“I am all impulse, I am all seeking...”: “Tomsk period” in the life and work of G. A. Vyatkin.pdf Одной из главных особенностей известного сибирского поэта и писателя Геор-гия Андреевича Вяткина можно назвать разносторонность его таланта, проявив-шуюся в литературной сфере. Он представал перед читателями и как тонкий ли-рик, воспевающий сферу чувств, и как строгий литературный критик, уверенно «расставляющий по местам» современных ему литераторов, и как зоркий репор-тер, видящий и «краски факта», и событийную канву и умеющий вызвать «эффект присутствия». Но богатое литературное и публицистическое наследие Вяткина до сих пор глубоко не изучено, и не в последнюю очередь потому, что вплоть до 1960-х гг. имя его было под запретом: он был расстрелян в 1938 г. и только в 1956-м реабилитирован. В начале XX в., в 2005-2006 гг. в Омске вышло первое 5-томное собрание сочинений Г. А. Вяткина, художественные и публицистиче-ские работы стали предметом научного осмысления исследователей (см., напри-мер: [Бурлешин, 2007; Горенинцева, 2010; Петрова, 1999; Серягина, 2017; Спири-донова, 2014; Цырульникова, 1997; Шишкин, 2003; Яковенко, 2007], и др.). Цель настоящей работы - выявление особенностей «томского периода» твор-чества Г. А. Вяткина и определение основных направлений его литературной дея-тельности. Для достижения этой цели были проанализированы публикации в том-ской дореволюционной периодической печати, обобщены и систематизированы сведения, представленные в научно-исследовательских работах. Георгий Андреевич Вяткин родился в Омске в 1885 г., в Томск вместе с семьей приехал в 1893 г. Здесь он окончил учительскую семинарию и прожил до 1915 г., при этом ездил по Сибири, был в Европейской России, учился в Казанском учи-тельском институте, но все-таки всегда возвращался в Томск. Именно с Томском оказалось связано становление Вяткина как литератора и журналиста, здесь рас-цвел его талант. Жизненный путь и творческая биография Вяткина освещены во многих рабо-тах и энциклопедических статьях (см.: [Зубарев, 2011; Колесникова, 2004; Посад-сков, 2010; Сердюк, 1991; Трушкин, 1989; Вяткин Георгий Андреевич, 2010]), из которых можно узнать, что он сотрудничал со многими периодическими изда-ниями Томска («Сибирская жизнь», «Молодая Сибирь», «Сибирский наблюда-тель» и мн. др.), Сибири («Сибирские огни», «Рабочий путь» и др.), публиковался в столичных журналах («Вестник Европы», «Русское богатство», «Нива» и др.); был лично знаком с выдающимися современниками - И. А. Буниным, А. М. Горь-ким, А. И. Куприным, А. Н. Толстым; в 1912 г. стал лауреатом премии имени Н. В. Гоголя на Всероссийском литературном конкурсе. Вяткин был хорошо из-вестен сибирским читателям, сегодня его называют «основоположником сибир-ской литературы», хотя при жизни его творческие опыты не всегда получали положительную оценку у критиков и рецензентов - как сибирских, так и сто- личных. Поэтическое наследие Вяткин более всего был известен читателям как поэт, и Томск стал городом, в котором было опубликовано его первое стихотворение: «Не грусти, утомленный страданьем...». Оно появилось в январе 1900 г. на страницах газеты «Сибирская жизнь», Вяткину было тогда 14 лет. Уже в этом произведении отразились два ос-новных мотива поэзии начинающего поэта, которые затем довольно часто встре-чались в его стихотворениях: с одной стороны, это оплакивание «напрасных желаний» и «несбывшейся пылкой мечты», с другой - неприятие «утомления страданием», призыв к борьбе, к преодолению себя и жизненных преград. Вяткин призывал помогать «страдающим братьям», несчастным, которых «на свете так много»: Так иди же, иди к ним смелее С делом истинной, братской любви, Ободри всех страдальцев скорее И надеждой их дух оживи! (СЖ, 1900, № 6). Этот народнический пафос сохранялся в произведениях Вяткина довольно долго: в его сборнике «Стихотворения» (1907) также нередко встречаются призы-вы к борьбе, к преклонению перед «павшими в тяжком бою»: Нас много, нас много... Так будем смелее Бороться и дерзостней мстить. - И боги не смогут огонь Прометея В горячих сердцах погасить... [Вяткин, 1907, с. 22]. Часть стихотворений («Кресты», «Скорбь», «Яд» (из неоконченной поэмы «Погром»), «Детство» и др.) носили остросоциальный характер, отражая тяжелую жизнь народа, были наполнены горечью от невозможности изменить ситуацию в обществе. Однако уже в этом первом сборнике стихотворений Вяткина проявились и его черты лирика, исследователя тонких душевных состояний, поэта, воспевающего красоту, любовь, счастье, но глубоко опечаленного тем, что он не находит своего идеала в окружающей жизни: Я грущу о солнце жизни, - я грущу о Красоте. Я глубоко, страстно верен расцветающей мечте [Там же, с. 44]. Сибирских мотивов среди первых стихотворений Вяткина было не очень мно-го; в первом сборнике можно отметить только стихотворение «Из северных эле-гий», в котором Сибирь предстает заснеженной страной молчания и тишины: Молчанье... тишина... Снег падает победно... Грустит немая даль, грустят поля, леса... И в темной ризе туч, безжизненны и бледны, Грустят о солнце небеса... [Там же, с. 46]. Через два года Вяткин выпустил второй сборник стихотворений под названием «Грезы Севера» [Вяткин, 1909], который представлял собой отредактированный вариант первого сборника: некоторые произведения были убраны, более 30 новых стихотворений добавлены. Как и в первом сборнике, материал был разделен на две части: «Родина» и «Сны и настроения», но на этот раз второй раздел увели-чился почти в два раза. В новом сборнике была усилена лирическая часть; в поис-ках новых образов автор обращался к природе (стихотворения «Хризантемы», «Облака», «Ты так любишь цветы полевые»), черпал вдохновение в любви к женщине («Еще темнела даль...», «Первая любовь», «Хорошо, хорошо - любо-ваться глазами твоими...»), вновь повторял мысль о том, что в природе человека неистребимо стремление к красоте и поэзии: В море унынья и пошлости, В буднях страданья безбрежного Все мы - искатели жемчуга, Чистого, светлого, нежного [Там же, с. 45]. Несмотря на то, что в названии сборника - «Грезы Севера» - Вяткин акценти-ровал внимание на его сибирской специфике, тема Сибири в стихотворениях практически не звучала. На последней странице сборника Вяткин подчеркивал: «Собранные в этой книге стихотворения были в свое время напечатаны, главным образом, в следую-щих изданиях: “Сибирский вестник”, “Сибирская жизнь”, “Сибирские отголоски”, “Нива”, “Русская мысль”, “Русское богатство” и “Журнал для всех (Трудовой путь)”» [Там же, с. 86]. Это замечание объясняет определенную специфику стихотворений: поскольку они готовились для публикации в периодических изданиях, практически все были небольшого объема и нередко связаны с событийными по-водами. Выбор стихотворений был связан со стремлением автора отразить жизнь, наполненную не только горем и страданием, но и любовью, красотой, поэзией. Третий сборник стихотворений Вяткина «Под северным солнцем», изданный в Томске в 1912 г. [Вяткин, 1912], представлял собой значительно переработан-ный, но в основе своей всё тот же первый авторский стихотворный сборник, по-прежнему состоящий из двух основных разделов. Первый раздел - «Родине», как и в первых двух выпусках, открывался стихотворением «Жизнь»: Горит и блещет Жизнь. С стремлением безбрежным, Могучая, как вихрь, бесстрашна и сильна, Несется и горит. Ее огнем мятежным, Как солнцем радостным, вся даль озарена [Там же, с. 5]. Провозглашающий неизбежное наступление «свободного, юного мира», жре-цы которого уже здесь («под тяжестью борьбы лишь крепнут силы их»), текст этого стихотворения придавал всему сборнику оптимистичный тон, несмотря на то, что далеко не все произведения Вяткина были полны жизнеутверждающего пафоса. Вообще, первый раздел был значительно сокращен: в нем осталось только 11 стихотворений (в первом сборнике было 27), второй же (теперь он назывался «Из книги настроений») составлял бо льшую часть сборника. В сборник «Под северным солнцем» вошло довольно много материалов пре-дыдущих выпусков, но он имел свою собственную тональность: в нем продол-жался отход от социальной тематики в сферу чувств, настроений, размышлений о Боге. В целом третий сборник показал рост молодого автора, его готовность осваивать новые тематические сферы, умение выстраивать концептуальную кар-тину мира, привлекательную для читателя. Стихотворения, вошедшие