Diachronic and achronic characteristics of a dull sibilant ? (s) of Old Armenian language.pdf Если сравнительная фонология в общем ставит целью определять фонемные соответствия праязыка и дочернего языка / языков, то задача диахронической фо-нологии - определять также ту исходную фонему / фонемы, от которой / которых могла возникнуть соответствующая фонема дочернего языка. В этом отношении непростой проблемой является не только определение многочисленных элементов армянской фонологической системы (дифтонги, дифтонгоиды, трифтонги, триф-тонгоиды, аффрикаты и т. д.) вообще, но и диахроническая характеристика сиби-лянтов, в том числе глухой свистящей ս (s), особенно определение ее первона-чальной формы. Это непростая задача даже в том случае, когда в языке-основе, т. е. общеиндоевропейском, компаративисты уверенно восстанавливают такую фонему *s, и логично из него должны возникнуть свистящие звуки дочерних, в том числе и армянского языка, по крайней мере их глухой представитель. В сравнительно-историческом арменоведении для древнеармянского глухого свистящего ս (s) восстанавливается целый ряд праформ, среди которых с количе- ственным перевесом выделяется и.-е. палатализованный глухой смычный *ḱ. Это обстоятельство формирует мнение о рассматривании *ḱ в качестве праформы арм. ս (s). В основе такого восприятия в индоевропейской сравнительной лингви- стике лежит устоявшееся мнение, согласно которому сибилянтные фонемы язы- ковых групп сатэм (satəm) происходили от индоевропейских заднеязычных пала- тализованных смычных [Мейе, 1938, с. 117-120; Иванов, 1958; Джаукян, 1967, с. 159-165; Тронский, 1967, с. 24-27; Барроу, 1976, с. 71-72; Савченко, 1974, с. 60-61; Семереньи, 1980, с. 70-73; Майрхофер, 1988, с. 130-134; Герценберг, 2010, с. 33-34]. Конечно, для армянского ս (s) восстанавливаются также и другие праформы, между ними и палатальным *ḱ устанавливаются следующие пропор- циональные соотношения. Ս (S) < *ḱ (66), *k (8), *gh (1), *s (21), * (s)s (1), *z (2), *z / s (1), *g՛ (5), *(p)s (5), *s(p) (2), *s(t) (7), *s(kh) (2) - (общее число соответствий 121) 1. 1 Статистика соответствий составлена на основе книги [Джаукян, 1987 с. 111-157]. Некоторые характерные примеры: Ս (S) - ս (s) < *ḱ. արտասու(-ք) [artasukʽ] ‘слёзы’ < *draḱu-, տասն [tasn] ‘десять’ ս (s) (ср. ассир. еstratīgā > աստրատիգայ [astratigay] ‘полководец, стратег’, ditsron > ատեսարոն [atesaron] ‘четыре Еванге-лия’, anas > յապանաս [yapanas] ‘презрение, враждебность’, sā ā > սաբա [saba] ‘старый’, soria (< греч. ἐξορία) > աքսոր-ք [akʽsorkʽ] ‘изгнание, ссылка; изгнан-ник’, bəsīr ‘неуважительный’ > բասր-ել [basrel] (բասիր [basir]) ‘оскорбить, опозо-рить; ругать, не уважать’, qaḏsā > կաթսայ (կատսայ) [katʽsay/katsay] ‘котёл’, ассир. spr ‘брить’ > арм. սափրել [sapʽrel] ‘брить’ и т. п.). z / s > ս (s). (ср. аккад. zīqu (sīqu) ‘ветер’, арам. (ассир.) zīqā ‘ураган’, араб. ṣīq > арм. սիք [sikʽ] ‘зефир, бриз’). Картвельские языки 3 > армянский. s > ս (s) (ср. груз. sami ‘три’, мегрел., лазс. sum-, сван. semi- (< картв. *sam-) > арм. սահմի [sahmi] ‘второй месяц армян-ского календаря’). Хеттский > армянский. - š > ս (s). (ср. ḫuiš ‘жить, спастись’ 4 > арм. խոյս [xoys] ‘убегать’, хет. ušk ‘видеть’, ḫušk ‘ждать’ > арм. (հ)սկեմ [hskem] ‘бодрство-вать, следить’, iškallai- ‘разорвать, расщеплять, ломать, оторвать, отбирать’ > арм. սկալիմ [skalim] ‘трескаться при высыхании’). 