На материале выступлений в периодической печати и докладов на Первом съезде писателей Западной Сибири (1934 г.) рассматриваются мнения литераторов, педагогов и представителей партийной бюрократии о задачах и тематических приоритетах региональной детской литературы, о том, кто может быть детским писателем. Охарактеризована деятельность детской секции Западно-Сибирского комитета Союза писателей (первоначально существовала при Сибгосиздате). Сделан вывод о том, что если 1920-е гг. для сибирской детской литературы были временем активного поиска тем, образов, литературных форм, то к 1933-1934 гг. утвердился соцреалистический канон детской книги, согласно которому основные требования к художественным произведениям для детей - идеологическое соответствие, педагогический потенциал, увлекательность содержания.
How to write for children about “our land”: a version of the writers of Western Siberia in the late 1920s and early 1930.pdf Репрезентация Сибири в детской литературе - тема, которая в последнее вре-мя стала привлекать внимание как литературоведов, так и историков (см. [Абра-мова, 2016; Бондарев, 2017; Капинос, 2017; Макаренко, Полева, 2017] и др.). Представляется важным определить, с какими целями литераторы Западной Си-бири, писавшие для детей в конце 1920-х - начале 1930-х гг., актуализировали тему Сибири; какие обстоятельства влияли на дискурс региональных писателей о детской литературе; какие акторы, помимо писателей, принимали участие в об-суждении вопроса о том, какой должна быть детская литература. На мой взгляд, это не только расширит представления о литературном процессе в Сибири в пе-риод активного «огосударствления» литературы и формирования соцреалистиче-ского канона [Гюнтер, 2000, с. 283], но позволит уточнить состав авторского кор-пуса детской литературы о Сибири и на примере конкретного региона определить участие различных социальных институтов в процессе «формовки советского детского читателя». На замысел статьи оказали влияние наблюдения и выводы Х. Гюнтера [2000], Е. Добренко [1997] о формах и этапах влияния государства на литературный про-цесс в 1920-1930-е гг., о системообразующих характеристиках тоталитарной культуры и литературы как составной ее части, об истоках и интерпретациях соц-реализма начала 1930-х гг., об институтах «формовки советского читателя». Я опиралась на аргументированное мнение историков детской литературы И. Н. Арзамасцевой [2003], М. Р. Балиной [2013] о том, что детская литература с первых лет образования советского государства стала объектом его пристально-го внимания и контроля. При этом, как свидетельствуют работы М. Р. Балиной [2013], И. В. Кондакова [2008], в 1920-е гг. детская литература еще была полем экспериментов, на котором были активны разные игроки (исследователи детского чтения, создатели новой социалистической детской книги, художники-конструк- тивисты и др.), и «голос власти» звучал достаточно неопределенно, ибо первые ее документы расплывчато указывают на необходимость создания новой литературы для юношества. Ситуация кардинально поменялась после Постановления ЦК ВКП(б) от 9 сентября 1933 г. о создании издательства «Детская литература», за-крепившего за государством функции заказчика, производителя и цензора литера-туры для советских детей. Этому постановлению предшествовала эмоциональная дискуссия догматических марксистов, определявших позицию Комиссии по дет-ской книге при Народном комиссариате просвещения РСФСР (Н. К. Крупской, Э. Яновской, Е. Флериной и др.), с детскими поэтами и писателями К. И. Чуков-ским, С. Я. Маршаком и др., которая подробно описана Б. Хеллманом [2016, с. 327-334]. Суть дискуссии сводилась к критике тех произведений, которые не преследуют очевидных для юных читателей «воспитательных, агитационных или познавательных целей». Хеллманом охарактеризованы и мероприятия властных структур, в первую очередь Наркомата просвещения, в формировании советско- го социального заказа к детской литературе, раскрыта роль Н. К. Крупской, А. В. Луначарского, М. Горького в этом процессе. Мною были учтены наблюдения О. Ронена о том, что на содержание детской литературы повлияло определение соцреализма, данное А. А. Ждановым на Пер-вом съезде советских писателей в 1934 г., по которому соцреализм ставит перед собой тенденциозную воспитательную цель - «идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма» [Ронен, 2000, с. 969]. При этом отмечено, что детской литературе генетически присуще воспитательное начало, потребность в котором любознательный ребенок будет удовлетворять даже