газетного текста Индейцы муче обладали фантастической техникой изготовления украшений из золотых пла- стин словосочетание из золотых пластин может попасть в зависимость или от словоформы изготовления, или от словоформы украшений [Там же, с. 244]. Но - скажет читатель - какая разница? Золотые пластины служили ресурсом для юве- лирной работы или же были признаком уже готовых изделий? Это, фигурально выражаясь, - что в лоб, что по лбу. Иными словами, контекст может приглушать, замазывать остроту ситуации синтаксической омонимии. В качестве результирующей этих активных дискуссий можно принять сле- дующий вывод: перед нами не «двойная синтаксическая связь», а возможность двоякого (альтернативного) синтаксического анализа. Носитель языка должен сделать выбор в пользу одного из вариантов членения, и иногда этот выбор прин- ципиально важен для понимания целого. И даже когда смысловые варианты не расходятся так уж значительно, один из них все равно количественно доминирует над другим. Несложный психолингви- стический эксперимент, проведенный нами над цитатами, выбранными из худо- жественной литературы, показал, что одна из синтаксических связей в ответах испытуемых всегда статистически превосходила другую [Норман, 1980, с. 86]. Практика восприятия, анализа и понимания Естественно возникает вопрос: как обычный носитель языка, без специальной лингвистической подготовки и заинтересованности в ней, решает подобные се- мантико-синтаксические проблемы? По-видимому, первое, на что он опирается в таких ситуациях, - это свое понимание отражаемой в высказывании ситуации, соотносимое с предыдущим опытом. Говоря короче, это уже упомянутый здра- вый смысл. Приведем несколько литературных примеров, демонстрирующих участие здравого смысла (и соответствующего прагматического компонента) в ходе грамматического анализа, ср.: [Норман, 2016, с. 160-162]. (3) И вот семья из Сан-Франциско решила отправиться со всеми свои-ми сундуками на Капри (И. Бунин. Господин из Сан-Франциско). Скорее всего, данная цитата содержит в себе такой смысл: ʻсемья, постоянно проживавшая в Сан-Франциско, решила отправиться на Капри’. Альтернативный вариант (ʻсемья, которая постоянно проживала где-то (в не названном месте), ре- шила из Сан-Франциско отправиться на Капри’) мы отметаем по практическим соображениям. А именно: то место, где семья проживала раньше, возможно, важ- но для дальнейшей ткани повествования (Сан-Франциско - крупнейший амери- канский город. Это некоторым образом характеризует семью). Конкретная же точка, с которой началось это путешествие, вряд ли представляет интерес для чи- тателя. Если бы это было не так, писатель мог бы использовать иной порядок слов: Из Сан-Франциско семья, со всеми своими чемоданами, решила отправить- ся на Капри. Следовательно, из Сан-Франциско в цитате из И. Бунина - несогла- сованное определение к семья. (4) Коля встал, поднял руки. Хвылин профессионально и быстро ощу- пал его, но браунинга в рукаве не нашел (А. Нагорный, Г. Рябов. Повесть об уголовном розыске). От чего зависит здесь словоформа в рукаве? Не нашел где? - в рукаве или браунинга какого? - в рукаве? Очевидно, что Хвылин, обыскивая Колю, искал на его теле или в одежде просто любые опасные предметы. Он не мог знать о брау- нинге в рукаве. И естественно было бы о результатах этого досмотра сказать так: Хвылин оружия на теле не нашел. Но мы-то, читатели, соотносим данную фразу с предыдущим контекстом, и о спрятанном в рукаве браунинге знаем (об этом было сказано ранее). Соответственно «браунинг в рукаве» - это пресуппозиция, известная и подразумеваемая часть смысла. А для следующей фразы это целиком тема, которая разрешается ремой: не нашел. Общий же смысл приведенной цита- ты выстраивается такой: ʻХвылин того браунинга, что был спрятан в рукаве, не нашел’. Понимание словоформы в рукаве как несогласованного определения (а не как обстоятельства