4 Хеттские формы ḫuia- ‘бежать’, ḫuṷāi- ‘бежать, убегать, спастись’, по всей видимо- сти, - формы ḫuiš ‘жить, спастись’ с выпадающей š в предшествующей гласным позиции. 5 Одно из древних названий города Ван Западной Армении. 6 Река на территории Республики Армения. 7 Академик Г. Капанцян считал урартским заимствованием также слова հոսել [hosel] ‘течь, протекать’ и ծէս [cēs] ‘ритуал’ (ср. ḫuš > հոսել ‘выливаться, низвергнуть’) [Капанцян, 1961, с. 134, 137-138]), однако Г. Джаукян не включает их в список надежных этимологий [Джаукян, 1987, с. 428-432]. Иранские языки > армянский. s > ս (s) (ср. ср.-перс., перс. rasan > арм. առասան [aṙasan] ‘верёвка, бечева’, др.-перс. spara-, парф. ʼspr, ср.-перс. spar, перс. sipar > арм. ասպար [aspar] ‘щит’, общеиран. *hrasax., согд. fsx (fəsax < *farsax) > арм. հրասախ [hrasax] ‘единица длины, равная 3 милям’, обще-иран. *ni-upasta (?). др.-перс. upastā ‘помощь, пособие’ > арм. նպաստ [npast] ‘по-мощь’, общеиран. *sāk, ср.-перс. sāk, перс. sā(v) > арм. սակ [sak] ‘дань, налог’ и т. д). z / s > ս (s) (ср. общеиран. *dar(a)pas. перс. darvāza ‘ворота города’, darēvas ‘порог’ > арм. դար(ա)պաս [dar(a)pas] ‘ворота’, общеиран. *xōz. хот.-сак. kuys (kauz-) ‘искать’ > арм. խոյզ [xoyz] ‘обыскать, искать’) и т. д. Греческий > армянский. σ / ς > ս (s) (ср.αὔγουστος > арм. աւգոստոս [aṷgostos] ‘цезарь’, βασιλίσκος> арм. բասիլիսկոս [basiliskos] ‘василиск’ βάρβαρος > арм. բարբարոս [barbaros] ‘чужестранец, варвар’, κληρικός > арм. կղերիկոս [kłerikos] ‘церковник’, συλλαβή ‘слог’ > арм. սիղղոբայ [siłobay] ‘слог’ и т. д.). ξ > քս (kʽs) (ср. μέταξα > арм. մետաքս [metakʽs] ‘тонкая ткань, изготовленная из шелковой нити’, ξέστης > арм. քսեստ [kʽsest] ‘мера для жидких и сыпучих веществ’. ψ > ս (s) (см. ψαλμός > арм. սաղմոս [sałmos] ‘oдна из песен Псалма (Ветхий Завет)’). Ψ >փս (pʽs) (ср. ἀψίς > арм. ափսէ [apʽsē] ‘тарелка’). Латинский > армянский. s > ս (s) (ср. Basterna > арм. բաստեռն [basteṙn] ‘трон’, caesar (> греч. καῖσρ) > арм. կեսար / կայսր [kesar / kaysr] ‘цезарь’, situla (> греч. σίτλα) > սիտղ [sitł] ‘ведро’, scutella > (греч. σκουτέλα) > арм. սկուտղ [skutł] ‘поднос’). Урартский > армянский. š [s ?] > ս (s) (ср. šani ‘сосуд, посуда’ > арм. սան [san] ‘котёл’, Tušpa > Տոսպ[tosp] 5, Alištu > Աղստեւ [ałsteṷ] 6) 7. Из вышеуказанных примеров очевидно следующее. 