в состав сборников, проходили «апробацию» на страницах газет и журналов, и это давало Вяткину доступ к массовой аудитории, которую он вряд ли смог бы охватить тиражом отдельных изданий. Благодаря периодической печати он стал известен и популярен в городе и в Сибири. Естест-венно, Вяткиным было написано значительно больше стихотворений, чем было отобрано для публикации их отдельными книгами. Исследователи также обращают внимание на работу Вяткина как переводчика, в первую очередь немецкой поэзии [Серягина, 2017]. Эти переводы также публи-ковались на страницах периодики, и изучение их раскрывает отдельную грань таланта сибирского литератора. Молодой поэт пробовал свои силы не только в сфере поэзии: он писал для га-зет и журналов рассказы, репортажи, очерки, а в 1902 г. был приглашен в качестве постоянного рецензента в журнал В. А. Долгорукова «Сибирский наблюдатель» (подробнее см.: [Яковенко, 2007]). Вяткин как литературный и художественный критик Рецензии и аннотации Вяткина в «Сибирском наблюдателе» невелики по объ-ему, но даже в таком лаконичном формате критик отмечал главные достоинства рецензируемого произведения, обращал внимание на оформление издания и оце-нивал его соответствие той потенциальной аудитории, на которую было рассчитано произведение. А. В. Яковенко отмечал, что «одними из лучших литературно-критических публикаций Г. А. Вяткина периода работы в “Сибирском наблюда-теле” считаются статьи о пьесе М. Горького “На дне” и рассказах Л. Н. Андреева. Как и большинство сибирских авторов в начале XX в., Г. А. Вяткин резко высту-пал против декадентства в литературе. Впоследствии он отмечал в произведениях русских символистов и много положительного, особенно в поэзии К. Бальмонта, французских символистов» [Яковенко, 2007, с. 87]. В 1906-1910 гг. Вяткин выступал в качестве литературного критика на стра-ницах «Сибирской жизни»: он писал статьи, очерки, фельетоны на литературные темы, обращался к творчеству Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, М. Горького и др. Кроме этого, Вяткин знакомил сибиряков с новинками западноевропейской литературы - произведениями Б. Келлермана (СЖ, 1910, № 219), Г. Гессе (СЖ, 1912, № 123), обращал внимание на приезд в Московский художественный театр «норвежского гения» - Кнута Гамсуна (СЖ, 1911, № 18) (подробнее о влиянии К. Гамсуна на сибирских писателей см.: [Капинос, Лощилов, 2020]). В 1908 г. Вяткин написал цикл очерков под названием «Литература и жизнь» (СЖ, 1908, № 40, 46, 52) и непосредственно примыкающее к ним письмо из Мо-сквы «Сибиряк у декадентов» (СЖ, 1908, № 104), которые являются ключевыми для понимания того, как критик представлял себе современный литературный процесс. Особенно важным для него являлся вопрос о модернизме. Вяткин при-зывал читателей к осторожности в суждениях и в целом приветствовал появление таких литературных новинок, которые вызывают «жаркие споры» и «серьезные дебаты», «рефераты об Андрееве, об Арцыбашеве, о модернистах и реалистах, о молодой поэзии, о стилизации и воскрешении литературной старины и о многом другом» (СЖ, 1908, № 40). Характеризуя современную русскую беллетристику, Вяткин четко выделял два направления. С одной стороны, это «символисты и модернисты», которые на страницах своих журналов «Перевал», «Весы», «Золотое руно» провозглашают лозунг «Быт умер. И реализму - конец». Их противники - «реалисты», группи-рующиеся вокруг журналов «Русское богатство», «Современный мир», «Това-рищ». Их лозунг, писал Вяткин, «Быт жив. И да здравствует здоровый реализм!» (СЖ, 1908, № 46). Охарактеризовав эти противоборствующие литературные группировки, Вят-кин обращал внимание читателей на существование двух опасных тенденций: это «тенденциозно-гражданская литература» и «утонченно-порнографическая литера-тура». Первая опасность, считал Вяткин, возникает, когда «безусловно прекрасная и высоко-благородная задача», а именно «служение общественно-политическим интересам», приводит к поглощению художественной стороны «тенденцией»: Такая литература уже лишена своих живых соков, она уже превращает-ся в протокольную запись политической действительности, в граммофон-ную пластинку, агитирующую за Маркса и Бебеля или