места) обусловлено, во-первых, наличием у читателя предшествующей информации, а, во-вторых, принципиальной возможностью трак- товки предложно-падежной формы имени как несогласованного определения. (5) На четвертый день на пляже познакомился он с Раюхой и предло-жил ей сплавать до буйка… (А. Арканов. Персики). Словоформу на пляже можно понять просто как обстоятельство места (позна- комился где? - на пляже), а можно - как несогласованное определение к сущест- вительному день (смысл: ʻчетвертый день, проведенный на пляже’). Для читателя разницы между этими вариантами практически нет, однако как порядок слов (ср. альтернативный словопорядок, при котором на пляже - явное обстоятельст- во: На четвертый день познакомился он на пляже…), так и реконструируемая референтная ситуация (отдыхающий все дни проводит на пляже; местонахожде-ние на пляже становится признаком этих дней) заставят его, скорее всего, выбрать второй вариант. Может возникнуть вопрос: не слишком ли сложную работу мысли мы отводим читателю? Отнюдь нет: это интуитивная и автоматическая деятельность. Мы ви- дим, что синтаксическая структура высказывания осваивается носителем языка с опорой на его реальный и вербальный опыт. В глубине выбора варианта грамматического анализа лежит соотнесение формирующегося смысла конкрет- ной фразы с когнитивным универсумом, уже заложенным в голове человека. «Ка- кой смысловой вариант важнее (выгоднее, перспективнее)?» - вот вопрос, не- осознанно присутствующий в сознании реципиента. Процитируем по сему поводу авторов принципа приоритета: «Большинство синтаксических процессов, связан- ных как с выделением тех или иных составляющих (выдвижение в престижную синтаксическую позицию, трансформация подъема, расщепление валентности), так и с их частичной или полной редукцией (всевозможные понижения, опуще- ния, совмещения), есть не просто формальная игра в синтаксическую синонимию, а механизм, специально предназначенный для приоритетного выражения прагма- тической значимости тех или иных элементов сообщения» [Бергельсон, Кибрик, 1987, с. 61]. И возможность двоякого синтаксического членения фразы - лишь частный случай развития у языка дополнительных функций, обеспечивающих человеку богатство взаимодействия со средой. А. М. Пешковский в статье 1923 года [Пешковский, 1959, с. 58] показал, что многозначность фразы как структурной единицы обусловлена тенденцией языка к экономии, а адекватный смысл достигается с учетом общности обстановки и предыдущего опыта. Фраза «А вы карандашом!» (пример А. М. Пешковского) может иметь «огромное количество значений», но в условиях конкретного рече- вого акта ее многозначность снимается. Тот же вывод применим к ситуации син- таксической омонимии - возможности двоякой трактовки синтаксических связей. Слушающий борется с коммуникативной энтропией с помощью доступных ему средств. Внутренние предпосылки, влияющие на место несогласованного определения в синтаксической структуре Но следует заметить, что в комплекс предпосылок, обусловливающих дейст- вие принципа приоритета, входят и внутриязыковые факторы. Это - мощность лексико-семантического класса слов, функциональный диапазон словоформы, роль словопорядка в данном языке, как более частный случай - статус и возмож- ности несогласованного определения и т. д. Причем данная проблема имеет определенную предысторию не только в язы- ке, но и в метаязыке - в лингвистических описаниях. А. М. Пешковский, рассмат- ривая пределы комбинаторики разных частей речи, характеризовал в своем «Рус- ском синтаксисе в научном освещении» (1-е издание - 1914 г.) среди прочих такой тип: «Существительное + примыкающее к нему наречие. Сочетания эти всецело обусловливаются глагольностью существительного. Такие сочетания, как из окна напротив высунулась голова, считаем совершенно исключительны- ми» [Пешковский, 1956, с. 339]. Сегодня ничего исключительного мы в таких сочетаниях не находим. Это - узус, закрепленный литературной нормой. Словосочетания типа дом напротив или яйца всмятку, без всякого условия «глагольности» существительного, фигу- рируют в вузовских пособиях как типичные примеры определительных отноше- ний [Белошапкова, 1977, с. 55-58; Федосюк, 2012, с. 52 и др.]