Ritual codes of the summer-autumn season of the calendar cycle of the Belarusians of Siberia and the Far East.pdf Введение На современном этапе развития фольклористики ученые разных специально-стей при изучении обрядового фольклора уделяют большое внимание выявлению и рассмотрению обрядовых кодов, впервые обозначенных в работах Н. И. Толсто-го [1995а; 1995б] (например: [Архипенко, 2009]). Это актуальное исследователь-ское направление получило отражение и в работах, посвященных обрядовому фольклору, в том числе календарному, коренных и переселенческих народов Си-бири (см. [Ойноткинова, 2016; Шахов, 2019] и др.). В статье изложены результаты выявления и аналитического рассмотрения об-рядовых кодов 1 в летне-осеннем сезоне годового календарного цикла белорусов Сибири и Дальнего Востока. Летне-осенний сезон - от Троицы до Покрова - представляет большой интерес и имеет собственную специфику. С одной сторо-ны, в нем прослеживается единая линия: все его обрядово-песенные элементы связаны с земледелием и, шире, с культом растительности. С другой стороны, два периода этого сезона: 1) собственно лето и 2) позднее лето и осень - достаточно ярко контрастируют друг с другом, что обнаруживается в результате последова-тельного сравнения обрядовых кодов, выявленных в них. 1 Используется ряд обрядовых кодов, предложенный Н. И. Толстым [1995а]: акцио-нальный, реальный, персональный, темпоральный, локативный и вербальный. Музыкаль-ный код в статье не рассмотрен, он требует отдельного специального изучения. Для исследования были использованы архивные и опубликованные материалы по календарному фольклору, записанные в 1970-2010-х гг. от потомков белору-сов-переселенцев, проживающих в различных районах Новосибирской, Омской, Тюменской, Кемеровской областей, а также Красноярского, Приморского и Хаба-ровского краев. Прежде всего мы уделяем внимание комментариям и пояснениям, зафиксированным собирателями от носителей традиции: в них непосредственно отражена народная календарная терминология белорусов-переселенцев и «изнут-ри» описываются обрядовые ситуации 2. 2 Использование высказываний носителей традиции в качестве источника - одна из со-временных (начиная со второй половины XX в.) тенденций в фольклористике; в настоящее время такой подход получил достаточно широкое распространение, в том числе на сибир-ском материале; например: [Пашина, 2006; Фурсова, 2003; Исмагилова, 2013]. 3 Белорусский исследователь З. Я. Можейко относит Троицу к весеннему сезону, но подчеркивает, что этот праздничный комплекс носит переходный характер и расположен «на стыке весны и лета» [1985, с. 26]. По В. К. Соколовой, Троица знаменует «конец весны и начало лета» [1979, c. 188]. 4 Здесь и далее в скобках указаны места записи исполнительского комментария: назва-ние деревни или села, а также сокращенно названия района и области или края. Список сокращений географических названий см. в конце статьи. В летне-осеннем сезоне можно выделить ритуальные, сезонные и трудовые фольклорно-этнографические комплексы, пропорциональное соотношение их в каждом из периодов неодинаково. Летний период сезона включает два основ-ных ритуальных фольклорно-этнографических комплекса, и оба они празднич-ные. Троица 3 имеет подвижную дату и отмечается через семь недель после Пас-хи. Сама Троица насыщена обрядовыми действиями. Имеют свои ритуалы и окружающие ее дни: предшествует ей «родительская» / «духова я» / «духовска я» суббота с обязательным посещением кладбища, после Троицы следует Ду хов день с присущими ему запретами: «Вчера была Троица. А сёдни в нас праздник - земля именинница… …Нельзя трогать яе» (Петропавловка Мсл. Нвсб. 4) [Дайнеко, 2018, с. 133]. С этого дня начинается «русальная» / «гряна я» / «грана я» неделя, которая по смысловой и обрядовой направленности являлась продолжением Троицы. Другой праздничный комплекс - купальский (день Ивана Купалы 7 июля н. ст.) - играет важную роль в годовом круге: прежде он приходился на перелом-ный период года - дни летнего солнцеворота (24 июня ст. ст.). К нему примыкает Петров день (12 июля н. ст.). «Купало» имеет более развитую обрядность и пре-восходит по значимости «Петровки», однако они объединяются песенным репер-туаром: «Эта на Ивана Купайла всё пають… да и на Петра пають же» (Соколовка Чгв. