Stereotypes in female images of the Siberian epos.pdf Введение В фольклорной системе народов Сибири: алтайцев, бурят, тувинцев, хакасов, шорцев, якутов до середины XX в. функционировал в полноте такой уникальный жанр, как героический эпос. Естественно, что он не мог не привлечь самого при-стального внимания исследователей. Более чем за полуторавековую историю на-учного изучения народного эпоса сибиряков создана обширная фундаментальная база теоретических исследований, посвященных анализу бытования, сюжетных типов, поэтики, языка, персонажного мира эпоса. Вся эта наработанная база по-зволяет теперь углубляться в изучение внутренней структуры сказаний, вникать в специфику микроэлементов поэтической ткани произведений, рассматривать с новых позиций сюжетостроение и семантическую природу сибирского эпоса, что сегодня является актуальной и неотложной задачей современного эпосове- дения. Цель статьи заключается в том, чтобы проанализировать отражение в типиче-ских описаниях эпоса отдельных аксиологических аспектов, связанных с поня-тиями прекрасного и безобразного, доброго и злого, исследовать семантику и структуру стереотипов на примере эпических женских образов. Изучение этих вопросов проводится на основе применения сравнительно-сопоставительного и описательного методов, позволяющих анализировать эпический материал род-ственных и неродственных по языку народов Сибири: хакасов, шорцев и бурят. Здесь предлагается рассмотреть круг вопросов, неизбежно возникающих в ходе анализа стереотипов: терминология, эпический контекст, специфика, универса-лизм и природа ценностных народных суждений, синкретизм в эпосе эстетиче-ских и этических ценностей. Конечно, мы отдаем отчет тому, что невозможно объять необъятное, особенно когда это связано с жанром героического эпоса, уходящего корнями вглубь веков, разрешить во всех нюансах поставленные про-блемы. Поэтому в статье сужены объект и предмет изучения, ограниченный устойчивыми описаниями женских образов героического эпоса только двух тюрк-ских народов Сибири (хакасов и шорцев) и одного монголоязычного этноса (бу-рят). Методология и основные термины Приступая к изложению материала, следует оговорить, что сюжетостроение героических сказаний базируется на прочной композиционной основе, где каждое сюжетное звено увязано с определенной темой и мотивами, которые получают развитие в эпизодах повествования, т. е. в процессе сказывания исполнитель знает порядок следования тем. Их изложение осуществляется с помощью уже готовых устойчивых описаний, которые, по сути, являются поэтическими клише-форму- лами, составляющими фонд поэтико-стилевых средств эпоса. Сказитель, хорошо знающий язык эпической традиции, прибегает к этому фонду и по ходу сказыва-ния в меру своего сказительского таланта варьирует и расцвечивает эти описания. Эпические формулы исчерпывающе исследовали М. Пэрри и его ученик А. Лорд, тем самым они разработали устно-формульную теорию, став основоположниками этого направления (подробнее об этом см.: [Лорд, 2018]). Мы оперируем такими равнозначными терминами, как: типические места и «общие места», которые в своем содержании подразумевают устойчивость, за-крепленность и пространность всех составных элементов поэтической конструк-ции. Эпическая формула в этом ряду выглядит лаконичным мини-описанием, синтаксически состоящим из одного или двух предложений. И типические места, и эпические формулы являются стереотипами, которые могут быть интертексту-альными, легко переходящими из одного сказания в другое, или «ситуативными» (по Ю. В. Новикову), т. е. функционирующими только в одном конкретном эпи-ческом произведении. Основной набор эпических стереотипов приведен в «Указателе типических