1. Иноязычному сибилянту, как правило, в армянском языке соответствует си-билянт, т. е. функционирует формула «иноязычный s = арм. ս (s)». Это соответст-вие абсолютное в заимствованиях из картвельских, иранских и латинских языков и почти абсолютное в семитских заимствованиях. Соответствие s = ս (s) в целом имеется в случаях заимствований из греческого, с той разницей, что в греческом были сложные фонемы - аффрикаты ξ [ks] (кси) и ψ [ps] (пси) [Нерознак, 1990, с. 119], где второй элемент был свистящий [s], следовательно, эти фонемы в ар-мянском транслитеровались двуфонемными сочетаниями քս [kʻs] и փս [pʻs], по-видимому, не нарушая закономерность s > (s). 2. В семитских языках и в греческом в отдельных случаях действовали замены z > ս (s) и s > զ (z), т. е. переход звонкого свистящего в глухой свистящий и на-оборот (ср. аккад. zīqu (sīqu) ‘ветер’, арам. (ассир.) zīqā ‘ураган’, араб. ṣīq > арм. սիք [sikʽ] ‘зефир, бриз’, гр. σμύρρα, σμύρνα [smuṙa], [smurna] ‘сургуч, мирра’ > арм. զմուռս [zmuṙs] ‘ароматная горькая смола’). Следовательно, по большому сче-ту снова произошло соответствие «свистящий = свистящий», вернее - глухой сви-стящий заменился звонким свистящим. В этом смысле нужно иметь в виду древ-неармянскую закономерность: в препозиции к глухим смычным согласным, как правило, не могли стоять звонкие сибилянты, и наоборот, в позиции перед звон-кими смычными не могли стоять глухие сибилянты (սպի [spi] ‘шрам, знак’, սփոփանք [spʽopʽankʽ] ‘утешение’, но ср. զբաղեմ [zbałem] ‘занимать’и т. п.). Сле-довательно, в первом типе позиций звонкие сибилянты подверглись оглушению (ср. *զքողել [zkʽołel] > սքողել [skʽołel] ‘закрыть, покрывать’, *զթափիմ [ztʽapʽim] > սթափիմ [stʽapʽim] ‘просыпаться, очнуться’ и т. п). Подобные отклонения от отмеченных принципов объясняются морфологическими реалиями, в частности наличием предлога զ [z] (ср. զ-քեզ [zkʽez] (ед. ч. в. п. личного местоимения ‘ты’), զ-տասն [ztasn] (ед. ч. в. п. числительного ‘десять’), զ-ծով [zcov] (ед. ч. в. п. суще-ствительного ‘море’) и т. п). В превокальных и пресонантных позициях отмечен-ные ограничения не действовали (ср. ս(ը)գ-ամ [səgam] (< սուգ [sug] ‘тяжелое горе, печаль’) ‘скорблю, сетую’, զ(ը)տ-եմ [zətem] (< զուտ [zut] ‘простой, чистый’) ‘очищать плавлением’, տասն ‘десять’, սղոց [słocʽ] ‘пила’ и т. п.) [Агаян, 1964, с. 157-158; Петросян, 2020б]. 3. Согласно господствующей в хеттоведении и урартоведении точки зрения, š в хеттской и урартской клинописных надписях была равноценна звуку s [s], и наоборот, звук š [ʃ] передавался графемой для s. В частности отмечается, что в период создания урартских надписей ассирийский š [ʃ] преобразовался в s [s], поэтому возможно урартцы, чьи первые надписи были созданы по принципу ас-сирийских клинописей, звук [s] выражали именно графемой š [Sturtevant, 1933, р. 70-71; Капанцян, 1940, с. 26; Фридрих, 1952, с. 51; Джаукян, 1963, с. 13; 1987, с. 431; Меликишвили, 1960, с. 46; 1964, с. 22-23; Иванов, 1963, с. 62-63; Дьяко-нов, 1967, с. 126; Хачикян, 1985, с. 39-40]. Следовательно, соответствие «хетт-ский / урартский š → армянский ս (s)» также свидетельствует об эквивалентности «свистящий = свистящий». Некоторые считают эти звуки свистящими, другие - полушипящими или аффрикатами. Вышесказанное дает основание утверждать, что соответствие «иноязычный s = армянский ս (s)», в широком смысле «иноязычный свистящий = армянский сви-стящий», почти однозначно. Следовательно, с типологической точки зрения так-же наиболее вероятно, что и.