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 120, № 116]. Самостоятельное значение в рассматриваемый период имеет сезонный фольк-лорно-этнографический комплекс - молодежные развлекательные собрания. Име-ли место и трудовые комплексы: земледельцы в это время были заняты прополкой полей и огородов, а за некоторое время до или же сразу после Петрова дня (в некоторых локальных традициях приуроченность была строгой) начинался се-нокос. К ритуальным действиям этого времени непосредственно относятся обрядовые песни - троицкие, купальские и петровские. Приуроченными к обрядам были прежде всего хороводные песни. Они же составляли значительную часть моло-дежных досуговых собраний, вплоть до Петрова дня, когда хороводы водить заканчивали. Кроме того, на праздниках могли исполняться образцы необрядового фольклора других жанров (например, лирические песни, наигрыши и т. д.). Песни, сопровождающие различные полевые работы, относятся к приуроченным к сезону (подробнее о жанровой классификации календарных песен см.: [Дайнеко, Леоно-ва, 2019]). Второй период сезона - позднее лето и осень - очень важное и ответственное время в жизни крестьян: в сжатые сроки было необходимо убрать урожай злако-вых культур. В едином фольклорно-этнографическом комплексе данного периода преобладают трудовые элементы. Старт жнивных работ зависел от климатических условий региона и погоды в конкретный год; обычно земледельцы приступали к жатве после Ильина дня (2 августа н. ст.). Предваряли уборочные работы за-жинки - специальные обряды с приуроченными к ним обрядовыми песнями. Да-лее процесс жатвы ритуальными действиями не прерывался, но сопровождался обрядовыми жнивными песнями, что, безусловно, свидетельствует о его особой значимости. Завершение работ - дожинки / обжинки - отмечено как ритуалами, так и обрядовыми дожиночными песнями. Приуроченными к сезонным работам были в первую очередь лирические, а также осенние / «восеньские» песни - они могли исполняться как во время полевых работ, так и по пути на поле или домой. Точную дату окончания уборочных работ информанты обычно не называют (во многом она зависела от погодных условий). Но есть и исключения: записано сообщение жительницы с. Фроловка (Пртз. Прм.) о том, что у них жатва заканчи-валась в день Фрола и Лавра (18 августа по ст. ст.) [СС КШ, 2003, с. 94]. Кален-дарной меткой окончания второго периода летне-осеннего сезона можно считать Покро в / Покро в день (1/14 октября) - к этому времени все полевые и огородные работы следовало завершить: «…Помню, что говорили: “Покров - с поля долов”. Это уже старайся всё убирать, а то скоро зима» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016б, с. 69]. Этот день считался границей между осенью и зимой; ритуальный цикл, связанный с земледелием, прерывался, уступая место семейно-обрядовому (наступало время свадеб). Если воспользоваться делением обрядовых циклов го-дового круга, предложенным В. И. Чичеровым [1957, с. 19-20], то можно сказать, что внутри летне-осеннего сезона проходит граница между двумя большими ка-лендарными циклами: летний период завершает годовой (начатый еще в Святки) цикл обрядов, вызывающих урожай, а в период позднего лета и осени, напротив, представлены обряды, сопровождающие получение урожая. Обрядовые коды летне-осеннего сезона Как в метрополии, так и в местах переселения белорусов-земледельцев кален-дарные обряды в прошлом служили основным фактором, организующим течение жизни. Неудивительно, что важнейшее место в системе обрядовых кодов занима-ет именно темпоральный код. Время совершения обряда и исполнения соответст-вующих ему календарных песен - это, видимо, то, что носители традиции хотят сообщить прежде всего. В комментариях к летнему периоду сезона можно выделить несколько уровней проявления темпорального кода. В высказываниях об обрядах, относящихся к праздникам этого периода и со-провождающим их песням, зачастую указывается, что исполняли их накануне либо непосредственно в течение праздничного дня, иногда сообщается и время суток: «Это перед Иваном, на Купалу», «Ето на Купалку, шастого етага йуля пе-ли», «- Это купалка. - А когда ее поют? - Вечером, шестога [июля]» (Ларионовка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-4/1973, № 11 5; МАГ-3/1996, № 8, 35); «Вот это сейчас, в Петров день, её поют» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-1/1973, № 3); «На Петра пели» (Ермаки Вкл. Тюм.) 6. 