мест народов Сибири…» [Кузьмина, 2005], эти устойчивые поэтические описания составляют основу фонда поэтико-стилевых средств героического эпоса сибир-ских народов. В сюжетосложении сказаний они представляют содержание эпизо-дов и тем самым играют роль обязательных звеньев, последовательно сцепляемых между собой. Как показывает приведенная в названном «Указателе» структура [Кузьмина, 2005, с. 8-10], проиндексированные типические места образуют кар-кас, основу героических повествований. Естественно, все они одновременно не могут наличествовать в одном героическом сказании, значит, отсюда вытекает вполне прослеживаемая связь этих стереотипов с темой произведения и с эпичес-кими мотивами. На этом фоне женские образы, описание которых стереотипно, напрямую увязывается с древнейшей темой эпоса - героическим сватовством. Исследование функциональной роли типических мест героического эпоса си-бирских народов показало, что эти стереотипы как устойчивый компонент в сю-жетостроении стабилизируют и тем самым сохраняют во времени эпическую традицию. С точки зрения их содержания они законсервировали в себе те целесо-образные, на взгляд этноса, правила, нормы, стиль поведения, понятия красоты человека, которые прошли отбор поколениями людей и испытание временем. В «общих местах» эпоса разных сибирских народов прослеживается сходное вос-приятие окружающего мира и морально-этических качеств человека и эстетиче-ских взглядов. По сути, типические места в совокупности сконцентрировали в себе систему ценностей, принятых этносами, которые сформировались под влиянием сходного доминирующего типа мышления у названных народов в силу общности типа хозяйствования, одинаковой природной среды обитания, бытового уклада и т. д. Духовные ценности, отраженные в сказаниях, являются культурным кодом, под которым понимается «система “записи” родовой семантической ин-формации, представленная в виде иерархии ценностей, предписывающей кон-кретные нормы деятельности человека» [Исакова, 2001, с. 79-80]. Разумеется, эта информация не призывает слушателей эпоса к моментальному исполнению или соблюдению предписанных норм, но опосредованно направляет и мотивирует членов коллектива, показывая, к чему они должны стремиться, дает представле-ние о том, каким должен быть человек, истинный герой. Основные результаты исследования 1. Облик богатырки В героических сказаниях сибирских народов главный действующий персонаж изображается как идеальный герой, объект восхищения и воспевания. Его поступ-ки и действия направлены на реализацию основных идей произведений - созда-ние семьи, защита рода и родовой территории, борьба со злом в любом проявле-нии, установление мира и равновесия в Среднем мире, где проживают эпические герои. Поэтому совершаемые подвиги, решения героев эпоса, связанные с дости-жением этих конечных целей, воспринимаются как норма. Богатырь / богатырка находится в центре событий, вокруг него / нее находятся другие персонажи эпоса. В зависимости от того, какую позицию они занимают по отношению к герою, яв-ляются ли помощниками ему в правом деле или вредителями, они делятся на по-ложительных или отрицательных персонажей. Фольклор не признает нюансов. Аксиологические критерии в традиционных культурах, в частности в фольклоре, проявляются в виде бинарных оппозиций: доброе / злое, сакральное / профанное, красивое / уродливое. Но наряду с этим произведения тем привлекательны, что в них реализуются сложные сюжетные коллизии. Зачастую в бурятских сказаниях на смену погибшему герою приходит его сестра-богатырка (в шор. эпосе - сестра или жена). Но свое женское обличие она прячет под доспехами брата или мужа - богатыря. В отечественном эпосоведении общепринято