Functional grammar in the service of poetry (infinitive writing in poetical texts by B. Akhmadulina, I. Brodsky, A. Kush.pdf Введение Известно, что грамматика принимает не меньшее участие в формировании ху-дожественных особенностей поэтического текста, чем лексика. Однако метахудо- жественность этой грамматики, по мнению Д. С. Лихачёва [1979, с. 216], видна только специалисту. Инфинитив, погруженный в контекст, представляет собой морфосинтаксиче-ский «сплав», обладающий большим смысловым потенциалом. Поэтому в данной статье будут обсуждаться вопросы, имеющие отношение к поэтической грамма-тике, точнее - к поэтической грамматике инфинитива. Р. О. Якобсон, как извест-но, назвал такую грамматику «грамматикой поэзии и поэзией грамматики» [Якоб-сон, 1983]. Он не только обосновал значимость грамматики для поэтического языка, но и прямо заявил о том, что «вопросы соотношения между грамматикой и поэзией настоятельно требуют систематического освещения» [Якобсон, 1987, с. 215]. 1. Грамматическая поэтика в свете современного языкознания Сегодня активно развиваются два близких направления лингвопоэтики: поэти-ческая морфология и поэтический синтаксис, в рамках которых написаны работы И. И. Ковтуновой, Л. В. Зубовой, И. А. Ионовой, Е. В. Красильниковой, Н. А. Ни-колиной, Е. Ю. Муратовой, О. Г. Ревзиной, В. Г. Руделёва, М. Ю. Сидоровой, Е. А. Скоробогатовой, О. А. Шарандина и целого ряда других исследователей. Систематическое освещение вопросы поэтической морфологии и поэтического синтаксиса получили в двух томах коллективного сборника с говорящим названи-ем «Поэтическая грамматика» [2005; 2013]. Г. Зельдович и Ю. Пионтковская утверждают, что союз поэтики с лингвисти-кой должен стать сегодня намного более тесным, ибо анализ «грамматической поэтики» может оказаться убедительнее и глубже, если воспользоваться достиже-ниями современного языкознания во всей их полноте» [2009]. Не случайно всё большую значимость при исследовании поэтических структур начинают приобре-тать приемы анализа, разработанные в рамках теории функциональной граммати-ки А. В. Бондарко. 1.1. Художественный текст через призму функциональной грамматики Интерес к функционально-грамматической составляющей художественного произведения как одному из способов передачи индивидуальной манеры автора отчетливо проявился уже в работах В. В. Виноградова. Поэтическая значимость грамматики была продемонстрирована им в работе 1925 г. (приведенной здесь по изданию 1976 г.) на материале зачина поэмы А. Ахматовой «У самого моря». На примере категории времени был показан не только смысловой потенциал лек-сического и морфологического уровней языка, но и их «совместная согласованная работа» [Виноградов, 1976, с. 434]. Частные значения видовременных форм, уча-ствующих в сюжетной линии повествования, были подробно проанализированы также и в более поздней работе Виноградова «Язык и стиль “Пиковой дамыˮ» [1936]. Значимость методики лингвистического анализа текста, основанной на теории функциональной грамматики, была продемонстрирована А. В. Бондарко в целом ряде работ, в частности в его статье с программным названием «Лингвистика тек-ста в системе функциональной грамматики» [2001]. Бондарко утверждает, что в художественных текстах выступают «особые функции смысловой актуализации грамматических значений» [Там же]. Не случайно в фокус филологического инте-реса сегодня попадают различные категории, важные для художественного тек-ста, которые описаны с опорой на теоретический и методологический аппарат функциональной грамматики: аспектуальность и темпоральность [Ахапкина, 2003; Кузьмина, 2014; Милютина, 2013]; неопределенность [Цивьян, 2001; Лещё-ва, 2010]. Однако следует констатировать, что пока работ, выполненных в таком ключе, не так много. Данная статья продолжает развивать размышления автора, представленные в серии предшествующих работ, особенно в публикации [Галимуллина, Милюти-на, 2019]. Представляется, что анализ поэтического текста с инфинитивной доми-нантой, опирающийся на теорию функциональной грамматики, может оказаться интересным и значимым в смысле интерпретации. 