тогда, когда он обращается к яростно антидидактическим произведениям [Там же, с. 970]. С. Г. Маслинская, характеризуя авторский корпус «детского цеха» советских писателей послереволюционных десятилетий, выделила следующие мотивы при-хода в детскую литературу: 1) старт для номенклатурной карьеры (С. Михалков); 2) неудачные попытки писать для взрослых или случайные обстоятельства (П. П. Бажов, Н. Н. Носов, А. М. Волков, Л. И. Лагин); 3) шанс сохранить статус советского писателя (М. М. Пришвин) [Маслинская, 2014, с. 395]. Выводы иссле-дователя, коррелируют с материалами, собранными Г. Н. Тубельской [1970], изу-чавшей сибирскую детскую литературу 1920-х гг. Работы С. Г. Маслинской, Е. О. Путиловой позволили составить представле-ние о роли педагогов, детских писателей, чиновников образования, сотрудников Детгиза в формировании института экспертов отечественной детской книги, вы-явить общие тенденции развития критики детской литературы в СССР [Маслин-ская, 2015; Путилова, 1982]. Понимание задач и функций детской литературы людьми, причастными к соз-данию детских книг, будет неполным без обращения к советским концепциям детства 1920-1930-х гг. Я разделяю мнение Д. В. Димке, что представители рево-люционной культуры 1920-х гг. отвергали представления о детстве как утрачен-ном рае. Они строили «новый мир», и детям следовало как можно скорее повзрослеть, чтобы присоединиться к взрослым и помочь им в создании справед-ливого общества [Димке, 2013, с. 83]. Если в первое послереволюционное десяти-летие дети, в отличие от взрослых, рассматривались как неиспорченные дорево-люционной социализацией, считались наиболее подходящим материалом для создания нового человека и могли быть воспитателями взрослых, то уже с начала 1930-х гг. они должны были учиться и играть под надзором взрослых [Димке, 2013, с. 92-94]. В качестве источников мною были востребованы неопубликованные протоко-лы заседаний детской cекции Западно-Сибирского оргкомитета Союза писателей за 1933-1936 гг., стенограммы Первого съезда писателей Западно-Сибирского края (1934 г.), хранящиеся в Государственном архиве Новосибирской области (ГАНО). Для сравнения «столичной» и «провинциальной» версий задач и функ-ций детской литературы мною были привлечены опубликованные стенограммы докладов Первого съезда советских писателей (1934 г.), а также публикации «Си-бирских огней» (1922-1935), «Сибирского педагогического журнала» (1924-1935) (с 1926 г. - «Просвещение Сибири»), посвященные региональной детской литера-туре. Как выяснила Г. Н. Тубельская, первые книги для детей о Сибири, написанные представителями «местных литературных сил», стали публиковаться в первой половине 1920-е гг. По ее мнению, первой детской книгой, изданной Сибирским государственным издательством (далее Сибгосиздат) в Новониколаевске, стала сказка Л. Н. Сейфуллиной «Хехекса и плакса» (1922). По-видимому, не случайно, именно Сейфуллина вошла, наряду с представителями Соцвоса 1 и Сиббюро РКСМ, в комиссию по детской литературе, образованную Сибгосиздатом в 1921 г. [Тубельская, 1970, с. 42-43]. В том же году в Барнауле, в Алтайском отделении Госиздата, вышла первая книга Г. М. Пушкарева «Детвора». Сейфуллина так ото-звалась о ней: «Маленькая, недурно изданная книжечка, по содержанию мило-за- бавная. Автор легко скользит по быту, по детской психологии. Педагогу она не даст ничего, но интеллигентных родителей позабавит» 2. С 1924 г. Пушкарев начинает работать в Сибгосиздате и участвовать в работе детской комиссии. Примечательно, что с первых лет работы Пушкарев посредством публикаций в «Сибирском педагогическом журнале», а потом и в «Просвещении Сибири» информировал учителей и педагогическую общественность об учебной и детской литературе, издававшейся Сибгосиздатом. Так, сообщая в журнале об учеб- ной литературе, вышедшей в 1924 г., он упоминает пьесу В. П. Правдухина «Но-вый учитель» о жизни сельской школы. «Это чрезвычайно мало, но и это немно-гое, особенно вначале, издавалось в очень скверных условиях, при большой напряженности», - с горечью пишет Пушкарев 3. В своих последующих публика-циях он переходит от отчетов о проделанной работе к мобилизационным призы-вам к писателям, школьным учителям, партийцам, комсомольцам: принять уча-стие в сборе и записи материалов для будущих художественных произведений, направлять их в периодические издания, привлечь к этой работе детей. Он пред-лагает и перечень сюжетов, которые должны конструировать образ новой Сиби-ри: природа и быт края; борьба с колчаковщиной; пионерское движение; быт сельской детворы. Он советовал учителям рекомендовать школьникам следую-щие темы сочинений: «Как я участвовал в партизанском движении?»; «Как мы скрывались от белых?»; «Что натворили в нашей деревне колчаковцы?». Ото- 1 Соцвос - подразделение Наркомпроса, руководившее дошкольными учреждениями, общеобразовательными школами, социально-правовой охраной детей и осуществлявшее контроль за повышением квалификации всех работников социального воспитания. 