Sight and hearing in the artistic world of S. D. Krzhizhanovsky.pdf Сигизмунд Кржижановский (1887-1950) - русский писатель польского проис-хождения; один из ярких представителей модернизма в России, не получивший официального признания при жизни, но оказавшийся востребованным спустя почти сорок лет после смерти. Ему удалось преодолеть инерцию времени, в кото-ром он жил, подтверждая слова собственного афоризма из «Записных тетрадей», ставшего сейчас уже хрестоматийным: «С сегодняшним днём я не в ладах, но ме-ня любит вечность» [Кржижановский, 2010, т. 5, с. 404]. В современном литера-турном пространстве сформировался объем текстов, позволяющий судить о лите-ратурном даровании и многообразии художественного наследия автора «Сказок для вундеркиндов» и «Клуба убийц букв». Всё написанное Кржижановским опре-деляется точным понятием «интеллектуальная проза». Неслучайно В. Г. Перель-мутер называл произведения писателя «постскриптумом ко всему корпусу лите-ратуры и философии» [Кржижановский, 2001, т. 1, с. 589]. В новеллах и повестях Кржижановского обнаруживаются многочисленные интертекстуальные аллюзии и реминисценции. От читателя требуются наличие высокой эрудиции и осознан-ный труд для расшифровки той или иной авторской сентенции, скрытой в тексте. Особое звучание произведениям Кржижановского придает их мифологическая составляющая: восприятие реальности через призму мифа и процесс сознательно-го мифотворчества. На сегодняшний день творчество Кржижановского активно изучается, и рас-ширяется география исследований: от Москвы и Даугавпилса до Торонто. Фор-мируются научные центры, задачей которых является масштабное осмысление его художественного наследия 1. Первый описательный этап творчества «прозе- 1 В университете Даугавпилса на кафедре русской литературы и культуры под руково-дством профессора Ф. П. Федорова (в 2020 г. ушедшего из жизни) была основана научно-исследовательская школа, посвященная изучению творчества Кржижановского. Усилиями ученого с 2001 г. проводились ежегодные научные конференции и семинары, выпускались сборники научных трудов. В течение 2007 г. по инициативе В. Г. Перельмутера на базе электронного журнала «Тоronto Slavic Quarterly» проводился ежеквартальный семинар «Sigismund Krzhyzhanovskii and His Contemporaries» («Сигизмунд Кржижановский и его современники»), посвященный 120-летию со дня рождения писателя. ванного» гения подошел к завершению, и сейчас требуются новые пути и направ-ления для освещения еще не исследованных научных горизонтов. В художественном мире Кржижановского представлены все формы воспри-ятия реальности: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Они эксплицируются посредством культурных кодов, отражающих работу перцептивно-сенсорной сис-темы. Часто уже в названии произведения дается отсылка к коду, настраивающая читателя на определенное восприятие текста. Подтверждение этому - новеллы «В зрачке», «Левое ухо»», «Сбежавшие пальцы», «Неукушенный локоть», «Укра-денный колокол» и др. Во всех этих случаях культурные коды задают векторы повествования. Из всех способов восприятия реальности Кржижановским отдается предпоч-тение зрению и слуху. Во многом эта особенность определяется духом времени, в котором пришлось жить писателю. Формирование его художественных взгля-дов, а также основные периоды творчества приходятся на первую треть прошлого столетия. Актуальность статьи определяется впервые осуществляемым опытом ком-плексного исследования способов восприятия реальности в произведениях Кржи-жановского. Целью статьи является изучение зрения и слуха в произведениях писателя, особенностей их функционирования, включенности в авторскую мифологию и соотнесенности с категориями времени и пространства. Особый интерес вызы-вает механизм взаимодействия визуальных и аудиальных кодов с категорией смерти. Как отмечает Надежда Ипатова в работе «Аудиовизуальный аспект советской картины мира в литературе 1920-1930-х годов», «…исторические трансформации сопровождаются созданием соответствующего времени