-е. *s мог быть исконной праформой армянской ս (s). В этом случае как объяснить, что для большей части армянских слов индоев-ропейского происхождения, имеющих ս (s) в качестве праформы, восстанавлива-ется палатализованное заднеязычное *ḱ или в целом восстанавливаются задне- язычные (*k, *g՛, *gh), а не переднеязычная свистящая *s. Для ս (s) в тех армянских словах индоевропейского происхождения, в которых восстанавливается заднеязычная, в частности палатализованная праформа *ḱ как общеиндоевропейская реальность, в восточной (satəm) группе языков в большин-стве соответствует переднеязычный сибилянт (s, š) или гуттуральная фонема (h / ḥ), а в западной (centum) группе языков заднеязычный смычный, в частности k(/c): 1) satəm языки: арм. սիրտ [sirt] ‘сердце’, др.-слав. srŭdĭce (срьдьце), лит. širdis, скр. h d-, иран. z d- (< *k՛erd- ‘сердце’); centum языки: хетт. kir- (ki-ir-) (р. п. k aš), лат. cor (р. п. cordis), др.-ирл. cride, аттик. греч. καρδία, ионич. греч. Καρδίη (< *ḱridian < *ḱ om < *ḱ d-) ‘сердце’, гом. греч. κῆρ, гот. haírtō, прус. seyr (< *ḱerd-) ‘сердце’; 2) satəm языки: арм. դուստր [dustr] ‘дочь’ (< *dhuktē՛r ‘дочь’), скр. duhitā՛-, авест. duγδ -, перс. duxtar, duxt, лит. dukt , др.-слав. dŭšti (дъшти), рус. дочь (р. п. дочери); centum языки: греч. ϑυγάτηρ, гот. daúhtar, др.-в.-нем. tohter, англ. daughter, нем. tohcter, древ.-прус. duckti (< *dhug(h)ətér- / > *dhughtr- / *dhughdr- ‘дочь’); 3) satəm языки: арм. լոյս [loi s] ‘свет’ (< *louḱo- ‘свет’), др.-инд. roká- ‘светлый’, rōčatē ‘сверкать’, ruči- ‘свет’, авест. raoxšna- ‘яр-кий’, прус. rōz ‘день’, rošan ‘светлый’, др.-слав. luči ‘свет’, luča ‘луч’, рус. лучъ ‘свет’; centum языки: греч. λευκός ‘белый, светлый’, лат. lux ‘свет’, lucero ‘осве-щать’, др.-исл. Lios ‘свет’, англ. Light ‘свет’, гот. liuhaƥ ‘свет’, др.-в.-нем. liocht ‘свет’, др.-прус. lauxnos ‘звёзды’, лит. laũkas ‘имеющий белое пятно’ (< *leuḱ- / *luḱ- ‘свет’); 4) satəm языки: арм. տասն [tasn] ‘десять’, скр. dáśan, авест. dasa, пехл. dah, перс. dah, др.-слав. desętĭ (десѧть), рус. десять, лит. de᷉šimts; centum языки: греч. δέκα, лат. decem, др.-ирл. deichn-, кимр. deg, кор. dek, гот. taíhun, др.-англ. tīen, др.-в.-нем. zehan, тох. Aśäk, Bśak (< *deḱ (t) ‘десять’); 5) satəm язы-ки: арм. ուսանիմ [usanim] ‘учусь’, латыш. jûkùs ‘приученный к людям’, др.-инд. ókas- ‘дом’, ‘привычное место’, др.-слав. ukŭ ‘ученик’, ‘наука’, рус. учить(-ся); centum языки: др.-ирл. toucc- ‘понимать’, гот. bi-ūhts ‘привычный’ (< *euk-) и т. д. Список соответствий можно расширить в несколько раз, однако от этого общая картина не изменится. Вышепредставленные сопоставления дают основание сделать следующие вы-воды. 1. Армянский ս (s) имеет широкий круг звуковых соответствий s, š, ś, z, h, č / ч, xš, k в языках satəm и hc, ch, g / γ, gh, x [kʽs], s, ck, cc, κ / c / k в языках centum, для которых реконструрируется в основном и.