Язык Генерального регламента отразил результаты поиска его создателями адекватных новому жанру и новой эпохе средств выражения. Содержание текста воплощалось при помощи модернизированного делового языка, в котором на разных уровнях осуществлен синтез русских, славянских и иноязычных элементов. Существенной перестройке подверглась система способов выражения императивности, использовавшихся в допетровской деловой речи. Наряду с традиционно употреблявшимся для выражения повеления инфинитивным предложением, текст Генерального регламента включает в свой состав множество новых средств, как заимствованных, так и русских по происхождению. Изменения в системе императивных средств были обусловлены семантическими, стилистическими, социокультурными причинами.
Language of the General Regulations of 1720 (on the occasion of the 300th anniversary of its first edition).pdf Введение Регламенты определяют функции и задачи, полномочия и ответственность, связи, средства поощрения и принуждения участников процесса. Отдаленным предшественником регламентов являлась наказная память. Этот документ, известный с середины XVI в., составлялся в приказе или местном уч-реждении и, наделяя лицо полномочиями для выполнения какого-либо конкрет-ного поручения, содержал инструкцию по его выполнению. Однако наказная па-мять была лишена очень важных признаков современных регламентирующих документов - повторяемости регламентируемых действий и, как следствие, де-персонифицированности. Регламентирующие тексты современного типа возникают в Петровскую эпоху. Их появление было обусловлено желанием царя построить регулярное (полицей-ское) государство на основе новых принципов управления страной, сформиро-вавшихся под влиянием европейской политической теории, где государство пред-ставлялось и моделировалось в виде механизма (механического человека или часов) (см. об этом: [Садова, Руднев, 2018]). Стремление выстроить государство на основе принципов механики побуждало власти к подробной регламентации поведения граждан при выполнении ими своих должностных обязанностей. В петровское время появляется ряд регламентов, определивших жизнь страны на много десятилетий вперед и заложивших основы для формирования нового делового жанра: Артикул воинский (1715), Устав воинский сухопутный (1716), Морской устав (1720), Генеральный регламент (1720), Духовный регламент (1721), Регламент Главному магистрату (1721), Регламент о управлении Адмирал-тейства и верфи (1722). Язык петровских регламентов, в частности Генерального регламента, характе-ризовался значительной новизной используемых речевых средств. Генеральный регламент, увидевший свет в 1720 г., оказал колоссальное влия-ние на формирование новой деловой культуры в целом и жанра регламента в ча-стности. Несмотря на ряд содержательных работ, посвященных влиянию Гене-рального регламента на формирование новой культуры делопроизводства (см. работы [Емышева, 2008; Лукашевич, 1991; 1993]), речевые особенности этого за-мечательного памятника до сих пор не получили комплексного описания и ос-мысления. 1. Речевые особенности Генерального регламента Генеральный регламент разделен на 56 глав, каждая из которых имеет собст-венное название: «О присяжной должности», «О преимуществе коллегии», «О назначенных к сидению днях и часах» и т. д. Этим он отличается как от по-служившего ему источником шведского «Уложения о Канцелярии» (Cantselie Ordningh, 1661), состоявшего из 15 безымянных глав, так и от подавляющего большинства европейских регламентов XVII - начала XVIII в., делившихся на главы без названий. C одной стороны, в этом можно видеть стремление властей заимствовать наиболее совершенные способы текстовой организации регламен-тов, с другой - снабжение глав регламента названиями облегчало поиск необхо-димой информации, что было особенно важно, учитывая новизну жанра и боль-шой объем петровских регламентов. Чаще всего названия оформлялись при помощи делиберативной предложно-падежной формы с предлогом о, например: О книгах при канторах, однако устоявшейся традиции речевого оформления глав не было, поэтому некоторые главы имели сложное название: О шелмованных и на публичном месте о наказанных, чтоб таковых в службу не допускать и сообще-ния никому с таковыми не иметь (гл. 53) или Чтоб никто ругательными и