. Впрочем, в других случаях определительная роль наречия при существительном признается с ого- ворками. В учебнике под редакцией Л. Л. Касаткина о наречии в роли определе- ния при существительном говорится: «малопродуктивное средство» [Русский язык, 2001, с. 691]. А С. Г. Ильенко пишет применительно к сочетаниям типа яйца всмятку как о «крайне редком употреблении при стержневом слове, которое не является отглагольным существительным» [2009, с. 76]. Естественней и чаще выступают сегодня в роли несогласованных (неморфоло- гизованных) определений предложно-падежные формы существительных. В Ака- демической грамматике читаем о выражениях типа бумага из города, дверь в сад: «Эти словосочетания - более позднего образования, чем другие именные слово- сочетания. Первоначально выражаемые ими отношения были свойственны только глагольным словосочетаниям. Предложно-именные сочетания, сначала употреб- лявшиеся только для распространения глагола (присланная из города бумага, дверь ведет в сад), позднее, с развитием и усложнением грамматического строя языка, стали употребляться непосредственно при существительном, в именных словосочетаниях» [Грамматика…, 1954, с. 245]. Таким образом, отмечаются определенные диахронические сдвиги в синтакси- ческом поведении наречных и предложно-падежных форм. Во всяком случае, со- временные тексты дают множество примеров несогласованных определений, которые требуют от реципиента определенной «восстановительной» работы и за- ставляют думать, что говорящий предварительно проделал в уме ту же работу, только в обратной последовательности. Очень часто это касается речевой реали- зации локативных (пространственных) признаков. Так, известный писатель Е. Гришковец рассказывает о том, что его детские представления о медведе были связаны исключительно с зоопарком. И добавляет: (6) Медведя не в зоопарке я повстречал позже («Реки»). Перед нами словосочетание медведь не в зоопарке, несомненно атрибутивное, но довольно непривычное для носителя языка. Оно нуждается в сильной дискур- сивной и когнитивной поддержке - в виде примерно такой пресуппозиции: «мед- веди для городского мальчика бывают только в зоопарке». Соответственно, чита- тель должен или отослать себя к предыдущему контексту, или самостоятельно реконструировать полную исходную конструкцию, например такую: Медведя [ко- торый живет на свободе, а] не в зоопарке я повстречал позже. (7) Я ежусь. Под ее пристальным, изучающим взглядом я чувствую себя жучком или мухой под микроскопом - очень неуютно (И. Одоевцева. На берегах Сены). В воспоминаниях поэтессы-эмигрантки сочетание муха под микроскопом пред- ставляет собой составную номинацию, в которой словоформа под микроскопом играет роль определения (пространственного признака). Связь чувствую себя - под микроскопом в голову читателю, очевидно, даже не приходит. Причем, вооб- ще говоря, мух не помещают под микроскоп - эти приборы имеют дело со значи- тельно меньшими объектами. Но муха под микроскопом (пусть даже метафориче- ски) - для языковой картины мира значительно более допустимое сочетание, чем чувствовать себя под микроскопом. (8) - Вы меня напугали, - продолжала она, пытаясь унять дрожь в голо- се. В этот миг она узнала его: мужчина на мосту. - Как вы сюда попали? (Р. Элли. Последнее танго в Париже. Пер. В. Скороденко). Любопытно, что если употребленное здесь выражение дрожь в голосе совер- шенно не задерживает на себе внимания читателя (это уже устойчивая коллока- ция), то сочетание мужчина на мосту содержит в себе отдельную пропозицию, отсылающую к иному временному плану. По сценарию, женщина предварительно видела этого мужчину, и это случилось на мосту. Значит, мы можем восстановить недостающее смысловое звено таким образом: это ‛мужчина [которого она перед тем видела стоящим] на мосту՚. И не стоит думать, что перед нами - речевая не- брежность или результат неудачного перевода: для русской разговорной речи по- добная компрессия вполне естественна. (9) Конечно, ни один из героев сборника Сдвижкова не Андрей Болкон- ский под дубом, но именно принципиально иной метод переживания экзи- стенциального напряжения у людей XVIII века и делает это чтение инте- ресным (еженедельник «Коммерсантъ Weekend». 