за Лаврова и Ми-хайловского (СЖ, 1908, № 46). Впрочем, автор добавлял, что даже если «гражданская тенденциозность рома-нов, рассказов и стихов» и не приносит пользы искусству, то она и не вредит ему. А вот вторая опасность - «идеализация и проповедь утонченного разврата» - по мнению Георгия Вяткина, «заслуживает самого сурового, самого безапелляци-онного отрицания и смертного приговора». И эта крайность, указывал он, связана именно с модернистами. При всем интересе, который явно испытывал Вяткин к символизму, многие черты «нового искусства» вызывали в нем отторжение, глубокое неприятие. Мысли Георгия Вяткина о модернизме, высказанные в очерках, были допол-нены в 1908 г. личными впечатлениями журналиста, полученными во время по-ездки в Москву, где он посетил модернистскую художественную выставку. Опи-сание этой выставки составляет содержание публикации «Сибиряк у декадентов» с подзаголовком «Письмо из Москвы» (СЖ, 1908, № 104). Во вступлении Вяткин описывал свое появление на выставке следующим об-разом: Волею судеб попал я прямо из глухой и некультурной Сибири - в вели-кую столицу, в ее пантеон искусства, на выставку картин новейших фран-цузских и русских художников-декадентов, где собрана квинтэссенция по-следнего слова живописи и ваяния (СЖ, 1908, № 104). Противопоставление «глухой и некультурной» провинции и новейшего столично-го искусства здесь носит полемически заостренный характер, что становится оче-видным из последующего текста: и Сибирь оказывается не такой уж отсталой, и столица - отнюдь не бесспорным «пантеоном». Вяткин последовательно описывал выставку под названием «Салон “Золотого Руна”». В первом зале было представлено новейшее французское искусство; Вят-кин критически отозвался об увиденном: он характеризовал полотна иностранных художников как «обилие кричащих красок, странное сочетание тонов, неестест-венные, нелепо-уродливые лица и фигуры» (СЖ, 1908, № 104). Описание зала русской живописи Вяткин сопровождал следующим замечанием: Кое-как примирившись со странностями французской новейшей живо-писи, вы переходите к русскому отделу, в надежде найти хоть здесь что-нибудь более понятное, более близкое к любимым вами Айвазовскому, Ре-пину, Левитану… (СЖ, 1908, № 104). Естественно, что человек с такими «классическими пристрастиями» испытал гро-мадное разочарование от русских модернистов. Картины Кнобе, Шитова, Сарья-на, Ларионова подробно описываются сибирским журналистом. Он критикует композицию, цветовые решения, концепцию произведений и в результате делает следующий вывод: …или мы, простые, немудрящие интеллигенты, мы, поклонники Рафа-эля и Мурильо, Дорэ и Баллестриери, Брюллова и Репина, Левитана и Айвазовского, - или мы ничего не понимаем в истинном искусстве, или слишком отстали от новых течений… или новейшая живопись - крикливая чернуха, если не в целом, то в значительной доле (СЖ, 1908, № 104). Таким образом, Вяткин подводил читателя к мысли о том, что «сибиряк у де-кадентов» выступает носителем классической традиции, знатоком и ценителем истинного искусства. В оппозиции оказываются не «столица» и «провинция», а «классика» и «новое искусство». Публицистические выступления Вяткина утверждали превосходство реалистического направления во всех сферах искусст-ва - в прозе, поэзии и живописи. При явном интересе к модернизму сибирский журналист в целом оценивал это явление как «худосочное», «болезненное», «ис-теричное», подражательное, пошлое, бездарное и даже «опасное». Выделяя отдельных талантливых представителей модернизма - Леонида Андреева, Бальмонта, Брюсова, Блока, Сологуба, - тем не менее, Георгий Вяткин не видел пер-спективы развития этого художественного направления. В этом отношении он выражал позицию всей «Сибирской жизни», поскольку остальные публикации подтверждали и развивали высказанные Вяткиным идеи о неуместности, гротеск-ности модернизма в провинции. Беллетристика и журналистика в творчестве Вяткина Поэтическую и литературно-критическую деятельность Вяткин успешно соче-тал с беллетристической и журналистской работой в томских и российских газе-тах и журналах. Многочисленные очерки, рассказы, этюды Вяткина перемежа-лись путевыми заметками, обзорами