визуального и аудиально-го стандарта с его социокультурным и эстетическим символизмом» [2010, c. 3]. Эта особенность непосредственно находит отражение в искусстве и литературе. Творчество Кржижановского невозможно рассматривать вне исторического, об-щекультурного и литературного контекста. Начало ХХ в. ознаменовало собой наступление новой исторической эпохи. Это период слома старых социально-политических формаций и возникновения новых. Многие поэты и писатели стремились передать ощущение духа времени. Признанным кумиром образованной молодежи 1910-1920-х гг. был Александр Блок. Трагический тенор эпохи оказал значительное влияние на формирование художественных взглядов Кржижановского. Для произведений Блока свойственна особая аутентичность в восприятии реальности. В автобиографической поэме «Возмездие» он писал о ХХ столетии: Сулит нам, раздувая вены, Все разрушая рубежи, Неслыханные перемены, Невиданные мятежи… Обращаясь к современнику, поэт спрашивал его: Что ж, человек? - За ревом стали, В огне, пороховом дыму, Какие огненные дали Открылись взору твоему? [Блок, 1971, с. 195]. Это связано с интенсивностью политических событий, произошедших в первую треть ХХ в. На это время приходятся три войны (Русско-Японская, Великая I Ми-ровая и Гражданская) и три революции (1905 года, Февральская, Октябрьская). За ними последовало формирование нового советского государства. Блоку удалось не только воссоздать многогранный облик эпохи, но и передать его трагический характер. Особенно остро в нем ощущается эсхатологическое настроение. Двадцатый век его напоминает собой апокалиптические видения Иоанна Богослова. Еще до появления «Слова о погибели земли русской» Ремизо-ва и «Окаянных дней» Бунина поэт пророчески предсказал грядущие события русской истории. Двадцатый век... Ещё бездомней, Ещё страшнее жизни мгла (Ещё чернее и огромней Тень Люциферова крыла). Пожары дымные заката (Пророчества о нашем дне), Кометы грозной и хвостатой Ужасный призрак в вышине, Безжалостный конец Мессины (Стихийных сил не превозмочь), И неустанный рёв машины, Кующей гибель день и ночь [Блок, 1971, с. 194]. В описании века преобладают визуальные и акустические образы (тень Люци-ферова крыла, пожары, комета, землетрясение в Мессине, шум ревущей машины). Такое понимание реальности было характерно не только для автора поэмы «Две-надцать», но и для других поэтов и писателей. Так, перу Мандельштама принад-лежит книга воспоминаний «Шум времени», в которой он описывает события и реалии российского быта конца ХIX и начала ХХ в. Своей книге он дает гово-рящее название, обозначающее вектор повествования. В прозе 20-30 гг. ХХ в. встречается большое количество произведений, в названиях которых фигурируют отсылки к зрительным и аудиальным формам восприятия реальности. Подтвер-ждение этому - произведения Грина («Глаз и голос», «Голос и звуки», «Ужасное зрение»), рассказы Булгакова и других авторов. В этом отношении Кржижанов-ский не составляет исключения. С одной стороны, следуя символистской тради-ции, он перенимает от Блока трагедийное (апокалиптическое) восприятие эпохи, с другой стороны, в его произведениях обнаруживаются общие мотивы, присущие творчеству Булгакова, Грина и другим писателям-современникам. Обращение Кржижановского к зрению и слуху во многом объясняется био-графически. Из-за слабого зрения 2 он был вынужден носить очки, так как без них 2 Проблемой зрения в художественном мире Кржижановского занимались Е. Г. Тру-бецкова «Мотив деформации зрения в новеллах С. Д. Кржижановского» [2018], С. П. Лавлинский «Позиция нарратора и читателя в повести Сигизмунда Кржижановского “Авто-биография трупа”» [2018] и другие исследователи. 3 В большинстве случаев на фотографиях, оставшихся после смерти Кржижановского, он запечатлен в очках или пенсне. Исключения составляют снимки гимназического перио-да. «Образ очков (с разными функциональными нагрузками) - один из частотных в литера-туре 20-30-х гг. У Кржижановского он мотивирован и автобиографически» [Трубецкова, 2013, с. 63]. «Близорукость, от которой страдал и сам автор, в его текстах выполняет эсте-тическую функцию: она создает непривычные ракурсы описания, делая знакомые предме-ты “увиденными впервые” (“Автобиография трупа”, “Чуть-чути”, “Глазунья в пенснэ”)» [Трубецкова, 2018, с. 145]. 