Russian and English literary traditions and the poetics of comic elements in the “English” stories of Evgeny Zamyatin.pdf Комическое как таковое у Е. И. Замятина собирается из двух важнейших для его авторского языка элементов: сатиры и иронии. Как правило, именно сатира в его произведениях выдвинута на первый план. В пример можно привести глав-ный роман автора. При создании антиутопического мира сатирический язык Е. И. Замятина остается уникальным. Русский писатель открыл европейской лите-ратуре путь к традиционной классической антиутопии, но его роман всё же остал-ся особенным. Н. Фрай в работе, посвященной антиутопиям, выделяет именно те, что написаны в традиции Е. И. Замятина: «Есть и другие типы утопической сати-ры, о которых мы расскажем чуть позже, но этот особый вид является продуктом современного технологического общества, с его всё расширяющимся чувством того, что весь мир обречен на одну и ту же социальную судьбу, и негде спрятать-ся, рост осознания того, что технология движется к контролю не только природы, но и деятельности разума» 1 [Frye, 1965, р. 323]. Когда роман Е. И. Замятина будет 1 Здесь и далее перевод наш. - Д. Б. опубликован на русском языке, и русские исследователи присоединятся к этой мысли. Зрелое творчество автора неразрывно связано с обличением пороков совре-менного ему общества, государства, системы. Уже в повести «Уездное» 1912 г. видно, насколько деликатно Замятин подходит к поставленной задаче: «В расска-зе Замятина, как в древнерусских сатирических произведениях, создается смехо-вая ситуация внутри повествования. Сложившаяся в веках система исконного жи-тия с ее формулами-знаками, реализованная у Замятина, служит для “узнавания” жанра и придания смехового значения» [Жукова, 2008, с. 104]. Данное упомина-ние необходимо для формирования представления о том, как автор знаменитой русской антиутопии вовлекает читателя в мир его произведения, имеющий, как правило, несколько уровней «погружения». На примере «английских» повестей это выглядит так: в тексте, написанном об Англии и англичанах, не только ис-пользуется английское пространство, английские персонажи, но и воспроизводит-ся английский характер и, что более важно, используется английская литератур-ная традиция. Английская привязка творчества Замятина уже неоднократно рассматривалась исследователями как на родине автора, так и за рубежом. Цель данной работы - проанализировать образы из «английских» повестей Замятина и исследовать спе-цифику поэтики комического в этих произведениях. Материалом исследования послужили повести Е. И. Замятина «Островитяне» и «Ловец человеков», а также нехудожественные тексты автора. Творчество Г. Уэллса и поэзия Э. Лира рассмотрены в качестве явлений, оказавших значи-тельное влияние на «английские» повести русского писателя и на его роман-антиутопию «Мы». В работе используются следующие методы исследования: сравнительный, герменевтический, структурный, биографический. Отношение Е. И. Замятина к Англии и англичанам сформировалось во время его командировки. Настроение автора в этот период отражено в его нехудожест-венных текстах (письмах и записных книжках). Его первое письмо жене наполне-но мрачной атмосферой и образами, которые будут использованы впоследствии в романе «Мы»: «Все улицы, все жилые дома - одинаковые, понимаете - совер-шенно одинаковые, как амбары хлебные в Питере возле Александро-Невской лав-ры. Когда мы ехали мимо, я спросил: это у вас что за склады? - Это жилые до-ма… На другой день оказалось возможным уехать в Лондон; езды часов 6. И мимо мелькают те же амбарные города, одинаковые, стриженные под нулевой номер» [Гольдт, 1996, с. 196]. Само творчество Замятина глубоко связано с английской литературой и с бри-танской культурой вообще. Антиутопическая мысль русского прозаика учитывает художественный опыт Г. Уэллса. Евгений Замятин значительное время прожил в Англии, это отражено в ряде «английских» произведений автора. Многие соци-ально-философские обобщения Замятина о природе современного