Folk terminology of mythologized characters of the group “craftsmen-professionals” in the dialects of the Bashkir langua.pdf Введение В народной культуре тюркских народов зафиксирована группа «знающих лю- дей», которая представляет собой специалистов в определенной области знаний. Таких специалистов-мастеров башкиры называют оҫта, ‘мастер’; һөнәрсе, һөнәр- мән, ‘ремесленник, мастер’; кәсепсе ‘человек, занимающийся каким-то ремеслом, промыслом’. Слово оҫта является термином с более широким значением, характеризую- щим любого мастера, специалиста, и может употребляться не только как термин, но и как определение других названий. Ср.: оҫта ‘мастер, умелец’, оҫта һөнәрсе ‘мастер-ремесленник’, оҫта кәсепсе ‘умелый ремесленник, промысловик’. В статье описывается народная терминология 1 группы «знающих людей», называемых мастерами-профессионалами. 1 Народная терминология - это слова и словосочетания, связанные с определенной об- ластью знаний народной культуры. 2 Мифологизация - это наделение сверхестественными способностями реальных лиц, являющихся специалистами в определенной области народных знаний. Мастера-профессионалы и связанная с ними терминология К группе мастеров-профессионалов башкиры относят таких специалистов, как кендек инәһе ‘повитуха’, баба / сөннәтсе ‘специалист по обрезанию мальчиков’, тимерсе ‘кузнец’, һунарсы ‘охотник’, көтөүсе ‘пастух’, солоҡсо ‘бортник’, йыр- сы / йыраусы / сәсән ‘певец, импровизатор, сэсэн’, ҡурайсы ‘кураист’, думбырасы ‘домбрист’ и др. Данную группу специалистов, как и других «знающих людей», башкиры считали отмеченными (тамғаланған), избранными (һайланған) и потому их наделяли сверхъестественными способностями. Такие мастера ‘оҫталар’ у башкир вызывали восхищение. В то же время народ их в определенной степени побаивался, сторонился. По представляениям башкир, мастера-профессионалы свои особые знания, умения, способности, талант могли получить только при содействии высших бо- жественнных или низших нечистых сил. В частности, нами почти во всех баш- кирских населенных пунктах записаны мифологические рассказы о мастерицах- рукодельницах, которые за ночь могли соткать невиданной красоты ковры, свя- зать пуховые шали. Почти все информаторы такую работоспособность и мастер- ство обычно объясняли связью женщины с нечистой силой бисура ‘кикимора’ или ен / жен ‘бес’. По представлениям башкир, бисура или ен / жен обычно приходят или вселяются в одиноких женщин, сожительствуют с ними, учат их тому или иному ремеслу, помогают выполнить ту или иную работу [Һамар..., 2008, с. 284]. Сюда же следует добавить материалы о мусульманских духах (мосолман пәрей- ҙәре), которые иногда уносят людей и обучают их секретам знахарства и прори- цательства, игре на музыкальных инструментах и пению, ткачеству и др. ремес- лам. Интересно отметить, что до сих пор музыканты рассказывают о том, что игре на том или ином музыкальном инструменте первоначально они учились в бане. На вопрос: «зачем?» - они отвечали, что так быстрее можно научиться играть. В мифологии баня (мунса) является местом обитания нечистой силы, поэтому представление о том, что в бане легче научиться игре на музыкальном инстру- менте, связано с верой в причастность к обучению нечистой силы. Сюда же можно добавить распространенные среди башкир выражения Әллә бисураң бармы? ‘- Что, у тебя есть бисура (кикимора)?’; Һиңә бисура эйәләгәнме? ‘- Что, в тебя вселилась кикимора?’, с которыми обычно с восхищением или завистью обращаются к рукодельницам, ювелирам, изготовителям конных сбруй, ульев и др. мастерам-профессионалам, создавшим за короткое время красивое изделие. У башкир, основным занятием