4 При описании глаз поражает то, как точно описывает Кржижановский особенности функционирования органов зрения, у читателя зачастую возникает ощущение, что автор пользовался при написании рассказа медицинскими справочниками или находился в по-мещении анатомического музея. 5 Далее произведения С. Д. Кржижановского цитируются по этому изданию, в круглых скобках указаны том и страница. видел очень плохо 3. Многие из его персонажей носят оптические приборы, улучшающие работу зрения (очки, пенсне). Подтверждение этому - новеллы «Чётки», «Граи», «Автобиография трупа», «Яичница в пенсне» и др. Необычной особенностью, отличающей новеллы и повести Кржижановского от произведений его современников, является пристальный интерес к анатомии глаза 4. Образ глаза (глаз) повторяется на протяжении всего творчества писателя. В новелле «Четки» персонаж, называемый думальщиком, получает подарок от таинственного незнакомца - четки, состоящие из глаз философов-метафизиков. «Странные чётки». Я перерезал нить: две-три крайних бусины покати-лись по столу. Я взял одну из них в пальцы: из руки прямо на меня глядел остеклившийся, с полуслипшимся белым зрачком глаз [Кржижановский, 2001, т. 1, с. 169] 5. В «Грайях» возникает образ дерева, на котором вместо плодов растут челове-ческие глаза. Тэк взглянул: в трех шагах от них в сером воздухе сумерек белели ка-кие-то странные круглые плоды, густо облепившие ветви невысокого де-ревца. Мальчик сделал шаг вперед. Протянул руку: пальцев коснулось что-то склизкое и холодное. Дернул за белый нитевидный черенок и поднес со-рванное к глазам: из руки прямо на него смотрел - то расширяя, то суживая зрачок - человеческий глаз (т. 1, с. 169). Обращение к образу глаз объясняется актуальностью проблемы зрения для Кржижановского. Это пример того, как невоплощенные идеи автора переносятся на персонажей: слепой Цекус в «Граях» обретает способность видеть, думальщик начинает созерцать другие вселенные и т. д. С точки зрения функциональности слух не уступает зрению в произведениях Кржижановского. Доказательство этому - многочисленные коды, связанные с аудиальным восприятием реальности, акустические и фонологические образы и категории. Для этого есть ряд предпосылок. Автор «Сказок для вундеркиндов» родился в музыкальной семье. Его мать Фабиана Станиславовна была талантли-вым музыкантом и привила сыну с детства любовь к музыке. Кржижановский хорошо играл на фортепиано и пел. Будучи взрослым человеком, он преподавал в Киевской консерватории. Музыка является одним из смыслообразующих понятий в художественном мире Кржижановского. На страницах его произведений нередко можно встретить персонажей, воспринимающих реальность аудиально. Это мифологические пано-тии из новеллы «Итанесиэс», жертвующие своими жизнями ради звучаний; Савл Влоб из «Чужой темы», сравнивающий «Божественную комедию» Данте Алигье-ри с сонатой и мечтающий «вгвоздить ритм в аритмию, научить музыке духовно глухих» (т. 1, с. 264); гастролирующий музыкант из «Немой клавиатуры», эпати-рующий слушателей своими выступлениями; виолончелист из «Смерти эльфа», открывший миру очарование сказочных мелодий, и множество других. Всё это указывает на значимость аудиального восприятия реальности для Кржижанов- ского. В произведениях писателя аудиовизуальные образы могут быть представлены как отдельно, так и в качестве обобщенного образа. Говоря о себе, персонаж из новеллы «Швы» сообщает следующее: «Пока же двигаюсь, вижу-слышу и даже моментами пробую думать» (т. 1, с. 399). Употребление глаголов «видеть» и «слышать» эксплицирует семантику вос-приятия реальности. Наряду с этим они соотносятся с движением персонажа в пространстве и мыслительной деятельностью. Другим примером, подтвер-ждающим этот тезис, является наблюдение