-е. палатальная праформа *ḱ, и только в отдельных случаях заднеязычный звонкий *gh (/ *gh) (ср. гр. ϑυγάτηρ, гот. daúhtar, др.-в.-нем. tohter, англ. daughter, нем. tohcter, древ.-прус. duckti (< *dhughətér- / > *dhughtr- / *dhughdr-)) или гуттуральная праформа *k (ср. арм. ուս-(անիմ) [usanim] ‘учусь’, латыш. jûkùs, др.-инд. ókas-, др.-слав. ukŭ, др.-ирл. toucc- (< *euk- >), арм. դուստր [dustr] (< *dhuktē՛r) и т. д.). 2. Если отложить в сторону фонему индийского и славянского языков /č (/ ч)/, которая считается результатом палатализации и.-е. гуттурального *k (ср. др.-инд. roká-, ruči-, др.-слав. luči, рус. лучъ и т. п.) [Мейе, 1951, с. 72-73; Селищев, 1951, с. 199-200; Бернштейн, 1961, с. 168-169; Хамбургаев, 1974, с. 143-145; Барроу, 1976, с. 72], то очевидно, что и в satəm, и в centum группах языков есть рефлексы как в виде сибилянта (s / (ś), так и в виде задненёбного смычного k как общее яв-ление для и.-е палатализованного заднеязычного *k. С другой стороны, в восточ-ных группах языков нередко вместо ожидаемого и.-е. палатализованного гутту-рального фиксируются непалатализованные гуттуральные смычные k, g (ср. *kreu- ‘кровавый, сырой, мясо’. греч. κρέ(Ƒ)ας ‘мясо’, лат. cruor ‘кровь’, ср.-ирл. crú ‘кровь’, др.-англ. hrēaw, др.-в.-нем. (h)rawēr (h)rō ‘сырой’, лит. kraũjas ‘кровь’, др.-слав. krŭvĭ (кръвь) ‘кровь’, скр. kravís-, kravyam ‘сырое мясо’, *mighlā ‘туман, мгла’, греч. ὀμίχλη ‘туман’, лит. miglà, др.-слав. mĭgla (мъгла), авест. maēγ ‘облако’, скр. megháḥ ‘облако’ (< *moigho-), арм. մէգ [mēg] ‘густой туман’, а так-же մշուշ [mšuš] ‘мгла, туман’ и т. д.). Независимо от степени распространения эти факты свидетельствуют о том, что: а) в восточных языках о процессах сатемиза-ции (в частности - палатализации), а в западных языках - кентумизации (в част-ности - перехода в гуттуральные) можно говорить как о преобладающей тенден-ции, а не как об абсолютной реальности; б) во всяком случае еще на праязыковом этапе начался сатемо-кентумский общеиндоевропейский процесс фонетического изменения, который более определенно проявился на историческом (особенно праисторическом) этапе самостоятельного развития языков с превалирующей тенденцией сибилянтизирования в восточных группах языков и с превалирующей тенденцией гуттурализации в западных группах языков. 3. По вышеизложенной логике следует рассматривать также переход и.-е. окончания множественного числа номинативного падежа *-s в -ք [kʽ], по друго- му - переход переднеязычного фрикативного свистящего в заднеязычный приды-хательный глухой смычный в древнеармянском (ср. * e-s ‘три’ > арм. երե-ք [erekʽ] ‘три’, *dhēs / e-s ‘бог’ > арм. դի-ք [dikʽ] ‘боги’, *pod / e-s > ոտ-ք [otkʽ] ‘но-га’, * t / ō-s > մարդ-ք [mardkʽ] ‘люди’, *me-s ‘мы’ > арм. մե-ք [mekʽ] ‘мы’ и т. п.) 8 и гортанный глухой шумный фрикативный ḥ (висарга) в древнеиндий-ском (ср. *mātere-s ‘матери’ > mātára-ḥ, *ṷ kṷo-s ‘волки’ > др.