2 Л. С. [Сейфуллина Л. Н.] Глеб Пушкарев «Детвора», Барнаул, 1922 // Сиб. огни. 1922. № 5. С. 184. 3 Г. П. [Пушкарев Г. М.] Сибирское краевое издательство // Сиб. пед. журн. 1925. № 1 (11). С. 74. бранные сочинения предназначались для отправки в местные периодические из-дания 4. «О Сибири мыслят не иначе, как о “стране собак и медведей”, о ней не знает и не будет знать подрастающее поколение. Вот здесь и хочется сказать: да-вайте создавать свою детскую сибирскую литературу, суровую, крепкую, как кондовая сибирская лиственница, со своим колоритом, со своим внутренним со-держанием», - писал он вполне в духе эпохи, приглашая в соавторы всех актив-ных современников вне зависимости от их литературной социализации да и про-фессиональной принадлежности 5. 4 П. [Пушкарев Г. М.] О детской литературе // Сиб. пед. журн. 1925. № 2. С. 98. 5 П. [Пушкарев Г. М.] О детской литературе // Сиб. пед. журн. 1925. № 1 (11). С. 97. 6 Пушкарев Г. М. Сибирь в художественной литературе // Просвещение Сибири. 1926. № 3. С. 93. В 1925 г. в русле Постановления ЦК РКП(б) «Главнейшие очередные задачи партии в области печати» от 6 февраля 1924 г., призвавшего принять меры к соз-данию советской детской литературы, Сибгосиздатом был объявлен конкурс на лучший рассказ и пьесу для детей. На конкурс поступило 20 пьес и свыше 50 рас-сказов. Ни одна из пьес не была отмечена премией, но три были одобрены («Сем-ка-чеснок» Е. Хвощинской, «Беспризорники» Г. Пушкарева, «Я буду пионерка» А. Макарова). Распределение премий за рассказы наглядно свидетельствует о те-матических приоритетах конкурсной комиссии. Первую премию получила писа-тельница из Барнаула А. Сенч за рассказ «Повстанчик» о мальчике-партизане, боровшемся с колчаковцами. Вторую - рассказ «Лита» О. Быстровой из Бурятии о жизни бурятской девочки при советской власти [Тубельская, 1970, с. 43]. Пушкарев без особого оптимизма оценил произведения, представленные на конкурс: «Сибирь очень лакомый кусок для писателя. Ее колорит, ее борьба с колчаковщиной и т. д. дали неисчерпаемый материал для писателей. Я подчер-киваю - для писателей, ибо большинство писателей не творят, а халтурят за счет богатой Сибири» 6. Отмечая востребованные темы (деятельность партизан, совет-ский быт, пионерское движение), он критиковал коллег за идеализированное изо-бражение детских домов (Голубев «Буран»), трафаретное изображение края, не-знание реалий местной жизни и природы (Голубев «Буран», Громов «Обчее дело»), нереалистичное, фальшиво-героическое изображение детей - участников партизанского движения (А. Сенч «Повстанчик», Громов «Обчее дело»), избыток кровавых сцен борьбы с белогвардейцами (А. С. Новиков-Прибой «Зуб за зуб», П. Г. Низовой «В горах Алтая») и одновременно с этим за сентиментальность, «карамельность» в изображении партизан. В 1926 г. свое видение задач детской книги излагает в журнале «Просвещение Сибири» А. М. Топоров - учитель, создатель знаменитой школы-коммуны «Май-ское утро», литературный критик из крестьянской среды. Обосновывая необхо-димость увеличения количества школьных библиотек, он называет следующие требования, которым должна удовлетворять литература для детей: 1) марксист-ская идеология; 2) серьезное, реальное содержание; 3) крайне популярное, худо-жественное изложение; 4) хорошее техническое выполнение; 5) дешевизна. Если первые два пункта Топоров считает очевидными и не нуждающимися в пояснени-ях, то, комментируя популярность и художественность, ссылается на опыт «клас-сических писателей художественной и научной литературы», которые замечательны тем, «что самые глубокие идеи облекают в простые, доступные, образные формы языка» 7. 7 Топоров А. В поход за школьной книгой (В порядке постановки вопроса) // Просвеще-ние Сибири. 1926. № 6. С. 39. 8 Бочаров Т. Забытый вопрос // Просвещение Сибири. 1926. № 6. С. 44. 9 Просвещение Сибири. 1926. № 6. С. 43. 10 Фрумкина Е. Кадры детской литературы // Книга детям. 