которых было полукочевое скотоводство, в горно-лесных регионах - охота, бортничество и лесные промыслы. Мифологиза- ции 2 в первую очередь, по-видимому, подвергались знатные охотники, пастухи, бортники, пчеловоды. В более ранние эпохи, судя по материалам, сверхъес- тественными способностями башкиры наделяли воинов-батыров, изготовителей оружия - тимерсе ‘кузнецов’, сопровождавших воинов - һынсы, юраусы ‘про- рицателей’; вдохновителей участников походов - певцов, сказителей сәсән, йыр- сы, йыраусы; музыкантов - ҡурайсы ‘кураист’, думбырасы ‘домбрист’ и др. Не меньшей мифологизации подвергались и такие профессионалы башкирско- го общества, как кендек инәһе ‘повитуха’, ҡан баба ‘воспитатель, ответственный за инициацию юношей’, позднее баба или сөннәтсе ‘мужчины, занимающиеся обрезанием’ и др. Изложенные факты свидетельствуют о том, что специфика хо- зяйственной деятельности, борьба с чужеземцами за свою землю - Урал, тесная связь народа с природой, обусловили формирование у башкир особой группы мастеров - оҫталар, которые способствовали выживанию народа. Они из поко- ления в поколение передавали опыт, знания, духовность башкирского народа, поэтому, несмотря на смену хозяйства, занятий, формаций, в народной памяти сохранились легенды и предания, сказки и другие произведения о знаменитых мастерах. Повитуха в народной культуре и связанная с ней терминология Из группы «знающих людей» - мастера-профессионалы - наиболее мифологи- зированным является повитуха - женщина, занимающаяся родовспоможением. В башкирском языке и его диалектах зафиксировано множество терминов, обозначающих повитуху. Ср.: лит. кендек инәһе; диал. кендек әбейе, кендек- ҡарсыҡ, кендекнәнәй, кендегинәһе, кендегәней, кендексе, кендекәй, кендекәй ҡар- сыҡ, абызәней, белемсе әбей и др. Все термины, кроме двух последних, связаны с лексемой кендек ‘пуп, пуповина, сердцевина’ и имеют параллели в ряде тюркских языков и их памятников письменности [СИГТЯ, 1997, с. 279-280]. Ср.: турк. диал.: кар., бал., кир., каз., ккал., ног., уз., уйг. диал., алт., тел., шор., ком., ДТС. киндик, турк. кинник, уйг. диал. кимдик, тат., хак., чув. кендек, бар. кандик / кантик, кум. гиндык, тув. хиндик и т. д. Что же касается терминов абызәней (от абыз ‘знающая коран’ + әней ‘мать’) и белемсе әбей (от белемсе ‘знающая’ + әбей ‘старуха, бабушка’), то они связаны с лексемами абыз и бе- лемсе, имеющими отношение к «знающим людям». Как уже говорилось, повитуха у башкир является наиболее мифологизирован- ным персонажем. Это было связано с ее ролью в родовспомогательной деятель- ности. Повитуха помогала появлению ребенка на свет. Она же, по верованиям башкир, «наделяла» ребенка ртом, душой, долей (судьбой) и характером. Об этом свидетельствуют некоторые обрядовые действия. В частности, если сразу после появления на свет новорожденный не подает признаков жизни, повитуха откры- вает окна, двери, трубы печи и начинает громко вызывать душу ребенка. При этом повитуха осторожно массирует пупок ребенка. Когда появляются признаки жизни, повитуха радостно повторяет: Йәне килде, йән инде, Аллаға шөкөр! ‘Душа пришла, душа вошла, слава богу’. Таким образом повитуха, по представлениям башкир, наделяла душой новорожденного. Аналогичным образом повитуха на- деляла и «ртом» ребенка. Только что родившегося малыша повитуха прикла- дывала к груди роженицы. Если новорожденный долго не брал грудь матери, повитуха, говоря, что ребенок «не обретает рот» (ауыҙланмай), открывала окна, вьюшку печи, затем наносила на губы ребенка мед и масло. Смазывание губ малыша маслом и медом, сопровождаемое особым заговором, называлось «на- деление ребенка ртом» (ауыҙландырыу). Повитуха, по представлениям башкир, могла наделить и характером, судьбой, т. е. долей. Так, например, повитуха во время первой бани, обрызгивая водой камни, обязательно называла имена ребенка, матери и отсылала каждому от- дельно их долю: Бисмиллахир-рахманир-рахим! ‘Доля... (того-то)! Ему - здоровье, радость, счастье!’ О мифологизации повитухи свидетельствуют и обычаи почтительного отноше- ния к повитухе у башкир. В частности считалось богоугодным делом ежегодное одаривание повитухи платьем или платком в день рождения человека. Повитухи обычно приглашались на все религиозные праздники башкир. О почтительном отношении башкир к повитухам свидетельствует большой материал не только в фольклоре, но и в современной художественной литературе. В качестве примера можно привести повесть М. Карима «Долгое-долгое детство». В этом произведе- нии нашли отражение взгляды башкир, связанные со страхом получения отказа на благословение от повитухи. Этот факт свидетельствует о том, что повитуха в представлениях башкир выступает в роли богини-покровительницы, которая не только помогает человеку появиться на свет, но и программирует его судьбу. Именно поэтому отказ от благословения повитухи Олоинәй ‘старшей матери’ герой повести М. Карима принимает как смертный приговор [Кәрим, 1981]. О мифологизации персонажа кендек инәһе ‘повитухи’, как уже говорилось, свидетельствуют поверья, связанные с принятием 40-го новорожденного. Дей- ствительно, существует множество мифологических рассказов, в которых пови- тухи, нарушившие табу, превращались ночью в вампиров и пили человеческую кровь. Изложенные факты свидетельствуют о том, что повитухи у башкир были са- мыми мифологизированными персонажами. По представлениям башкир, повиту- хи в основном выполняли не только родовспомогательную, но и обережную функцию. В то же время часть повитух в силу нарушения различных табу, связанных принятием 40-го новорожденного, а также родов у нечистых сил (ен), могли превратиться в опасные силы нижнего мира и нанести вред как роженице, так и новорожденному. Охотник в народной культуре и связанная с ним терминология К группе мифологизированных мастеров-профессионалов в башкирской на- родной культуре относятся и охотники (һунарсы). В основе термина һунарсы ‘охотник’ лежит башкирское слово һунар, которое имеет различные варианты в каз., кирг., тат., чув., як. языках и употребляется в значениях ‘пороша’, ‘тонкий слой снега’, ‘свежий снег’, ‘первый осенний снег’, а также ‘охота по пороше, звериный промысел’ и др. [ЭСТЯ, 2003, с. 307-308]. Кроме указанных тюркских языков, данная лексема в различных фонетических вариантах и с некоторыми се- мантическими отклонениями зафиксирована в удм. сунэр, мар. сонар, монг. сонин, калм. сон, һони(н) [ЭСТЯ, 2003, с. 307-308; Әхмәтьянов, 2015, т. 2, с. 182]. Изложенные факты свидетельствуют о том, что лексема һунар / сонар в основном фиксируется в кыпчакских тюркских языках, поэтому вслед за Р. Г. Ахметьяно- вым можем предположить ее общекыпчакское происхождение. Что же касается наличия указанной лексемы в ряде финноугорских языков, то это можно объ- яснить языковым влиянием урало-поволжских тюрков на финноугорское насе- ление региона. Монгольские варианты лексемы сонар / һунар имеют двоякое происхождение. Если в монгольском лексема сонан может иметь общеалтайское происхождение, то в калмыцком, скорее всего, она появилась в результате за- имствования из контактирующих кыпчакских языков. Кроме термина һунарсы в башкирском языке для обозначения охотников зафиксированы термины: аусы ‘ловец (охотник), который ловит животных и птиц с помощью силков, ловушек, капканов’, аңсы ‘зверолов, охотник