-инд. kā-ḥ, *ne-s / *no-s / * -s(-me) [Савченко, 1974, с. 244; Семереньи, 1980, с. 228-229] ‘нас’ (мн. ч. в. п.) > na-ḥ и т. д.) [Мейе, 1938, с. 304; Савченко, 1974, с. 204; Иванов, Топоров, 1960, с. 61-63; Гамкрелидзе, Иванов, 1984, т. 1. с. 116-129; Красухин, 2004, с. 111-117]. 8 Г. Гюбшман не считал заслуживающим доверия переход и.-е. *-s > арм. -ք в позиции в конце слова, т. е. в качестве показателя мн. ч. номинативного падежа (nominatīvus), пото-му что в иных случаях у -s есть основа v (т. е. -ṷ. - В. П.), которая имеется в переходе *-sṷ > арм. -ք [kʽ] (ср. *sṷop-no-s > арм. քուն [kʽun] ‘сон’, *sṷesōr > арм. քոյր [kʽoi r] ‘сест-ра’) [Гюбшман, 2004, с. 142]. Несмотря на то что еще в начале прошлого века Х. Педерсен подробным анализом доказал происхождение показателя множественного числа номина-тивного падежа древнеармянского -ք [kʽ] из и.-е.*-s [Педерсен, 1904, с. 26-48], в дальней-шем были выдвинуты новые гепотезы [Джаукян, 1982, с. 224]. Переход и.-е. *-s > арм. -ք [kʽ] со многими оговорками принял также А. Мейе [Meillet, 1936, р. 55-57, 69-70]. По сути эта точка зрения, берущая начало от Х. Педерсена, была принята Г. Ачаряном [1957, с. 435-437] и Г. Джаукяном [1959, с. 219-220;1967, с. 219; 1982, с. 139]. По всей видимости, именно подобные явления дали основание Т. Гамкрелидзе и Вяч. Иванову говорить о необходимости различения не одного, именно *-s, как было принято в традиционной индоевропеистике, а трех сибилянтов: диффузного , палатализованного (‘компактного’) и лабиализованного [Гам-крелидзе, Иванов, 1984, т. 1, с. 116-129]. Последние два, по их мнению, «марки-рованы», в отличие от первого - немаркированного. В соответствии с этим в и.-е. языках они предлагают для значения ‘глаз’ праформу с палатализованным глухим фрикативным сибилянтом -*ŝe / ok[h]o, с аблаутным вариантом *e / o [Гам-крелидзе, Иванов, 1984, т. 2, с. 786]. Представители лабиализованных вариантов в основном встречаются в позиции перед огубленным, сонорным или, в крайнем случае, перед дифтонгом, содержащим такой компонент, и «в разных индоевропейских диалектах отражаются в виде sṷ-, s-, ṷ» [Гамкрелидзе, Иванов, 1984, т. 1, с. 124] (ср. и.-е. *śoesor- // *sṷesor- ‘сестра’ > др.-инд. svásar- ‘сестра’, авест. xvaṅhar-, пeхл., pers. xvāhar, согд. xw’r, тадж. xoxoar (< общеиран. *hwasar ‘сестра’), гот. swistar, др.-англ. sweostor, др.-ирл. siur, валл. chwaer, лит. sesuõ, др.-слав. sestra, рус. сестра, лат. soror ‘сестра’, греч. ἕορ, тох. A ṣar, тох. B ṣer ‘сестра’, арм. քոյր [kʽoyr] ‘сестра’, и.-е. *śo [h]s- ‘шесть’. тох. A ṣäk, тох. B ṣkas, др.-инд. ṣaṭ (< *ṣaṭṣ), авест. xšvaš, арм. վեց [vecʽ] ‘шесть’, греч. ἕξ [hekʽs] (диал. Ϝέξ [fekʽs]) ‘шесть’, алб. gjashtë, лат. sex, др.-ирл. sé, гот. saíhs, др.-исл. sex, др.-в.-нем. sehs (герм. sechs), др.-англ. si( )x (англ. six), лит. šešì, др.-слав. šestĭ и т. д.). Для гипотезы Т. Гамкрелидзе и Вяч. Иванова о различении в общеиндоевро-пейском трех сибилянтов, по-моему, есть достаточные основания. Об этом свиде-тельствуют также вышеназванные наблюдения и.-е. *s > k (др.