по-носными словами коллегиям касатися не дерзал (гл. 55). Речевая основа Генерального регламента имеет контаминированный характер: в нем использованы разговорные, книжно-славянские и заимствованные элемен-ты. Морфологическую основу составляют разговорные формы имен и глаголов. В области имени существительного у всех типов склонения безраздельно господ-ствуют новые, обобщенные формы мн. ч. с окончаниями -ам, -ами, -ах; старые формы представлены небольшим числом, например: с надлежащими обстоя-тельствы (ГР, 1725, с. 9) 1, с протчими члены (с. 11-12), не о важных делех (с. 12), за губернаторскою или воеводскою печатми (с. 15), протчим нескольким членом (с. 17), по указом их… поступать (с. 20), междо протчими канцелярски-ми служителми (с. 21), канцеляристом надлежит… изготовлять (с. 26), под такими же казнми (с. 26), с челобитчиковыми прошении (с. 31) и т. д. 1 В качестве источника использован текст московского издания 1725 г. Далее при ссыл-ке указывается только страница. Система глагольных окончаний также соответствует разговорной речи: в Ге-неральном регламенте отсутствуют формы аориста, имперфекта и плюсквампер-фекта. Инфинитивные формы представлены главным образом формами на -ть с редким включением форм на -ти: …равным же образом и о ответных писмах, а наипаче от губернаторов и воевод, в коллегии такой же порядок и исправность содержати надлежит (с. 14). Формы на -ти широко используются от возврат-ных глаголов: …оные [доклады] …чтоб никто ругателными и поносителными словами коллегии касатися не дерзал… (с. 39). Возвратные глаголы имеют вариативные формы: -тся и -тца, причем чаще используются вторые (в этом можно видеть проявление старой деловой тради-ции); например: А в государственных делах и то за действително примаетца, от чего б убыток или вред случитца мог, хотя его и не было (с. 7); …а без от-пуску никому никуды отъезжать не позволяется… (с. 11). Форму на -тца может иметь также инфинитив возвратного глагола: …однако ж всем членам вдруг от-лучитца не надлежит… (с. 10). Вариативность окончаний отмечается у прилагательных в форме род. п. ед. ч. м.-ср. р. и вин. п. ед. ч. м. р.: -аго, -ого, -ова; первая форма значительно преобла-дает (это можно рассматривать как средство олитературивания текста регламен-та): А буде кто в дополнение упалых мест дерзнет ради службы или подарков недостойного или неискуснаго человека в службу его величества определить, а достойнаго и искуснаго чрез умысл и неправдивой репорт в возвышении его уничтожит… (с. 12); …дабы друг другу во отправлении его [дела] никакова по-мешателства не чинил… (с. 29). В переиздании регламента 1735 г. прослеживается последовательная правка старых форм существительного, рефлексивных форм глагола на -тца, инфини-тивных форм на -ти. Среди особенностей морфологии памятника также отметим форму мн. ч. им. п. леса (с. 35), широкое использование у существительных м. р. в род. п. окон-чания -у (без писменнаго указу, ежели убытку не учинилось, без всякаго подлогу, с умыслу, без отпуску, никакова просмотру, гласу не имеет, для переводу и пр. (с. 6-8, 11, 21, 22, 24)) и образование у существительных ср. р. на -ие формы мн. ч. им. п. на -ии (какие отправлении коллегиум во весь год имел; сочинении черные; некоторые предложении и др. (с. 26, 31, 36)). Широкое употребление оконча- ния -у является отражением разговорной основы речи. Ряд слов в регламенте имеет неустойчивую родовую отнесенность - архив / архива, вред / вреда, поступок / поступка и некоторые другие. К их числу отно-сится и слово коллегиум, которое употребляется в различных родовых формах: А ежели не известит, то коллегиум вся подвержена будет тому наказанию по силе вреды (с. 4); …а ежели от того кому какой вред или убыток учинитца, то оной на них доправить… (с. 7); Понеже каждой коллегиум особливые свои отправления и дела имеет… того ради одному коллегию в дело другаго не всту-патися… (с. 14); …которые [дела и книги] никогда в Камор архиву не отдаютца, но в канторе обретаются (с. 31); Того ради повелевает его императорское вели-чество иметь два архива… (с. 30). Лексический состав Генерального регламента имеет пестрый характер: его ос-нову образует русская лексика с включением церковнославянизмов и многочис-ленных европейских заимствований и ка лек. Славянизмы представлены ограни-ченно