европейского человека в романе «Мы» продолжают идеи «английского» цикла, т. е. русский писатель создавал свои произведения в активном творческом диалоге с британ-ской литературой. Наиболее очевидная точка соприкосновения Е. И. Замятина с английской ли-тературной традицией - это именно влияние на его творчество английского писа-теля Г. Уэллса. Об увлечении Е. И. Замятина творчеством англичанина свидетель-ствуют переводы («The Undying Fire» - роман Уэллса «Неугасимый огонь» (1918) был издан в переводе Замятина в Петрограде в 1922 г.) и ряд статей об авторе, а также предисловия к изданиям на русском языке (О романе «Машина времени». Вступительная статья к книге Г. Уэллса «Машина времени», 1920 г.; «Война в воздухе». Предисловие к книге: Уэллс Г. Избранные сочинения. Том 9. «Вой- на в воздухе», 1919 г.; Г. Д. Уэллс. Вступительная статья к роману Г. Уэллса «Машина времени», 1920 г.; «Неугасимый огонь» Предисловие к роману Г. Уэл-лса «Неугасимый огонь», 1922 г.; «Невидимка». Предисловие к роману Г. Уэллса «Невидимка», 1922 г.). Помимо этого, когда в 1920 г. Г. Уэллс приезжает в Россию во второй раз и встречается с русскими писателями («Петербургские писатели и журналисты принимали Уэллса в Доме искусств. Наскоро сорганизованный обед превратился в торжественное чествование английского гостя с целым рядом речей» [Замятин, 2010, с. 378]), Замятин пишет об этом статью «Уэллс», в которой подчеркивает слова гостя о ситуации в стране, которую он посетил, слова, в которых отражается один из важнейших мотивов антиутопических романов, а именно утрата книги в широком понимании этого слова: «Русский писатель живет сейчас в стране, где - будем надеяться, не навсегда - почти нет литературы и книги; об этом труд-но забыть. И оттого сквозь мажор приветствий в иных речах ясно слышалась го-речь» [Там же]. О рецепции творчества Г. Уэллса в произведениях Е. И. Замятина не раз упо-миналось в исследовательских работах, в частности в статье Н. В. Аксёновой и М. А. Хатямовой сказано следующее: «Итак, статьи Е. И. Замятина о Г. Уэллсе выполняют две задачи. Во-первых, Замятин творит свой миф об Уэллсе, который оказывается воплощением “идеального англичанина”, носителем свободного ев-ропейского мироощущения; осмысленное, сосредоточенно-научное и одновре-менно духовно-нравственное, гуманистически устремленное в будущее сущест-вование которого воплотилось в его книгах. Во-вторых, это миф эстетический, он структурируется из важных для Замятина начала 1920-х годов идей и категорий: литература есть миф о мире, причем современен сциентистский миф, ирония и знание быта, повседневной жизни - необходимые составляющие этого мифа, синтез фантастики и быта, фабульность (сюжетность, событийность) литерату- ры - это ее будущее, обусловленное потребностью фантастического времени. Творчество выдающегося английского писателя становится не только объектом рецепции как чужой культурный феномен, но и материалом для авторской эстетической рефлексии» [Аксёнова, Хатямова, 2014, с. 124]. Действительно, Е. И. Замятин в статье «О сюжете и фабуле» говорит о том, что современный ему читатель нуждается в «интересной фабуле». Такие идеи возникли у него не без влияния мастера создания фантастических произведений - Г. Уэллса. Тем не ме-нее, на текст Замятина оказали влияние не только присущие Уэллсу особенности построения произведений таким образом, чтобы заинтересовать читателя, но и некоторые мотивы и образы, ставшие впоследствии классическими для романа-антиутопии. К примерам образов, созданных Г. Уэллсом и повлиявших на развитие анти-утопического текста, можно отнести образ единого государства. Государство, стремящееся объединить людей всей планеты, возникшее после грандиозного военного столкновения прошлых лет, - это и есть «Единое государство» из замя-тинского «Мы», но такая же, возникшая после войны держава есть и в романе «Освобожденный мир» 1914 г. за авторством Г. Уэллса, и называется там «Все-мирное государство». Позже Дж. Оруэлл разовьет эту идею с