-арм., др.-греч.) и и.-е *k > s (др.-арм., др.-ирл., др.-инд., др.-греч.) 9, но с одной оговоркой: три свистящих, различаемых отмеченными авторами, были не самостоятельными фо-немами, а аллофонами свистящей фонемы , т. е. ее позиционными варианта-ми. В этом смысле не видим необходимости дополнительного аргументирования, потому что аргументация та же, что была нами высказана по поводу индоевро-пейских смычных согласных 10. 9 О подобных переходах в славянских и германских древних языках см.: [Мейе, 1951, с. 37; Прокош, 1954, с. 77]. А об отмеченных звуковых (= фонемных) переходах вообще см.: [Серебренников, 1974, с. 93-95, 121-122, 140-141]. 10 По нашему мнению, по отношению к фонемной системе и.-е. праязыка (почему бы нет - для праязыков вообще) не были применены действительно фонологические, в част-ности функциональные, фонологические концепции. Более того, имела место замена тра-диционного термина «звук» на термин «фонема». Например, А. Мейе, по-видимому, при-нимая, что *z был позиционным вариантом *s, также характеризует *z термином «фонема» [Мейе, 1951, с. 25]. По-моему, в случае применения строгих фонологических критериев по отношению к индоевропейскому языку-основе, его фонологическая система по своему составу приблизится к фонологической системе известных нам древних индоевропейских языков. К этой проблеме мы обращались в связи с и.-е. смычными согласными [Петросян, 2019, с. 107-136]. Вышеизложенный анализ древнеармянского свистящего ս (s) дает основание сделать следующие выводы. 1. Несмотря на то что праформы глухого палатализованного *ḱ более чем в 1,7 раза (66 : 38) превосходят восстанавливаемые праформы с *s, нет достаточ-ных оснований говорить, что праформа древнеармянского ս (s) являлась глухой палатализованной *ḱ, наоборот, есть веские основания утверждать, что исконной праформой армянской свистящей ս (s) являлась и.-е. *s. 2. Хотя и сравнительно небольшое количество переходов и.-е. *s > арм. կ (k), и.-е. *ḱ > арм. ս (s), в свою очередь, свидетельствует не только о взаимосвязанных отношениях этих двух фонем, но и о том, что глухие заднеязычные (т. е. не только гуттуральные, но и палатализованные и лабиовелярные) праформы армянского ս (s) должны были происходить от древней праформы : 3. По всей видимости, палатализованный *ḱ, несмотря на значительное коли-чественное превосходство по сравнению с *s и другими праформами, не мог быть исходной формой арм. ս (s) еще и по той причине, что палатализация заднеязыч-ных, соответственно, также переход в свистящие, согласно существующим в сравнительной лингвистике представлениям, началась спустя две тысячи лет после распада общеиндоевропейского единства, с конца III тысячелетия до н. э. и длилась до середины I тысячелетия [Порциг, 1964, с. 116-117; Джаукян, 1967, с. 328-329; Петросян, 2020а, с. 213], а в некоторых языках, например в славян-ском, началась в I в. н. э. и длилась до середины II тысячелетия [Селищев,1951, с. 204; Бернштейн, 1961, с. 302].

Скачать электронную версию публикации