включение в состав догосударст-венного или, как определил Е. М. Мелетинский [2004], архаического эпоса, каре-ло-финских рун, героических сказаний народов Кавказа, тюрко-монгольских на-родов Сибири и шумеро-аккадского книжного эпоса. В свое время одним из авторов этой статьи было предпринято изучение жен-ских персонажей бурятского эпоса с точки зрения их генезиса и художественных средств [Кузьмина, 1980]. Поэтому здесь, не вдаваясь в рассмотрение генетиче-ских истоков женских образов, констатируем, что образ девы-воительницы сказа-ний тюркоязычных сибирских народов и бурятского народа относится к древней-шим типам героико-эпической архаики. В данном случае логично провести исследование в аспекте сравнительного изучения внутренней структуры типовых описаний этих образов, отражения в них этнической специфики. В бурятском эпосе портретное описание девы-воительницы не отличается от характеристики внешнего вида мужчины-богатыря. Сказителями употребляется в таких случаях распространенная интертекстуальная эпическая формула, обозна-ченная нами в «Указателе типических мест…» под индексом II.А.10а. Облик бо-гатыря / богатырки: Хүн бэшэ - хүдэри / Хүлэг бэшэ эрдэни - «Не человек, а испо-лин, не аргамак, а сокровище» (Улигер «Пятнадцатилетний Алтан Ганжудай Мэргэн», Арбан табан насатай, л. 46). По сути, эта эпическая формула часто ста-новится опорной в характеристике положительных персонажей. В то же время она нейтральна по отношению к описанию красоты, ее употребление говорит о том, что перед сказителями стоит задача подчеркнуть богатырство персонажа, «убедить» своих слушателей в том, что это истинный герой, а не слабая, нежная красавица. В. Я. Пропп подметил, когда писал об образе невесты в русских сказках: «Как женщина она (невеста. - примеч. Е. К.) никогда не описывается точнее. Здесь рус-ская сказка отличается от сказок, например, “Тысячи и одной ночи”; там вырабо-тался определенный, хотя и примитивный, канон женской красоты. Только одна черта ее облика в русской сказке упоминается чаще - это ее золотые волосы… Отсюда видно, что царевна должна в основном изучаться не по своим внешним признакам, а по своим действиям» [Пропп, 1996, с. 299]. Так же обстоит дело и с сибирским героическим эпосом. Необходимо рассматривать образы эпических героинь сквозь призму их поступков и деяний. Не менее красноречиво описано богатырство другой воительницы из вершин-ного памятника эпического творчества бурят «Абай Гэсэр». В первую встречу Гэсэра с Алма Мэргэн (в будущем ставшей его женой) она показалась ему лов-ким, стремительно скачущим на коне, молодцем: Хүндэлэн талаһаа / Шуһан зээр-дэ моритой, / Шунха улан эмээлтэй, / Хүрзэйн шэнээн шүдэтэй, / Хүрэ улан шарайтай, / Алда хара шаажатай / Бухайр шара номотой… - «Наперерез со сто-роны / Вылетел удалец / На огненно-рыжем коне, / В красном, как киноварь, сед-ле, / С зубами, как лопата, / С тёмно-коричневым лицом, / С чёрной саженной ко-сой, / С жёлтым бухарским луком… (Абай Гэсэр, 1960, с. 63). Здесь имеются все атрибуты эпического богатыря: огненный конь, богатырский лук, даже саженная коса, которую в древности носили и мужчины. Во внешнем облике героини под-черкиваются ровные, крепкие зубы, темно-коричневое лицо, цвет которого гово-рит о том, что персонаж много времени проводит в седле на воздухе, под паля-щим солнцем. Использованные в описании эпитеты несут смысловую нагрузку, передавая в ярких красках экспрессию, движение, стремительность героини: огненно-рыжий конь, красное седло, желтый лук. Здесь нельзя не заметить, что такая яркая масть коня и его седла иллюстрируют наблюдение В. Я. Проппа об огненной природе коня [Пропп, 1996, с. 176-179]. После единоборства богатырки Алма Мэргэн