05.04.2019). Слегка ироническая отсылка читателя к тексту романа «Война и мир» объяс- нима: герой Толстого именно под вековым деревом предавался судьбоносным размышлениям. Обстоятельство места под дубом превратилось в идентифици- рующий признак ситуации - определение; а все выражение Андрей Болконский под дубом стало символом состояния рефлексии, раздумья. Альтернативный ва- риант толкования, со связью ни один из героев - под дубом никому в голову не приходит. Комбинаторика лексико-грамматических классов и фразеологизация сочетаний Понятно, что в нашем случае речь идет не о возможности сочетания в речи тех или иных конкретных слов, но о комбинаторике целых лексико-грамматических классов - таких, как существительные и наречия. На эти ограничения давно ука- зывали лингвисты, говоря о «высокой избирательности главного и зависимого компонентов, каждый из которых своей грамматической и лексической семанти- кой предопределяет круг словоформ, с которыми он может сочетаться» [Бело- шапкова, 1977, с. 58]. Действительно, можно попытаться очертить наиболее «предпочтительные» лексико-семантические группы слов, склонные к функции несогласованного определения (среди них, скажем, уже упоминавшиеся названия места). Так, печка в доме или печка в сенях - стандартные атрибутивные сочета- ния «локативного» происхождения с зависимым членом - предложно-падежной формой. Но если мы встречаем, допустим, выражение печка в изразцах, то понят- но, что природа этого несогласованного определения - другая (это внешний при- знак предмета, тот же случай, что штаны в заплатах или покрывало в цветах), ср.: (10) Может, эта песня - без конца, А может - без идеи… А я строю печку в изразцах Или просто сею (В. Высоцкий. То ли в избу - и запеть…). И вариант связи строю в изразцах даже не подлежит рассмотрению: лексико- семантические классы, к которым принадлежат глагол строить и существитель- ное изразцы, не допускают такой сочетаемости. Еще пример. (11) Сначала берет оторопь, сопровождаемая негативной реакцией вни- зу организма (М. Веллер. Легенды Арбата). Предпочтение варианта связи реакция - внизу организма перед вариантом со- провождается - внизу организма может также объясняться разной степенью узу- альности соответствующих конструкций. Для существительного реакция совер- шенно естественным является распространитель со значением признака (а мы уже сталкивались с рядом примеров, в которых словоформа с первоначальным значе- нием «где» принимает на себя функцию «какой»). Для глагола сопровождаться частотной является валентность «чем», но не «где». М. В. Панов подробно разъяснял механизм лексико-грамматических ограни- чений, налагаемых на зависимое слово, на примере наречий: «В предложении Лужи быстро везде замерзали (М. М. Пришвин) - слово быстро связано примы- канием с глаголом замерзали, потому что сочетание “лужи быстро” невозможно в качестве названия, в виде грамматического единства: отприлагательные наречия на -о не сочетаются с существительными (невозможны выражения типа: “Езда быстро здесь запрещена”)» [Панов, 1966, с. 103]. Сказанное совершенно справедливо, но требует одной оговорки. Речевой ма- териал демонстрирует постепенное смягчение этих комбинаторных ограничений и расширение функциональных возможностей лексических классов. Этим и объ- ясняется неоднозначная оценка выражений