1930. № 2-3. С. 3. Параллельно с обсуждением требований к современной детской литературе писателями и педагогами ставился вопрос о том, кто будет создавать произведе-ния для детей. Так, Т. Бочаров на страницах того же журнала в статье с «говоря-щим» названием «Забытый вопрос» агитирует включиться в процесс создания сибирской детской литературы - как учебной, так и художественной, и научно-популярной, - отделы Географических обществ в крупных сибирских городах, университетских ученых и сибирское учительство. Использовать сам журнал «Просвещение Сибири», газету «Юный ленинец» для мобилизации читателей на борьбу с «книжным голодом» 8. Показателен редакционный комментарий к статье в форме обращения к подписчикам: 1) содействовать созданию сибирской дет-ской книжки; 2) разоблачать подлинную макулатуру, которую дают некоторые «писатели» о Сибири, не зная Сибири 9. Таким образом, читателям предлагали одновременно освоить роли авторов, критиков и цензоров детской литературы, что соответствует не только общероссийской тенденции партийной мобилизации в литературу, но и стремлению вовлечь читателей в процесс воспитания «пра-вильных» советских писателей. Так, со страниц столичного журнала, специализи-ровавшегося на освещении вопросов детского чтения, «Книга детям» Е. Фрумки-на доказывала необходимость изменения системы работы литвузов, литфаков и редакций издательств, для того чтобы обеспечить «приток новых кадров из глу-боких слоев рабочих масс», а также целесообразность привлечения тех культур-ных работников, которые «выросли из интеллигентных слоев», но «были придав-лены царизмом» и не обладают боевой закалкой пролетариата. По мнению автора, в «огне строительства, бок о бок с рабочими и крестьянами многие из легкомыс-ленно заклейменных штампом буржуазности» станут «настоящими помощниками рабочего класса в строительстве нашей культурной жизни» 10. На региональном уровне стимулом к такого рода обращениям стало постановление бюро Сибкрай-кома от 8 февраля 1927 г. В нем говорилось: «Отмечая распыленность литератур-ных работников Сибири и почти полное отсутствие идеологического влияния и руководства партии среди них, считать необходимым усиление работы Сибир-ского союза писателей как основной организации литераторов… В целях укреп-ления коммунистического ядра в Союзе писателей считать необходимым вхожде-ние в Союз всех коммунистов-литераторов» (цит. по: [Парамонов, 1977, с. 186]). Представляется продуктивным рассматривать вслед за И. А. Калининым призывы к литературной мобилизации как попытку речевой инициации прежде «немых» угнетенных, когда подчинение осуществляется не через речевую социальную «немоту», а через настойчивое побуждение к речи; не через лишение права гово-рить, а, наоборот, через конституирование обязанности говорить [2012, с. 602]. При этом сибирские писатели, критики, педагоги, как и их столичные коллеги, пытались создавать образцы того, что и как должен говорить о социалистической Сибири этот подвергающийся одновременно социальному освобождению и дис-курсивному подчинению человек. Впоследствии, в 1934 г. призыв к мобилизации в детскую литературу был официально провозглашен с трибуны Первого съезда советских писателей С. Я. Маршаком: «Мы уверены, что среди наших ученых, изобретателей, инженеров, красноармейцев, моряков, машинистов, охотников, летчиков найдется не мало людей, одаренных наблюдательностью, художествен-ной памятью и воображением. Эти люди сумеют передать детям огромный опыт... часто неведомый профессиональным литераторам» 11. 11 Маршак С. Я. Содоклад С. Я. Маршака о детской литературе // Первый Всесоюзный Съезд советских писателей. 1934: Стенографический отчет. Репринтное издание 1934 года. М., 1990. С. 24. 12 Орловский И. Н., Вейсберг Г. П., Пушкарев Г. М. Сибирь в художественной литерату-ре. М., Л.: Госиздат, 1927 // Просвещение Сибири. 1927. № 4. С. 108. 13 Пушкарев Г. М. Письмо в редакцию // Сиб. огни. 1927. № 2. С. 254. Наряду с конкурсами на лучшую детскую книгу, попыткой компенсировать нехватку литературы о Сибири и предложить образцы сибирского литературного канона, можно считать издание сборника хрестоматийного типа (в этом качестве он был рекомендован для учащихся школ второй ступени) Г. П. Вейсберга, Г. М. Пушкарева «Сибирь в художественной литературе» (М., Л.: Госиздат, 1927). Сборник включал в себя отрывки из художественных произведений о крае, объеди-ненные в следующие тематические разделы, являвшиеся с точки зрения составите-лей самыми значимыми: 1) туземная Сибирь и сибирская старина; 2) кандальная Сибирь и приискатели; 3) крестьянская Сибирь до революции и переселение; 4) революционное движение в Сибири и гражданская война; 5) новая Сибирь. В числе авторов