Сопоставительному анализу подвергаются фразеологизмы переселенческих говоров Низовой Печоры и общерусские фразеологические единицы идентичной семантики (при варьировании формы) или идентичной формы (при варьировании значения). Рассматривается фонетическая, словообразовательная, морфологическая, синтаксическая, лексическая, конструктивная, квантитативная и семантическая вариантность. Раскрываются перспективы сопоставительного анализа для уточнения этимологических версий, установления образной основы устойчивых выражений, описываются особенности печорских вариантов общерусских фразеологизмов, обусловленные консервацией архаических явлений и длительным обособленным существованием говора в условиях межъязыковых контактов.
Dialect versions of the all-Russian phraseological units in dialects of Local Pechora.pdf Русские говоры Низовой (Нижней) Печоры - это говоры территории позднего заселения, говоры вторичные. Формирование говоров вторичного образования разворачивается на базе уже сложившихся диалектных типов в условиях интен-сивных междиалектных, а часто и межъязыковых контактов [Баранникова, 1975, с. 22]. Письменные источники свидетельствуют о появлении русского народа в бассейне Печоры в XII-XVI вв. Усть-Цилемская слободка, образованная в 1542 г., стала вторым после Пустозерска (1499 г.) русским поселением на Нижней Печоре. Население этого края было смешанным, коми-русским, тем не менее большинство жителей осознавали себя русскими, т. е. «русское самосознание (и, следовательно, язык) преобладало, несмотря на сложное этническое происхождение переселен-цев» [Бернштам, 2001, с. 79-80]. В конце XVII - начале XVIII в. на Печоре появ-ляется новая миграционная волна, вызванная движением старообрядчества. Устойчивость устьцилёмов как этноконфессиональной группы, по мнению Т. И. Дроновой, объясняется тем, что контакты между представителями усть-ци-лемской группы и двумя соседними этническими анклавами (ненцами и коми) носили сугубо рациональный характер и были ограничены очевидными культур-ными барьерами [Дронова, 2018, с. 78]. В целом возникновение печорских говоров в качестве самостоятельного диа-лектного образования относят к XV-XVIII вв. Островное положение печорских говоров способствовало, с одной стороны, консервации архаических явлений, с другой - своеобразному внутрисистемному развитию этих говоров. По своим языковым особенностям говоры Низовой Печоры - это достаточно однородные говоры архангельского (поморского) типа [Ли, 1992, с. 18-21]. Основной пласт фразеологии печорских говоров составляют единицы, «в раз-ного рода вариантах широко распространенные не только в печорских, но и в дру-гих севернорусских говорах. Многие фразеологизмы известны и на иных терри-ториях распространения русского языка - не только на Севере» [ФСРГНП, т. 1, с. 4] 1. Отнесение устойчивого оборота к локальным (или региональным) ослож-няется тем, что фразеология лингвогеографическим методом почти не изучалась [Ивашко, 1981, с. 6]. 1 Таким образом, в статье не утверждается уникальность печорских вариантов обще- русских фразеологизмов, констатируется лишь факт их употребления на территории рас- пространения печорских говоров. 2 Общерусские фразеологизмы приводятся по [ФСРЯ, ФСРЛЯ, СТСИ, БСРП, БСП, СРПП] и др. Дополнительные ссылки на эти источники, как правило, не делаются. Описывая фразеологические единицы (ФЕ) русских говоров Республики Коми, к числу которых относятся и печорские говоры, И. А. Кобелева выделяет ФЕ, ко-торые не отличаются от общенародных фразеологизмов, обороты, соотносящиеся с общерусскими ФЕ, но отличающиеся от них по некоторым параметрам, и ФЕ, не известные литературному языку [Кобелева, 1999, с. 8-12]. Особый интерес для исследователя представляют две последние группы фразеологических единиц - уникальные ФЕ и вариантные ФЕ. Но