и главным образом служебной и полуслужебной лексикой - союзами, частицами, местоимениями, наречиями: …и тако все оные, которые по учинен-ному докладу и позволению в коллегию войдут, с надлежащим почтением при-ступают, и понеже никому не позволено в коллегии о других делах разговоры иметь, токмо о тех, которые к его императорскаго величества службе каса-ютца, наименше ж непотребные и праздные слова и смех иметь, такожде ни-кому стул не поставляется, кроме таких, который бы ранг имел между знатны-ми чинами (с. 18). При помощи славянизированной служебной лексики достигалось окнижение деловой речи (см.: [Майоров, 2009]), сохранявшей в допетровскую эпоху разго-ворную окраску. Значителен пласт заимствованной лексики в тексте регламента. Можно выде-лить несколько основных тематических групп: названия «коллегийных» должно-стей (архивариус, актуариус, канцелярист, копеист, нотариус, регистратор, фискал и пр.), названия документов и способов работы с ними (диплом, инструк-ция, квитанция, концепт, корреспонденция, мемориал, протокол, регистратура, регламент, реляция, формуляр, юрнал и пр.; нумеровать, держать протокол, учинить реестр, чинить реляции и пр.), лексика, связанная с поведением в обще-стве (акциденция, комплимент, респект, характер, трактовать, шельмовать) и некоторые другие. Заимствования Петровской эпохи «выступали прежде всего как показатель но-вой культурной ориентации, т. е. выполняли в первую очередь не прагматиче-скую, а семиотическую функцию». Семиотическая функция отчетливо проступает в тех случаях, когда «заимствования сопровождаются в тексте глоссой, дающей эквивалент заимствованной лексемы из привычного для читателя словаря» [Жи-вов, 1996, с. 146]. Генеральный регламент имеет в качестве приложения «Толко-вание иностранных речей, которые в сем регламенте», содержащее толкование 34 слов и словосочетаний (хотя в тексте их использовано значительно больше). Однако широко используемые в тексте регламента глоссы отнюдь не всегда дают полный русский аналог заимствованного слова - гораздо чаще это пример-ный аналог, на что указывают расхождения в толковании. Так, слово концепт в тексте толкуется как ‘сочинении черные’ (с. 31), а в приложении - как ‘сочине-ные [так!] 2 всяких указов и доношении’. Ср. толкование в «Словаре русского языка XVIII века»: концепт - ‘краткая записка, выписка; черновик письма, дело-вой бумаги’ (СлРЯ XVIII, вып. 10, с. 155). Слово репорт толкуется в регламенте как ‘доношение’ (с. 36), а в приложении - как ‘ведомость’. Такие расхождения свидетельствуют о том, что у многих заимствований не было готовых аналогов в русском языке. 2 Судя по исправлению в издании 1735 г. на сочинения, это ошибочное написание. Широкое использование иноязычных названий документов (а также их частей, редакций, способов работы и пр.) вызвано, без сомнения, основной целью Генерального регламента - быть «первой инструкцией по делопроизводству, призван-ной научить новым навыкам управленческой деятельности» [Емышева, 2008, с. 257]. За новыми именованиями документов часто стоит либо возникновение новых деловых отношений, которые в силу их отсутствия не имели наименова-ния, либо изменение уже существующих. Возникновение новых видов отношений стоит, например, за появлением такого документа, как протокол, в котором пись-менно фиксировался ход обсуждения вопроса в коллегии, выписки документов и особые мнения членов. Не менее отчетливо нетождественность заимствованных названий и их рус-ских аналогов проявляется в сфере поведенческой лексики. Петр I занимался ко-пированием не только различных профессиональных сфер европейской жизни, но и поведенческих моделей, без принятия которых модернизация страны была невозможна. Заимствованная лексика была связана с описанием публичного по-ведения человека. Так, 24 глава регламента называется О комплементах прези-дентов. Вот ее содержание: Когда президенты в коллегии прибудут, то надле-жит членом, встав с мест, честь им отдать; тако ж и при выходе их. А встречать и провожать должности их нет (с. 19). В приложении к регламенту поясняется название главы: О комплементах - ‘О словопочтениях’. Ср. словарное толкование: комплимент - 1. ‘словесное или письменное изъявление почтения’; 2. ‘приветствие при встрече, поклон’ (СлРЯ XVIII, вып. 10, с. 126). Судя