с Гэсэром она терпит поражение, ломает свой лук и покорно согла-шается стать его женой. В героическом эпосе шорцев богатырка предстает в подчеркнуто женском об-личии: Қыс палазы пас шықты: / Пир эмчеги пир тайғачы, / Пир эмчеги пир тайғачы. / Андиғ қыс палазы пас-шықты. / Шойун тақты полды / Тоғус чердең пузуқ киире пас / Ээде пас-шықты - «Девушка вошла: / Одна грудь её была по-добна горе, / И другая - подобна горе. / Вот такая девушка вошла. / Чугунный пол / В девяти местах продавливая, / Она вошла (Сказание «С неказистым рыжим конём Чепе Салгын»). Обладая женскими прелестями, она, тем не менее, не вы-зывает восторга своей красотой, а покоряет своей силой и мощью. Это огромная богатырка, с тяжелой поступью, способная сворачивать горы и бороться с себе подобными. Примечательно, что в портретных описаниях шорских богатырок употребляется постоянное сравнение частей тела с горами, т. е. природная среда обитания народа прямо сказалась в поэтико-изобразительных средствах эпоса. В героических сказаниях хакасов «Алтын-Арыг» и «Ай-Хуучин» богатырки непременно называются «прекрасными», «достойнейшими из дев». В портретных характеристиках героинь используются описания количества кос, рассыпанных по спине, платьев и украшений, отблеск которых подобен сиянию солнца и луны, порой сама героиня «светится, словно луна» (Алтын-Арыг, стк. 2329). Немаловажную роль играет упоминание того, что богатырка, спускаясь с горы в степь, «едет и песни поёт» (Пичен-Арыг), что говорит о ее хорошем психологи-ческом самочувствии и уверенности в своей силе и мощи. О том, что многие пер-сонажи сказания «Алтын-Арыг» поют, отметил еще И. В. Пухов, предположив, что «монологи героев в хакасском эпосе раньше пелись» [2004, с. 121]. Несмотря на детальное изображение героинь, всё же их характеристика стереотипна, она применима по отношению и к богатыркам, и к другим женским персонажам, иг-рающим второстепенную роль в эпическом мире. Ай Хуучын, хыс чахсызы, / Ах иб алнында айлан турадыр. / Алтон чахсы сӱрмезi / Арғаа толдыра чайыл парған, / Илiг аныӊ сӱрмезi / Иӊнiне патыспин турғандағ. / Алтыннаӊ иткен поғозы / Айға частап турадыр, / Кӱмӱстеӊ иткен поғозы / Кӱнге сусталып турадыр. - «Ай-Хуучин, достойнейшая из дев, / Перед белым дворцом прохаживается. / Шестьде-сят хороших её сюрмесов / По всей спине рассыпались, / Пятьдесят её сюрмесов / На плечах, похоже, не умещаются. / Пого её из золота под луной играет, / Пого её из серебра / Под солнцем сверкает» Хак.II.А.10а.1 [Кузьмина, 2005, с. 910-911]. 2. Облик героинь-суженых, воскресительниц Обращает на себя внимание эстетическое восприятие прекрасного. Наиболее ярко это прослеживается в описаниях красоты героинь эпоса. В создании их порт-рета сказители прибегают к древнейшему стилистическому приему - сравнение с космическими объектами (солнце, луна). Светящимся обликом обладают все положительные героини эпоса и сказок многих народов. Сияние их лиц, а точнее, щек (или глаз в шорском эпосе), воспринимается как восход солнца или блеск луны. Такой способ характеристики героев эпоса исследователями расценивается как самый архаичный первичный способ изображения. Так, Р. А. Бадалов, рас-сматривая проблему прекрасного в азербайджанских героических сказаниях, пи-шет: «…Выросшая из древних анимизма и аниматизма, человеческая чувствен-ность преодолевала собственную ограниченность и использовала то, что было найдено в первобытных воззрениях для эстетизации действительности» (цит. по: [Кузьмина, 1980, с. 100]). Башкирская исследовательница народных сказок Г. Р. Хусаинова сделала вывод о том, что «во всех случаях сопоставление формул красоты девушки с солнцем, луной, звёздами воспринимается как специфически-художественное, фигуративное. В