поскольку осуществить анализ региональ-ных фразеологизмов невозможно без отграничения их от вариантов общерусских оборотов, остановимся именно на них. Фразеологизмы одного говора относительно сочетаний других говоров и фра-зеологизмы отдельных говоров по отношению к общенародным оборотам счита-ются вариантами [Мокиенко, 1989, с. 23-24]. В научной литературе принято раз-граничивать формальное и лексическое варьирование (см.: [Молотков, 1977, с. 69-86; Мокиенко, 1989, с. 29-37]). Детальные классификации представлены в работах Е. И. Дибровой [1979] и В. П. Жукова, А. В. Жукова [2006, с. 179-191], которые выделяют (с некоторыми отличиями) фонетические, словообразователь-ные, лексические, морфологические, конструктивные, синтаксические и количе-ственные варианты. В. И. Зимин считает целесообразным разграничить семанти-ческие варианты (вариантность в плане содержания) и формально-структурные варианты (вариантность в плане выражения) [1972, с. 71]. Среди причин фразеологической вариантности ученые называют: 1) противо-речие между расчлененной формой и семантически целостным содержанием фра-зеологизма [Жуков, 1972, с. 25]; 2) исторические процессы возникновения фразеологизмов (большинство фразеологизмов первоначально были свободными сочетаниями, поэтому заменяемость компонентов была для них естественна) [Мо- киенко, 1989, с. 16]; 3) для региональной фразеологии - устная форма существо-вания диалектной речи [Ивашко, 1981, с. 66]. Применяя классификации вариантов фразеологизмов, ставшие уже традици-онными, к печорскому фразеологическому фонду, рассмотрим вариантность фра-зеологизмов, которые употребляются на территории распространения говоров Низовой Печоры, и общерусских фразеологических единиц 2. Несомненную сложность в описании локальных (региональных) фразеологизмов представляет отмеченное многими специалистами разграничение узуальных и окказиональных вариантов фразеологических единиц. Тем не менее все анализируемые в статье печорские устойчивые обороты зафиксированы во «Фразеологическом словаре русских говоров Нижней Печоры» (составитель Н. А. Ставшина) [ФСРГНП] и подтверждены многократными примерами употребления; значения печорских фразеологизмов приводятся по упомянутому словарю без дополнительных ссылок на него. Отдельные ФЕ зафиксированы также во «Фразеологическом словаре рус-ских говоров Республики Коми» И. А. Кобелевой [ФСРГРК]. 1. Фонетическая вариантность обусловлена в первую очередь чередования-ми гласных звуков, восходящими либо к праславянским качественно-количест- венным чередованиям 3: ни слыху ни дыху (печор.) - ни слуху ни духу (общерус.); в рот не бирать - не брать в рот; либо к древнему изменению /е/ в /о/ 4: со дня на дён - со дня на день. 3 Чередование [ы] // [у] в корнях слых- / слух-, дых- / дух- объясняется древним чере- дованием монофтонга *ū с дифтонгом *оṷ (*ū // *оṷ), ср.: слышать, слух; дышать, дух. Общеславянские корни -бир- / -бр- (-bīr- / -bĭr-) претерпевают количественное чередование монофтонгов [и] // [ь] < *ī // *ĭ. 4 В печорских говорах изменение /е/ в /о/ в положении после мягкого согласного перед твердым охватило более широкий круг лексики в сравнении с литературным языком [Ли, 1992, с. 58]. 5 Переход твердых шипящих в свистящие ([ш] → [с]) в печорских говорах представлен малочисленными фактами [Ли, 1992, с. 41]. Наречие наросне может употребляться и вне оборота: С сенокосу идеш, напотеш, дак наросне ешшо купаессе [СРГНП, т. 1, с. 457]. 6 Слово долонь до сих пор употребляется в печорских говорах в своем прямом значе- нии: Без вачег долони болят, мозоли будут [СРГНП, т. 1, с. 184]. 7 В печорских говорах слово мураш до сих пор употребляется в значении ‘муравей’: Тут фсё муравьишша, мурашы жывут [СРГНП, т. 1, с. 431]. Компонент общерусского фразеологизма мурашки в качестве энтомосемизма сейчас не употребляется, однако в фор- мировании образной основы ФЕ он участвовал: ощущение озноба похоже на перемещение по телу муравьев [РФ, с. 454]. 