присущим ему сгущением красок. Мир в его «1984» разделен на несколько сверхдержав, непрерыв-но ведущих войну друг с другом. Другим значимым образом является «Зеленый Фарфоровый Дворец» из романа «Машина времени» Г. Уэллса. Он послужил ис-точником вдохновения не только для образа мира за зеленой стеной, но и для во-площения в мире романов-антиутопий мест, связанных со «старой жизнью», с прошлыми, забытыми вещами, часто иррациональными. Это и «Старый Дом» в романе «Мы», и поселение дикарей в антиутопии О. Хаксли, и второй этаж лав-ки старьевщика в «1984». Подход Е. И. Замятина к созданию своих произведений характеризуется глу-боким погружением автора в ту среду, которая, согласно его концепции, должна быть отражена в произведении. Хорошим примером данного подхода служит описанная автором в статье «Закулисы» подготовка к созданию пьесы «Блоха»: «Приходится держать строгую диету - читать только книги, не выходящие из круга определенных идей или определенной эпохи. Помню, что для “Блохи” этот период продолжался месяца четыре, не меньше» [Замятин, 2004, с. 191]. Повесть «Уездное» 1912 г. создается Замятиным в диалоге с русской народной культурой: «Лубочная тематика довольно мягко вплетается в повествование, растворяется в нем на всех уровнях текста» [Жукова, 2008, с. 101]. Необходимо также упомя-нуть, что Замятин использует свое вдохновение русской балаганной культурой для написания повести «На куличках» 1913 г.: «Балагурная потеха представлена также в повести “На куличках” в главе “Пир на весь мир”, в самом названии кото-рой отражен “утопический карнавально-масленичный мотив”, связанный с ко-мизмом еды как проявления материально-телесного начала» [Полякова, 2009, с. 161]. В том же ключе происходит и работа над «английскими» повестями, при этом погружение в английское пространство автор совершает непосред- ственно. Говоря о специфике комического, в первую очередь необходимо рассмотреть использование Замятиным иронии. Ирония, по словам Шеллинга, это - «единст-венная форма, в которой то, что исходит или должно исходить от субъекта, самым определенным образом от него отделяется и объективируется» [Шеллинг, 1966, с. 382]. Повесть «Островитяне» пропитана иронией. Произведение состоит из 16 частей, каждая со своим говорящим названием. Название первой части - «Инородное тело», этим инородным телом является главный герой повести - Кембл, сбитый автомобилем рядом с домом викария Дьюли, который вынужден приютить у себя Кембла до выздоровления, что ломает все планы викария, а са-мое главное, никак не вписывается в расписание. Так роль субъекта объективиру-ется, превращая его самого в инородное тело, случайно попавшее в чуждую среду (дом викария). В образе Кембла постоянно присутствует квадрат: «громадные квадратные башмаки», «квадратные мертвые подошвы», «квадратный подборо-док». Говорит же Кембл с «квадратной уверенностью». Даже в его сознании при-сутствует этот образ: «Там, в квадратных коробочках, были разложены известные ему предметы, и в одной, заветной, вместе лежали: Бог, британская нация, адрес портного и будущая жена - миссис Кембл - похожая на портрет матери Кембла в молодости. Всё это были именно предметы, непреложные, твердые» [Замятин, 2003, с. 415]. И здесь в том же ключе «квадратность» характера, способа мышле-ния героя отражается в его «квадратной» внешности. В дополнение к этому рус-ский автор в этой ситуации явно ссылается на английскую идиому: «to be on square» - действовать и говорить честно, не скрывая информации. Данная фигура речи точно описывает персонажа, который не в состоянии распознать ложь: «- Вранье? - Кембл сбился безнадежно. - Вранье? - Это было непонятное, ни в шутку, ни вправду - просто вообще непонятное, ну как может быть непонятна, непредставима бесконечность вселенной. Кембл стоял убитый» [Замятин, 2003, с. 401]. В романе «Мы», являющемся не только вершиной творчества автора, но и, безусловно, наследником «английских» текстов, каждый член общества стал подобным Кемблу. Выражает общественное