Названия калины (Viburnum) в финно-угорских языках
Рассматриваются народные названия калины (Viburnum) в финно-угорских языках. На материале свыше 100 фитонимов изучается их происхождение, ареальная дистрибуция, а также номинация калины по признаку; исследование проводится в сравнительном аспекте. Подавляющее большинство финно-угорских названий калины образовано на почве отдельных языков и не имеет соответствий в родственных языках. К древнему лексическому фонду принадлежит не более двух фитонимов, кроме того, в рассматриваемых языках функционирует ряд заимствованных названий калины. В работе выделены лексико-семантические модели, по которым образованы названия калины, а также проанализированы их компоненты.
Names of guelder rose (Viburnum) in Finno-Ugric Languages.pdf Предлагаемая работа посвящена названиям широко распространенного кус-тарника - калины в финно-угорских языках. Калина произрастает на этнической территории всех финно-угорских народов, включая обско-угорские и венгер- ский. Цель данной работы - изучить известные народные названия калины как груп-пу именной лексики, что предполагает и изучение их происхождения, а также номинации калины в рассматриваемых языках. Исследование включает не только описание совокупности названий этого кустарника в отдельных языках и языко-вых ветвях, но и их изучение в сравнительном аспекте - установление общности их происхождения, совпадений и различий в моделях номинации. Статья написана на материале народной фитонимии финно-угорских языков; рассматриваются названия калины, взятые из различных печатных источников: лексикографических работ, монографий, а также различных научных статей. Все-го нами использовано более сорока печатных работ, при этом в список литерату-ры внесены только издания, на которые необходимо было сослаться в тексте. Нами привлечен ряд важных лексикографических источников, в том числе словари лексики флоры финского языка П. Сухонена (Suhonen, 1936), эстонского Г. Вилбасте (Vilbaste, 1993), венгерского - Э. Вёрёш (Vörös, 2008), саамских язы-ков П. Саммаллахти (Sammallahti, 1989), а также коми языка А. Н. Ракина (1989). В процессе исследования были привлечены этимологические словари финского (SSA, 1992-2000; Toivonen et al., 1955-1981), эстонского (EE, 2012) и венгерского языка (EWU, 1993-1997), а также различные двуязычные словари. В качестве ценных источников лексики флоры использовались работы Ю. Э. Коппалевой [2007], А. С. Лобановой [2018], В. Колосовой с соавторами [Kolosova et al., 2020] и др. В финно-угорских языках калина имеет большое количество различных на-именований: это характерно для кустарников, например, боярышника, крушины, общее количество народных названий которых, как правило, намного больше, чем у деревьев. В этом отношении они ближе к наименованиям травянистых расте-ний, число которых на один биологический вид может быть весьма большим. От-метим, однако, что калина имеет как кустарниковую, так и древесную форму, по-этому в состав ее сложных названий могут входить детерминанты (определители класса объекта номинации) как со значением ‛куст’, так и со значением ‛дерево’, например, вод. bragattsi||põõzaz и bragattsi||puu, включающие, соответственно, детерминанты põõzaz ‛куст’ и puu ‛дерево’. Среди рассмотренных фитонимов заметно преобладает лексика прибалтийско-финского происхождения: это объясняется тем, что диалектный лексический мате-риал прибалтийско-финских языков собран в лучше. Всего нами описано и изучено более ста народных наименований, включая фонетические варианты. По своей формально-морфологической структуре бо льшая часть названий калины - сложные (либо составные) слова, состоящие из двух или трех компонентов. Сбор фитонимического материала проводился методом контролируемого от-бора лексики в печатных источниках, изданных на протяжении полутора столе-тий. Лексика изучалась с помощью описательного и сравнительно-исторического методов, а в ряде случаев использовался и ареальный метод. При исследова- нии номинации калины применялись методы компонентного семантического ана-лиза. Ниже порядок представления названий калины следующий: все народные фи-тонимы распределяются по языковым ветвям (прибалтийско-финская, пермская, угорская, марийский