8 Слово полица употребляется вне фразеологического оборота повсеместно на терри-тории распространения печорских говоров, ср., например: Тазы лежат на полици, длинна полиця [СРГНП, т. 2, с. 90]. Консонантные несоответствия компонентов печорских и общерусских фразео-логизмов имеют разную природу и объясняются, во-первых, фонетическими осо-бенностями говора (как наросне 5), во-вторых, стремлением любого народного выражения к парономасии (сближению слов по созвучию), способствующей эв-фонической организации фразеологизма (ни шалко ни валко), а также, возможно, народно-этимологической интерпретацией компонентов, сближением их с лексе-мами конкретного значения (недосоль на столе, а пересоль на спине). Длительное обособленное существование печорских говоров позволило им со-хранить архаизмы, которые употребляются и как компоненты фразеологизмов 6: как на долони. В письменных памятниках древнерусского языка до XVIII в. встречается только слово долонь, которое затем в результате метатезы слогов трансформируется в ладонь [ИЭССРЯ, т. 1, с. 463]. 2. Словообразовательная вариантность. Морфемные различия охватывают субстантивные, адвербиальные, адъективные и глагольные компоненты печор-ских и общерусских фразеологизмов. Префиксальное и суффиксальное несоот-ветствие компонентов, как правило, не затрагивает семантического уровня: едом (едуном) есть (печор.) - есть поедом (общерус.); битый дурак - набитый дурак; не прокладая рук - не покладая рук; ноль без палки - ноль без палочки. Словообразовательная вариантность сопровождается употреблением в составе печорских оборотов словообразовательных диалектизмов: мураши 7 по коже за-бегали; зубы на полицу 8 положить. 3. Морфологическая вариантность прежде всего возникает за счет предлож-но-падежного варьирования: пропускать мимо уши (печор.) - пропускать мимо ушей (общерус.), из души в душу (жить) - душа в душу, ладаном дышит - на ладан дышит. Морфологическая вариантность проявляется в употреблении предлога по-за 9 с род., дат. и твор. падежами: по-за глаза / глазам / глазами (ср. общерус. за глаза). Предложно-падежному варьированию подвергаются также адъективные и прономинальные компоненты: жить у всего готового (печор.) - жить на всём готовом; молодой да ранний - из молодых да ранний. 9 Предлог по-за фиксируется толковыми словарями как областной, устаревший [СОШ, с. 537]. В говорах низовой Печоры он имеет широкое употребление [СРГНП, т. 2, с. 81]. 10 Для говоров северного наречия характерно широкое распространение своеобразно образованных собирательных существительных с суффиксом -й- и окончанием -о [Обра- зование севернорусского наречия…, 1970, с. 221]. 11 Ср.: Уж тридцать лет прошло, а всё он у меня в душе лежит [ФСРГНП, т. 1, с. 72] и Не лежит у меня к нему душа. 12 Более подробно лексическая вариантность печорских и общерусских фразеологизмов рассмотрена в статье автора: [Урманчеева, 2016]. Морфологическая вариантность общерусских и диалектных устойчивых обо-ротов может быть обусловлена употреблением субстантивных компонентов в не-совпадающих числовых формах, что нередко объясняется своеобразием категории числа диалектных существительных: пройти огни и воды (печор.) - пройти огонь и воду (общерус.), одно костьё 10- одни кости. Вариантность печорских фразеологизмов может быть обусловлена характер-ным для диалектных систем переходом компонента-существительного из одного грамматического рода в другой: тихим сапом (печор.) - тихой сапой ‘исподтиш-ка, скрытно, незаметно’ [ФСРЯ, с. 380], что обусловлено не в последнюю очередь семантической незначимостью компонента сапа для носителей диалекта. 