2. Инфинитив и его особенности Особенность инфинитива заключается в том, что он, являясь неспрягаемой формой, лишен важнейших грамматических категорий глагола: наклонения, вре-мени, лица. Однако, не будучи выраженными эксплицитно на морфологическом уровне, эти категории представлены имплицитно на уровне синтаксическом. Г. И. Золотова считает, что это позволяет инфинитиву более ёмко и концентриро-ванно обозначать ситуацию [2007, с. 273]. Хотелось бы подчеркнуть и еще одну важную особенность инфинитива, ко-ренным образом отличающую его от имени, из лона которого он вышел, - это наличие у него внутреннего времени (вида), которое для русского языкового сознания является даже более значимым, чем внешнее. «Субъективная составляющая категории вида позволяет как бы замедлить или ускорить поток событий за счет актуализации разных характеристик «протекания действия во времени» [Петру-хина, 2009, с. 173]. 2.1. Художественный потенциал серийных инфинитивов Особую эстетическую и смысловую нагрузку получают конструкции с инфи-нитивом (инфинитивные ряды, серии, цепочки) в поэтических текстах (см. рабо-ты: [Панченко, 1993; Змазнева, 2001; Николина, 2008; Черняков, 2014] и других исследователей). Художественный потенциал серийных инфинитивов настолько высок, что это позволило А. К. Жолковскому обозначить поэтические тексты, написанные в ука-занном грамматико-синтаксическом ключе, специальным термином метафориче-ского характера - «инфинитивное письмо» [Жолковский, 2002; 2003; 2009]. По мнению А. К. Жолковского, инфинитивное письмо «оказывается носителем особого размытого модального - “медитативного” наклонения». Это наклонение является продуктом многообразной стихотворной разработки, для практической речи не характерной, и его можно считать вкладом поэзии в обогащение естест-венного языка [Жолковский, 2003, c. 252]. Исследователь посвятил инфинитив-ному письму целую серию статей. В одной из них - «Бродский и инфинитивное письмо» [2009] речь идет не только о семантике особого грамматического типа стиховой речи, который назван инфинитивным письмом, но и о проблеме влияния на него гамлетовского монолога «To be, or not to be...». В этом монологе в инфи-нитивной технике выполнена тема сна (смерти). Исследователь отмечает, что ак-тивизация инфинитивного письма происходит в 1960-е гг. - в стихах Б. Ахмаду-линой, А. Кушнера и И. Бродского, а к наиболее популярным из мотивных комплексов, связанных с монологом Гамлета, относит смерть / сон / сновидение / путешествие в иное. Представляется интересным более подробно проанализировать возможности инфинитива в поэтических текстах указанных А. К. Жолковским авторов, опира-ясь на теоретический инвентарь функциональной грамматики. Такой анализ, по-зволяющий взглянуть на творческую лабораторию «инфинитивной поэзии» гла-зами лингвиста, очевидно, сможет развить и значительно дополнить ценные наблюдения А. К. Жолковского. 3. Инфинитивное письмо, или инфинитивная доминанта текста Под инфинитивным письмом А. К. Жолковский подразумевает тексты, содер-жащие достаточно автономные инфинитивы, т. е. либо абсолютные инфинитивы, образующие самостоятельные предложения, не подчиненные управляющим сло-вам (типа чтобы, можно, хочу, желание) или связкам, либо однородные инфини-тивные серии, зависящие от одного слова и благодаря своей протяженности развивающие самостоятельную инерцию [Жолковский, 2009, c. 155]. С лингвис-тической точки зрения под это определение подпадают конструкции с зависимым и независимым инфинитивом, причем синтаксически это могут быть предложения как простые, так и сложные. То, что Жолковский называет «письмом», другие исследователи называют «техникой» (Ю. Б. Орлицкий) или «стратегией» (А. Н. Черняков). В работах А. В. Бондарко [2001] речь идет о «категориальной доминанте текста», «ключе текста», поэтому «инфинитивное письмо», «инфинитивная техника» в терминах функциональной грамматики могут быть обозначены как «инфинитивный ключ», «инфинитивная доминанта» текста. В синтаксисе предложения с инфинитивом описываются и понимаются