обитателя шва за другими людьми. Однако первые же опыты убедили меня, что охота за городскими оди-ночествами - дело чрезвычайно трудное и кропотливое. Горожанин, при-вычный лавировать среди ушей и глаз, ловко выскользает из наблюдения, не дает никак и никогда вклиниться ему в «я» (т. 1, с. 410). В этом фрагменте автор обозначает границы восприятия: «лавировать среди ушей и глаз». Здесь не называются другие органы чувств, а только зрение и слух в силу их релевантности. Эта особенность обнаруживается и в новелле «Чудак». Исподволь в сонную молчь окопного бдения стала прокрадываться, прячась от глаз и уха, какая-то странная зябкая жуть (т. 2, с. 446). Зрение и слух для Кржижановского являются не только органами чувств, по-зволяющими воспринимать окружающую реальность, но и инструментами духов-ного познания. Их функционирование определяется особенностями авторской мифологии писателя. Как отмечает раннехристианский апологет II в. Феофил Ан-тиохийский, «…телесные глаза у зрячих людей видят предметы этой земной жиз-ни и усматривают различие, например, между светом и тьмою, между белым и черным, между безобразным и красивым... как уши различают звуки, подлежа-щие слуху - резкие, тяжелые или приятные: так точно есть уши сердца и очи ду-ши, чтобы видеть Бога. И Бог бывает видим для тех, кто способны видеть Его, у кого именно открыты очи душевные» 6. В этом отношении Кржижановский от-ходит от христианской традиции. Его персонажи оказываются в состоянии слы-шать таинственные звучания, недоступные обычному слуху, и видеть другие ми-ры, однако их генезис остается неизвестным. Как правило, результатом этого становится разрушение личности и другие патологии психики. 6 Святитель Феофил Антиохийский. Послания Автолику. URL: http://mstud.org/library/ th/theophile/avtolik.htm (дата обращения 28.06.2021). В мифологической картине мира Кржижановского зрение и слух сакрализуют-ся. Процесс сакрализации осуществляется посредством их взаимодействия с категорией смерти. Эту особенность можно проследить на материале новелл «Фу Ги», «Чётки», «Соната…» и др. Так, перед тем, как закончить свой жизненный путь, философ Фу Ги обращается к персонифицированным Небу и Земле: И положив кисть, сказал Тишине неба: «Войди». И она, одетая в звезды и солнца, смиренно вошла сквозь зрачок Фу Ги в его левый глаз. Тогда ска-зал Фу Ги Тишине земли: «И ты». И та, укрытая в темные одежды свои, вошла в его правый черный глаз. Тогда Фу Ги опустил веки и стал недви-жен, а ученики его, придя в обычный час, пали ниц с криком: «Горе нам! Великий Фу Ги умер» (т. 1, с. 121). В новелле «Чётки» персонаж обретает новое видение мира. Чьи-то тонкие пальцы втиснулись мне в горло, и новый мир, разрывая зрачки, острыми скальпелями врезаясь в мозг, входил в меня (т. 1, с. 173). Обретение способности созерцать другие вселенные соотносится с физической смертью обладателя чёток. Он умирает для мира. Схожая тенденция проявляется и в отношении слуха. В новелле «Мост через Стикс» аудиальные и визуальные коды накладываются на культурный код смер-ти. Обитатели подземного мира наблюдают за тем, что происходит вокруг них. Отжитые жизни сами ткут чернонитный ковер, выстилающий стиксово русло. Зарывшись по самые глаза в дно дней, мы слушаем лишь высокий и дальний плеск Харонова весла и видим скользящую тень его ладьи, блу-ждающую меж берегами: живым и мертвым (т. 2, с. 501). Само пространство Стикса несет в себе семантику сакральности. Инвариантом смерти является Харон, перевозящий души с одного берега реки на другой. Аку-стический образ плеска весла соединяет рассматриваемые смысловые интенции воедино. Необычное сочетание аудиального кода с культурным кодом смерти обнару-живается в новелле «Соната “Death’s Door”». Парснип перегнулся к соседу слева - в руке у него белел листок про-граммы - и тихо спросил: - Что это? - Cоната Des dur. - Как? Death’s door? - Да (т. 3, с. 137). Метафора death’s door (порог смерти) является следствием фонетической ошибки персонажа (случайное сходство слов). Вместо названия