сознание в романе главный герой - Д-503, он описывает квадратную гармонию серо-голубых шеренг, заполонивших утром улицы единого государства. А уже в пятой записи своего дневника-романа инженер сам сравнивает себя с квадратом: «Вот и я всё время в этом квадратном положении» [Там же, с. 224]. Следующим важнейшим элементом смеховой модели Е. И. Замятина является сатира. Рассмотрим это проявление комического в повести «Ловец человеков». Исходя из того, что «формула сатирического модуса художественности - недос-таточность внутренней данности бытия (“я”) относительно его внешней заданно-сти (ролевой границы)» [Теория литературы, 2004, с. 59], рассмотрим персонажей повести. В повести «Ловец человеков» присутствуют всё те же, знакомые по «Островитянам» английские образы, а само произведение возникло из рассказа одного англичанина о том, что в Лондоне есть люди, живущие очень странной профессией - ловлей любовников в парках. Главный герой произведения - Мис-тер Краггс - как раз этим и занимается. Описание дома его семьи напоминает и о «квадратности» Кембла, и о прозрачных, стерильных домах из романа «Мы». Здесь же присутствует и религиозный подтекст, знакомый нам по «Островитя-нам» и «Мы», ведь Краггс «был одним из добровольных апостолов Общества Борьбы с Пороком». В эпизоде с ловлей любовников в парке Краггс предстает вершителем судеб, подобно Благодетелю из романа «Мы», его громадная крабо-вая клешня хватает и, как огромные ладони Благодетеля, одним движением может разрушить жизнь человека. Даже пойманная леди Яблоко чувствует в нем власть над собой: «- О, вы такой... милосердный... как Бог» [Замятин, 2003, с. 496]. Роле-вая претензия ловца - великий судья, его я - это человек, охотящийся на безза-щитных с целью личной выгоды. Шеллинг предлагает разделять сатиру на серь-езную и комическую: «Если серьезная сатира бичует порок, в особенности порок дерзкий и опирающийся на силу, то комическая сатира, напротив, должна, на-сколько возможно, снять с изображаемых объектов и вину, и заслугу, должна стремиться представить их совершенно безвольными, каковы сатиры и фавны» [Шеллинг, 1966, с. 374]. В замятинском тексте мы видим проявление как серьез-ной сатиры в случае с Краггсом, которого автор обличает за его жадность, мелоч-ность, строгое следование по одному и тому же маршруту изо дня в день, так и комической сатиры в случае с леди Яблоко - наивной и несчастной, попавшей в глупое положение. В романе «Мы» Замятин продолжит развитие этих образов, его сатира будет направлена на единое государство, Благодетеля, общество, а в роли безвольных сатиров и фавнов выступят члены этого общества - нумера. Начало XX в., время, когда Е. И. Замятин творил свои главные произведения, - это время серьезных перемен, глобальных потрясений. Не удивительно, что мно-жество писателей принялись говорить о злободневных темах, стараться обличить власть, раскритиковать государственный аппарат, создаваемый в советской Рос-сии, где человек стал винтиком огромного, ужасающего механизма, несущегося на всех парах вперед. Естественно, автор романа «Мы» не одинок в своем жела-нии обличить современное ему общество, указать на грандиозные заблуждения. Среди известных сатириков того времени стоит упомянуть М. А. Булгакова, который в повести «Дьяволиада» представляет бюрократический механизм как что-то инфернальное, но упомянуть стоит лишь затем, чтобы показать, чем же выделяет-ся Евгений Замятин. Русские писатели XX в. продолжают великую литературную традицию, в области смехового и сатирического они идут по стопам М. Е. Салты-кова-Щедрина и Н. В. Гоголя, но современники Замятина не зря зовут его «англи-чанин», он привносит в свой текст нечто инородное. Говоря о том, какие особенности Замятин привносит в русскую литературу XX в., необходимо упомянуть способность русского писателя улавливать уни-кальную ироническую окраску определенного литературного произведения или индивидуальный подход автора. Например, в статье «Zamyatins Reception of Wellss Fiction» Н. В. Аксёновой