плане исторической поэтики это другой, по сравнению с атрибу-тивными, этап изобразительности. Но всё же, судя по выявленному материалу, можно предполагать, что изображение сказочной героини в большей своей части складывалось на “атрибутивной” основе, подчёркивающей нерасчленённость ми-ра (космос и человек) в архаическом сознании» [2017, с. 202-203]. В этом отношении сибирский тюрко-монгольский эпос классически соответ-ствует этому выводу. Героини наполнены не только внутренним свечением, они сами являются светилами. Другими словами, архаический эпос преподносит ат-рибутивную изобразительность, совмещенную с фигуративной, и это самый час-тый способ их изображения. Например, у героини из бурятского улигера «Ерен-сей» шея отсвечивает лунным сиянием, а горло - солнечным блеском (Еренсей, с. 81). Другая героиня светится изнутри, в описании используются сравнительные обороты: Бойлон Гоохон дүүхэй / Баруун хасараа толондо / Барууни монгол то-лотуулжа, / Зүүн хасараа толондо / Зүүни монгол толотуулжа / Улайжа байһан наранидли уларжа / Ургажа байһан һарайндли / Гоотожо оробо - «Подобно ме-сяцу растущему вошла, / Словно красно солнышко светила, / Сиянием правой щеки / Монголов западной стороны освещала, / Сиянием левой щеки / Монголов восточной стороны освещала (Улигер «Бойлон Гоохон дүүтэй Богдони Хүбшэ мэргэн», л. 13). Красота шорской героини спорит с космическими светилами: Алтын Сабақ қыс палазы тӱрледе силгинди, арығ сылыг қыс пол тура тӱштӱ. Аары айланза, ай сузун пасты, пеери айланза, кӱн сузун пасты - «Алтын Сабак девочка, оборотив-шись, стройной девицей предстала. Туда если повернется, лучи месяца затмевает, сюда если повернется, лучи солнца затмевает (Шорский фольклор, сказание «Кан Кес», с. 57, 59). Но есть ещё одна деталь, которая не характерна для описания ге-роинь эпоса других народов Сибири. Шорскую красавицу роднит с русской Еле-ной Премудрой цвет волос: у обеих волосы золотые. В. Я. Пропп пишет: «Если упомянуты её волосы, они всегда золотые. Отсюда и её имя “Елена Золотая Коса Непокрытая Краса”» [1996, с. 285]. Г. Р. Хусаинова выделила в характеристике персонажей параметр «следствия жестов, движений, эмоций», которые, как справедливо считает исследовательни-ца, «имеют древний характер» [2017, с. 196]. В бурятском улигере «Осоодор Мэр-гэн» есть такой очень выразительный стереотип красавицы: Нахир нахир ябаха-дань / Нахюу газарай сэсэгые / Найгаһан, натхаһан дэли / Боложо байгаа юма ла. / Хотор хотор ябахадань / Хада газарай ногооной / Хэлбэлзэһэн намилзаһан дэли / Боложо байгаа юма ла; / Зургар хара нюдөөһрөө / Ялаб байсара хархада / Тэнгэриин сахилгаан шинги / Болон байба ла; / Хүүр хэлэн / Аяглан байхадаа / Хабтагай шулуун дээрэ / Ногоо ургажа байһан шинги / Хара уһан дээрэ / Үрмэ татажа байһан шинги / Байгаа юма ла - «Когда мягко она ступала, / На пока- тых местах цветы / Качаются, играют, / Казалось. / Когда плавно она ступала, / На возвышенных местах цветы / Колышутся, развеваются, / Казалось. / Блестя-щими чёрными глазами / Когда она сверкнёт, / Как будто небесная молния, / Ка-залось, это была; / Когда она говорила / И напевала, / На плоском камне / Будто цветы растут, / На прозрачной воде / Будто пенка затягивается, / Казалось. - Бур.II.