5 В статье даны ссылки на неопубликованные аудиоматериалы, хранящиеся в фольк-лорном архиве Омского педагогического университета (ОмГПУ, ранее - института), а так-же Полевые материалы (ПМ) В. Ф. Похабова и Т. В. Дайнеко. Копии аудиоматериалов хранятся в Архиве традиционной музыки Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки (АТМ НГК). Расшифровка аудиозаписей выполнена автором статьи. 6 Песенная жемчужина Тюменской области: компакт-диск / Сост. Л. Дёмина. Тюмень, [не ранее 2001]. Приложение к компакт-диску. Ч. 2: Песни переселенцев Могилёвской гу-бернии (1994). Праздничные дни могли служить вехами, ограничивающими период исполне-ния песен, о которых идет речь, например: «пасля Пятра» (Ларионовка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-3/1996, № 25); «…Когда пост перед Пятром» (Айлинка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-3/1974, № 4). Песня могла быть приурочена к определенному сезонному виду труда (про-полка, сенокос), четкую дату в таком случае указать нельзя, но можно обозначить вид работы: «полють траву и эту песню пяють» (Там же). Как видим, темпораль-ный код здесь сливается с акциональным, эта особенность еще ярче проявляется во втором периоде сезона. В период позднего лета и осени, как уже упоминалось, отсутствуют праздни-ки: крестьяне заняты только уборкой урожая. Это определило характер проявле-ния темпорального кода в высказываниях исполнителей, посвященных песням данного периода: сезон обозначается с помощью описания земледельческих ра-бот, приуроченных к нему. Например: «як начинали жать рожь», «тоже як жали», «как рожь дажинали», «эта дажавши с поля ишли, эту песню пели. Как рожь уб-рали» (Ларионовка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-3/96, № 24, 26, 19, 21); «как кончають жать» (Атирка Трс Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-16/1980, № 9); «эта уж кагда обмолотят» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-1/1973 № 4); «[когда] коно пли беруть… во синью» (Многоудобное Шкт. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 120, № 121]. Локативный код. Календарные песни всего годового круга исполняются в раз-личных локациях, соотносящихся друг с другом по принципу матрешки - от ограниченного пространства ко всё более широкому: 1) внутри жилища («у хати»), 2) поблизости от дома, вокруг него (во дворе, под окном, на пороге и т. п.), 3) внутри поселения (на улице), 4) за пределами населенного пункта (на кладбище, на поле, на берегу речки и пр.). Специфика летне-осеннего сезона, который крестьяне проводят в основном вне дома, занимаясь полевыми работами, определила особенности проявления локативного кода. Летний период сезона. Чаще всего в комментариях исполнителей встречаются упоминания о локациях третьего и четвертого видов - на улице или за пределами поселения. Так, функция некоторых купальских песен заключалась в вызывании односельчан из домов: «Эта купалка, вечером штобы все были на дворе» (Ларио-новка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-3/1996, № 35). В тексте песни обещаны на-казания тем, кто не явится для выполнения купальских обрядов: «А каво нету на вулицы, / Аблажи таво калодами» и т. д. Некоторые ритуальные действия в ночь на Купалу нужно было совершать в определенном месте поселения: «…Пяём у калодезя… вядро крапиву наторка ем, на калодиц паложим…» (Сура-жевка (г. Артём) Прм.) [СС КШ, 2003, с. 120, № 115]. В другом случае информанты рассказывают о совершении обрядовых действий, связанных с ритуальным купальским деревцем: сначала они происходили на улице, а затем место действия перемещалось за пределы села, к реке: «С песнями “На Ивана, на Купайла …” да йдут до моста» (Соколовка Чгв. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 93]. Вообще важнейшими и зачастую взаимосвязанными локациями для обрядовых действий и исполнения соответствующих песен летнего периода являются река (как берег, так и сама вода, ее течение) и места с обилием растительности - в за-висимости от местности это могут быть луг или лес. С указанными локациями связаны прежде всего ритуальные действия на Троицу. В лесу и на лугах накануне праздника собирали зелень для последующего украшения жилища и подворья (т. е. происходит смена локаций обрядовых действий): «У субботу ходили у лес, рвали траву… кустами которая расте. …И вот мяту ету рвали. Цвяты - аганьки, мяду нки... Прино сили дамо , за стол ки дали» (Петропавловка Мсл. Нвсб.) [Дай-неко, 2018, с. 132]. В лесу или на берегу реки совершается троицкий обряд плете-ния венков и бросания их в воду (последнее присутствует не во всех локальных традициях). Необрядовая часть праздника происходит в тех же локациях: «А что Троица? Идём к речке...» (Камышинка Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016а, с. 90]; «На Троицу собираешься, идешь в лес (это уже обязательно)…» (Многоудобное Шкт. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 91]. Обрядовые ситуации вызывания дождя, во время которых исполнялись право-славные песнопения, также связаны с двумя локациями - рекой и полем: «Стару-хи собираются, на речку сходють, поють - “Богородицу”… (тропарь. - Т. Д.). …Идуть с речки, где рожь посеяна, - на рожь сходют с етой иконой…» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016б, с. 69]. В рассматриваемый период регулярно происходили молодежные собрания, се-зон которых начался еще весной. Игры, песни и пляски происходили на свежем воздухе, в удобном открытом месте на краю поселения: «шли на луга на границу» (Вкл. Тюм.) [Традиционный фольклор…, 2013, с. 10], «на точке » (Прямское, Пе-тропавловка Мсл. Нвсб.). Приуроченные к первому периоду летне-осеннего сезона прополочные, покос-ные, косецкие и другие песни, которые сопровождали различные виды крестьян-ского труда, звучали непосредственно на поле или лугу. Хотя в комментариях локации напрямую не названы, они очевидны: «Рядышком идём, траву рвём и паём (Васильевка Пртз. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 94]. Практически все обряды позднего лета и осени связаны с главнейшей в это время локацией - полем. Обрядовые песни данного времени - жнивные - испол-нялись непосредственно на поле: «От мы жнём и паём, и жнём, и песни этыя па-ём. На поле… я одна жну» (Многоудобное Шкт. Прм.) [Там же]. Приуро-ченные к сезону песни, чаще всего лирические, исполнялись во время отдыха или по пути на работу и домой, например: «Снопы вязали, а потом шли уже домой ехать, ету песню пели» (с. Васьково Прмшл. Кмр.; АТМ НГК, аудиофонд, ПМ В. Ф. Похабова, ед. хр. 12.629, А27). Встречаются комментарии, где объединены несколько из перечисленных выше видов локаций. Например, исполняемая на поле, во время работы, «толокчанская» песня могла затем прозвучать и внутри жилища: «Когда толокча ли, бывало, як единолично жили , назьмы вазили 7... Мужуки сабираются, ко ней запрягают, друг 7 Вывозили навоз на поля в качестве удобрения, обычно после уборки урожая. другу помогают. Девушки или женщины молодые идут трасти зразу на поля 8 - там и песни поют. А потом, вечером уже, управляются, за стол садятся, хазяева прагатовють. Потом и за столом поют. Вот эта толока - такая песня» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, МАГ-1/1973, № 7). 8 Равномерно разбрасывать навоз по вспаханному полю. Важнейшими для календарных песен являются персональный и акциональный коды, о чем свидетельствует частота их появления в высказываниях исполните-лей. Как правило, они встречаются совместно: информант сообщает, какая поло-возрастная группа населения участвует в обряде или пении (дети, мужики, бабы, девки и пр.), и, кроме того, поясняет, какие действия указанная группа совершает до, во время или после исполнения календарной песни. Летний период сезона. Перед Троицей в предпраздничных хлопотах участво-вали практически все жители села или деревни. Заготовить молодые деревца и другие растения для украшения подворья мог любой