А. С. Пушкин, Ф. М. Достоевский, Н. А. Некрасов, А. П. Чехов, Н. М. Ядринцев и др. «Новую» Сибирь представляли тексты Л. Н. Сейфуллиной, В. Я. Зазубрина и др. В рецензии на сборник И. Н. Орловский высказал сомнения в критериях отбора произведений (недоумение рецензента вызвало, к примеру, отсутствие в списке авторов П. Л. Драверта, И. В. Федорова-Омулевского), заме-чания по поводу соразмерности разделов и отсутствия методического сопровож-дения текстов (вопросов и заданий). «Книга, по нашему мнению, в основных сво-их разделах недоработана и сделана наспех… Книга методически совершенно не проработана и в этом отношении представляет сырой материал», - констатирует рецензент 12. Судя по всему, Пушкарев и сам был не особенно доволен сборни-ком. Так, он пишет, что «книга вышла из печати в совершенно искаженном про-тив оригинала виде» 13, оправдывается за ошибки в фамилиях авторов, а также за то, что из текста выпали произведения И. В. Федорова-Омулевского, А. Е. Ново-селова, С. И. Исакова и др. Произведения, помещенные в сборник, конечно, нель-зя отнести к детской литературе. Но, несомненно, как и многие другие тексты «школьного канона», они относятся к «взрослым» книгам в круге детского чтения и формируют литературный вкус и пристрастия учащихся, поэтому важно, кого Г. М. Пушкарев как детский писатель, сотрудник издательства и критик детской литературы в одном лице считал достойным для изучения в массовой школе. Параллельно сибирские литераторы активно сотрудничают в «Сибирском дет-ском журнале» (1928-1931 гг.; с июля 1928 г. выходил под названием «Това-рищ»), воплощавшем, как показано К. В. Абрамовой [2016] и Е. В. Капинос [2017], авангардные идеи советской пропаганды, при помощи «литературы фак-та» конструировавшим новые пропагандистские мифы о Сибири. Именно детские журналы, находящиеся под влиянием ЛЕФовских идей, стали территорией репре-зентации своего, уже достаточно известного к тому времени, литературного «я» детской аудитории для М. А. Кравкова, Г. М. Пушкарева, В. Д. Вегмана, Г. А. Вят-кина, А. М. Топорова и др. В 1933 г. в «Сибирских огнях» выходит обширная статья детской писательни-цы, члена детской секции Западно-Сибирского организационного комитета Союза писателей К. Н. Гайлит. Статья начинается уже традиционным для изучаемого периода утверждением о том, что детских книг о Сибири ничтожно мало. Однако перечень образов нового социалистического края, достойных пера детских писа-телей, существенно увеличивается: «Сибирь перестраивается. Сносятся вековые таежные массивы, уступая место индустриальным гигантам… В великом напря-жении ударных строек, в ломке межей, чересполосицы, в коллективе, на колхоз-ных полях, в ожесточенной классовой борьбе стирается вековая грань, межа горо-да и деревни» 14. Всю детскую литературу о Сибири Гайлит делит на две группы: 1) произведения сибирских писателей о крае; 2) тексты не сибиряков (в их числе она упоминает В. В. Бианки «Аскыр», Д. Альтаузена «Якутенок Олеська», С. А. Ауслендера «Ромка», Л. И. Гумилевского «Золотой узел», Н. И. Леонова «В горных долинах Алтая», «Охотники» и др., П. Г. Низового «В горах Алтая»). Основным объектом внимания автора становится литературное творчество писа-телей-сибиряков: Г. А. Вяткина, Г. М. Пушкарева, М. А. Кравкова, А. А. Кузнецо-вой, В. А. Зверева, М. Таежного. Критикуя коллег, Гайлит предлагает свое виде-ние задач детской литературы и требований к детскому писателю: 1) детский писатель не просто занимательный рассказчик вещей… не обремененных нагруз-кой положительного воспитательного содержания, он мудрый и вдумчивый про-водник ребенка в большой, новый мир реальных вещей, людей и отношений; 2) задача писателя - вместе со школой и детскими организациями готовить ны-нешних пионеров к построению бесклассового общества, показывать Сибирь так, чтобы этот «показ волновал юного читателя, ставил перед ним какие-то пробле-мы, вызывал яркие, горячие мечты, помог ребенку широко развернуть свою твор-ческую энергию во всех направлениях»; 3) не в форме прописной морали приви-вать детям марксистско-ленинское мировоззрение, надо писать «без душного трафарета, сюсюкания и срывов»; 4) нужно смелее обращаться к сюжетам рево-люционного прошлого, показывать Сибирь социалистическую, но не в виде «хо-дячего энциклопедического справочника», а в занимательной форме 15. Клеопатра Никифоровна пишет и о работе уже упомянутой детской секции, которая занима-лась чтением и обсуждением произведений для детей, отклоняла или рекомендо-вала их к публикации в Сибгосиздате, выполняя таким образом функции критики и цензуры. Секция привлекала к сотрудничеству не только профессиональных или начинающих литераторов («отыскивание, открытие новых писательских кад-ров - ближайшая задача секции»), но и педагогов, работников детских коммуни-стических организаций, библиотекарей, сотрудников Новосибирского ТЮЗа. 14 Гайлит К. Н. Заметки о детской литературе // Сиб. огни. 1933. № 5-6. С. 150. 