4. Синтаксическое варьирование представлено в говорах Низовой Печоры немногочисленными примерами и затрагивает как фразеологические единицы коммуникативного характера со структурой предложения, так и фразеологизмы-словосочетания. Например, печорский глагольный фразеологизм, по структуре соответствующий словосочетанию, в душе лежать ‘быть очень любимым кем-то’ имеет идентичную семантику и образную основу с литературной глагольно-про- позициональной ФЕ, равной предложению, душа лежит (к кому, к чему) ‘о склонности, расположении к кому-либо или чему-либо’. Структурные различия предопределяют несоответствие синтаксических функций этих оборотов: печор-ский фразеологизм выступает в качестве сказуемого в двусоставном предложе-нии, а общерусский бывает сказуемым только односоставного предложения 11. Усложнение однородного ряда наблюдается в первой части печорского устой-чивого выражения, в котором на месте лексических однородных компонентов обнаруживаются синтаксические: где день, где ночь - сутки прочь (ср. общерус. день да ночь - сутки прочь). 5. Лексическое варьирование 12. Вопрос о разграничении лексической вари-антности фразеологизмов и фразеологической синонимии носит дискуссионный характер, что неоднократно отмечалось учеными. Фразеологизмы, имеющие тож-дественное значение, единство внутренней формы, семантическую равнознач-ность или близость варьируемых компонентов, неизменность синтаксической конструкции, называют лексическими вариантами фразеологизма, дублетны-ми фразеологическими оборотами, синонимическими вариантами (более подробно см.: [Жуков В. П., Жуков А. В., 2006, с. 185; Шанский, 1985, с. 50-55] и др.). Сопоставление печорских фразеологизмов с общерусскими позволило вы-явить фразеологические варианты с лексическими субституциями на основе: а) синонимических отношений (свернуть в бараний рог (печор.) - скрутить в бараний рог (общерус.), только пятки блестят - только пятки сверкают); б) антонимических отношений (с полу взять (печор.) - с потолка [взять (что-л.)] [СТСИ, с. 336]); в) партитивных (меронимических) отношений - отношений части и целого (мизинного пёрста не стоит - ногтя не стоит, куриная голова - куриные моз-ги); г) гиперо-гипонимических отношений (не в коня овёс - не в коня корм, кури-цыно молоко - птичье молоко 13); 13 В некоторых языках вместо компонента птица (птичий) выступает компонент курица (куриный) [РФ, с. 443] как прототипический образ домашней птицы, продолжаю- щий тематический ряд домашних животных (коров, коз), от которых получают молоко. Поэтому употребление слова курицын в печорском фразеологизме вполне соответствует особенностям картины мира диалектоносителя - жителя деревни. Ср. также взаимозамены в ФЕ как от курицы молока, что от быка молока (печор.) - как (что) от козла молока (общерус.). 14 Раскошевить - ‘потревожить, побеспокоить’ [СРГНП, т. 2, с. 206]. 15 Кычко - ‘пёс, кобель’ [СРГНП, т. 1, с. 371]. 16 Копыл - ‘деревянная колодка для изготовления обуви’ [СРГНП, т. 1, с. 332]. 17 Шаньга - ‘лепешка из ячменной, ржаной, пшеничной муки с незагнутыми краями и открытой начинкой’ [СРГНП, т. 2, с. 437]. д) гипонимических отношений (как на шильях - как на иголках; бабья осень - бабье лето); е) отношений иной тематической, семантической, ассоциативной близости (носить солнце решетом - носить воду решетом, за ушами пищит - за ушами трещит). Лексическое варьирование компонентов фразеологизмов в ряде случаев объ-ясняется особенностями ландшафта и климата, традиционных занятий и промы-слов, повседневным укладом жизни диалектоносителей. Так, в ФЕ белая мошка, белые комары (ср. общерус. белые мухи ‘первый снег’) вместо компонента мухи - типичной приметы средней полосы или юга России - употребляются лексемы мошка и комары - непременный атрибут холодного северного лета. Система про-странственных координат, в которой существует житель Печорского