следопыт’, ҡошсо ‘птицелов’, айыусы ‘медвежатник’, диал. жәннексе ‘зверолов’ и др. Сле- дует отметить, что указанные термины имеют общетюркское или межтюркское распространение и восходят к общетюркским, межтюркским или общеалтайским корням. В частности термин аусы ‘охотник’, который ловит животных, птиц, рыбу с помощью силков, ловушек, западни, сети, бредни восходит к корню ay ~ ab ~ aw, распространенному в кыпчакских, огузских и карлукских языках. Баш- кирский охотничий термин аңсы ‘охотник на хищных животных и дичь, т. е. зверолов’ образован от лексемы аң, имеющей фонетические варианты в алтай- ском, хакасском, тувинском, т. е. в южносибирских тюркских языках. Башкирский термин ҡошсо ‘птицелов, сокольник, сокольничий’ образован от общетюркской лексемы quš ‘птица’. Что же касается народного термина айыусы ‘охотник на медведя, медвежатник’, то он восходит к лексеме айыу ‘медведь’. Лексема айыу в различных фонетических вариантах в значении ‘медведь’ зафик- сирована в большинстве тюркских языков и их памятников [ЭСТЯ, 1974, c. 112-113]. В группу охотничьей терминологии следует добавить и термин балыҡсы ‘ры- бак, рыболов’, восходящий к лексеме балыҡ ‘рыба’, являющейся одним из вариантов общетюркской balïq, древнетюркского balaq / balïq [ДТС, 1969, c. 80]. Изложенные факты по терминам, связанным с охотничьей деятельностью, сви- детельствуют о том, что в башкирском языке сохранилась довольно богатая терминология. При этом, наряду с общетюркскими, общекыпчакскими лексема- ми, в образовании народных терминов охотников присутствуют огузские, кар- лукские и южносибирские тюркские корни [ЭСТЯ, 1974; 1978]. Наличие в охот- ничьей терминологии названий, восходящих к самым разным языкам тюркской группы, свидетельствует о сложности этногенеза и этноязыковых контактов башкир, которые и обусловили параллели в их терминологии. Интересно отме- тить, что общность той или иной территориальной или этнической группы баш- кир с определенными тюркскими народами отмечается не только в терминологии, но и в охотничьих верованиях, обычаях, обрядах. Так, например, излюбленные персонажи охотничьих рассказов южных башкир, называемые Еҙморон ‘злой дух в облике женщины с медным носом и медными когтями’ досл. медный нос, Еҙтырнаҡ ‘злой дух с медными когтями’, досл. медный коготь, вырывающие сердце или вызывающие потерю рассудка у неосторожных охотников, зафик- сированы в мифологии казахов (жезтырнак), кыргызов (джез тырмак, джез тумшук) и тувинцев (шулбус / чулбус) [Юдахин, 1965; БХИ, 1976, с. 297-303; Кондыбай, 2005, с. 117; Хисамитдинова, 2011, с. 148-199]. Интересные охотничьи обычаи и связанные с ними лексемы нами записаны у башкир-катайцев Белорец- кого района Башкортостана, которые имеют параллели в народной культуре и языках южносибирских тюрков. Так, по рассказам башкир региона, когда муж- чина собирается на охоту, женщинам запрещается присутствовать во время сбора охотничьих принадлежностей, одежды, амулетов. По обычаю, охотнику помогали отец, дед и др. представители старшего мужского населения семьи или рода. О связи охоты с мужским миром свидетельствуют и такие обычаи, как наде- вание первых амулетов на молодого охотника. Судя по материалам, первый аму- лет на молодого охотника должен был надевать только дед по отцовской линии. При его отсутствии старший брат отца или отец самого юноши должен был надеть обережный и продуцирующий амулет 3 на молодого охотника. Следует добавить, что традиционные охотничьи благопожелания (алҡыш), направленные на удачную охоту, также должен был произносить дед или отец. Необходимо добавить, что тексты благопожеланий табуировались, поэтому их