15 Там же. С. 150-156. 16 ГАНО. Ф. 1597. Оп. 1. Д. 29. Л. 33. Протоколы заседаний секции за 1933-1936 гг. дают возможность выяснить ее состав, основные направления деятельности, а главное понимание ее участниками задач детской сибирской литературы. Членами секции в эти годы были К. Н. Гай-лит, А. И. Герман, Е. К. Стюарт, А. Р. Пугачев, П. В. Гинцель, С. Х. Баранов, М. А. Кравков, В. И. Мрачковский, Г. М. Пушкарев, В. А. Зверев, А. А. Кузнецо-ва, Г. А. Вяткин, Ю. Мориц 16. В «читках» принимали участие представители Крайоно и Горбюро пионерской организации, педагоги-словесники. Протоколы обсуждений текстов коллег создают впечатление неформальной и критичной атмосферы. Так, автору книги стихов «Звери» И. А. Мухачеву адресовали замеча-ния за то, что «непонятна целевая установка автора», а стихи не реалистичны, противоречат действительности. Пейзажи лубочны, охотник не разоблачается автором за свои выдумки, текст нуждается в серьезной переделке 17. Основаниями для критики становились бессюжетность; отсутствие в произведении воспита-тельных установок; аполитичность или «политическая неверность»; бессмыс- ленность, «картинность» выражений; несоответствие возрасту. Таким образом, детская книга должна была соответствовать следующим критериям: 1) быть ди-дактичной; 2) познавательной; 3) политически грамотной; 4) не содержать факти-ческих и стилистических ошибок; 5) быть понятной детям. 17 ГАНО. Ф. 1597. Оп. 1. Д. 29. Л. 9-10. 18 Там же. Л. 23 - 23 об. 19 Там же. Д. 34. Л. 1. 20 Там же. Д. 33. Л. 53. 21 Там же. Д. 36. Л. 58. Возвращаясь к направлениям деятельности секции, отмечу среди них встречи с читателями, участие в конкурсах детского творчества, выступления в периоди-ческой печати и на радио с рассказами о новых детских книгах сибирских авто-ров, организация литературных кружков в школах № 12 и 36 Новосибирска и т. д., т. е. писатели стремились воспитывать своих читателей. С точки зрения выявле-ния особенностей «говорения» сибирских писателей с детьми показательно обра-щение к пионерам на творческом вечере детской секции в Новосибирском ТЮЗе 25 января 1934 г.: «Вы совершенно правы, когда требуете от писателей интерес-ной детской книги. Советские писатели пока дали вам немного очень хороших детских книг. Вся беда в том, что у нас не было еще создано тех условий, при ко-торых можно было бы продуктивно писать, работать над детской книгой... По постановлению Центрального Комитета партии от 23 апреля 1932 г. в корне из-менено это положение, оно создало новые условия для писателя, призвало писа-теля к творческой работе, к созданию новой советской книги. Писатели Западной Сибири, молчавшие долгие годы, сейчас включились в работу над детской кни-гой» 18. Сочетание риторики партийных чисток с констатацией недостатков и ра-порта о проделанной работе характерно и для других публичных обращений к детям сибирских писателей. Вопрос о детской книге для сибиряков стал одним из злободневных на Первом съезде писателей Западной Сибири в июне 1934 г. От имени детской секции вы-ступала К. Н. Гайлит. Она подчеркнула, что детские писатели почувствовали партийное внимание раньше, чем «взрослые», поскольку постановление ЦК по поводу «Молодой гвардии» было в 1933 г. на несколько месяцев раньше, чем постановление о литературной организации РАПП 19. Попутно замечу, что на съезде именно РАППовцы обвинялись в том, что детской литературе почти не уделялось внимание (доклад Ф. А. Березовского) 20. Председатель оргкомитета по созданию краевого отделения Союза советских писателей А. А. Ансон утвер-ждал, что в течение нескольких лет в Сибири все более или менее удовлетвори-тельные произведения вызывали возражения со стороны «левых загибщиков», которые задавали тон на фронте детской литературы 21. Гайлит констатировала, что сибирская детская литература «еще не успевает за бегом большевистских пятилеток» ни в количественном, ни в качественном отношении. В отличие от своей ранее упомянутой статьи, где речь шла о собст-венном видении задач детского писателя, в докладе она ссылается исключительно на партийные требования к литературе: «Партия требует, чтобы детская литера-тура дала такие книги, которые помогли бы партии воспитать в