The Image of a Malevolent Person Based on Language Data: Semantic and Motivational Aspects.pdf Недоброжелательность - многоаспектное понятие, которое связано как с внутренним миром человека, так и с его социальным существованием. Неприязненно настроенный человек обращает на себя внимание в обществе, поскольку он нарушает «обыкновенный» уклад и представления о взаимодействии между членами социума. Формируется определенный набор черт, который связывается в народном сознании с образом человека, который неприязненно настроен по отношению к другим. Этот образ закрепляется в языке и может быть реконструирован, в частности, с помощью семантико-мотивационного анализа. В статье будет предпринята попытка такой реконструкции на основе данных русских диалектов. Внимание к материалам говоров обусловлено гипотезой о специфике воплощения представлений о недоброжелательности в традиционной культуре. Деревенский социум, как кажется, гораздо в большей степени, чем, к примеру, современное городское пространство, ориентирован на поддержание добрых взаимоотношений. В условиях сосуществования на ограниченной территории, тесного знакомства всех жителей деревни друг с другом и коллективного труда дружелюбие становится важнейшим качеством. Пренебрежение установленным типом поведения, в свою очередь, должно привлекать к себе внимание и, возможно, вызывать осуждение. Как известно, исследователи нередко обращаются к изучению языковых портретов тех или иных социальных типов, реконструируя на основе лексикофразеологических данных совокупность «портретных» черт. Так, к примеру, были исследованы образы интеллектуально неполноценного человека [1], обманщика [2], соперницы в любви [3], опытного человека, трудолюбивого и ленивого человека, изгоя (см. эти и ряд других в [4]) и т.д. Методике реконструкции портрета на материале образов священнослужителей посвящена диссертация Н.А. Синицы [5]. При этом «совокупный» образ недоброжелателя ранее не рассматривался. Цель данной статьи - сконструировать образ недоброжелательного человека на основе семантикомотивационных отношений слов, принадлежащих данному отрезку языкового пространства. В ходе работы решаются этимологические задачи в применении к названному материалу и осуществляется реконструкция ряда лексем. В статье мы будем руководствоваться методикой этнолингвистического портретирования, которая использовалась в диссертациях Ю.А. Кривощаповой и Н.А. Синицы. Этнолингвистический портрет включает в себя комплекс признаков, полученных на основе анализа мотивационных отношений определенных лексем, а также совокупность представлений, существующих в языке культуры в широком смысле [6]. В применении к нашему материалу это означает, что, помимо собственно рассмотрения семантико-мотивационных линий избранной для анализа группы слов, мы будем обращаться также в некоторых случаях к более широкому культурному фону. В частности, в рамках избранного для анализа отрезка семантического пространства это становится необходимым при этимологической интерпретации тех или иных лексем. Если говорить о логической структуре «сценария недоброжелательности», то в ней можно выделить следующие компоненты: собственно эмоциональное состояние; носитель эмоции; объект, на который направлено чувство. Как уже было отмечено, мы сосредоточимся на конструировании заключенного в языке образа неприязненно настроенного человека. Попробуем очертить круг идеограмм, который позволит осуществить названную цель. Очевидно, что наибольшее внимание должно быть уделено лексемам, соответствующим такому компоненту прототипической ситуации, как субъект. Это слова с дефинициями ‘недоброжелатель', ‘недоброжелательница', ‘недружелюбный / недоброжелательный / неблагожелательный / неприязненно настроенный человек'. Сюда же примыкают лексемы, служащие для обозначения признаков, характеризующих эмоции субъекта чувствования или черты его поведения (‘недружелюбный', ‘неблагожелательный', ‘недоброжелательный'). Наконец, небезынтересно обратиться к лексемам с семантикой ‘недружный'. Они отражают представления об отношениях, которые сопровождаются взаимной неприязнью, несогласием. Как кажется, образ недоброжелательного человека не может быть сложен также без обращения к характеристикам поведения, поэтому мы будем рассматривать глаголы с дефиницией ‘выражать неприязнь', а также наречия образа действия с соответствующей семантикой. Собственно номинации эмоционального отношения (несмотря на то, что чувства относятся непосредственно к сфере субъекта ситуации) мы рассматривать не будем. В данном случае мы исходим из понятия точки зрения. Когда речь идет непосредственно об эмоциональном мире человека, номинацию, как кажется, чаще создает собственно субъект чувствования. В пример можно привести такие лексемы, как карел. душа́ не робит ‘быть нерасположенным к чему-, кому-н.; душа не лежит' [7. Т. 5. С. 533], перм. насё́ рдка ‘недоброжелательность; злоба' [8. Вып. 1. С. 568-568] (т.