А.10б.10 [Кузьмина, 2005, с. 389]. В этом фрагменте следствием движений и эмоций героини является возникновение картин Природы, ее весенне-летнего состояния. Не случайно, что именно к такой суженой стремится богатырь. В опи-сании прослеживается не только понимание прекрасного, но и представление о порядке в природе, гармонии человека с ней. Истинная красота героини кроется в том, что она не нарушает установившееся природное равновесие, а оказывает благотворное воздействие на Природу, вызывая в ней добрый отклик на ее дейст-вия. Этим заложены в героическом эпосе «установочные ценностные позиции (смысловые ориентиры)» [Исакова, 2001, с. 79]. Л. Н. Столович, анализируя историческое развитие аксиологической эстетики, пишет: «Эстетическая ценность не может быть понята вне определённой системы ценностного отношения в целом. И с другой стороны, мир ценностей был бы ра-зорван, если бы из него была исключена эстетическая ценность» [1994, с. 7]. Да-лее интересно его рассуждение, которое напрямую можно соотнести с нашим предметом изучения: «…благодаря тому, что человеческое мироотношение было первоначально синкретическим, в древнейших текстах с большим трудом можно отделить одну разновидность ценностного мировосприятия от другой, строго дифференцировать эстетическое от утилитарного, нравственного и религиозного. Мы ведь до сих пор употребляем слово “прекрасное” не только в чисто эстетиче-ском смысле, но и как синоним хорошего, полезно-целесообразного, а с другой стороны, называем прекрасное “божественным”, “чудесным”. Этот “пережиток” - одно из свидетельств первобытного ценностного синкретизма, запечатлённого и в первоначальных попытках философско-теоретического осмысления мира» [Там же, с. 13]. Судя по тому, насколько устойчиво в эпических текстах такое понимание кра-соты, как оно зафиксировалось в стереотипах и превратилось в постоянные типи-ческие места, передаваемые из сказания в сказание, можно говорить о том, что сибирский фольклор вобрал в себя эти народные эстетические представления и художественно их воплотил в образах. В сходстве реализации эстетических ценностей в эпосе бурят, хакасов и шорцев, а по расширении круга этносов и всех других тюрко-монгольских народов, увидим общую социокультурную и генети-ческую связь. Если принять во внимание, что это положительные героини, чаще всего суженые богатырей, во имя которых герои эпоса часто совершают богатыр-ские подвиги, то согласимся с философом Г. П. Выжлецовым, который пишет: «Такие высшие духовные ценности, как любовь - источник жизни вообще и рода человеческого в частности, и красота - как главное условие любви, в отличие, например, от справедливости, имеют глубокие природно-генетические истоки, являются голосами самой Природы и, может быть, единственные из всех ценно-стей передаются из поколения в поколение не только социально, но и генетиче-ски» [2000]. 3. Облик отрицательных женских персонажей Героические сказания так построены, что антиподом главного богатыря / бога-тырки выступают отрицательные богатыри-мужчины и не менее воинственные богатырки-женщины. Чем их облик более устрашающе грозен, тем ярче мощь и сила главного богатыря, борющегося против зла. Женскими противницами вы-ступают в бурятском эпосе зооантропоморфные персонажи преимущественно в виде старух-мангадхаек. Приведем стереотипное описание из бурятского эпоса: Сарил саган хошуутай, / Самсаал ехэ үргэтэй, / Орой ханай дундаа ла / Гагсаха нюдэтэй, / Оошо ханай дундаа ла / Гагсахан шүдэтэй, / Сарил саган толгойтой, / Самсаалхан үргэтэй - «С белым-белым клювом, / С острым большим подбород-ком, / С единственным глазом / На макушке, / С единственным зубом / Во рту, / изжелта-белой головой, / С острым большим подбородком (Абай Гэсэр Могучий, 1995, с. 150, 354). Опорными в этом стереотипе являются первые два предложе-ния, говорящие о том, что персонаж необычный, имеющий клюв и большой под-бородок. В таком же ключе описывается образ антипода в шорском эпосе. Противницей богатыря часто выступает Шимельдейка - антропоморфное существо подземного мира, живущая за пределами шестидесяти / восьмидесяти слоев земли, и выби-рающаяся в Средний мир с целью