коммунистиче-ском духе молодое поколение, чтобы оно было готово к предстоящим боям, полу-чив крепкую зарядку в этом и прочную базу в смысле знаний для побед» 22. Объ-Объектами критики докладчицы стали не только сибирские писатели, пишущие для детей мало («в 1932 г. было издано в Сибири две детских книги, в 1933 г. - две детских книги) и создающие сухие, не отвечающие запросам ребенка произ-ведения, но и газета «Советская Сибирь», журнал «Сибирские огни», уделявшие недостаточно внимания детской литературе. Обвинения в антипартийном поведе-нии были адресованы библиотекарям, не «продвигающим» произведения сибир-ских писателей. Позволю себе привести фрагмент стенограммы, свидетельст-вующий об эмоциональном модусе доклада: «Накануне съезда, когда у меня доклад был подготовлен, я захотела узнать в детской библиотеке - есть ли отзывы ребят о сибирских детских писателях. Я считала, что приду в советское учрежде-ние, которое возглавляется Крайоно, что во главе этого учреждения находится коммунист, который знает политику партии в отношении писателей. Но я полу-чила ответ очень знаменательный - мы сибирских детских писателей к читателям не продвигаем. 22 ГАНО. Ф. Р-1597. Оп. 1. Д. 34. Л. 2. 23 Там же. Л. 13-14. 24 Там же. Ф. Р-272 (Яновский Н. Н.). Оп. 1. Д. 419. Л. 30, 34. 25 Там же. Л. 66. - Почему? - Потому, что не считаем их квалифицированными. - Кого вы продвигаете? - Классиков. - Кого же, например, Вяткина не считаете квалифицированным? - Не считаем. - Гинцеля, Пушкарева? - Не считаем квалифицированными. Это - антипартийный поступок, потому что партия требует развития всемерно продукции советского писателя. Горький обращается к ребятам Советского Союза с просьбой, чтобы они писали, что хотят читать, а кабинет детского чтения закры-вает произведения детских авторов. Если Крайоно здесь не повинен, пусть ударят по тем лицам, которые проводят такую политику, умышленно закрывая перед ребятами книжки сибирских писателей» 23. В этом фрагменте примечательна не только ссылка на Горького, который становится к началу 1930-х гг. главным классиком и основным теоретиком детской литературы, но и позиция «надзирать и наказывать», которую с опорой на «линию партии» присваивает себе детский писатель. Характерна и милитаристская риторика, используемая значительной частью выступавших (Л. Н. Эльбакьянц: «Попрошу… изъять эту книжку “Мо-лочный колхоз” как совершенно враждебную нашей детворе»; «Каков фронт на-шей борьбы?» 24; А. А. Ансон: «Наша детская литература и наша критика это два наиболее отсталых участка работы на нашем писательском фронте» 25; и др.). Выступления литераторов, писавших для детей, позволяют составить пред-ставление об их тематических приоритетах, творческих планах и проблемах. В числе последних назывались чрезмерное вмешательство критиков в процесс редактирования детских книг (Г. А. Вяткин, В. А. Итин), тяжелые условия работы. Типично в этом смысле выступление П. В. Гинцеля, который с горечью гово-рил: «Прежде всего мешала служба в двух учреждениях. У меня дьявольская нагрузка: с 9 до 4 в учреждении, а с 8 вечера до 2 ночи - литературная работа. При таких условиях работать было очень тяжело, такая нагрузка страшно утомля-ла, выматывала и, конечно, в значительной мере снижала продуктивность. При-ходилось писать уже истрепанным и вызвать свежие образы было очень трудно. В последнее время к этому присоединилась угроза выселения из квартиры… Но самое главное, это оторванность от новой жизни. У меня тематика преимуще-ственно сельская, а я в продолжение 10-ти последних лет в деревне был в общей сложности каких-нибудь девять месяцев? Откуда же я мог черпать живой мате- риал?» 26. 26 ГАНО. Ф. Р-1597. Оп. 1. Д. 35. Л. 78. 27 Там же. Д. 36. Л. 58. В большинстве докладов звучало мнение о том, что детская литература - сла-бое звено «литературного цеха» сибирских писателей, и в этом были солидарны и сами литераторы, и представители партийной и педагогической бюрократии (хотя из официальных откликов о съезде в периодической печати это утвержде-ние практически исчезло). Однако принимаемая единодушно, судя по докладам, мысль о том, что детская литература должна «правильно», по-социалистически, освещать новую реальность, сочеталась с пониманием необходимости того, чтобы тексты были интересными, познавательными. «Мы не можем кормить детей скучными “политграмотными” книжками, которые нам рекомендовали отдельные редакторы, рецензенты и критики, мы должны им дать интересный, увлекатель-ный художественный материал, на котором они могли бы учиться», - говорил под аплодисменты