края, исклю-чает городское поселение, возможно, поэтому печорский вариант фразеологизма-антитезы ни к селу ни к городу звучит как ни к селу ни к берегу. Берег, река - про-странственные маркеры жителя Нижней Печоры, важные для его картины мира. Отличительной особенностью диалектных вариантов общерусских фразеоло-гизмов является использование в них локализмов - узуальное или окказиональ-ное, исконное или приобретенное: раскошевить 14 душу (печор.) - разбередить душу (общерус.), как кычко 15 на сене - как собака на сене, на один копыл 16 - на одну колодку, шаньгу 17 маслом не испортишь - кашу маслом не испортишь. Использование некоторых локализмов - результат межэтнических контактов с местным коми-зырянским населением: так, слово шаньга широко представлено в севернорусских и сибирских говорах, но, по одной из версий, в русский язык оно попало из коми языка [Мызников, 2007, с. 317-319], как и слово кычко от ко-ми кычи, кычан ‘щенок’ [КЭСКЯ, с. 155]. Варьируемые компоненты нередко выступают как знаки, символы. Взаимоза-меняемость компонентов, выполняющих символьную функцию, основывается на сходстве их культурных значений. Например, литературный фразеологизм взять за горло / за глотку / за жабры ‘заставлять поступать определенным образом’ предполагает варьирование антропоморфных и зооморфных соматизмов горло, глотка, жабры, которые имеют символьную функцию жизненно важных органов [БФСРЯ, с. 45]. Вариантный ряд в говорах Низовой Печоры дополняется ком- понентом рёбры 18 (за рёбры взять), который не является обозначением жизне-обеспечивающего органа, но метонимически отождествляется с лёгкими (все соматизмы актуализируют дыхательную функцию организма). В печорских фра-зеологизмах базарная корова и память овечья зооморфные компоненты корова и овечья по своему культурному значению идентичны антропным компонентам баба и девичья общерусских ФЕ базарная баба, девичья память. 18 Нельзя исключать и паронимическую аттракцию с компонентом жабры. 19 Более подробно см.: [Урманчеева, 2017а; 2017б]. 20 Косилочный - ‘предназначенный для косьбы’ [СРГНП, т. 1, с. 338]. В говорах Ни- зовой Печоры слово дышло означает ‘часть сохи - стержень, прикрепляющий соху к оглоб- ле’ [СРГНП, т. 1, с. 196], тогда как в литературном языке это ‘толстая оглобля, прикрепляе- мая к середине передней оси повозки’ [СОШ, с. 180]. Вообще сопоставление общерусских фразеологизмов с выражениями, сохра-нившимися в говорах, позволяет уточнить и даже пересмотреть существующие этимологические версии (см. более подробно о ФЕ ни богу свечка, ни чёрту ожег, выть заморить, кишки заморить в [Урманчеева, 2016, с. 78-79]). 6. Конструктивное варьирование 19 свойственно фразеологическим едини-цам, которые соотносятся друг с другом как полная и сокращенная разновидно-сти. В говорах Низовой Печоры сохранились фразеологические единицы (часто - пословицы), которые в литературном языке известны только в сокращенном вари-анте. Вполне вероятен, однако, процесс не сокращения, а наращения фразеоло-гизма в результате окказионально-диалектного употребления. Полноструктурные устойчивые выражения, по сравнению со своими краткими вариантами, обладают более сложной с художественной точки зрения организа-цией, основанной на таких средствах выразительности, как рифма, ритм, пароно-масия, антитеза, градация, синтаксический и образный параллелизм и др. (с лица воду не пить, а ума не купить; старый конь борозды не испортит, но и глубоко не вспашет; в голове вертится, а на язык не попадает; что бог послал, то и на стол настлал; где сядешь, там и слезешь, никуда не уедешь; язык без кости, мелет напрости). В шутливо-каламбурном ключе, основанном на парадоксе, алогизме, построе-ны выражения говорят, что кур доят, коров на яйца садят; покойной ночи, спать до полночи, а с полночи кирпичи ворочать; на сердитых воду возят, на горячих хлеб пекут; с лёгким паром, с тяжёлым угаром. 