типа окно напротив. Кто-то их прием- лет, а кому-то они режут глаз или слух. Кстати, и сочетаемость наречий на -о с существительными тоже не столь уж безоговорочно запрещена, ср. какое-ни- будь папиросы поштучно или билет обратно (например, «Дорога обратно» - название повести А. Дмитриева, «Чемпионы досрочно» - газетный заголовок и т. п.). Это повод к тому, чтобы заметить, как быстро меняется синтаксическая норма русского языка. Связано это, конечно, с изменением дискурсивных условий (сме- шением стилей, влиянием рекламы, распространением компьютерного обще- ния, сдвигами в социальной стратификации общества, ускорением темпа жизни и т. п.). Среди других предпосылок, формирующих сегодня положение несогласован- ного определения в синтаксической структуре высказывания, упомянем еще от- носительную свободу словопорядка и тенденцию к фразеологизации словосоче- таний. Порядок слов во многих случаях играет решающую роль. Как уже отмечалось, если фраза Семья из Сан-Франциско решила отправиться на Капри потенциально двузначна, то вариант Семья решила из Сан-Франциско отправиться на Капри снимает какие бы то ни было сомнения. И если автор все же выбирает первый вариант, то это значит, что он оставляет слушающему (читателю) не свободу вы- бора, а лишь некоторую ее иллюзию, а по сути, лишает его такой альтернативы. Двузначный вариант в противопоставлении возможному однозначному сам утра- чивает свою амбивалентность. И это касается многих подобных контекстов. По- рядок слов - сильное подспорье для «здравого смысла». Добавим, что в устной речи такую же важную роль играет интонационное членение высказывания. Что же касается фразеологизации атрибутивных словосочетаний с зависимой неизменяемой формой, то под этим процессом следует понимать приобретение словосочетанием некоторой степени речевой устойчивости. Мы могли это наблю- дать в случаях типа дрожь в голосе или Андрей Болконский под дубом. Конечно, нельзя сказать, что при этом образуются идиомы в строгом смысле слова. Но определенная «узуализация» этих выражений происходит - они обкатываются в речевой практике, становятся привычными, узнаваемыми. Еще более очевидно это в случаях вроде яйца всмятку, грудь нараспашку, картина маслом, дама с собачкой, хоккей с мячом, платье от Кардена и т. п. Во всех приведенных при- мерах зависимая форма, несомненно, играет роль несогласованного определения. Тенденции в развитии синтаксиса русского языка В принципе, в рассмотренном материале мы имеем дело с перераспределением структурных связей в высказывании: происходит некоторая «разгрузка» цен- трального глагольного узла и дополнительная нагрузка периферийных именных узлов. В связи с этим можно вспомнить одну давнюю идею (укладывавшуюся в рамки «динамического синтаксиса») о том, что словоформа в сознании носителя языка стремится к предикатной вершине, т. е. предпочитает более центральную позицию в структуре фразы. Это так называемая «центростремительная тенден- ция» [Норман, 1994, с. 203], обнаруживающаяся себя во многих случаях. Разуме- ется, речь идет о тех ситуациях, когда для словоформы вообще возможен выбор одной из нескольких потенциальных связей. Так вот в данном случае мы наблю- даем ситуацию как раз противоположную (что неудивительно, вспомним внут- реннюю противоречивость принципа приоритета). Центробежная тенденция за- ключается в том, что существительное «перетягивает» на себя словоформу, изна- чально зависевшую от глагола, и опускает ее в общей структуре фразы. Возможно, это связано с внутренним стремлением к автономизации именных групп, со склонностью к «рассыпчатости» синтаксической структуры, присущей русскому языку начиная с ХХ в. Г. Н. Акимова говорит о фактах вытеснения классического «синтагматического» типа прозы новым - «актуализирующим», для которого характерны «ослабленность синтаксических связей, сжатие и опро- щение синтаксических конструкций» [Акимова, 1990, с. 