по-разному. Традиционно их относят к двум разным типам односоставных предло-жений: либо к безличным (конструкции с зависимым инфинитивом), либо к ин-финитивным (конструкции с независимым инфинитивом). В современных син-таксических штудиях, в том числе в современных грамматиках [ТФГ, 1990; РКГ 1], речь идет именно о конструкциях с зависимым и независимым инфинити-вом. Исследованием таких конструкций занимались В. В. Бабайцева, В. М. Бри-цын, С. Я. Гехтляр, П. А. Лекант, А. М. Ломов, Е. С. Скобликова, М. А. Шелякин и др. 1 Проект корпусного описания русской грамматики (сокр. - РКГ). URL: http:// rusgram.ru/Конструкция_ с_независимым_инфинитивом (дата обращения 15.06.2018). 3.1. Инфинитивное письмо в поэтическом тексте Б. Ахмадулиной («Воскресный день») Конструкции с зависимым и независимым инфинитивом занимают особое ме-сто у Б. А. Ахмадулиной. Использование таких конструкций - излюбленный при-ём языка, характеризующий разные периоды творчества поэтессы. Подробно они проанализированы в статье [Милютина и др., 2015], в которой было продемонст-рировано, что зависимые инфинитивы в «Стихотворении, написанном во время бессонницы в Тбилиси», отмеченном А. К. Жолковским, ведут себя очень инте-ресно в функциональном плане. Представим в настоящей статье анализ отрывка из другого стихотворения Б. Ахмадулиной «Воскресный день» (1961), в котором также представлена тема сна: Меня прощает долгожданный сон. // Целует в лоб младенческая лег-кость. // Свободен - легкомысленный висок. // Свободен - спящий на по-душке локоть. // Смотри, природа, - розов и мордаст, // так кротко спит твой бешеный сангвиник, // всем утомленьем вклеившись в матрац, // как зуб в десну, как дерево в суглинок. // О, спать да спать, терпеть счастли-вый гнет неведенья рассудком безрассудным Пора вставать! А мне опять - заснуть, как умереть, // и пробудиться утром, как воскрес-нуть. А. К. Жолковский отмечает, что в трактовке сна / смерти Ахмадулина «нар-циссически наслаждается» как отказом от сознания и речи, так и готовностью служить им [Жолковский, 2009, с. 156]. Помимо независимых инфинитивов, вы-раженных глаголами НСВ спать, терпеть и СВ заснуть, умереть, пробудиться, воскреснуть, в стихотворении используется зависимый инфинитив вставать, выраженный глаголом НСВ, в сочетании с предикативом пора. Тема сна разрабо-тана в этом отрывке также с помощью причастия спящий, личной формы настоя-щего времени спит и существительного сон. Интересно, что сон представлен здесь независимыми инфинитивами, а пробу-ждение зависимым, в котором пора помимо временных отношений выражает также модальность необходимости: Пора вставать значит ‘Нужно вставать, так как наступило время, срок пробуждения’. Е. С. Скобликова отмечает, что при употреблении слов с относительно конкретным значением, к которым принадлежит пора, содержание предложений оказывается очень экономным и ёмким как раз за счет сочетания семантики той или иной абстрактной модальности и ее обоснования путем указания на конкретные условия реализации [1979, с. 120]. У конструкций с независимым инфинитивом выделяют несколько модальных значений. Основными являются значения необходимости и невозможности. Од-нако в данном случае на передний план в конструкции О, спать да спать, тер-петь счастливый гнет неведенья рассудком безрассудным выдвигается модаль-ность блаженной, дарованной выходным днем возможности. Это модальное значение сформировано контекстом, в особенности оценочным прилагательным счастливый и эмоциональным междометием о. В конструкции А мне опять - заснуть, как умереть, и пробудиться утром, как воскреснуть, соотносящей сон со смертью, а пробуждение с воскрешением и прямо перекликающейся с ключевыми мотивами монолога Гамлета, имплицит-но представлена другая модальность, имеющая значение неизбежности, субъек-тивной предопределенности [РГ, 1980, с. 374; РКГ]. Как указано в «Русской кор-пусной грамматике», инфинитив неизбежности означает, что ситуация будет иметь место, потому что таково положение вещей, «такова судьба» [РКГ]. Пред-ставляется, что в данном случае перед нами предложение со