тональности со-наты des dur ему слышатся слова «death’s door». Это словосочетание становится материальным выражением экзистенциальной сущности лорда, пришедшего на концерт в Кинг-Холл (маргинальное существование Парснипа на границе реаль-ности - дословно на пороге смерти). По ходу развития сюжета новеллы изменя-ется первоначальная сущность музыки. Из музыкальной темы, исполняемой сим-фоническим оркестром, она превращается в сакральное явление, обладающее коннотациями потустороннего мира. Зачастую персонажам Кржижановского удается не только преодолеть границы физического мира, постигая явления, недоступные обычным органам чувств, но и увидеть реальность в ее истинном виде. Они приходят к осознанию того, что мир находится в состоянии апокалипсиса, и являются непосредственными свиде-телями этого 7. В качестве примера рассмотрим фрагмент новеллы «Бог умер», в котором изображается будущее человечества 8. 7 С. Кржижановский - писатель, творчество которого пронизано эсхатологическим ми-роощущением рубежной эпохи. Опираясь на наследие русской религиозной философии и предшествующую литературную традицию, Кржижановский выстраивает концепцию так называемого “Щелиного Царства” - пишет Апокалипсис современной ему страны» [Лив-ская, 2009, с. 6]. 8 Исследованию новеллы «Бог умер» посвящена глава «Мир будущего и остров Третье-го Завета» в монографии А. А. Манскова «Образы “стран, которых нет” в художественном мире С. Д. Кржижановского» [2018, с. 41-66]. Звёзды сгорали и гибли одна за другой. Электрические солнца, по-висши на проводах от небоскрёба к небоскрёбу, заслоняли бело-жёлтыми лучами беззвёздящееся, пустеющее небо. Но понемногу и орбиты соседних планет стали разрываться и спутываться. Тщетно выпученные стекла теле-скопов обыскивали чёрную бездну, пробуя изловить хоть один звёздный блик. Вокруг земли зияла черным-чёрная тьма. Теперь нельзя было скры-вать от масс: укрощённая числами, расчерченная линиями орбит бездна, расшвыряв звёзды, смыв орбиты, восстала, грозя смертью и земле (т. 1, с. 261). При описании мировой катастрофы акцент делается на визуальном восприятии реальности. Персонаж наблюдает за гибелью звезд и наступлением тьмы. Здесь очевидны отсылки к библейскому тексту («Откровение Иоанна Богослова»). Од-нако если в книге апокалипсиса конец света соотносится со вторым пришествием Христа, то в художественном мире Кржижановского отсутствует всякая надежда на воскресение Бога. Последние слова новеллы - прямое подтверждение этому: «Тщетно: Он был мёртв. Навсегда» (т. 1, с. 264). Другой иллюстрацией торжества смерти над жизнью является образ немых колоколов в новелле «Красный снег». …на приземистой колокольне в полном беззвучии под рывками веревок раскачивались колокола. Но ветер повернул правую полу - и снова на-встречу скольжению шагов с новой, на этот раз высокой, в узорных слухах, колокольни, бешеная раскачка безъязыких, звонящих беззвонный благо- вест колоколов (т. 5, с. 156). Образ колоколов в приведенном фрагменте поражает глубиной экспрессии. Описываемые в тексте колокола лишены звучания. Несмотря на их раскачивание, благовест остается неслышимым. Беззвонный благовест служит выражением гиб-нущего мира. Персонаж новеллы воспринимает то, что не видят и не слышат дру-гие. Но и его мольба остается гласом вопиющего в пустыне. Функционирование зрения и слуха, а также связанных с ними культурных ко-дов, не только указывает на соотнесенность этих понятий с категориями про-странства и времени в художественном мире Кржижановского, но и свидетельст-вует об их включенности в авторскую мифологию писателя. Зрение и слух реализуются в двух логиках: эмпирической (восприятие окружающей реальности) и мифологической (духовное видение). Визуальные и аудиальные коды являются первичными по отношению к кодам, отражающим работу других сенсорных систем. Сочетаясь друг с другом, они образуют своеобразие текстуальной реальности писателя с его пугающей логикой фантазмов и странностью придуманных им сю-жетов.

Скачать электронную версию публикации