человек: «А кто мог. Топо-рик взяла, пошла, отрубила штуки четыре и поставила, сколь тебе надо» (Камы-шинка Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016а, с. 90]. Существуют единичные свидетельст-ва, что сибирские белорусы топили троицкие деревца в реке в день праздника [Фурсова, 2003, с. 33]. Чаще информанты рассказывали, что через некоторое вре-мя засохшие растения принято было жечь либо выбрасывать за пределы подворья или поселения. Группа парней выполняла особую функцию в подготовке к празднику - они мастерили на месте гуляний качели: «…На Троицу хлопцы делали загоде и (зара-нее. - Т. Д.), за два, за три дни качели, и ужо де ки собираются и на качелях на тых [качаются]» (Петропавловка Мсл. Нвсб.) [Дайнеко, 2018, с. 133]. Такие части обрядового комплекса Троицы, как выход в лес или на берег реки, разведение там костров и ритуальная трапеза, а также и пение песен различных жанров, тоже но-сили массовый характер: «Ой, як Троица - стольки народу! В лес идуть… Одна толпа идёт домой, другая - идеть в лес. И парни, и де ки, вси подряд шли» (Пе-тропавловка Мсл. Нвсб.) [Там же]; «…Ходили в лес, там сабирались такими груп- пками: и маладыя, взрослыя и паменьше каторыя. Возли рэчки асо бинна хадили. Кастры разводили, жарили сало», «Агни ложили, рыбу ловили, уху варыли, выпи-вали, песни пели, хто какия можа…» (Фроловка, Сергеевка Пртз. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 91]. Центральные же элементы праздничного троицкого комплекса: спле-тание ветвей березы, ее украшение, а также плетение венков на голову - выпол-няли девушки с пением соответствующих обрядовых песен: «На берёзках завива-ли, помню, венки. Завязывают вот два су ка…, и потом уже, няделя пройдёт, надо их развить. А то, говорили всё, если их не разовьёшь, то будут русалки кататься на етых качелях», «Возле речки там венки завивали, пускали вянки» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016б, с. 68]. Троицкие гуляния молодежи продолжались порой до утра: «Ну а парни же вместе гуляют с девками, на Троицу вечёрки были до самого свету, придем уже светло домой, а вечером уходим» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-1/1996, № 15). Обрядовые действия дня Ивана Купалы во многом схожи с троицкими: массо-вые гуляния (даже несколькими поселениями), особая роль молодежи в них, про-ведение ритуалов, связанных с водой и растительностью. Гуляния с ритуальными действиями и песнями могли происходить в поле в ночь накануне праздника: «…Мы жили в Чегенах, а Покровка от нас девять километров. И на половине до-роги мы должны сойтись. Там они с гармошкой, факелы зажгут, намотают смолой да всё, чтоб горели. Высоко поднимают… Ну а там пляшем да поем, а тада уже расходимся, те домой и мы домой. …Мо лодежь вот так вот хади-ла» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-1/1996, № 14); или сначала в деревне, а затем в лесу: «Вот колесо сломается, там была такая вся смолистая [древесина], …[сначала] по деревне ходили с етым. …Бабы ходили, носили кругом это… А потом: “Колесницу, мол, пойдём поджигать”. И в лес - там поджигали» (Ново-ягодное Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-1/1996, № 43). Важной ритуальной акцией купальской ночи было прыгание через костер, что сопровождалось обрядовыми песнями: «На Ивана Купала / Через огонь скакала» (Голубовка Сдлн. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-1/1980, № 5). В комментарии исполнителя раскрывается и другой элемент, который мог присутствовать в данной обрядовой ситуации, - ряжение: «И опять, и опять, а то из диток кто-нибудь нарядится, шубу вывернут, [задом] напрёт: “Ведьма, - ка жуть, - ведьма”» (Там же). В сам Иванов день совершались обряды, связанные с ритуальным деревцем: его срубали и украшали цветами девушки, затем в деревне вокруг него пели, иг-рали и плясали, а под вечер несли к реке топить: «…пають уже на мосту и пля-шуть… тады уже рэчку кидають, и плыветь уже эта Купайлица» (Соколовка Чгв. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 93]. Девушки во время гуляния сплетали венки, кото-рые также затем бросали в реку, гадая таким способом о будущем: «который по-плыве и застря ня - та уже замуж выйдя», «чей вянок… на дно пал - значит пам-рёшь в этам году» [Там же]. Купания в реке и прочих водоемах в этот день считались благоприятными, бо-лее того, во многих местах расселения сибирских белорусов до Иванова дня купаться было запрещено. Наиболее живучим оказался один из центральных со-держательных элементов праздника - обливание водой. В прошлом это было обрядовым действом, которое совершали все слои населения независимо от воз-раста - для благополучной жизни, а также ради вызывания дождя в нужное время; затем (примерно со второй половины XX в.), потеряв свой ритуальный подтекст, обливания стали развлечением, в основном детским: «Только знали, что Иван Ку-пала. Бегали ребятишки, обливались водой, и всё» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайне-ко, 2016б, с. 68]. До наших дней сохранилась и традиция совершать в ночь на Ивана Купалу шуточные бесчинства: «бегают, детвора, то на дорогу набросают всякого ломья, не проехать потом машинам, то дрова поразбрасывают» (Крутиха Кшт. Нвсб.; ПМ Т. В. Дайнеко, 2017 г.). Сельскохозяйственные работы в день Ивана Купалы не запрещались - это бы-ла пора сенокоса: «сено подойдя - метали, а не подойдя - отдыхали» (Нвсб.) [Фурсова, 2003, с. 61]. В то же время и после праздника летние молодежные соб-рания с пением и танцами не прекращались: «Сено там косишь или что, при- дешь - устанешь: “Ну всё… я никуда не пойду”. Где-то там гармошка пикнула в краю деревни - всё, собираешься и пошёл. Такие вечаринки были» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-1/1996, № 19). К троицким и купальским обрядам были приурочены хороводные песни: «осо-бенно на Троицу водили хороводы», «на Троицу всё пели хороводские песни» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016б, с. 68], «водили хороводы. У нас хороводы не только на Троицу водили, но и всегда в праздники» (Ивановка Брлс. Крсн.) [Семик и Троица…, 2012, с. 83]. В рассматриваемый период по необходимости совершались обрядовые акции по вызыванию дождя. Некоторые способы были под силу одному человеку: «Вот у вдовы раньше еты крынки, горшки глиня ные, [которые] вывешивали на колья, чтобы просушивались, прожаривались, вот [их] кра дуть у етой вдове и в речку бросають, чтоб дощь пошёл» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016б, с. 68], другие же требовали согласованных действий определенной группы населения. Так, три вдовы должны были трижды «перепахать речку» по мелководью плугом, впряг-шись в него: «Ну, один дяржить [плуг], а двое тянуть. Тут етыя хохочуть. Кото-рые купаются, которые на берягу сидять. Любые [женщины] сидели, а вдовы пахали» [Дайнеко, 2016б, с. 69]. Позднелетне-осенний период сезона контрастирует с летним и в проявлении акционального и персонального кодов. Как уже отмечалось, единственная доми-нанта данного периода - уборка урожая. Сложность и напряженность труда, не-обходимость быстро завершить все работы обусловливают отсутствие праздни-ков. Практически все обрядовые акции второй части связаны с жатвой, а ведущая роль в их совершении переходит ко взрослому населению, в некоторых случаях - к отдельным его группам, имеющим особый статус. Основная тяжесть жатвы ло-жилась на взрослых женщин. Так, начинать жнивные работы должна была вдова (но не старуха), совершая при этом особые ритуальные действия и произнося при-говоры: «Я маладая дова была и всегда начинала жать… Вот пшаница. В пучок сделаешь несколька каласо в, тут и свяжишь э тыя каласы , а там траву усю пар-вешь, штоб травы не было . И кладешь кусочек хлеба памежду этых каласко в. А патом нажинаю первый сноп. Кажу : “Стой, сноп, на сто коп, хоть адин сноп - на год хлеба, хоть сто коп - на год хлеба”» (Харитоновка Шкт. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 94]. В некоторых местах расселения белорусов первый пучок колосьев отмечали другим способом: «- Зажинали рожь, жмеечку отжали и на икону по-несли повешали. - В этот же день, да? - Да, як зажнешь рожь» (Ларионовка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-3/1996, № 27). Чтобы сохранить здоровье на протяже-нии трудной работы, в начале жатвы выполнялись особые обрядовые акции: «Она уже, ета, атажнёт прашку (небольшой пучок колосьев. - Т. Д.), свяжет так вот, падвяжется (т. е. заткнет этот пучок за пояс. - Т. Д.) и жнёт. И всем атажнёт па жменьке, штобы все падвязались, штоб паясница не балела» (Преображенка Ачн. Крсн.; АТМ НГК, аудиофонд, ПМ В. Ф. Похабова, ед. хр. 12.629, В16). Обрядо-вые жнивные песни звучали практически постоянно во время работы в поле: «И я сама пела, и все бабы так пели» (Михайловка Сдлн. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-2/1980, № 38). Окончание жатвы отмечено особыми обрядовыми акциями и песнями, кото-рые также исполняли женщины. Последний несжатый пучок оставляли на поле «Иллю на бараду » - «завивали бороду», особым образом скручивая колосья (Со-коловка Чгв. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 94]; «Рожь там кидали, как остается, говорят, что борода. Хлеб, соль кидали. Звязывали рожь, колосья так крутили, штоб [в] горстку, хлеб там [оставался] и рожь. Всё, дажали» (Ларионовка Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-3/1996, № 21). Есть сообщения информантов об элементах праздничных обрядов: «Последний сноп… па-асобаму сабирают, у вас, у нас [по пучку от каждой семьи]. Свяжуть… и аткрывають гуляние в поле», «пели, плясали, и этот сноп носили», а затем перемещали его в деревню (Фроловка Пртз. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 94]. Реальный код. В обрядовых ситуациях годового календарного круга часто важную роль играют определенные предметы. В своих комментариях исполните-ли обычно называют их и указывают, как именно они включены в обряд, а если последний сопровождается календарной песней, то обозначают и момент пения, в который следует производить с предметом какие-либо действия. В летнем периоде летне-осеннего сезона - и в троицком, и в купальском праздничных комплексах - в качестве обрядовых реалий выступают срезанные растения: трава и цветы, ветки кустарников или деревьев (березы или клена), мо-лодые деревца, которые в некоторых традициях сибирских белорусов называли «май». С одной стороны, они фигурируют в обрядовых действиях сами по себе, например, в украшении подворья. С другой - из них изготавливаются важнейшие обрядовые элементы, которые становятся маркерами данного праздника: «май» - на Троицу, «е льце» - на Купало, венки - в обоих случаях. Кроме того, некоторые из растений, приобретая после праздника особую «силу», используются позже и в других обрядовых ситуациях жизненного цикла. Так, высохшую траву из украшения дома на Троицу хранили, из года в год пополняя запасы, чтобы в нуж-ный момент использовать ее в похоронном обряде: «Могла хоть сколь ляжать. Чтобы када покойник помрэ , ету самую траву - у подушку. …И подушку - под галаву [покойнику] клали» (Петропавловка Мсл. Нвсб.) [Дайнеко, 2018, с. 133]. Среди обрядовых реалий Троицы следует еще назвать качели и блюда ри-туальной трапезы, такие как «яишня», жареное сало, уха. В купальской обрядно-сти, кроме реалий из растений, большую роль играет костер, а также огонь в иных предметных формах - факелы и горящее колесо. Обрядовые реалии позднелетне-осеннего периода немногочисленны, а их вид определяется единственной целью - благополучной уборкой злаковых культур: это сноп, пучки колосьев, которые могли быть завиты в «бороду», хлеб и соль. Вербальный код. Семантическая нагрузка народной терминологии столь зна-чительна, что практически каждую единицу этого «словаря» можно считать «свернутым текстом» [Архипенко, 2009, с. 439]. Приведем лишь некоторые при-меры того, как вербальный код сочетается с другими кодами, стягивая и вбирая их в себя. Троица, Иван Купала, Купала, Купалка, Петров день, Пётр - номинации праздников и одновременно определенных точек в годовом круге; «Сёмуха» - то же, кроме того, это название и отдельного дня, и всей «седьмой недели по Пасхе» (Останинка Свр. Нвсб.) [Фурсова, 2003, с. 31]. В обозначении «травяной празд-ник» (Соколовка Чгв. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 91] сочетаются вербальный, темпо-ральный, акциональный и реальный коды, то же наблюдается в номинациях сруб-ленного молодого дерева - «май», «Купайла / Купайлица», «е льце». По несколько кодов содержится в афористичных приговорах: «Петровка - голодовка», «На Иван Купала что сделал - то пропало». А в коротком слове «жниво », пожалуй, свернуты вообще все обрядовые коды второго периода летне-осеннего сезона. Жанры обрядовых песен могут быть выражены с помощью существительных и прилагательных: «купала», «купалка», «купалкина песня», «жниво», «жнивная», а могут не иметь самостоятельных названий и обозначаться описательным обра-зом. Например, троицкая песня именуется в соответствии с обрядовым предметом и связанным с ним действием: «И песни тожа пели такия ж са мы, как вянки зави-вать» (Колбаса Кшт. Нвсб.) [Дайнеко, 2016б, с. 68]. Особенно часто через акцио-нальный код обозначается жанровая принадлежность песен позднелетне-осеннего периода сезона - и обрядовых: «як жали», «як начинали жать», «как дажинали», и приуроченных к обряду или сезону: «эта уж кагда обмолотят, ещё вот пригото-вятся, как ищё закончилась работа и эту песню поют» (Тайга Знм. Омск.; Арх. ОмГПУ, Маг-1/1973, № 4). Вербальный код проявляется и в виде высказываний носителей традиции о му-зыкальных явлениях: одном или нескольких средствах музыкального языка ка-кой-либо песни, а также об особенностях певческого стиля. Например: «На Петра пели всякие песни проголо сные» (Ермаки Вкл. Тюм.) 9, «Жнуть и поють, там уже сильно так не тянуть, патихоньку бурчать», «А их можна и так петь [вне рабо- ты]. И па аднаму можна, и несколькя, ище й лучше» (Харитоновка Шкт. Прм.) [СС КШ, 2003, с. 94]. 9 Песенная жемчужина Тюменской области: компакт-диск… (см. сноску № 6). Выводы Проведенное сравнение по обрядовым кодам позволяет выделить характерные черты каждого из двух периодов летне-осеннего сезона. В первом - летнем - периоде главную роль играют праздничные фольклорно-этнографические ком-плексы (меньшую - троицкий, бо льшую - купальский). Праздничные дни имеют четкую привязку в годовом круге (Троица - через семь недель от Пасхи), некото-рые - даже конкретную дату (Иван Купала). Праздничные ритуалы, а также и другие действия этого времени совершаются в разнообразных локациях внутри поселения и за его пределами (улица, «точо к», луг, лес, река, поле). Одна часть подготовительных и обрядовых действий носит массовый характер (например, гуляния), другая - принадлежит отдельным группам населения (строят качели парни, завивают венки девки, вызывают дождь вдовы и т. д.), большую роль иг-рают дети и молодежь. Ряд обрядовых реалий весьма разнообразен, то же можно сказать и о народной терминологии первой части сезона. Единый фольклорно-этнографический комплекс второго периода сезона - позднего лета и осени - можно назвать сезонно-трудовым, с обрядовыми и час-тично праздничными вкраплениями. Всё в этот период подчинено одной цели - уборке зерновых, что и определяет характер проявления обрядовых кодов. Тем-поральный код выражается через описание видов земледельческих работ, без ука-зания точной их даты. Основное значение имеет одна локация - поле. Все обрядо-вые акции связаны с трудом, ведущую роль в них играет взрослое население, в основном женщины, а также группы, имеющие особый статус (например, вдовы на зажинках). Реальный ряд отличается немногочисленностью и однонаправлен-ностью - в нем представлено только то, что связано со злаками. Вербальный код весьма аскетичен в самостоятельных проявлениях («жниво »), чаще всего он вы-ступает в слиянии с акциональным. Итак, летне-осенний сезон календарного цикла белорусов-переселенцев Сиби-ри и Дальнего Востока имеет свою специфику: хотя в двух его периодах, как и в метропольной традиции, отражены «сквозные земледельческие культы солн-ца, растений, полевых духов» [Можейко, 1985, с. 38], они контрастируют друг с другом по характеру проявления обрядовых кодов. Такой контраст, по мнению З. Я. Можейко, заложен в архитектонике годового календарного круга, где чере-дуются периоды с преобладанием обрядовых действий и карнавализации (в летне-осеннем сезоне это собственно лето и особенно купальский комплекс) и периоды с преобладанием «песенных высказываний» в процессе труда (жатва) [Там же, с. 39].

Скачать электронную версию публикации