язык, мордовские языки) и лексико-семантическим гнездам, которые пронумерованы нами сквозной нумерацией в целях удобства системати-зации и навигации. Всего рассмотрено 37 таких лексико-семантических гнезд. Во всех случаях сохраняется транскрипция, данная в печатном источнике. Калина (Viburnum) Прибалтийско-финские названия калины (1) фин. heisi, heisi||puu, höysi||puu, helis||puu, heliäis||puu, helsi||puu, hersi||puu, hörs||puu, кар. собств. höütöi, höütö||puu, höi||puu, кар. ливв. höydöi, кар. люд. höidüöi, вепс. šoido||boлad, эст. õis||puu, eis||puu, iis||puu, ois||puu, hõis||puu, вод. õis. Это единственное древнее название калины среди многочисленных при-балтийско-финских фитонимов, обозначающих данное растение. Большой инте-рес представляет архаичный фонетический облик вепсского названия калины с инициальным š. Данное слово не приводится в известных этимологических сло-варях; второй его компонент имеет в вепсском языке значения ‛ягода’, ‛брусника’. Кроме того, сохранению до нашего времени этого названия могла способствовать и народная этимология: вепс. šoid имеет значение ‛слой, пласт’. Фитонимы этого гнезда сопоставляются с эрз. чевге, мокш. чивге, мар. Л. шор- шо, мар. Г. шаршы, коми жов, жов||пу, удм. шу||пу, причем все соответствия, кроме пермских, даны под вопросом (Toivonen et al., vol. I, p. 65). В. Лыткин в «Кратком этимологическом словаре коми языка» отмечает, что приведен- ные в «Suomen kielen etymologinen sanakirja» мордовские и марийские слова «в фонетическом отношении далеки от финского и пермских слов» (Лыткин, Гу-ляев, 1970, с. 102), что, по нашему мнению, справедливо. Вероятно, именно по-этому в более позднем финском этимологическом словаре «Suomen sanojen alkuperä» о каких-либо соответствиях за пределами прибалтийско-финской ветви уже не упоминается, а финский фитоним связывается с балтийским заимствова-нием heitiä ‛цвести’ (ср. лит. žiedyti) (SSA, vol. I, p. 151). В связи с этим и перм-ские названия, представленные в «Suomen kielen etymologinen sanakirja», не име-ют отношения к данному гнезду. (2) фин. koiran||heisi||puu, ингерм. koira(n)||hers||puu, koiran||hörstöös||marja, кар. собств. koiran||heis||puu, koiran||höis||puu, koiran||höys||puu, koiran||heizi||puu, koiran||höi||puu, koiran||höy||puu, koiran||yö||puu, эст. koera õis||puu (со множеством фонетических вариантов). В эстонском языке и собственно-карельском наречии это гнездо представлено особенно широко и буквально означает ‛собачья калина’. Определение ‛собачий’ обычно указывает на непригодность растения в пищу или его опасность для здоровья человека. Плоды калины съедобны, однако имеют горько-вяжущий вкус и редко используются в пищу в сыром виде. (3) фин. oja||koivu, букв. ‛ручьевая береза’. Номинация по месту произрастания (‛ручьевая’) связано с тем, что калина предпочитает хорошо увлажненные почвы, произрастая по берегам водоемов, в речных поймах. Истолкование детерминанта koivu ‛береза’ затруднительно, так как по внешнему виду калина и береза разли-чаются. (4) кар. собств. и ливв. koiram||puu, эст. koera||puu - букв. ‛собачье дерево’. (5) ижор. koiram||marja, эст. hundi||marja, hundi||marja||puu, букв. ‛собачья яго-да’, ‛волчья ягода’, ‛дерево волчьих ягод’. Определение ‛волчий’ в составе назва-ний растения является носителем тех же признаков, что и ‛собачий’, - несъедоб-ности, вредоносности. (6) ижор. kalina, кар. kalina, вепс. kal’in, эст. kalina, kallina, вод. kalina, kalim||puu, kalina||marja||puu (kalim||marje||puu). Представленные названия заим-ствованы из русского языка. Венг. kalina также заимствовано из славянских язы-ков, но не из русского языка. (7) эст. koera||kuse||puu - букв. ‛дерево собачьей мочи’. В старых лексикогра-фических источниках по эстонскому языку, а также в ряде эстонских говоров в слове kuusk (форма генитива ед. ч. kuuse) ‛ель’ вместо долгого гласного высту-пает краткий гласный u: kusk (kuse); kuse||puu ‛ель’. Однако в данном случае верно истолкование буквального перевода фитонима ‛дерево собачьей мочи’, так как калина внешне не напоминает ель. Данное название можно связать с лекарственным использованием собачьей мочи прибалтийско-финскими народами (см., на-пример, [Винокурова, 2006, с. 