значением субъек-тивной необходимости и желаемости, которые употребляются обычно с дативным субъектом. Последний соотносится с лирической героиней стихотворения. Несмотря на то что в предложении О, спать да спать, терпеть счастливый гнет неведенья рассудком безрассудным дативный субъект отсутствует, он легко соотносится с лирической героиней, которая обозначена с помощью личного ме-стоимения меня в родительном со значением субъекта, открывающим тему сна в приведенном отрывке. Значимым в смысловом плане является и вид инфинитивов. Повторяющийся дважды глагол спать НСВ и глагол терпеть НСВ растягивают описываемое со-стояние, опираясь на конкретно-процессное значение вида, актуализируют внут-реннее время течения действия. Субъективная составляющая категории вида по-зволяет в данном случае замедлить поток событий. Напротив, СВ глаголов заснуть, проснуться, умереть и воскреснуть в сочетании с наречием опять по-могает сформировать значение повторяющейся результативности действия. Ахмадулина опирается как на конструкцию с зависимым инфинитивом, так и на конструкции с независимым инфинитивом. Они помогают ей сформировать различное отношение лирической героини ко сну как счастливой возможности и пробуждению как своевременной неизбежности, а также соотнести сон и про-буждение со смертью и воскрешением, заключив такое сравнение в модальные рамки желаемой для поэта неизбежности. 3.2. Инфинитивное письмо в поэтическом тексте А. Кушнера («Спать, как рыбы морские…») Рассмотрим стихотворение Кушнера «Спать, как рыбы морские…» (1988), упоминаемое А. К. Жолковским, в котором инфинитив спать находится в незави-симой позиции: Спать, как рыбы морские, во тьме, // Шевеля плавниками, // Ничего не держа на уме, // Ластясь сплющенными боками // К донным травам, а нету травы - // В пустоте, ни к чему не приникнув, // Спать, свои сереб-ристые швы // Натянув, словно нить, или выгнув. // Спать, как рыбы мор-ские, когда // Их, безропотных, сносит теченьем. // Спать, как будто густая вода // Желтоватым прошита свеченьем, // Спать, чтоб беды твои не в те- бе // Размещались, а может быть, рядом. // Спать, доверившись темной судьбе. // Да никто не смутит тебя взглядом! // Да вздохнет с облегченьем и тот, // Кто нас держит в смятенье и страхе, // Словно пуговицу // отстег-нет // На своей домотканой рубахе. // Спать, как рыбы морские, уйдя // И от самой могучей опеки, // Плавниками чуть-чуть поводя, // Опустив ро-зоватые веки. У конструкций с независимым инфинитивом основными являются значения необходимости и невозможности. Однако, в отличие от будничного варианта отключающего сна, здесь, в контексте сна-смерти, по мнению Жолковского, впрямую разрабатывается желательность забвения [Жолковский, 2009, с. 162]. Поэтому к модальности необходимости здесь, очевидно, присоединяется дезиде-ративная модальность: нужно + хочется спать, как рыбы морские. Такое утвер-ждение носит лишь предположительный характер, поскольку более или менее явный оттенок желательности обычно вносится в инфинитивные предложения употреблением частицы бы. Рассмотрим инфинитивный рисунок данной конструкции подробнее. Инфини-тив НСВ спать намеренно повторяется семь раз, формируя «медитативную» се-рию, цепочку. Автор стихотворения словно заставляет время длиться, растягивает его. Кроме того, трижды повторяется и анафорическое спать, как рыбы морские, образно характеризующее способ осуществления сна. Это сложное предложение с контекстуально неполным сравнительным придаточным. Выступая в качестве главных в составе сложноподчиненных, инфинитивные предложения чаще всего выражают значение необходимости. Позиция дативного субъекта в данном контексте оказывается проблематичной: мне? тебе? нам? Перед нами неоднозначный подразумеваемый датив [РКГ]. Такая неоднозначность, на наш взгляд, расширяет диктумный план стихотворения, по-зволяя включить в него не только лирического героя, но и любого читающего стихотворение, кроме того, не исключается также автокоммуникация 2. 