по всему, в тексте главы речь идет о втором значении слова, а в приложении дано его пер-вое значение. Заимствованная деловая и административная лексика пришла в русский язык петровского времени из латыни, немецкого и французского языков прямо либо через посредство польского языка. Применительно к Генеральному регламенту необходимо также обращение к тексту Cantselie Ordningh, который послужил его источником, чего, к сожалению, не делают. Шведский язык XVII-XVIII вв. под-вергся сильному влиянию латыни и французского языка, поэтому многие галли-цизмы в русском деловом языке петровского времени вполне могли проникнуть через посредство шведских деловых текстов. Отметим те заимствования Гене-рального регламента, которые нам встретились в Cantselie Ordningh: Archivum, Cammar, Collegium, Senat(en); Actuarius, Assessor, Copijst (Copist), Referendarijs, Registrator, Secretarij (Secreterar, Secretarius), Juncker; Document, Instruction, Me-morial, Patent, Protocoll, Resolution, Correspondenzie, Registratur, Concept. Часть перечисленных слов вполне могла войти в текст регламента под влиянием источ-ника. Однако этот вопрос требует дальнейшего изучения. Синтаксис Генерального регламента подвергся тщательной обработке, хотя продолжал сохранять особенность устно-речевого субстрата деловой речи. На-пример: Когда в которой коллегии умрет вице-президент, о том доносит той коллегии президент в Сенате, а Сенату, выбрав в вице-президенты достойных несколко персон, балатировать и доносить императорскому величеству; а советников и ассесоров выбирать балатированьем же в Сенате, а секретарей, камериров, казначеев и нотариев выбирать президентам с протчими члены той коллегии достойных по несколку человек, и доносить об них, и из них выбирать, и чины сказывать им в Сенате, которых потом его императорское величество патен-тами за подписанием высокой своей руки и припечатыванием государственной печати снабдить изволит (с. 11-12). В приведенном примере широко представлены присоединительные конструк-ции с союзами а и и, являющиеся яркой чертой синтаксиса разговорной речи. К числу синтаксических явлений устно-разговорного характера относится и употребление в тексте регламента конструкции «именительный падеж на -а при инфинитиве»: …таковым за преступление, как вышним, так и нижним, надле-жит чинить смертная казнь или вечная на галеру ссылка с вырезыванием нозд-рей и отнятием всего имения (с. 36). Под влиянием живой речи (в северо-восточных русских говорах это явление представлено до сих пор) оборот широко распространился в средневековой деловой письменности и исчез, как полагал П. Бицилли [1933, с. 207], в результате петровских реформ. Приведенный пример показывает, что конструкция продолжала ограниченно употребляться в Петров-скую эпоху, проникая даже в обновленную деловую речь. Однако гораздо чаще разговорная фраза подвергалась обработке с целью при-дания ей более книжного характера: в нее вводились гипотактические (подчини-тельные) элементы - придаточные разных типов и деепричастные обороты. С це-лью олитературивания деловой речи менялся порядок слов в предложении - под влиянием латинского и немецкого синтаксиса сказуемое ставится в конце фразы [Багрянцева, 1994, с. 87]. Например: Понеже каждой коллегиум особливые свои отправления и дела имеет, яко о том [особые] инструкции покажут, того ради одному коллегию в дело другаго не вступатися, но ежели иногда что случитца, которое и до другаго коллегия касаетца, то одному с другим о том порядочно и писменно кореспондовать (с. 14). Особенностью регламента является широкое использование сложноподчинен-ных предложений с придаточными условия (вводятся союзами ежели, буде, изредка естьли, употребленными соответственно 55, 18 и 4 раза), цели (дабы, чтоб - 33 и 26 раз, в том числе в изъяснительном значении с побудительным от-тенком), причины (понеже - 17 раз, ибо - 5), уступки (хотя - 8). Широкое использование придаточного условия вполне закономерно в тексте регламента, так как оно оформляет условие для тех или иных действий (гипотезу правовой нормы): Ежели далее сего положеннаго срока кто без законной причины волочить станет, то наказан будет за каждой день по тритцати рублев, ежели убытку от того кому не учинилось; а ежели убыток учинился, то оной вдвое доправить в первой и