7. Квантитативные варианты ФЕ различаются количеством компонентов и представляют собой одно из проявлений конструктивного варьирования (см., например: [Жуков В. П., Жуков А. В., 2006, с. 181]). Печорские фразеологизмы могут отличаться от общерусских: а) наличием адъективных компонентов (синее море по колено; не сладкий мёд; законы как косилочное 20 дышло: куда повернёшь, туда и вышло); б) наличием субстантивных компонентов (нос до неба задрать; креста на во-роте (вороту) нет); в) наличием прономинальных компонентов (своя охота пуще неволи; на моих / твоих / её хлебах жить); г) наличием нумеративных компонентов (как курица с первым яйцом но- ситься); д) наличием глагольных компонентов (до небес выздынули; во всю ивановскую реветь (одираться)). 8. Семантическое варьирование. В развитии семантической вариантности не последнюю роль играют компоненты ФЕ, обладающие множественным семанти-ческим потенциалом и способствующие формированию разных образов. Напри-мер, соматизм рот функционально связан и с речевой деятельностью, и с при- емом пищи, в результате чего фразеологизм во весь рот, помимо общеизвестного значения ‘очень громко (кричать)’, в говорах Низовой Печоры употребляется в значении ‘с большим аппетитом, с жадностью (есть)’, ‘есть чего-либо очень много’ 21. Символьное значение инструментальности соматизма рука [Ковшова, 2012, с. 185] способствует развитию у ФЕ к рукам прибирать / прибрать в печор-ских говорах, кроме значения ‘присваивать’, семантики ‘брать что-то под свое наблюдение, своевременно выполнять какую-то работу’ 22. Соматизм глаз симво-лизирует внимание, направленное на тот или иной объект, и магическую силу, способность наводить порчу [Гудков, Ковшова, 2007, с. 160-161], поэтому ФЕ глаз положить в говорах Низовой Печоры имеет значение ‘сглазить’ 23 (ср. обще-известное значение ‘приметить для себя’). 21 Ср.: Когда сезон, так мы ягоды едим во весь рот [ФСРГНП, т. 1, с. 133]. 22 Ср.: Слава богу, всё к рукам прибрали овощи, до заморозков успели [ФСРГНП, т. 1, с. 295]. 23 Ср.: Это цыганы глаз положили на девку; уехали, дак она сразу заболела [ФСРГНП, т. 1, с. 166]. 24 Ср.: Он хлешшэтся так - уши вянут [ФСРГНП, т. 2, с. 357]. Символичность компонентов фразеологизма может ослабевать, что приводит к повышению прозрачности фразеологизма, снижению его идиоматичности. Так, соматизм уши, метонимически обозначающий ‘слух, способность слышать’ и фор-мирующий общеизвестное значение ФЕ уши вянут ‘противно слушать что-либо предельно глупое, нелепое’, в печорском фразеологизме отождествляется с увя-дающим от жары растением и способствует формированию значения ‘уши горят от банного жара’ 24. 9. Явления комплексного варьирования (фонетико-словообразователь- ного (дать дерка - ср. дать дёру), лексико-грамматического (дочи не плачет - мати не разумеет - ср. дитя не плачет, мать не разумеет), лексико-син- таксического (дёшево, да мило - дёшево и сердито) и др.) требуют детального описания в отдельном исследовании. * * * Между печорскими и общерусскими фразеологизмами устанавливаются вари-антные отношения, идентичные отношениям между ФЕ внутри одной системы: фонетические, словообразовательные, морфологические, синтаксические, лексиче-ские, конструктивные, квантитативные, семантические, а также явления комплекс-ного варьирования. Следует отметить наибольшую частотность лексического варьирования, граничащего с синонимией фразеологизмов, и квантитативно-кон- структивного варьирования. К анализу диалектных фразеологизмов в статье не применялся лингвогеогра-фический метод, и их широкая локализация за пределами печорских говоров не устанавливалась. Тем не менее лексикографические данные позволяют отметить распространение некоторых оборотов не только в Усть-Цилемском