334]). (8) эст. koera||lodjap, koer||lodi||puu - букв. ‛собачья калина’. (9) эст. (hullu||)koera||marja||puu - букв. ‛дерево ягод (бешеной) собаки’. На-звание относится также к боярышнику. (10) эст. koera||õuna||puu - букв. ‛собачья яблоня’. (11) эст. leedri||puu, liidre||puu. Основное значение этого фитонима - ‛бузина’; он заимствован из шведского языка, ср. шв. fläder ‛бузина’. Внешне бузина сходна с калиной, чем и объясняется общность наименования. (12) эст. lodja||puu, loda||puu, loida||puu, lõida||puu, loddi. Данное название но-менклатурно для эстонской национальной ботанической терминологии в варианте lodja||puu. В Эстонском этимологическом словаре предполагается, что вариант lodja возник в результате метонимии, а первоначально первый компонент выгля-дел как *loida (EE, p. 245). Это слово сравнивается, в свою очередь, с фин. loistaa ‛блестеть, сверкать’ (одно из диалектных значений также ‛цвести’; соответствия имеются в вепсском языке и карельских наречиях). Указанные прибалтийско-фин- ские глаголы имеют древнегерманское происхождение. Таким образом, фитоним lodja||puu истолковывается в эстонском этимологи-ческом словаре как ‛цветущее дерево’ (‛цвет-дерево’). Действительно, в прибал-тийско-финских языках по этой лексико-семантической модели образован целый ряд названий кустарников, но предполагающаяся метонимия выглядит неестест-венно и не имеет аналогов в эстонском языке; причины ее неясны. В связи с этим этимология, предложенная в словаре, не кажется нам правдоподобной. Вероятнее всего, элемент loda, lodja заимствован из русского языка, ср. рус-ские диалектные названия боярышника и кизила - глод, глот, глед, глидина (например, см. (Анненков, 1878, с. 112)). Первичным по отношению к этим фито-нимам является глог (Фасмер, 2003, с. 414) - общеславянское название боярыш-ника. В результате закономерного устранения сочетания согласных в абсолютном начале заимствованного слова получились эстонские фитонимы. (13) эст. lume||lill - букв. ‛снежный цветок’; номинация калины в данном слу-чае произведена по признаку цвета (цветы калины белоснежные). (14) эст. lume||pall, lume||pallike - название представляет собой кальку нем. Schnee||ball ‛калина’, букв. ‛снежок’. (15) эст. meestepuua - вероятнее всего, название является искаженным фито-нимом mets||õis||puu (см. ниже). (16) эст. mets||õis||puu - букв. ‛лесная бузина’. Бузина и калина внешне по- хожи. (17) эст. sea||tamm, sia||tamm - букв. ‛свиной дуб’. Обычно определительная часть со значением ‛свиной’ маркирует в составе сложных названий растений не-съедобность, непригодность; в данном случае, скорее всего, практическую негод-ность растения вообще. (18) эст. ulli||marjad. Вероятнее всего, первый компонент фитонима - швед-ское заимствование, ср. шв. olvon ‛калина’. (19) лив. e r’ ||mar’ , ira||mōr’a - букв. ‛ягода куропатки’. Дендроним пред-ставляет собой кальку латышского названия калины, ср. латышск. irben js (irbe ‛куропатка’). (20) лив. greg ||mōr’a||pū - букв. ‛дерево ягоды [от] слизи’. (21) лив. ki e’u ||mōr’a||pū - букв. ‛дерево ягоды [от] кашля’. Последние два названия - результаты номинации калины по признаку наличия у нее лекарственных свойств. Из всех языков ветви лишь в ливском отмечается номинация калины по признаку ее лекарственного использования; вероятно, это связано с локализацией определенных народно-медицинских знаний. (22) саам. (норвежско-саамское) beatnat||miestta - букв. ‛собачий куст’. Мордовские названия калины (23) эрз. чавдире, чевге, чевгекс, чевгель, чевгерина, также чавзель ‛ягода кали-ны’, мокш. чивге, či gikš (Paasonens, 1990). Этимология этого общемордовского фитонима неясна; предлагавшееся ранее родство ряду прибалтийско-финских, очевидно, отсутствует. В мокшанском этимологическом словаре (Келин и др., 1981) ошибочно приводится в качестве соответствия мар. шарты (конъектура; в действительности шаршы||вонды ‛куст калины’). Марийские названия калины (24) мар. полан < тюрк., ср. чув. палан, тат. балан ‛калина’ [Дмитриева, 1972, с. 189]. Также полан||вондо, полан||вондер. (25) мар. сöсö. (26) мар. Л. шоршо, мар. Г. шаршы, шаршы||вонды. Возможно, фитонимы двух предыдущих гнезд связаны этимологически, одна-ко происхождение их на сегодняшний день не