другой раз, а в третей, яко преслушатель указа, наказан быть имеет (с. 6). Гораздо примечательнее употребление в составе регламента причинно-след- ственных конструкций, не типичных для деловой речи. Их широкое использова-ние в документах петровского времени обусловлено тем, что Петр I постоянно разъяснял подданным причины и цели своих распоряжений, пытаясь убедить в их необходимости. Генеральный регламент как новый жанр требовал широкого при-влечения средств убеждения: так, с союза понеже начинается и сам регламент, и часть глав регламента: Понеже президенты, а во отлучении их вице-президенты, вышшие главы суть, и в лице его императорскаго величества сидят ради управления всех дел в коллегиях, також на каждого верность, прилежность и поступку надзирают, того ради надлежит… (с. 20). Тем же целям разъяснения монаршей воли служит употребление других при-чинных и целевых союзов: А ежели из коллегиев которой член другие врученные дела имеет, то оному за то в пренебрежение не вменится, ибо он вместо того исправлял другое вру-ченное ему дело... (с. 12); …сверх того, надлежит нотариусу роспись иметь об оных делех, которые прошлой недели не вершены, и такую роспись пред прези-дентом на столе иметь, дабы оную в коллегии ежедневно видеть, и о невершен-ных делех ведать мочно было… (с. 23). Если для разъяснения позиции Петра придаточного причины или цели было недостаточно, в текст регламента могло вводиться особое толкование. В Гене-ральном регламенте представлено только два толкования - в главе 4 (О исполне-нии указов) и 53 (О шельмованных), однако, например, в Артикуле воинском та-ких случаев очень много. 2. Особенности реализации стилевых черт делового стиля в Генеральном регламенте В допетровский период такие традиционно выделяемые черты делового языка, как точность, имперсональность, неэмоциональность, официальность, стандарти-зованность, либо отсутствовали, либо не получили полного развития. Петровские документы, в том числе Генеральный регламент, - это первые шаги по пути фор-мирования этих черт. Что касается императивности, то эта стилевая черта в Пет-ровскую эпоху претерпевает существенные изменения в формах выражения. В этих изменениях прослеживалось не просто стремление царя к модернизации делового языка по европейским речевым моделям, но и изменение модели отно-шения между властью и подданными. В деловом языке XVI-XVII вв. основным средством выражения повеления был инфинитив. Так, в Судебнике 1550 г. «все статьи, излагающие то или иное установление, пользуются исключительно формой инфинитива» [Соколова, 1952, с. 58]. Схожую ситуацию можно наблюдать в тексте Соборного уложения 1649 г. В Генеральном регламенте инфинитив - лишь одна из форм выражения повеле-ния, круг которых широк и пестр. 2.1. Выражение обязывания (повеления) Средства выражения повеления в Генеральном регламенте разнообразны: «надлежит + инфинитив» (77 случаев), инфинитив (49), «иметь + инфини- тив» (47), настоящее долженствования (41), «должен + инфинитив» (21), будущее время со значением долженствования (12), «повинен + инфинитив» (7), «должен-ствовать + инфинитив» (5), «должность есть + инфинитив» (5) и некоторые другие. Повеление могло также выражаться эксплицитно конструкцией «его (импера-торское) величество повелевает» (пять случаев): Того ради повелевает его импе-раторское величество иметь два архива… (с. 32). Основной моделью выражения повеления в допетровской деловой письменно-сти было инфинитивное предложение, которое продолжает употребляться и в регламенте: …и президенту с протчими члены, приняв оное доношение, того ж часа спрашивать, имеет ли свидетелеи и иные доводы крепкия… (с. 17). Кроме инфинитивного предложения использовались такие безличные модели выражения повеления, как: «надлежит + инфинитив», «должно + инфинитив», «надобно + инфинитив», «нужно + инфинитив», из которых первая получает ши-рокое распространение в петровское время, хотя практически неизвестна в пред-шествующую эпоху (не исключено, что модель является результатом польско- го влияния [Besters-Dilger, 1997, S. 21]). В Генеральном регламенте модель «надлежит + инфинитив» является самой частотной при выражении повеления: …прежде надлежит в верху листа год и число написать, потом присудствую-щия члены записать и потом протокол держать (с. 