районе Рес-публики Коми, но и в Троицко-Печорском (в рот не бирать [ФСРГРК, с. 23]), Княжпогостском, с. Серегово (со дня на дён [Там же, с. 71]), Прилузском, с. Летка (синее море по колено [Там же, с. 236]). ФЕ дать дерка употребляется, помимо печорских, в псковских и тверских говорах [БСП, с. 187], дать тягаля - новго-родских [Там же, с. 677], белые комары - пермских [ФСПГ, с. 173], мураши по коже забегали - новгородских и сибирских [БСП, с. 417], в лежачку лежать - сибирских и костромских [Там же, с. 355], одно костьё - в говорах Карелии [СРГК, т. 2, с. 445], едом есть - говорах Забайкалья, Мордовии, Курской обл. [БСП, с. 222] и т. д. Большинство диалектных вариантов общерусских фразеологизмов состоит из общеупотребительных компонентов, но яркой отличительной особенностью ре-гиональных устойчивых оборотов является всё же употребление в их составе локализмов - фонетических, семантических, словообразовательных, морфологи-ческих, собственно лексических, этнографических (как наросне, мураши по коже забегали, зубы на полицу положить, одно костьё, раскошевить душу, на один копыл, глухой пестерь, законы как косилочное дышло: куда повернёшь, туда и вышло). Существование многочисленных лексических вариантов, отражающих карти-ну мира диалектоносителя-северянина, во многом объясняется особенностями ландшафта и климата, традиционных занятий и промыслов, а также межэтниче-скими и межъязыковыми контактами: белая мошка, как собака да росомаха жить, распустить тюни 25, шишко 26 носит, шаньгу маслом не испортишь, как кычко на сене, как зельдей 27 в бочке. 25 Тюни - ‘обувь с жесткой нижней частью и мягким голенищем из невыделанной кожи’ [ФСРГРК, с. 367]. Возможна паронимическая аттракция с нюни. 26 Шишко - ‘нечистый дух, чёрт, дьявол’ [СРГНП, т. 2, с. 447]. 27 Зельдь - ‘ряпушка беломорская’ [СРГНП, т. 1, с. 281]. Исторически проникло из со- седних коми диалектов, однако не исключена возможность, что коми зельдь - более древ- нее заимствование из русск. сельдь [Герд, 1970, с. 116]. О словах шаньга, кычко см. п. 5 «Лексическое варьирование». Вариантность ФЕ демонстрирует неисчерпаемость творческого потенциала на- рода, который реализуется в неосознанном или намеренном использовании средств выразительности, начиная со звукоизобразительных синонимов, отли-чающихся экспрессивностью звучания (в голову втрёщить; языком лямзать / ляцкать / вичкать / тилькать; выздынуть нос до луны), и заканчивая фигурами и словесными играми, такими как рифма, ритм, парономасия, антитеза, градация, синтаксический и образный параллелизм, парадокс, каламбур и др., выполняю-щими эстетическую, экспрессивную и мнемоническую функции (примеры см. в п. 6 «Конструктивное варьирование»). Консервирующая роль фразеологизмов хорошо известна и изучена. Они часто сохраняют реликтовые явления, утраченные языковым узусом. Эта же особен-ность присуща диалектам, особенно островным, переселенческим, в результате диалектный фразеологизм может включать компоненты разной степени архаиза-ции (компонент, устаревший в литературном языке, но сохранившийся в диалек-тах, и компонент, устаревший и в литературном языке и в диалектах, но сохра-нившийся во фразеологизмах): как на долони, сквозь перстьё (персты, перстья) смотреть, на один лик, дочи не плачет - мати не разумеет. Русские говоры сохраняют утраченные литературным языком устойчивые обороты. В говорах Низовой Печоры это: ни богу свечка, ни чёрту ожег; губа не дура, язык не лопата - знают, что горько, что сладко; ни кола, ни двора, ни ми-лого живота; чудеса в решете: дыр много, а выскочить некуда; дружбу дру-жить, а камень за пазухой держать и др. При всей сложности отграничения таких фразеологизмов от позднейших новообразований роль подобных ФЕ в про-яснении внутренней формы и уточнении этимологических версий трудно пере-оценить.