установлено. Пермские названия калины (27) коми-зыр. жов, жов||пу, коми-перм. жо, жо||пу, жов, жов||пу, жоовöй пу, жу, удм. шу||пу. Данное название является общепермским и, возможно, связа-но этимологически с морд. чевге, чивге и др. Коми-пермяцкие названия даны по (Материалы..., 2021, с. 23-24). (28) коми-перм. тури||чэр||пу (тури||чер||пу) - букв. ‛журавлиное топорище’. (29) коми-перм. калина < рус. Угорские названия калины (30) хант. ȧs-wȧл’-juγ (Steinitz, 1972, S. 1591). (31) хант. kәл’-wȧл’-juγ (Steinitz, 1972, S. 1591). Данные фитонимы в тромъеганском говоре имеют значение ‛калина’; при этом сложный определяемый компонент wȧл’-juγ переведен В. Штейницем как ‛невы- сокое болотное кустарниковое растение’ (‛еin niedriges Strauchgewächs aus Sümpfen’). (32) хант. рăγrәn’t’ (Steinitz, 1972, S. 1131). Фитоним зафиксирован в значении ‛калина’ только в ваховском диалекте, но в других диалектах и говорах может относиться к целому ряду непохожих друг на друга растений (полыни, хвощу и др.) или к цветущим травам вообще (васьюганский диалект). Он входит также в состав нескольких сложных названий растений в качестве определяемого ком-понента, например, äm‛-kŏl-рăγri n’t ‛репейник’, букв. ‛трава собачьей смерти’ (васьюганский диалект). (33) хант. t’oχәn (говор Демьянка); t’oχәn’ (говор Чесноково - кондинский диа-лект); t’ăγwɜ (ваховский диалект) (Steinitz, 1972, S. 1504). Данное название отно-сится только к калине. В хантыйском словаре Х. Паасонена дано под вопросом àm-i ùm-à˙ntšɜ с переводом heisipuunmarja (Schneeballbeere) ‛ягоды калины’, букв. ‛собачья ягода’ (Paasonens, 1926, p. 11). В словаре В. Штейница в значении ‛ягоды калины’ дано слово jokәn’ (васью-ганский диалект), лokәn’ (юганский диалект) (Steinitz, 1972, S. 741); в других диа-лектах хантыйского языка это слово обозначает ягоды рябины. (34) венг. bangita. Фитоним заимствован из польского языка (< польск. bag- nita), при освоении в нем произошла метатеза gn > ng. (6) венг. kalina, kalina||fa, kalinka, kálenka, kalinca. Названия заимствованы из славянских языков - украинского, русинского либо сербохорватского [Dénes et al., 2013, p. 69] (см. также (Vörös, 2008, p. 183)). (35) венг. kánya||fa, kánya, gana - букв. ‛дерево коршуна’; очевидно, название kánya - результат эллиптического отпадения последнего компонента сложного фитонима. (36) венг. kánya||bangita. Это название относится конкретно к виду Viburnum opulus - калина красная или обыкновенная. (37) венг. veres kánya - букв. ‛кровавая калина’, название также относится к виду Viburnum opulus. Ср. нем. Blutbeere ‛калина’, букв. ‛кровавые ягоды’. На-звание дано по признаку кроваво-красного цвета плодов калины. Калина произрастает во всем финно-угорском ареале, кроме самых северных районов, и является морозостойким растением. В некоторых районах, впрочем, она редка, например в Республике Коми. Естественный ареал вида обширен, охватывает территорию Европы, Кавказ, Малую и Среднюю Азию, Сибирь, се-верную Африку [Флора СССР, т. 23, с. 457]. Это и обусловило наличие названий калины во всех финно-угорских языках, включая обско-угорские. Хозяйственное значение калины ограничено ее лекарственным применением, в пищевых целях ягоды этого кустарника используются намного реже. Лекарст-венное применение растения идентично для многих народов и при этом разнооб-разно: настой калины используется в народной медицине при осипшем голосе, кашле и простудах, как слабительное и рвотное средство, а также наружно - от золотухи и прыщей. Калина - важная пища птиц: практически все они поедают ягоды калины, осо-бенно зимой, когда ягоды калины становятся для них редким источником кало-рийной пищи. В прибалтийско-финских языках распространены многочисленные автохтон-ные и заимствованные названия калины. Германские и поздние по происхожде-нию балтийские заимствования характерны для эстонского и ливского языков; в прочих языках имеются лишь русские заимствования. Основное марийское на-именование калины имеет тюркское происхождение, а этимология других распро-страненных названий калины затемнена. Распространенное общепермское назва-ние калины, возможно, имеет общее происхождение с мордовскими фитонимами гнезда (23). В коми-пермяцком языке имеются и другие