2 Лирическое стихотворение, по мнению Ю. И. Левина [1998], «обязательно предпола-гает наличие двух персонажей: имплицитного автора и имплицитного адресата. Стихотво-рение, далее, обычно построено как монолог, и потому - во всяком случае, при отсутствии эксплицитного адресата (ты) - его можно рассматривать и как обращенное к самому себе (т. е. имеет место автокоммуникация)». Таким образом, однозначное прочтение независимых инфинитивов в проана-лизированных контекстах как в плане модальности, так и в плане субъектной ор-ганизации оказывается невозможным, и подобного рода «модальные и субъект-ные переключения» [Черняков, 2014] делают коннотативные приращения смысла более объемными и оставляют читателю простор для интерпретации. Следует резюмировать, что применение инфинитивной техники письма является интенциональным. Ведь интенциональность предполагает, по мнению А. В. Бон- дарко [2001], «связь языковых значений с намерениями говорящего, с коммуника-тивными целями речемыслительной деятельности, т. е. способность содержания, выражаемого данной языковой единицей, в частности грамматической формой (во взаимодействии с ее окружением, т. е. средой), быть одним из актуальных эле-ментов речевого смысла». 3.3. Инфинитивное письмо в поэтическом тексте И. Бродского («Новый год на Канатчиковой даче») Тема сна разработана и в одном из самых драматичных стихотворений И. Брод-ского раннего периода творчества «Новый год на Канатчиковой даче» (1964). А. К. Жолковский отмечает, что в этом стихотворении мотив сна / смерти выне-сен в анафору [2009, c. 160]. Спать, рождественский гусь, // отвернувшись к стене, // с темнотой на спине, // разжигая, как искорки бус, // свой хрусталик во сне. // Ни волхвов, ни осла, // ни звезды, ни пурги, // что Младенца от смерти спасла, // расхо-дясь, как круги // от удара весла. // Расходясь будто нимб // в шумной чаще лесной // к белым платьицам нимф, // и зимой, и весной // разрезать белиз-ной // ленты вздувшихся лимф // за больничной стеной. // Спи, рождест-венский гусь. // Засыпай поскорей. // Сновидений не трусь // между двух батарей, // между яблок и слив // два крыла расстелив, // головой в сельде-рей. // Это песня сверчка // в красном плинтусе тут, // словно пенье большо-го смычка, // ибо звуки растут, // как сверканье зрачка // сквозь большой институт. // «Спать, рождественский гусь, // потому что боюсь // клюва - возле стены // в облаках простыни, рядом с плинтусом тут, // где рулады растут, // где я громко пою // эту песню мою». // Нимб пускает круги // на-подобье пурги, // друг за другом вослед // за две тысячи лет, // достигая ума, // как двойная зима: // вроде зимних долин // край, где царь - инсу-лин. // Здесь, в палате шестой, // встав на страшный постой // в белом цар-стве спрятанных лиц, // ночь белеет ключом // пополам с главврачом // ужас тел от больниц, // облаков - от глазниц, // насекомых - от птиц. При первом прочтении представляется, что независимый инфинитив НСВ спать имеет ярко выраженное директивное значение. Имплицитно выраженная субъективная модальность побуждения очевидна на фоне эксплицитно представ-ленной грамматической императивной модальности. Повелительное наклонение грамматически выражают глаголы спи, засыпай, не трусь. Небезынтересно, что на композиционном уровне повторяющиеся конструкции с независимым инфинити-вом обрамляют троекратный эксплицитно выраженный на грамматическом уровне призыв-побуждение ко сну: спать - спи - засыпай - сновидений не трусь - спать. В отличие от директивных конструкций с глаголами в форме повелительного наклонения, семантический и стилистический потенциал конструкций с незави-симым инфинитивом, очевидно, богаче. Они сочетают в себе два модальных зна-чения: не только директивное, но и значение необходимости, которое является константным (А. М. Ломов) и первичным. Касаясь деривационной истории пове-лительных предложений, С. Я. Храковский предположил, что инфинитив перешел в «не свою» позицию сказуемого в результате эллипсиса слова, занимавшего эту позицию в исходном предложении. На роль модального слова в исходном пред-ложении в позиции сказуемого могло бы претендовать «нужно»; ср.: Иванову нужно