сохранилось довольно мало 3 Продуцирующий амулет - это амулет, направленный на обеспечение плодовитости. Следует отметить, что не только сборы, но и проводы охотников у башкир имеют множество табуированных действий. Во-первых, в проводах могли участ- вовать только мужчины, они же проверяли, чтобы не встретились в дороге ему женщины или неудачники (юлдыҡһыҙҙар ‘досл. бездорожные’, ҡотһоҙҙар ‘досл. лишенные удачи, жизненной силы’). Во-вторых, они изучали поведение охот- ничьей собаки, коня, которые, по представлениям башкир, были близки к духам гор, лесов, покровителям зверей, поэтому могли предупредить об опасностях, удачной или неудачной охоте. Судя по обычаям, мифологизировано было и возвращение охотника. Об этом свидетельствует обычай одаривания охотником первого встречного подарком, называемым сауға. Суть обычая сводится к тому, что охотник еще до возвращения домой первому встречному должен дать часть своей добычи. Если он не даст или даст мало, он, по верованиям башкир, может потерять охотничью удачливость. Следует отметить, что аналогичные обычаи зафиксированы у казахов, кыргызов и южносибирских тюрков. В частности, раздача сауға из убитой дичи у казахов считалась богоугодным делом. Интересно отметить, что и термины, обозначающие подарок из охотничьей и военной до- бычи, в башкирском и казахском языках совпадают. Ср. баш сауға, каз. сауға [БРҺ, 1996, с. 532; ҚОС, 1988, с. 297]. В других тюркских языках зафиксированы их фонетические варианты. Ср.: совғат (турк., аз., уйг. диал.), савғат (кум., ккал. диал., уз. диал.), савқат (ног.), sojɣat (аз. диал.), со:ғат (турк. диал.), соғат (уйг.), savga (тур. диал., кар.-к., бал., ккал., ног., уйг.), совха (аз.), сооға (кирг.), соға (уйг.) и др. со значениями подарок человека, вернувшегося из поездки, подарок благополучно вернувшемуся из поездки, военная добыча, доля хана в военной добыче, пиршество, вещи, оставшиеся после умершего и др. [ЭСТЯ, 2003, с. 273-274; Юдахин, 1965, с. 654]. Кроме сауға охотники дарили односельчанам и сородичам медвежьи и волчьи клыки (теш), когти (тырнаҡ), которые применялись в качестве оберега для новорожденных. Охотники также одаривали знахарей волчьей или медвежьей губой, которые применялись в качестве магического ободка үткәрмә, с помощью которого знахари отгоняли нечистую силу и духов болезней от беременных, новорожденных, бесплодных [Хисамитдинова, 2010, с. 332]. Изложенные факты свидетельствуют о том, что башкиры охотников считали медиаторами между духами и людьми, избранниками духов, поэтому верили, что полученные от охотников дары способны исцелить, спасти от болезней, смерти. Таким обра- зом, мифологизации подвергался не только охотник, но и все действия, предметы, связанные с ними. Кузнец в народной культуре и связанная с ним терминология К группе наиболее мифологизированных персонажей мастеров-профессиона- лов башкиры относят кузнецов (тимерселәр). Народный термин тимерсе ‘кузнец’ восходит к лексеме тимер ‘железо, железный, металл, металлический’, который в разных фонетических вариантах зафиксирован не только в тюркских, но и в монгольских языках и их памятниках, и считается древним китайским заим- ствованием [ДТС, 1969, с. 550-551; Рясянен, 1955, с. 232; СИГТЯ, 1997, с. 408-410]. Кроме термина тимерсе, зафиксированного в памятниках древнетюркской письменности с VIII в. в формах temüči, temürči, в тюркских языках отмечаются варианты timir uzy ‘кузнец’ в хак., uzanyqči ‘кузнец, мастер’ в тув., darqan ‘кузнец’ в тув., darqan ‘кузнец, оружейник’ в кирг. эпосе, darxan u:s ‘кузнец, почтенный кузнец’ в як. языке [СИГТЯ, 1997, с. 413]. Изложенные материалы показывают, что основной