и М. А. Хатямовой авторы подмечают, что «как мастер иронии Замятин не может не заметить нестандартный и ироничный склад ума Уэллса» [Aksenova, Khatyamova, 2017, р. 3]. В той же статье говорится о том, что Замятин подмечает и более важную, в контексте данной работы, особенность уэллсовских произведений: «В конечном счете, оценка Замятиным реалистиче-ских романов Уэллса парадоксальна. Признавая их сильную зависимость от бри-танской литературной традиции, он, тем не менее, отмечает, что “архитектор, по-строивший воздушные замки научных сказок, и архитектор, построивший шестиэтажные каменные громады бытовых романов, - один и тот же Уэллс”» [Ibid., p. 7]. Эта парадоксальность, замеченная русским писателем, является важ-нейшим элементом, на котором строится его собственная, замятинская, ирония, занимающая центральное положение в «английских» повестях и в романе «Мы». Связь этого влияния с английской литературой гораздо глубже, чем просто ре-цепция романов Г. Уэллса. Искания Замятина в области иронии и абсурда приво-дят к столкновению с особенным английским литературным течением, речь о ко-тором пойдет далее. В сущности, юмор Е. И. Замятина продолжает традиции классической русской литературы. Гротеск и зооморфизм, играющие важную роль в смеховой состав-ляющей произведений Н. В. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина, присущи и ра-ботам Замятина. Об использовании этих приемов в повести «Алатырь» пишет И. М. Попова в работе «Литературные знаки и коды в прозе Е. И. Замятина: функции, семантика, способы воплощения» [2003]. В произведении, посвященном русской глубинке, Замятин использует приемы классиков русской литературы (Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова, Лескова). С помощью этих приемов фор-мируется неповторимый колорит русской глубинки с юмором, присущим только этому месту. Важным для Евгения Замятина становится не сам прием, а стилиза-ция этого приема. В его работах образ неразрывно связан с местом, о котором он пишет, и с местом, где он пишет. Образ продолжает сюжет произведения, допол-няет стилизацию. Описанный выше пример зооморфизма из повести «Островитя-не» является хорошей иллюстрацией такого подхода. Персонаж произведения напоминает именно краба (хотя, согласно его роли в повести, он мог быть охот-ничьей собакой, коршуном и т. д.) потому, что это связывает персонажа с сюже-том произведения (действие происходит на пляже) и с Англией, где работал Замятин и где занимаются ловлей крабов. Подобный же пример стилизации встречается и в пьесе «Блоха», но здесь речь уже идет о русском пространстве (пьеса поставлена по мотивам сказа Н. С. Лескова «Левша»). Даже персонаж пье-сы немец Кисельвроде пытается казаться русским, используя в речи русские фра-зеологизмы, допуская при этом множество ошибок. Подробнее об этом пишет А. Э. Павлова в работе «Фразеологические средства и приемы создания комиче-ского (на материале художественных произведений ХХ века)» [2015]. Выводы, сделанные в исследованиях Е. А. Жуковой, Н. В. Аксёновой и М. А. Хатямовой, И. Е. Поляковой, И. М. Поповой, А. Э. Павловой, позволяют говорить о Замятине не только как о приемнике смеховой традиции классической русской литературы, но и как о мастере стилизации. Он из разрозненных, на пер-вый взгляд не связанных частей места, времени, языка, литературного текста соз-дает уникальное пространство своих произведений, где комическое является свя-зующим элементом. «Многофункциональное применение литературных знаков и кодов Е. И. Замятиным свидетельствует о том, что интертекстуальность являет-ся важнейшим компонентом поэтической системы художника» [Попова, 2003, c. 61]. Настоящее исследование призвано изучить влияние английского языка, про-странства, сознания, английской литературы, английского юмора на специфику комического в творчестве Е. И. Замятина. Изучение «английских» повестей и ро-мана «Мы» показывает, что писатель не только использует комические приемы классической русской литературы, но и добавляет