23). Может показаться, что безличная модель «надлежит + инфинитив» просто дублирует инфинитивную модель. Однако это не совсем так. Во-первых, введение в инфинитивное предложение модального оператора надлежит меняет стилисти-ческую окраску конструкции: этот глагол придает выражению повеления книж-ную окраску. Во-вторых, модальность инфинитивного предложения неоднозначна и в современном русском языке, а в Петровскую эпоху инфинитивное предложе-ние могло, кроме того, выражать значение возможности. Введение глагола над-лежит снимает возможную неоднозначность (т. е. способствует точности доку-мента). В-третьих, инфинитив обычно сопровождается дательным субъекта. Предложения с надлежит также могут включать в свой состав дательный субъек-та: А ежели в таких корреспонденциях какое непотребное замедление учинится, в том особливо президенту ответствовать надлежит… (с. 14), однако часто предложение не содержит указания на субъекта, отчего предписание приобретает более обобщенный характер. Кроме того, модальный оператор надлежит изредка употребляется и в двусоставном предложении (хотя и с неактивным грамматиче-ским субъектом): …ибо как в Сенате, так и в коллегиях словесные указы никогда отправляемы быть не надлежат (с. 4); …которыя [указы] надлежат быть письменные и зарученыя, а не словесные… (с. 5). Множество способов выражения повеления в двусоставном предложении, встречающихся в тексте регламента, по-видимому, следует рассматривать как поиск наиболее точной модели, которая еще не сложилась в русском языке и не грамматикализировалась. В значении обязан в Генеральном регламенте изредка встречается полонизм повинен (всего 7 раз): …такожде надлежит ему [переводчику] свой перевод во свидетелство подписывать: сие повинен он исполнять под такими ж штрафа-ми и наказаниями, как в должности секретарской написано (с. 24). Полонизм powinien в XV в. проник в украинский и белорусский языки, где используется до сих пор [Ibid., S. 27-28]; в современном польском деловом языке powinien «вы-ступает как актуализатор значения долженствования с дополнительной модальной семой вынужденности» [Магдалинская, 2014, с. 145]. Модальный предикатив должен, известный с древнерусской эпохи, в петров-ское время сохранял живую связь с существительным долг и преимущественно употреблялся в сочетании с лицами, причем инфинитивная часть имела активный характер: …но каждый [член коллегии] с надлежащим прилежанием и ревностию службу свою отправлять и попечение иметь должен (с. 11). Шире всего в двусоставном предложении при выражении повеления использу-ется модальный оператор иметь, который обладал широкой левосторонней (субъ-ектной) и правосторонней (инфинитивной) сочетаемостью. В качестве подлежа-щего встречаются как личные одушевленные существительные, так и предметные неодушевленные. В сочетании с личными существительными (а также местоиме-ниями, обозначающими лицо) иметь может присоединять и активный инфинитив, и инфинитив в страдательном залоге или инфинитивную часть, выраженную со-четанием быть с прилагательным или причастием: Президенты и вице-президен- ты имеют того смотрить, чтоб служители при коллегиях, канцеляриях и кан-торах до последняго должность свою знали… (с. 19); Того ради надлежит публичному месту быть, где в указное время все наказанье на теле и лишение живота чинено быть имеет… (с. 34). Хотя сочетание «иметь + инфинитив» известно в древнерусском языке с глу-бокой древности как один из способов выражения будущего времени, его распро-странение в документах Петровской эпохи в качестве средства выражения пове-ления следует отнести к польскому влиянию (mieć + инфинитив). Польская конструкция могла быть результатом как калькирования немецкой конструкции haben zu (калька XII-XIII вв. французской конструкции avoir à), так и влияния средневековой латыни (habeo + инфинитив) [Besters-Dilger, 1997, S. 22-25]. Кроме полонизмов, в выражении повеления изредка использовалась церковно-славянская конструкция «да + настоящее / будущее время глагола»: Когда прези-денты или некоторые члены коллегиев ради важных причин во отлучении суть, то, однако ж, тем дела остановки да не имеют и отправляютца надлежащим образом… (с. 9). Не останавливаясь на всех способах эксплицитного выражения повеления, от-метим также имплицитные способы, к числу