лексемой, связанной с кузнечным делом, кузнецом в тюркских языках является слово тимер ‘железо’. Следует отметить, что железо (тимер) у башкир является мифологизирован- ным предметом, поэтому, кроме своей основной функции, связанной с метал- лургией, он применяется в качестве оберега, отгонного средства [Благова, 2006, с. 691]. Об этом свидетельствуют некоторые обрядовые действия, связанные с родинными, свадебными и похоронными обычаями. В частности, под подушку новорожденного башкиры подкладывают металлические предметы, на головной убор, рубашку, колыбель ребенка пришивают монеты. Железные предметы со- провождали и свадебный обряд башкир. В частности, свадебную одежду невесты украшали серебряные монеты. Металлические ножики, монеты, серьги, кольца раздавалась женихом и невестой детям. Серебряные монеты пришивались на одежду невесты пожилыми женщинами рода во время ее проводов из роди- тельского дома. Металл, металлические изделия сопровождали и похоронный обряд. В част- ности, сразу после смерти на грудь покойника башкиры кладут нож или ножницы, на глаза кладут большие монеты. Изложенные факты свидетельствуют о том, что вера в обережную и отгонную силу 4 железа, в целом, металла живет у башкир и сегодня [Хисамитдинова, 2015, с. 151-168]. 4 Отгонная сила в статье употребляется в значении средства ритуального изгнания нечистой силы. Мифологизация металла обусловила и мифологизацию кузнеца (тимерсе). В связи с башкирскими восстаниями кузнечное дело и кузницы у башкир в XVIII в. были запрещены. Поэтому поиски материала по кузнецам и кузнечному делу связаны с большими трудностями. Определенные материалы сохранились лишь в произведениях башкирского фольклора. В частности, в материалах М. В. Лос- сиевского зафиксирован интересный сюжет о пещере Тирмен-тау. Из этой пеще- ры слышен страшный гул, который идет, по рассказам местных башкир, из жи- лища живущих там Дью-париев. Оказывается, эти Дью-парии «день и ночь дуют огромными мехами и куют стопудовыми молотами» подземный мир и его оби- тателей [Лоссиевский, 1878]. Таким образом, судя по записям М. В. Лоссиевского, Дью-парии выступают кузнецами подземного мира. Интересно отметить, что данный сюжет, записанный у башкир М. В. Лоссиевским, близок к легендам южносибирских тюрков об Эр- лике, который также кует в подземном мире из железа нечистую силу. В. И. Вербицкий пишет о том, что «изгнанный за прегрешения в нижний мир, Эрлик устроил свое небо и землю перестроил, но так как его народ был лишен возможности умножаться, то новый мир Эрлика был пуст... Он сделал себе молот, наковальню, мех и клещи и все кузнечные снаряды, раскалил железо и стал бить молотом, и как только он ударил, тотчас выскочил курюмес-бес (пыртак-неме или кара-неме) от каждого удара. Таким образом наковал он множество духов- слуг себе» [Вербицкий, 1883, с. 99]. Изложенные факты свидетельствуют о том, что кузнецы у тюрков связаны с подземным миром, подземными божествами. В частности, божество Эрлик у южносибирских тюрков считается первым кузнецом. Аналогичные же представ- ления, по-видимому, лежат в основе и башкирских эпических мастеров-кузнецов, живущих в пещерах и названных Дью-париями. Судя по эпосам «Урал-батыр», «Акбузат» и др., царем подземного, подводного мира является старший брат Урал-батыра Шульген. Ему подчиняются все обитатели нижнего мира. Поэтому описанные в легенде кузнецы - дью-парии, как и слуги Эрлика, по представле- ниям башкир, являются слугами царя подземно-подводного мира Шульгена. Кроме эпосов, мифологизированность кузнецов, проявляется в обычаях и обрядах башкир. Так, например, при тяжелых болезнях знахари водили больных на кузницы или