печати, статьями на политическую тему, фельетонами. Художественные произведения Вяткина, как и большинство его поэтических работ, были «вписаны» в ограниченное по размерам газетное пространство, по-этому они небольшого объема, нередко имеют публицистический оттенок. Часто Вяткин давал им подзаголовок «этюд», «миниатюра», «картинка». Героями этих произведений становились, как правило, люди из интеллигентной среды - студен-ты, учащаяся молодежь, художники, юные работающие девушки, молодые мате-ри, которые пытались выжить в суровом жестоком мире, найти свою любовь, от-стоять идеалы. Характерным примером может служить рассказ «Вечерние огни» (эскиз). Повествование, которое ведется от первого лица, посвящено встрече ге-роя с любимой девушкой. Она описывается как «маленькая и бледненькая», с «бледной, бескровной улыбкой», тяжело кашляющая - но при этом одушевлен-ная мечтой уехать в Петербург и поступить на курсы, побывать за границей. Ав-тор понимает, что девушке осталось недолго жить, но парадоксальным образом он испытывает по этому поводу не только грусть: С портрета в бархатной рамке задумчиво улыбается любимое, милое лицо. Тихо. Тепло. Радостно. Радость, робкая, молчаливая, вырастает в сердце, как невинно-белый ландыш... Затаенная сдержанная радость жизни... (СЖ, 1907, № 165). Автор объяснял это чувство радости тем, что он знал: «идет навстречу бури, навстречу смерти, маленькая обреченная девушка с большим и горячим сердцем». Вяткин стремился донести до читателя ощущение, что в самых тяжелых обстоя-тельствах значение имеют стойкость, устремленность в будущее, желание бороть-ся до конца, и это помогает не утратить веру в жизнь, дает надежду на лучшее. Эти эстетические установки Вяткина были особенно востребованы в газете во время календарных праздников - на Рождество, на святках, во время пасхальных торжеств. «Сибирская жизнь» готовила к этим датам особенные номера, и прак-тически во всех них публиковались произведения Вяткина. Сюжеты этих пас-хальных и рождественских рассказов напоминали читателям о том, что добро и любовь сильнее зла, а согласно христианской традиции - сильнее и самой смер-ти. Так, в рождественском рассказе 1912 г. «На письменном столе» писатель в юмористическом ключе описывал внезапное «оживление» своих канцелярских принадлежностей: карандаш, чернильница, канцелярский нож обрели голос и смогли рассказать автору о том, какие неудобства они испытывают, живя на его письменном столе. Но важнее всех этих голосов оказался шепот старых писем: они «говорили о том, что они ближе человеческому сердцу, чем все другие вещи, что они не могут так беспечно болтать, как болтают карандаши и ручки, запонки и шпильки... что их голос в силах остановить время и вернуть если не прошлое, то хоть иллюзию прошлого... И еще о том говорили старые письма, что нет в мире ничего более прекрасного, чем любящее человеческое сердце» (СЖ, 1912, № 286). Довольно часто миниатюры и зарисовки Вяткина были основаны на его лич-ных впечатлениях, полученных, например, во время поездок. Примером такой зарисовки может служить зарисовка «Море (из крымских впечатлений)», напи-санная во время пребывания Вяткина в Ялте. В ней автор рассказывал своим чи-тателям о том, как он мечтал о море, читая Майн Рида и Жюля Верна, Гёте и Бай-рона, Пушкина и Лермонтова. И вот наконец у Вяткина получилось воплотить в жизнь свою мечту увидеть море. Он описывал свои первые впечатления, чувства при виде моря ночного, дневного и свои эмоции при встрече рассвета на море: Слезы брызнули у меня из глаз. Я опустился на колени на влажный пе-сок, прижался обнаженной головой к земле и благоговейно поцеловал хо-лодный мертвый камень... И тогда три песни слились в одну: песнь волн, песнь зари и песнь моей души, обретшей Бога (СЖ, 1907, № 80). Эта художественная зарисовка благодаря ярким образам, особой эмоциональ-ности, искренности в передаче чувств позволяла читателям-сибирякам, которые в большинстве своем также не видели моря, отождествить себя с автором и пере-жить вместе с ним описанные эмоции. При этом Вяткин подчеркивал следование литературной традиции, «примыкал» к череде поэтов, описывающих море, не только благодаря упоминанию их имен в тексте: зарисовку предварял приведен-ный по памяти эпиграф из пушкинского стихотворения «К морю» («Прощай, о море! 1 Не забуду / Твоей торжественной красы...» и т. д.). 