участников съезда А. А. Ансон 27. Несколькими неделями позже эту мысль похожими словами сформулировал С. Я. Маршак в докладе на Первом съезде советских писателей, что свидетельствует, как и публикации специализи-рованных журналов «Детская литература», «Книга детям», о точках соприкосно-вения в понимании задач детской литературы у столичных и провинциальных литераторов. Во второй половине 1930-х гг. дискуссии о задачах, темах, образах детской литературы в западносибирском сообществе детских писателей и педагогов прак-тически прекратились, это связано как с утверждением соцреалистического кано-на в детской литературе, так и с тем, что значительная часть их участников была репрессирована (к примеру, А. М. Топоров) и расстреляна (А. А. Ансон, Г. А. Вят-кин, К. Н. Гайлит, В. А. Итин, М. А. Кравков, В. А. Зверев, В. Д. Вегман). Итак, со второй половины 1920-х гг. на страницах «Сибирских огней» и «Си-бирского педагогического журнала» начинается обсуждение вопроса о том, кто и как должен конструировать образ Сибири для детей. Репрезентационным карка-сом новой Сибири стала идея перехода от Сибири каторжной, места угнетения крестьян и инородцев, к Сибири, героически сражавшейся с колчаковцами в годы Гражданской войны, а затем территории борьбы с кулачеством и строительства новых социалистических городов-заводов. Как и в столичных специализирован-ных журналах «Книга детям», «Детская литература», представителями местного литературного сообщества, педагогами, партийными чиновниками отстаивалась идея партийной мобилизации в детскую литературу. К началу 1930-х гг. форми-руется перечень требований к детской литературе, которая должна воспитывать строителей коммунистического общества, выполняя одновременно идеологическую и дидактическую функции, быть интересной и познавательной для детей. При этом дети рассматривались как маленькие взрослые, которые быстрее, чем взрослые усваивают нормы нового социалистического мира.
Хеллман Б. Сказка и быль. История русской детской литературы. М.: НЛО, 2016. 560 с.
Парамонов С. У истоков новой литературы (Сибирский Союз писателей) // Сиб. огни. 1977. № 10. С. 184-190.
Путилова Е. О. Очерки по истории критики советской детской литературы, 1917-1941. М.: Дет. лит., 1982. 175 с.
Тубельская Г. Н. Из истории детской литературы Сибири в 20-е годы // Тр. Вост.-Сиб. гос. ин-та культуры. Улан-Удэ, 1970. Т. 6. С. 37-87.
Ронен О. Детская литература и социалистический реализм // Соцреалистический канон. СПб.: Академический проект, 2000. С. 969-979.
Маслинская С. Г. Михаил Абрамович Гершензон: профиль критика детской литературы в 1920-1930-е гг. // Детские чтения. 2015. Т. 8, № 2. С. 65-75.
Маслинская С. Г. Нужен ли детский писатель? (К истории становления советской детской литературы) // Детские чтения. 2014. Т. 6, № 2. С. 381-398.
Кондаков И. В. Детство как убежище, или «Детский дискурс» советской литературы // Какорея. Из истории детства в России и других странах. М.; Тверь: Научная книга, 2008. С. 138-167.
Макаренко Е. К., Полева Е. А. Итоги и перспективы исследования современной сибирской литературы для детей и юношества (отчет по гранту РГНФ и администрации Томской области) // Вестник ТГПУ. 2017. № 2 (179). С. 128-134.
Калинин И. Угнетенные должны говорить: массовый призыв в литературу и формирование советского субъекта, 1920-е - начало 1930-х гг. // Там, внутри. Практики внутренней колонизации в культурной истории России. М.: НЛО, 2012. С. 587-663.
Капинос Е. В. Пропагандистские мифы в «Сибирском детском журнале»: ученики Ленина, пионеры на камлании, Тельбес // Сюжетология и сюжетография. 2017. № 1. С. 63-78.
Добренко Е. А. Формовка советского читателя: социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Академический проект, 1997. 320 с.
Димке Д. Ребенок-ангел vs ребенок-герой: некоторые замечания по антропологии педагогики // Детские чтения. 2013. Т. 3, № 1. С. 74-99.
Гюнтер Х. Тоталитарное государство как синтез искусств // Соцреалистический канон. СПб.: Академический проект, 2000. С. 7-15.
Бондарев А. Г. Детская литература Иркутской области: сибирский миф ХХ века // Литература в школе. 2017. № 10. С. 31-33.
Балина М. Р. Советская детская литература: несколько слов о предмете исследования // «Убить Чарскую…»: парадоксы советской литературы для детей, 1920-е - 1930-е гг. СПб.: Алетейя, 2013. С. 7-19.
Абрамова К. В. Сибирский детский журнал: темы, мотивы, редакционная тактика // Сюжетология и сюжетография. 2016. № 2. С. 166-176.
Арзамасцева И. Н. «Век ребенка» в русской литературе 1900-1930. М.: Прометей, 2003. 404 с.