Урманчеева И. С. Лексическое варьирование печорских фразеологизмов в сопоставлении с общерусскими // Вестник Вят. гос. гуманит. ун-та (Киров). 2016. № 4. С. 75-82.
Урманчеева И. С. Полноструктурные и краткие варианты печорских и общерусских фразеологизмов // Научное обозрение: гуманитарные исследования. 2017а. № 14-15. С. 63-71.
Урманчеева И. С. Ритмико-рифмическая организация как проявление конструктивной вариантности печорских и общерусских фразеологизмов // Вестник Том. гос. ун-та. Филология. 2017б. № 50. С. 125-134.
Образование севернорусского наречия и среднерусских говоров: По материалам лингвистической географии / Отв. ред. В. Г. Орлова. М.: Наука, 1970. 455 с.
Шанский Н. М. Фразеология современного русского языка. М.: Высш. шк., 1985. 160 с.
Мызников С. А. Атлас субстратной и заимствованной лексики русских говоров Северо-Запада. СПб.: Наука, 2007. 395 с.
Ковшова М. Л. Лингвокультурологический метод во фразеологии: коды культуры. М.: Либроком, 2012. 456 с.
Жуков В. П. Об устойчивости и вариантности фразеологизмов на семантическом уровне // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц: Материалы межвуз. симп. (1968). Тула: Тульск. гос. ун-т, 1972. С. 20-29.
Мокиенко В. М. Славянская фразеология. М.: Высш. шк., 1989. 287 с.
Молотков А. И. Основы фразеологии русского языка. Л.: Наука, 1977. 239 с.
Ли А. Д. Русские говоры Коми республики. Сыктывкар: Изд-во Коми пед. ин-та, 1992. 106 с.
Жуков В. П., Жуков А. В. Русская фразеология. М.: Высш. шк., 2006. 408 с.
Ивашко Л. А. Очерки русской диалектной фразеологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1981. 110 с.
Кобелева И. А. Фразеология русских говоров Республики Коми. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкар. ун-та, 1999. 84 с.
Зимин В. И. К вопросу о вариантности фразеологических единиц // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц: Материалы межвуз. симп. (1968). Тула: Тульск. гос. ун-т, 1972. С. 70-82.
Герд А. С. Из истории печорских названий рыб // Севернорусские говоры. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1970. Вып. 1. С. 108-117.
Гудков Д. Б., Ковшова М. Л. Телесный код русской культуры: материалы к словарю. М.: Гнозис, 2007. 288 с.
Диброва Е. И. Вариантность фразеологических единиц в современном русском языке. Ростов н/Д: Изд-во Рост. ун-та, 1979. 192 с.
Дронова Т. И. “Чужие” в традиционных представлениях русских староверов Усть-Цильмы // Изв. Коми научного центра УрО РАН. Историко-филологические науки. 2018. № 1 (33). С. 75-79.
Бернштам Т. А. Былины на Печоре // Свод русского фольклора. Былины. СПб.: Наука; М.: Классика, 2001. Т. 1.
Баранникова Л. И. Говоры территорий позднего заселения и проблема их классификации // Вопросы языкознания. 1975. № 2. С. 22-31.