1 Верно: «Прощай же, море! Не забуду…». Особый эмоциональный фон, который создавался как в поэтических, так и в прозаических произведениях Вяткина, был высоко оценен современниками. Томский поэт Е. Бахарев посвятил Вяткину стихотворение «Из песен жизни», в котором следующим образом характеризовал своего «собрата по перу»: О, зовите к прекрасному, ясному Зачарованных скорбью людей, Укажите пути заповедные К блеску дальних огней Пусть звучат ваши песни красивые Обещаньем безоблачных дней, Пусть зовут они к радостно-ясному Блеску дальних огней (СЖ, 1907, № 118). На примере работы Вяткина в газете «Сибирская жизнь» в 1907 г. можно уви-деть, насколько тесно переплеталась его деятельность как поэта и прозаика, лите-ратурного критика и журналиста. В течение года на страницах газеты было опубликовано 49 материалов Вяткина, из них: 9 стихотворений, 11 рассказов, 14 театральных рецензий, один отзыв о концерте, 3 библиографических заметки и 11 журналистских материалов в разных жанрах: это фельетоны, статьи на обще-ственно-политические темы, путевые заметки, обзоры печати. Практически все впечатления, получаемые Вяткиным, так или иначе отража-лись в его текстах: вот он поехал в Ялту в мае 1907 г. - в газете появляется его «отчет» о десяти днях, проведенных им в поезде («С севера на юг. Впечатления сибиряка» (СЖ, 1907, № 37)); впечатления от Ялты легли в основу этюда «В пар-ке, у моря» (СЖ, 1907, № 56), стихотворения «После бури (Из крымских мело-дий)», уже упоминавшейся зарисовки «Море (Из крымских впечатлений)» (СЖ, 1907, № 89). В этом же году он поехал в Самару, о чем можно узнать из статьи «С линии Сибирской железной дороги» (СЖ, 1907, № 150) и фельетона «У вас, в Сибири» (СЖ, 1907. № 159); в Самаре же было написано стихотворение «Из новых песен» (СЖ, 1907. № 190), оно опубликовано с указанием места созда-ния: «Самара, 1907». Таких примеров можно привести множество. В 1910 г. он был в Москве в то время, когда Россия провожала в последний путь Л. Н. Толстого (репортаж «Толстовские дни в Москве» (СЖ, 1910, № 256)): Вяткин живо и подробно описывал поведение людей на московских улицах, соб-рание в университете, сцены на вокзале и свою неудачную попытку добраться до Ясной Поляны, особое экстренное заседание Общества любителей российской словесности и завершал свой материал следующими словами: Я передал в этой статье лишь наиболее ценные и содержательные мо-менты толстовских дней в Москве. Я был тронут тем, что видел и слышал всю эту любовь и скорбь сердца России, и, переполненный впечатлениями, спешу поделиться ими с вами, читатель (СЖ, 1910, № 256). Репортаж характеризовался наглядностью, динамичностью, информативностью, вызывал «эффект присутствия»: читатель «Сибирской жизни» мог глазами Вят-кина увидеть происходившее в Москве, убедиться в том, что чувства сибиряков, их горе и скорбь по Толстому разделяли и столичные жители, которые так же плакали и не находили слов, как и все остальные. Произведения Вяткина, написанные в «томский период» его жизни и творче-ства, публиковались не только в томской периодике, но и в столичных изданиях, таких как, например, санкт-петербургский журнал «Сибирские вопросы». Журнал был официальным изданием Сибирской парламентской группы и соответствовал задачам этого политического движения, отстаивая интересы Сибири. В 1906 г. в «Сибирских вопросах» Вяткин опубликовал два очерка: «На ниве народной. Из записок сибирского учителя» (СВ, 1906, № 3) и «Глухаревцы. Из очерков сибирской деревни» (СВ, 1906, № 4). Они посвящены описанию двух сибирских деревень с говорящими названиями - Угрюмовка и Глухаревка, по-видимому, вымышленными. Тем не менее, очерки основаны на реальном жиз-ненном опыте публициста, который действительно работал в юности учителем в сибирской деревне, хорошо знал народный быт. В первом произведении автор описывал угрюмую реальность сельского быта конца XIX в.: «Деревня тонула во мраке, заливались диким лаем псы, и где-то назойливо звенела визгливая, пьяная бабья песня». Дома здесь - «маленькие, ветхие, с полусгнившими заборами и разваливающимися воротами»; неблагопо-лучными выглядят и местные жители, которые «страдали от недорода и болели лихорадками (СВ, 1906, № 3). Вдобавок к этому герой очерка обнаружил, что воспитание детей в сельской школе основано на телесных наказаниях, а попытки изменить эту традицию вызывают раздражение у местных - сельчане собрались избить учителя, и это стало причиной его поспешного отъезда. Второй очерк был более оптимистичен: в нем автор обратил внимание на воз-растающее самосознание деревенских жителей, и этот процесс он связал с активи-зацией политической жизни всей страны в период Русско-японской войны и по-следовавшей затем Первой русской революции. Первая часть очерка приходится на период Русско-японской войны (1904-1905). Далекая война коснулась сельчан напрямую: мужчины воевали на фронтах, и единственным источником новостей о войне являлись газеты. Вяткин подчерки-вал возросшую потребность в информации на примере своей соседки Дарьи, ко-торая искала в газетах ответ на простой вопрос: вернется ли ее муж домой с вой-ны? «Чудно, непонятно… как вот в газетах-то пишут… Не для нашего брата… так ничего не узнаешь - не сведаешь» (СВ, 1906, № 4). Второй раз в Глухаревку автор приехал спустя два года, в период, когда начала свою работу I Государственная Дума. Глухаревцы теперь заинтересованы в поли-тической информации, они обсуждают брошюру о Государственной Думе, ведут дискуссии, которые не может прекратить даже приехавший становой: после его угроз «пропаганда» переместилась в поля и дома сельчан, подальше от посторон-них глаз. Однако одного этого интереса было недостаточно, для того чтобы Си-бирь активно включилась в процесс самоуправления, и причиной этого Вяткин считал отсутствие в Сибири выборных органов самоуправления - земств: Сибирь не знала земства, ее опекуны и администраторы не вызывали ни в ком доверия, и назревавшие в массе проклятые вопросы о воле и правде оставались неразрешенными, давили своей тяжестью… (СВ, 1906, № 4). Эта постановка вопроса отвечала редакционной политике «Сибирских вопро-сов», которые издавались Сибирской парламентской группой. И журнал, и Вяткин демонстрировали таким образом свою заинтересованность в повышении полити-ческой грамотности сибиряков. Анализ «томского периода» творчества Г. А. Вяткина дает представление о его росте, освоении разных сфер литературы и публицистики, расширении спектра методов и приемов. Работа в периодических изданиях Томска - и прежде всего в газете «Сибирская жизнь» - позволила Вяткину «примерить на себя» роли ре-цензента, репортера, фельетониста (о фельетонном творчестве см. подробнее [Жилякова, 2020]), публициста, обозревателя - и одновременно поэта и беллетри-ста. Не случайно именно стихотворения, опубликованные в газетах и журналах, составили первые три сборника стихотворений Вяткина. Сочетание журналистской и литературной деятельности отразилось в текстах Вяткина, многие из которых были откликами на происходящие события в личной жизни автора, в общественно-политической обстановке России, Сибири, - эта линия затем проявилась в деятельности Вяткина его «омского периода», во время правления Колчака. Вяткина одинаково занимали и социальные процессы, и внутренняя, душевная жизнь его героев. Несмотря на то что Вяткин нередко изображал людей, попав-ших в тяжелые жизненные ситуации, его произведения были полны жизне- утверждающего пафоса, проникнуты особым эмоциональным настроем. Будучи убежденным сторонником реализма, Вяткин, тем не менее, испытывал интерес к русскому модернизму, о чем свидетельствовали и его литературно-критические работы, и эксперименты с формой в собственных авторских произведениях. Хорошо известно, что Вяткина высоко ценили его современники, причем не только сибиряки, но и крупные русские писатели: многие исследователи упоми-нают о том, что М. Горький писал о нем: «Вот Вяткин у вас поэт! Читаю его сти-хи, и так хорошо на душе. Очень родные стихи» (цит. по: [Пятая стихия бытия…, 2013, с. 39]. Поэтому не подлежит сомнению, что исследование его творчества - и его возвращение к читателю - еще только начинается.

Скачать электронную версию публикации