13]. Особенно наглядны эти процессы в разговорной речи: для нее характерны ассоциативные построения, слабо подкрепляемые формальными показателями связи. Отсюда они проникают и в художественные тексты, ср. две цитаты: (12) Ночью я строил планы, как Ольга в Москву устраиваться поедет и Мишу уговорю, договор о зиме на каникулы само собой (Е. Харитонов. Духовка). Для читателя понимание этой фразы не составляет большого труда, хотя по- следняя ее часть - договор о зиме на каникулы само собой - синтаксически бес- связна. Можно предположить, что этому предшествовал эллипсис значительной части фразы, а исходный ее вариант в сознании говорящего выглядел примерно так: договор о том, чтобы зимой на каникулы пригласить к себе ребенка, оста- ется в силе; это разумеется само собой. Читатель же не обязан восстанавливать весь этот развернутый вариант, он довольствуется некоей семантической «вытяж- кой»: ʻдоговор’ + ʻзима’ + ʻканикулы’ + ʻсамо собой’. Каждый компонент этого сжатого гештальта налаживает семантические мостики с соседними, а эксплицит- ный синтаксис при этом оказывается избыточным. (13) И если днем бытие освещается оловянным сиянием свыше, то вече- ром - озари все событие сам: чиркни спичкой, зажги фитиль, и лицо ху- дожника в юности на портрете в раме окна станет сразу божественно желтым (Саша Соколов. Открыв - распахнув - окрылив). Выделенный фрагмент цитаты допускает многообразную синтаксическую трак- товку. Например, здесь можно выделить связи лицо какое? - в юности или ху- дожника какого? - в юности, лицо какое? - на портрете или лицо какое? - в раме и т. д. Причем для осведомленного читателя этот словесный ряд проецируется на какие-то устойчивые коллокации, например: «Портрет художника в юности» (название романа Дж. Джойса), «Семейный портрет в интерьере» (название фильма Лукино Висконти), «Лицо в окне» (название английской пьесы) и т. п. По сути же, перед нами набор несогласованных определений, связанных между собой порядком слов и лексико-семантическими переходами: ‛художник՚ - ‛юность՚ - ‛лицо՚ - ‛портрет՚ - ‛рама՚ - ‛окно՚. Причем если смежные члены этой цепочки воплощают в себе более или менее устойчивые ассоциации, то крайние члены трудно предсказуемы. Синтаксис же данного фрагмента вообще «рассып- чат» и необязателен. Несомненно, отмеченные факты перестройки внутренней структуры высказы- вания находятся в связи со сдвигами в системе функционально-стилистических пластов языка, с упомянутым изменением дискурсивных условий: влиянием тек- стов торговой рекламы, оперативной информации и технической документации и т. п. Появляющиеся в речевом обиходе конструкции вроде сапоги Италия или котел дрова [Норман, 2013] говорят не только о расширении сферы номинатив- ных конструкций и укреплении функции порядка слов в русском языке, но и о повышении роли пресуппозитивного знания, а также об изменении способов языковой упаковки информации. Заключение Основные положения данной статьи сводятся к следующему. 1. Место несогласованного определения в синтаксической структуре русского высказывания не остается неизменным. В течение последнего столетия данная функция, обслуживаемая наречиями и падежными формами существительного (в том числе с предлогами), активизируется за счет переразложения структурных связей глагола с дополнениями и обстоятельствами. 2. Среди факторов, обусловливающих данный процесс, выделяются лексико- грамматические ограничения, налагаемые на сочетаемость главного и зависимого компонентов словосочетания, возможности варьирования порядка слов, узуализа- ция сочетаний. 3. Носитель языка, оказывающийся в ситуации, допускающей двоякую трак- товку синтаксической структуры высказывания, соотносит формирующиеся се- мантические гипотезы со своим когнитивным и коммуникативным опытом, ста- раясь выбрать оптимальный вариант (наиболее выгодный для дальнейшего разви- тия коммуникации).

Скачать электронную версию публикации