выйти из строя и [Иванову] выйти из строя [ТФГ, 1990, c. 234]. Е. С. Скобликова также считает, что по сравнению с содержанием предложений, включающих формы повелительного наклонения, семантика инфинитивных по-будительных предложений может быть более ёмкой. При их употреблении гово-рящим нередко выражается не только побуждение, но «одновременно и необхо-димость соответствующего поведения» [1979, c. 125]. Кроме того, описываемые конструкции характеризуются экспрессивностью, эмоциональным отношением говорящего, поэтому градус императивности в таких конструкциях выше, чем в конструкциях с глаголами в повелительном наклонении. В. С. Храковский от-мечает, что в отличие от повелительных предложений с императивными формами глагола фактитивная интерпретация инфинитивных предложений - это обычно приказ. По этой причине в форме инфинитивных повелительных предложений часто формулируются стандартные военные команды [ТФГ, 1990, c. 233]. Субъект ситуации с независимым инфинитивом обозначен здесь вокативом. В. С. Храковский не исключает такой возможности обозначения исполнителя-слу- шающего [Там же]. Особый интерес представляет то, что субъектом-исполните- лем в данном случае является не реальное лицо, а символический образ рождест-венского гуся (Спать, рождественский гусь…). Это нехарактерно для ситуаций канонической речи, зато вполне ожидаемо в ситуации речи неканонической. Сто-ит вспомнить, что стихотворение «Новый год на Канатчиковой даче» входит в Рождественский цикл и является, как уже было сказано, одним из самых драма-тичных по содержанию, ибо связано с воспоминаниями Бродского о пребывании в психиатрической больнице. Рождественский гусь - образ сложный. Это одно-временно и жертвенное животное, и человек-жертва, и сам лирический герой. С коммуникативной точки зрения стихотворение выстроено в виде внутренне-го монолога пациента психиатрической больницы и одновременно лирического героя с самим собой. Герой стихотворения боится действительности и старается ускользнуть от нее в спасительный, возможно, смертный сон. Поэтому директив-ный на первый взгляд смысл инфинитива, на который мы указали в начале анали-за, начинает в контексте стихотворения постепенно осмысляться по-другому и воспринимается в первую очередь не как директива, а, скорее, как уговоры и мольба: надо заснуть, нужно ускользнуть от реальности в спасительный сон. И опять подчеркнем, что для углубления модального плана, его экспрессивиза-ции, как нельзя лучше здесь подходит конструкция с инфинитивом. Заключение Во всех приведенных поэтических текстах конструкции с инфинитивом (ин-финитивные ряды, серии, цепочки, фрагменты) имеют эстетическую и смысло- вую нагрузку. Они формируют особое «размытое медитативное наклонение» (А. К. Жолковский), отражающее рефлексирующее сознание некоего субъекта, наполненное желанием сна, вызванное его необходимостью и связанное с осмыс-лением темы смерти. В этой рефлексии в зависимости от конструкции могут уча-ствовать как лирический герой, так и имплицитно присутствующий автор, а также предполагаемый читатель. Инфинитивная доминанта текста является по своей природе интенциональной, прагматически значимой, поскольку инфинитивные серии - суть один из актуаль-ных элементов смысла лирического стихотворения. Богатый смысловыми нюан-сами грамматический и синтаксический потенциал инфинитивных конструкций активно используется авторами текстов. Формируя инфинитивную доминанту поэтического текста, конструкции с ин-финитивом углубляют его модальный план, придают ему экспрессивность. Конструкции с зависимым и независимым инфинитивом помогают осущест-виться той самой игре на неоднозначности, намеренно создаваемой двусмыслен-ности, которая, по мнению ученых, коренится в самом существе поэзии. При этом они различаются по своим смысловым возможностям, позволяя автору по-разному формировать модально-временные планы лирического текста. Инфинитив-ные конструкции с независимым инфинитивом и незаполненной позицией датива оказываются наиболее многозначными и объёмными по смыслу.

Скачать электронную версию публикации