которых относятся настоящее и бу-дущее долженствования, а также конструкция «бывать + страдательное причас-тие». Особенно обращает на себя внимание широкое употребление будущего времени, которое в контексте регламента приобретает оттенок долженствования: Ежели же [президент] ненужные дела станет допускать и делать, то и с чело-битчиком денежным штрафом наказан будет (с. 17). Можно отметить следую-щие особенности употребления будущего времени: 1) оно используется для выражения страдательного залога главным образом в форме «будет / будут + страдательное причастие»; 2) его использование ограничено главной частью сложноподчиненного предложения с придаточным условным. Сходно употребление конструкции «бывать + страдательное причастие про-шедшего времени», в которой подчеркивается повторяемость и результативное значение: Члены коллегиев ни к каким другим делам употреблены не бывают, кроме что чину их принадлежит… (с. 12). Настоящее время для выражения повеления широко использовано в Генераль-ном регламенте: Сколь скоро коллегиум в вышепомянутое время и часы соберет-ся, хотя и не все, но большая часть членов, то доносит и чтет секретарь все в надлежащем порядке… (с. 7). 2.2. Выражение разрешения Разрешение, как и предписание, выражается при помощи двусоставных и од-носоставных (безличных) конструкций. Безличные конструкции включают в свой состав модальные предикативы можно, близкое к безличному сочетание свобода дается: …разве когда президенты за болезнью или других помешателств ради в коллегиум не могут быть, то можно им к себе секретаря или нотариуса при-звать и чрез оных мнение свое коллегию объявить… (с. 16); …такоже каждому члену свобода даетца, ежели голос ево принят не будет, а он ко интересу его императорскаго величества благооснованным и полезным быть рассудит, чрез нотариуса в протокол велит записать (с. 8). Также используются (квази)безличные глагольные формы позволяется, позво-лено (в сочетании с инфинитивом или отглагольным существительным): Того ра-ди от его величества каждому [президенту] особливой секретарь позволяется иметь (с. 16). Кроме того, может употребляться двусоставная конструкция, которая включа-ет в свой состав глагол позволять (изволять, соизволять) и грамматический субъект, указывающий на источник власти (чаще всего - его императорское величе-ство): И позволяет его императорское величество коллегиям самим угодные способы о том… в доношение учинить (с. 29). 2.3. Выражение запрета Запрет выражается при помощи независимого инфинитива в сочетании с час-тицей не (9 случаев): ...и когда апробуется, тогда не производить в дело без пис-меннаго указу (с. 6), а также глаголами запрещается, не позволяется, не позволе-но в сочетании с инфинитивом, отглагольным существительным или придаточной частью с союзом чтоб / дабы: …и того ради не позволяетца, чтоб которой фа-милии одной все были во одной гражданской службе, но, по препорции, и воин- ской (с. 28); …понеже никому не позволено в коллегии о других делах разговоры иметь… (с. 18). В наиболее эксплицитной форме запрет выражается при помощи конструкции его императорское величество не позволяет: Такоже не позволяет его импера-торское величество, чтоб в прихожих каморах коллегии какие писари или подья-чие сидели и дел тамо отправляли… (с. 30). Часто для выражения запрета использовалась побудительная форма глагола дерзать ‘сметь, осмеливаться, решаться на что-л.’ (СлРЯ XVIII, вып. 6, с. 108) в сочетании с частицей не и с инфинитивом: …без чего в Сенат секретарю не принимать, ни коллегии докладывать не дерзать… (с. 14). 2.4. Интенсификаторы предписания и запрета Интенсификаторы используются для усиления повеления и запрета. В текстах петровских регламентов и уставов интенсификаторов много, и они очень разно-образны: без всякаго мотчания, весьма ‘совсем, вполне’ (СлРЯ XVIII, вып. 3, с. 76), как скоро (скорее) возможно, надлежащим образом, (на)крепко, немедлен-но, неотложно, неотменно, непрестанно, отнюд(ь) ‘совсем, вовсе, никоим обра-зом’ (СлРЯ XVIII, вып. 18, с. 37), по всей возможности, по совести, прилежно, с надлежащим прилежанием и ревностию и др. Разные интенсификаторы характеризовали различные аспекты совершения предписываемого действия - быстроту (немедленно, неотложно, без мотчания), активность адресата при его выполнении (накрепко, с надлежащим прилежанием и ревностию, с надлежащим старанием и прилежанием), соответствие установ-ленному порядку (неотменно, надлежащим образом), полноту достижения ре-зультата или запрета (весьма, отнюдь). При выражении запрета интенсификато-рами регулярно выступали также отрицательные местоимения и местоименные наречия, усиливавшие полноту запрета, - никто, нигде и пр.: …а без отпуску ни-кому никуды отъезжать не позволяется… (с. 11). Еще одним способом усиления предписания в уставах петровского времени является указание на разного рода кары за его неисполнение: под казньми и нака-заниями, под наказанием, под наказанием смертным или ссылкою, под опасением штрафа, под штрафами и наказаньями, под штрафом и мн. др. Регламентирующие документы Петровской эпохи (и Генеральный регламент не исключение) характеризуются высокой плотностью употребления интенсифи-каторов при выражении повеления и запрета. Отчасти это было обусловлено влиянием европейских образцов, отчасти - новизной регламентирующих жанров и страхом властей, что из-за недостаточной дисциплины со стороны тех лиц, ко-торым были направлены регламенты, они не будут выполняться. Выводы Генеральный регламент отражает результаты поиска его создателями адекват-ных новому жанру и новой эпохе языковых средств. В тексте отчетливо про- слеживается желание воплотить его содержание при помощи нового, модернизи-рованного делового языка, который должен был воплощать новый этап существо-вания государства. Лексический и грамматический уровень организации текста является результатом синтеза русских, славянских и иноязычных элементов. Значительной трансформации и обновлению подверглись средства выражения императивности, использовавшиеся в деловых текстах. Наряду с традиционно употреблявшимся для выражения повеления инфинитивом текст Генерального регламента включает в свой состав множество новых средств, как заимствован-ных, так и русских по происхождению. Императивную тональность Генерального регламента можно охарактеризовать как жесткую. На усиление императивности работал широкий круг различных интенсификаторов, которые подчеркивали полноту запрета, необходимость со-вершать предписанное действие быстро либо согласно установленной модели поведения, либо с внутренним напряжением и т. д. Другим способом усиления предписания и запрета в регламентах являлись многочисленные угрозы за несо-вершение предписанного действия.
Багрянцева Г. И. Средства связи предложений в документах XVIII века // Русская речь. 1994. № 1. С. 87-91.
Бицилли П. М. Употребление формы именительного падежа женских имен на -а при инфинитиве в русском языке // Сборник в чест на проф. Л. Милетич за седемдесетгодишнината от рожденито му. София, 1933. С. 199-207.
Емышева Е. М. Генеральный регламент 1720 года как опыт создания организационного документа // Вестник Рос. гос. гуманит. ун-та. 2008. № 8. С. 248-261.
Живов В. М. Язык и культура в России XVIII века. М.: Языки русской культуры, 1996. 590 с.
Лукашевич А. А. Виды документов в Российском государстве первой половины XVIII в. (на материале Генерального регламента) // Советские архивы. 1991. № 4. С. 38-46.
Лукашевич А. А. Модернизация формуляра документа государственного делопроизводства законодательством первой четверти XVIII века // Исследования по источниковедению истории России дооктябрьского периода: Сб. ст. М., 1993. С. 189-210.
Магдалинская Е. К. Ситуативная модальность как функционально-семантическая полевая структура (на материале современных русского и польского языков): Дис. … канд. филол. наук. Калининград, 2014. 243 с.
Майоров А. П. Славянизмы в деловом языке 1-й половины XVIII века // Филологические науки. 2009. № 4. С. 29-36.
Садова Т. С., Руднев Д. В. Метафора государства и государственный язык // Языковая норма. Виды и проблемы: Материалы V Междунар. пед. форума (Сочи, 3-4 декабря 2018 года). СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2018. С. 174-182.
Соколова М. А. Выражение волеизъявления в русских бытовых и деловых памятниках XVI века // Учен. зап. ЛГУ. 1952. № 161. С. 52-79.
Besters-Dilger J. Модальность в польском и русском языках (Историческое развитие выражения необходимости и возможности как результат вне- и межславянского влияния) // Wiener Slavistisches Jarhbuch. 1997. Bd. 43. S. 17-31.