значительную часть английско-го понимания юмора. Именно поэтому двусмысленность и недосказанность наря-ду, например, с гротеском и зооморфизмом, играют важную роль в создании комического эффекта в названных выше произведениях. Двусмысленность счита-ется одним из наиболее примечательных элементов английской комической традиции, это «объясняется прежде всего краткостью среднестатистического анг-лийского слова и вероятностью фонетического совпадения (омонимии)». Этим объясняется феномен «квадратности» некоторых замятинских героев, описанный ранее в работе. Цитата из повести «Островитяне» служит иллюстрацией англий-ского подхода к юмору: «К сожалению, ни одна машина не обеспечена от полом-ки, если в колеса попадает инородное тело. Так случилось однажды и с машиной викария Дьюли» [Замятин, 2003, с. 390]. В первом предложении речь идет о ка-кой-то абстрактной машине (автомобиле), приведенной автором в качестве при-мера, а во втором предложении под словосочетанием «машина викария» подразу-мевается не автомобиль, а с машинной точностью выстроенный распорядок жизни Дьюли. Усиливается этот эффект тем, что «инородным телом», нарушив-шим распорядок викария, становится человек по фамилии Кембл, который дейст-вительно попадает под колеса автомобиля, а затем и в дом Дьюли. Иначе говоря, попав под колеса автомобиля, став причиной аварии, нарушения привычного хода вещей, Кембл попадает и в хорошо отлаженный механизм викария Дьюли, также его ломая. Не только использование элементов комического, присущих английскому языку, но и диалог с английской литературной традицией играет важную роль в формировании антиутопического языка русского автора начала XX в. В «анг-лийских» повестях Е. И. Замятин добавляет элементы одного из самых необыкно-венных литературных направлений родом из Англии - нонсенс. В литературе нонсенс включает в себя загадки, палиндромы, каламбуры; нонсенс схож с гроте-ском, сюрреализмом и дадаизмом. Заметным реверансом в сторону нонсенса отличается начало повести «Ловец человеков», которая уже своим названием от-сылает к корням нонсенса - Дж. Свифту с его «Путешествиями Гулливера», в ко-торых язык демонстрируется как что-то хаотичное, плавающее, трансформирую-щееся, на что нельзя опереться, а начинается произведение Замятина так: «Самое прекрасное в жизни - бред, и самый прекрасный бред - влюбленность. В утреннем, смутном, как влюбленность, тумане - Лондон бредил. Розово-молочный, зажмурясь, Лондон плыл - всё равно куда» [Замятин, 2003, с. 484]. Наиболее ин-тересным кажется сходство тематики «английских» повестей с идеями Эдварда Лира - одного из основоположников нонсенса, поэзии бессмыслицы, высказан-ными в его стихах: There was an Old Man of Whitehaven, Who danced a quadrille with a Raven; But they said, “It’s absurd to encourage this bird!” So they smashed that Old Man of Whitehaven [Edward Lear, A Book of Nonsense, 1846] 2. 2 URL: http://www.lear200.com/there-was-old-man-whitehaven (дата обращения 28.10. 2020). 3 URL: http://www.lear200.com/ there-was-old-man-melrose#:~:text=There was an Old Man of Melrose%2C,stupid Old Man of Melrose.%22 (дата обращения 28.10.2020). В этих стихах человек противопоставляется обществу, как и в знаменитых произведениях Е. И. Замятина: общество разбивает, уничтожает старика, ведуще-го себя абсурдно, не так, как они. Здесь «они» - это общество осуждающее, спо-собное уничтожить личность. Для подтверждения этих слов обратимся к еще од-ному стихотворению автора: There was an Old Man of Melrose, Who walked on the tips of his toes; But they said, “It ain’t pleasant to see you at present, You stupid Old Man of Melrose” [Edward Lear, A Book of Nonsense, 1846] 3. В данном случае обществом осуждается нестандартное поведение. Всего в че-тырех строчках описано тяжелое, злое давление: они - общество, против стари- ка - я. Так же и у Замятина - человек, состоящий из квадратов, оказывается лич-ностью, неспособной идти против правил по своей воле, личностью, зажатой в рамки, человеком, идущим, как