их руины, где те должны были провести три ночи. Аналогичные способы «лечения» от бесплодия зафиксированы у северо-восточных башкир. Кстати, на руины старых кузниц водили и больных лошадей. Одежда и инстру- менты кузнеца, уголь и сажа из кузниц применялись в качестве обережных предметов. Изготовленные кузнецами железные предметы также мифологизиро- вались. В частности, во время града против градобитья башкиры на улицу выбрасывали такие железные предметы, как кочерга, щипцы для углей и др. Изложенные факты свидетельствуют о том, что у башкир мифологизируются не только сами кузнецы, но и изготовленные ими изделия, инструменты с ко- торыми они работали, одежда, которую они носили, кузни, в которых они работали. Этому способствовало наличие у башкир известных мастеров-кузнецов на всем Урале. Многие мастера-кузнецы вошли в качестве героев в сказки, леген- ды и предания не только башкир, но и других народов Урала. О башкирах- мастерах, профессионалах, изготовителях булатных сабель и ножей оставил ин- тересный материал известный уральский писатель П. П. Бажов. В частности, он писал: «Башкиры народ, конечно, небогатый, а конь да булат у них такие случа- лись, что век не забудешь. Иной раз такой узор старинного мастерства на ноже либо сабле покажут, что по ночам тот узор тебе долго снится» 5. 5 Бажов П. П. Коренная тайность. URL: Zlatoust.ru/bajov/3html/. 6 Там же. В другом сказе П. П. Бажов, ссылаясь на слова талантливого металлурга XIX в. П. П. Аносова, писал: «Коли непременно надо родню искать златоустов- скому булату, то она в тех старинных ножах и саблях, которые иной раз попа- даются у башкир, казахов и прочих народов той стороны. И закалка такая же, нисколько на немецкую не подходит...» 6. Изложенные факты свидетельствуют о том, что башкиры были знатными кузнецами, как и их предки - древние тюрки, которые платили дань кузнечными изделиями [Традиционное мировоззрение..., 1990, с. 209]. Поэтому логично, что у башкир и других тюрков кузнецы являются наиболее мифологизированными персонажами. Певцы в народной культуре и связанная с ними терминология К числу наиболее мифологизированных персонажей мастеров-профессионалов у башкир относятся певцы-исполнители протяжных песен оҙон көй и импровиза- торы-сэсэны. В башкирском языке для обозначения данной категории профессионалов употребляются термины йырсы ‘певец’, йырау ‘создатель и исполнитель кубаиров (ҡобайыр) и протяжных песен (оҙон көй)’, йыраусы ‘исполнитель протяжных народных песен’, сәсән ‘создатель и исполнитель кубаиров’, толғаусы ‘испол- нитель кубаиров’, ҡобайырсы ‘исполнитель кубаиров’, таҡмаҡсы ‘создатель и исполнитель частушек’, һармаҡсы ‘исполнитель частушек’, һарнаусы ‘исполни- тель речитативов’, һамаҡсы ‘исполнитель речитативов’ и др. Основным и универсальным термином, обозначающим данную группу спе- циалистов, в башкирском языке, является йырсы, остальные термины имеют более частный характер или диалектальную окраску. Башкирский термин йырсы ‘певец, песенник’ восходит к лексеме йыр ‘песня’, имеющей параллели в боль- шинстве тюркских языков и памятников [СИГТЯ, 1997, с. 610-611]. Что же ка- сается семантики данного термина, то значение ‘песня’ является в большинстве тюркских языков основным. В ряде языков, в том числе и в башкирском, кроме основного значения ‘песня’, зафиксированы значения ‘эпос, эпическая поэма, пе- ние, мелодия’ [Там же, с. 610]. Термин йырсы в различных фонетических вариантах зафиксирован, кроме башкирского, в ктат., кар., кбал., кум., тат., ног., каз., кирг., хак., тоф., чув. языках в значениях ‘певец’ и ‘сказитель’. Фонетически близкие к термину йырсы тер- мины йырау, йыраусы ‘певец-импровизатор, певец-сказитель’ отмечены, кроме башкирского, в каз., ккалп., кирг. языках [Там же, с. 612-613]. Певцов, импровизаторов башкиры мифологизировали, считали людьми с не- счастной судьбой. Многие из певцов не имели ни дома, ни семьи. Скитаясь из кочевья в кочевье, из деревни в деревню, они своим пением добывали себе пропитание. Таких бродячих певцов башкиры жалели и называли байғош ‘бед- ный, лишённый доли’. Описание одного из таких певцов - йыраусы находим в рассказе Дм. Н. Мамина-Сибиряка «Байгуш». Байгуш был талантливым певцом. Об исполнении им протяжных башкирских песен Мамин-Сибиряк пишет: «…у меня пошли мурашки по спине, ничего подобного я никогда не слыхал». Он был слепым стариком. Рваная одежда еле держалась на его худом теле. Слепого певца сопровождала маленькая девочка-поводырь. Как певец, так и его поводырь, были голодными. Об этом можно было судить по тому, как они набросились на еду [Мамин-Сибиряк, 1906]. Аналогична была доля и у других бродячих певцов, исполняющих песни за пропитание, живущих то у одного, то у другого зажиточного человека, питаясь с его стола и получая одежду. Богатые башкиры часто приглашали к себе бро- дячих певцов, музыкантов. Следует также добавить, что певцы и музыканты приглашались не только для игры и пения по тому или иному случаю (свадьба, рождение детей, возвращение сыновей из походов и воин и др.). Часто богатые башкиры заказывали певцам и музыкантам создание новых песен, сказаний, посвященных тому или иному событию, человеку. По такому случаю певцу или му- зыканту могли подарить даже коня. Однако в судьбе бродячих певцов и музы- кантов таких случаев было мало, поэтому они в основном влачили жалкое существование. Чуть лучше, но не намного, была судьба певцов и музыкантов, живущих в деревнях. Они практически все были последними бедняками. Таким образом, социальный статус певца находился в страшном противоречии с его талантом. Безусловно, башкиры их жалели, любили, но считали их несчастными, лишенны- ми доли, поэтому сторонились. Следует отметить, что аналогичное отношение к певцам и музыкантам существовали и у сибирских тюркских народов [Тради- ционное мировоззрение..., 1990, с. 112-113]. Башкиры своим детям и другим близким запрещали петь, считая, что песня человеку приносит несчастье, беды. Об отдельных певцах существовали легенды о том, что их уносили нечистые силы на свои свадьбы и другие пиршества в иной мир. Мифологизированность певцов и музыкантов проявлялась и в эпосах баш- кир. В частности, в эпосе «Идеукай и Мурадым» сэсэн, певец-импровизатор Хабрау описывается 185-летним старцем, способным видеть богатырского коня Акбузата на дне озера Шульган с волшебным мечом Урал-батыра [БХИ, 2006, с. 184]. В целом можно констатировать, что певцы, музыканты в башкирской народной культуре наделялись особыми способностями, отличавшими их от обыкновенных людей. Их песни покоряли слушающих, заставляли плакать, схо- дить с ума, пойти на подвиг и смерть. Однако, несмотря на огромный талант, певцы, музыканты считались не совсем нормальными, несчастными, обиженными Аллахом, что делало их в определенной степени изгоями, как и других мастеров- профессионалов - оҫталар. * * * Подводя итог рассмотрения терминологии, связанной с мифологизирован- ными персонажами оҫталар, можно сделать следующие выводы: данная группа терминов составляет значительный пласт башкирской диа- лектной лексики; в основном терминология, связанная с группой оҫталар, имеет общетюрк- ское происхождение; значительный пласт терминов - общекыпчакского происхождения; более поздняя терминология имеет заимствованный характер.

Скачать электронную версию публикации