нанесения вреда алыпу. Она обладает теми же чертами, что и бурятская мангадхайка с клювом: Тоғус қат тебир салтым алтынаң тоғус қулаш тумчуқтуғ тебир Шибелдей шықты - «Из-под девяти сло-ев железного пола имеющая нос в девять саженей Железная Шибелдей вышла (Шорский фольклор, 1940, c. 20-21). Или: Тегеинде мӱӱстиг Қара Шимелдей / Алтынғызы сегизон там чер алтында чатчыған… - «Черная Шимелдей с рогами на лбу, / Живущая за пределами восьмидесяти слоев земли…» ХСказание «Казыр Тоо», 1996). Основная цель этой рогатой (или с клювообразным носом) Шимел-дейки - убить богатыря своим длинным рогом (клювом), проколов, как штыком. Изображение таких персонажей, внешне напоминающих птиц и зверей, вероятно, является наиболее архаичным и уходит корнями в тотемистические и анимисти-ческие воззрения шорцев и других народов Сибири. Если Шимелдейка изобража-ется в человеческом виде, то ее облик непременно гипертрофирован: Пир азағын, пир ноо, пир тегейи / Ноо, пир қызым тайғаның / тегейин теп-салтыр. / Пир азағын пир қызым тайғаның тегейин теп-салтыр. / Тайға шени Қуу Шимелдей / Анда тур-келип сидепча. / Қуу Шимелдейдиң сидиғи / Сарығ талай пол-келип, / По черге толдура кел тӱш-парған - «Одну ногу на одну вершину, / Ну, на одну Кызым гору поставила. / Другую ногу - на другую Кызым гору, / На её вершину поставила. / Словно гора, Куу Шимелдей там встала, / Стоит мочится. / Моча Куу Шимелдейки / Желтым морем став, / Эту землю залила» (Сказание «Казыр Сал-гын Кара Салғын», 2001). В хакасском эпосе понятие безобразного и уродливого дается с помощью час-то употребляемого эпитета «страшноликая». Уродливость видится в том, что ге-роиня может быть пешей, седой, худо сложенной, как например, Хыс-Хан, ханша-правительница в сказании «Ай-Хуучин»: Чабал сырайлығ Хыс Хан чаӌазы, / Ча-бал пӱдiстiг полған, / Арба улиинӌа харахтығ поладыр, / Чiп чонынӌа харахтығ поладыр. / Ахсын кӧрзе Хан-Мирген - / Хулах тӧске читiре / Ачыл парған одыр - «Старшая сестра, страшноликая Хыс-Хан, / Худо сложенная, / Глаза у неё с яч-мень, / Переносица в нить толщиной. / На рот её Хан-Мирген смотрит: / До осно-вания ушей / [Всегда] он у неё открыт. - Хак.II.А. 10б.2 [Кузьмина, 2005, с. 912-913]. * * * Рассмотрение образов женских персонажей (богатырок, дев-героинь, против-ниц богатырей) наглядно показывает, что в их изображении отразилось ценност-ное отношение народа к миру и синкретизм эстетических и нравственных оценок. Приведенные примеры демонстрируют сходство поэтико-стилевых средств, спо-собов изображения и описания персонажей. В используемых стереотипах про-слеживается единое понимание того, что внешняя красота героинь, как и уродли-вость отрицательных персонажей, выступает в тесной связи с их внутренним содержанием, проявляющимся в их поступках и действиях героинь: если они по-могают главному герою преодолевать преграды на пути искоренения зла, то они совершают благо во имя добра и для всего рода. Такое восприятие прекрасного / уродливого в персонажах эпоса носит природно-генетический характер, и потому оно обретает незыблемую устойчивость в поэтических формулировках, носящих характер клише. Используемые в изображении женских персонажей описания являются интертекстуальными стереотипами, взятыми из общеэпического фонда. Они по своей структуре могут быть как полными описаниями, так и краткими. Из поэтико-изобразительных средств в портретных описаниях героинь эпоса устойчиво используются сравнения и эпитеты, легко соотносимые с явлениями и объектами Природы и Космоса. Общепризнанное положение о том, что гипер-бола является в героическом эпосе основным приемом изображения, подтвержда-ется и гиперболизацией женских персонажей.

Скачать электронную версию публикации