паровоз по рельсам («Островитяне»). Гражданин с руками, похожими на клешни ракообразного, оказывается жадным охотником, ловцом человеков, его дом с отметинами от стула там, где каждое утро завтракает он и где рядом с ним восседает его жена, пойманная в клетку этого холодного металлического пространства, изображающего границы, навязанные обществом («Ловец человеков»). Важная особенность как литературы нонсенса в целом, так и авторского языка Эдварда Лира в частности заключается в том, что само абсурдное положение ге-роя - это не только осознанный выбор, это позиция, которую они готовы отстаи-вать. Как замечает Н. М. Абакарова в статье «О некоторых особенностях дискурса нонсенсов у Эдварда Лира» [2011, с. 42], «маски прирастают к лицу абсурдных героев, чудачества становятся их общественной позицией». Замятин продолжает эту традицию в «английских» повестях и в романе «Мы». Особенно это заметно в антиутопии русского писателя. Д-503 становится инородным элементом в обще-стве, он вынужден стать абсурдным, другим. Общество, в котором находится ге-рой, нарекает его больным, а болезнь его - душа, фантазия. Его дневник - это от-ражение его души, проявление фантазии, с помощью этого атрибута он стремится остаться абсурдным, другим, больным. Таким образом, актуальная в Викториан-скую эпоху тема противопоставления абсурдного, являющегося проявлением внутреннего голоса человека, его чувств, души, обыденному, бесчувственному становится актуальной в начале XX в. Е. И. Замятин как будто вытаскивает на свет общественную проблему прошлого века, показывая, насколько актуальной она стала в его время. В ходе исследования была выявлена особенность замятинского построения текста. Особенность эта заключается в том, что русский автор, создавая произве-дение, привязанное к определенному месту (Англия, российская глубинка и т. д.), наполняет его (произведение) персонажами, событиями, речевыми особенностя-ми, привязанными к выбранному месту. В сущности, это кажется обычным явле-нием (логично, что в тексте об Англии персонажи будут англичанами). Важно то, что сам текст у Замятина формируется согласно литературным традициям места, о котором он пишет. Так, в произведениях, посвященных российской глубинке, встречается множество фольклорных аллюзий и реминисценций (например, бога-тырская сила Барыбы в повести Алатырь), а в «английских» повестях прослежи-вается вклад английской литературной традиции (связь с творчеством Г. Уэллса). Такие влияния заметны даже на уровне языка. Персонаж, привязанный к тексту о русской глубинке, согласно авторскому подходу, будет говорить по-русски и использовать исконно русские пословицы и поговорки, не являясь при этом русским. В произведениях, связанных с Англией (но написанных на русском язы-ке), широко используются английские приемы создания комического (игра слов, двусмысленность, недосказанность). Говоря о поэтике комического, учитывая вышесказанные особенности по-строения Замятиным текста, можно сделать вывод о том, что в поздних работах автора («английские» повести, роман «Мы») сильно влияние как русской, так и английской литературной традиции. Безусловно, Е. И. Замятин идет по стопам русских классиков, поэтому такими важными в его поэтике комического остаются зооморфизм и гротеск. Отличительной особенностью является то, что в сочетании со следованием русской традиции комического автор в той же мере использует и английский подход к созданию смешного. Наиболее примечательной здесь ви-дится связь с английским нонсенсом, представляющим собой на первый взгляд абсурдную историю, но, по сути, высмеивающим социальные пороки. Так полу-чается уникальный замятинский текст, наполненный английским юмором, анг-лийскими персонажами, именами, названиями, но остающийся при этом продол-жением русской литературной традиции. Связь с жанром нонсенса только намечена в данной работе. Эта тема кажется значимой для понимания творчества русского «англичанина» и требует дальней-шего изучения.

Скачать электронную версию публикации