названия калины (одно автохтонное, другое - русского происхождения). Мансийские названия калины нами не обнаружены, в то время как хантыйские образованы на почве этого языка и не имеют соответствий в других родственных языках. Среди венгерских назва-ний калины преобладают славянские заимствования. В большинстве языков ветви название калины и некоторых других ягодных растений мотивируется названиями волка и собаки; таково же и саамское назва-ние калины beatnat||miestta ‛собачий куст’ (Samallahti, 1989, p. 39). Обычно опре-делительная часть со значением ‛собачий, волчий’ маркирует несъедобность рас-тения или его части. Калина обладает красивыми, привлекательными на вид ягодами, которые, тем не менее, несъедобны в свежем виде из-за сильной горечи - отсюда подобные ее названия. В состав названий калины могут также вхо-дить зоосемизмы со значением ‛свинья’ (17), ‛коршун’ (35), (36), ‛куропатка’ (18), ‛журавль’ (28). Использование названий животных для мотивации фитонимов носит иногда произвольный характер и объясняется с трудом (‛коршун’, ‛жу- равль’). Вообще признаки, лежащие в основе номинации калины, весьма разнооб-разны - это и место произрастания, и окраска цветков, и лекарственность, и внешнее сходство с другими растениями. Финно-пермские названия калины образуют не менее пеструю картину, чем названия боярышника, однако у калины имеется ряд названий, общих для ряда языков и, шире, целых языковых ветвей. Наряду с ними в пермских и прибалтий-ско-финских языках имеется множество сложных по форме автохтонных фито- нимов. Подытоживая рассмотрение названий калины в финно-угорских языках, сде-лаем некоторые основные выводы. В отличие от названий деревьев, названия кус-тарников в финно-пермских языках образованы в основном на почве отдельных языков, т. е. являются поздними - они многочисленны; встречаются и поздние заимствования. Напротив, многие названия деревьев имеют древнее происхожде-ние и этимологически родственны между собой, например: фин. kuusi ‛ель’ - ср. эст. kuusk, вод. kuusi, вепс. kuz’, лив. kūž, саам. kuss, саам. ki ss и др., морд. куз, мар. кож, коми коз, удм. кыз, манс. kawt, χawt, хант. kol, χul; фин. tammi ‛дуб’ - ср. эст. tamm, tom, tumm, вод. tammi, лив. tämm, эрз. тумо, мокш. тума, мар. тум, тумо, коми тупу, удм. тыпы. Эта особенность названий кустарников хорошо видна и на примере названий калины: лексико-семантические модели ее сложных названий разнообразны и, как правило, не выходят за пределы одного языка. В этих фитонимах проявляется исключительное богатство лексической номи- нации. Сравнительное исследование названий растений в группе родственных финно-угорских языков помогает детально исследовать морфологическую структуру, семантику, историю этих фитонимов и пути номинации растений.
Скачать электронную версию публикации
Загружен, раз: 12
Ключевые слова
финно-угорские языки, лексика, фитонимы, названия растений, лексическая номинация, калинаАвторы
ФИО | Организация | Дополнительно | |
Бродский Игорь Вадимович | Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена | kodima@mail.ru |
Ссылки
Винокурова И. Ю. Животные в традиционном мировоззрении вепсов. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2006. 448 с.
Дмитриева Л. В. Названия растений в тюркских и других алтайских языках // Очерки сравнительной лексикологии алтайских языков / Отв. ред. В. И. Цинциус. Л.: Наука, 1972. С. 151-223.
Коппалева Ю. Э. Финская народная лексика флоры. Петрозаводск: Изд-во КарНЦ РАН, 2007. 287 с.
Лобанова А. С. Этноконнотированная лексика коми-пермяцкого языка (на материале наименований флоры) // Языковые контакты народов Поволжья и Урала: Сб. ст. XI Междунар. симп. / Отв. ред. А. М. Иванова, Э. В. Фомин. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2018. С. 124-127.
Dénes A., Papp N., Babai D., Czúcz B., Molnár Zs. Ehető, vadon termő növények és felhasználásuk a Kárpát-medencében élő magyarok körében néprajzi és etnobotanikai kutatások alapján // Dunántúli Dolgozatok (A) Természettudományi Sorozat (Pécs), 2013. Sz. 13. P. 35-76.
Kolosova V., Belichenko O., Rodionova A., Melnikov D., Soukand R. Foraging in Boreal Forest: Wild Food Plants of the Republic of Karelia, NW Russia // Foods. 2020. № 9. P. 1015.