е. чувство расположено буквально «на сердце»). В номинациях же, связанных с обозначением неприязненно настроенного человека и его поведения, зачастую фиксируется отношение к такому человеку со стороны других членов общества, например арх. вредно́ й ‘недоброжелательный, неприязненно настроенный, дурной (о человеке)' [9. Вып. 6. С. 20- 21], арх. заде́ лываться ‘вести себя недружелюбно' [9. Вып. 16. С. 219-220]. Наибольшему вниманию со стороны языка подвергается поведение неприязненного настроенного человека. Во внутренней форме изучаемых лексем наиболее часто запечатлевается именно представление о действиях недоброжелателей. Так, неблагожелательность выражается, прежде всего, в недружелюбном взгляде: печор. как рублем одарить ирон. ‘посмотреть недоброжелательно': Наста́ сья-то на меня́ вчера́ сь взгляну́ла как рублё́м одари́ ла; бы́ ло бы из-за чего́ ревнова́ ть, нуже́н мне е́йный мужи́ к [10. Т. 1. С. 329] (т.е. презрительно, как на нищего), перм. гляде́ ть сентябрё́м ‘быть хмурым; выражать неудовольствие, недружелюбие': Посылали меня картовки караулить, ловить, кто воровать будет. Девка я, чё, не пошла - потом зачнут на меня сентябрём глядеть [11. С. 81]. Как отмечает М.В. Ясинская, взгляд в традиционной культуре, подобно другим действиям, подвергается регламентации [12. С. 112]. Особо здесь выделяются помор. коси́ ться ‘ссориться, жить недружелюбно' [13. С. 184] ← ‘посматривать искоса, сурово бросать беглым взглядом, злобно смотреть' [13. С. 184], помор. косу́ ха ‘та, которая злая, недружелюбная' [14. С. 73], арх. на косы́ х ‘враждебно, неприязненно' [15. С. 203], на́ кось ‘то же' [16. Вып. 19. С. 344-345], омск. ско́ со ‘недоброжелательно, искоса': А нехороша девушка была, свекровь скосо глядит [16. Вып. 38. С. 110]. В данном случае реализуется мотив кривизны, в языковых фактах отражено наблюдение над поведением недоброжелательного человека, его непрямым взглядом, «исподлобья». По утверждению С.М. Толстой, в таких выражениях (обозначающих недоброжелательный взгляд) мы сталкиваемся скорее с вторичными значениями, однако «все же “пространственный” компонент значения в них в какой-то степени присутствует» [17. С. 278]. Вторично возникшие смыслы же, по-видимому, в данном случае связаны с коннотацией «ненормативности» кривизны в славянской культуре [17. С. 279]. Представление о взгляде искоса фиксируют и лексемы с другими корнями, например влад. иско-бе́ ниться ‘неприязненно или высокомерно покоситься на кого-либо, состроив гримасу': Я было к нему, а он так искобенился, что поглядеть страшно [16. Вып. 12. С. 216] ← перм., урал., сиб., волог. ‘изогнуться, искривиться' [16. Вып. 12. С. 216], ср. также устар. простореч. кобе́ нить ‘корчить, сводить судорогами' [18. Т. 5. С. 1083], смол. из-под ло́ ктя погля́ дывать (выгля́ дывать, смотре́ ть) ‘косо, недоброжелательно смотреть, относиться к чему-либо': Бапки уш с-пад локтя выглядывыють, зляцца [19. Вып. 6. С. 47]. Однако, как нам кажется, здесь могут обнаруживать себя следы мифологических представлений о сглазе. Как известно, сглаз может быть вызван взглядом другого человека. Так, по результатам исследования М.В. Ясинской, «опасным считается взгляд, характеризующийся какими-либо особенностями (какой взгляд): исподлобья, пристальный, слишком долгий взгляд на что-либо или кого-либо» [12. С. 134-135]. Подобные лексемы (фиксирующие аномальный взгляд) мы находим и в нашем материале: перм. вы́ бурить глаза ‘посмотреть исподлобья: недоверчиво, недружелюбно': Кика-то, не тем помянена, до че, покойная, злая была. Скажешь че не в понраву, дак так и выбурит глаза [8. Вып. 1. С. 131] ← урал. выбу́ ривать ‘высматривать' [16. Вып. 5. С. 250], волог. озы́ риться ‘взглянуть сердито, недружелюбно' [16. Вып. 23. С. 102], бурят. сгля́ дный ‘недоброжелательный, неразговорчивый': Сосед больно сглядный, все недоволен, косо смотрит [16. Вып. 37. С. 22]. Все они создаются путем семантической конденсации: усиление признака ведет к приобретению негативного значения. Отметим, что мотив сглаза эксплицитно выражен в контекстах к исследуемым лексемам: волог. несми́ ла ‘недружелюбно': Несмила взглянет на тебя человек хитрый, ты заболеешь - озык-от1 будёт [20], новг. кру́ то ‘с неприязнью': Бывает, кто идет, взглянет на него круто, тот и упадет. Тоже его сглазили [21. С. 466-467]. Однако недоброжелательный человек может предпочитать вообще не смотреть на объект неприязни, что, по-видимому, отражается в словах, входящих в гнездо видеть: арх. ненави́ стливый ‘недоброжелательный, злой, бранчливый' [16. Вып. 21. С. 91], ряз., омск. ненавистно́ й ‘недоброжелательный, злой', ср. также перм. на глаза́ не принима́ ть ‘испытывать сильную неприязнь к кому-, чему-л. ' [11. С . 295], разг. глаза бы не видели. Недоброжелательный человек зачастую выражает свое недовольство вербально, например волог. фунь-га́ стый ‘недоброжелательный, неприветливый' ← ‘ворчливый; постоянно недовольный' [16. Вып. 49. С. 179]. Неблагожелательность порождает стремление к осуждению и сплетням: волог., курган. пере-су́ дливый ‘любящий обсуждать (обычно недоброжелательно) чьи-либо поступки, слова, действия, посплетничать' [16. Вып. 26. С. 234] ← литер. суди́ ть ‘осуждать, укорять, обвинять в чем-н.' [22. С. 956], осуж-да́ ть. Другой пример: помор. ки́ чковать ‘жить недружно, постоянно ссориться, обижаться друг на друга' [14. С. 66] ← олон. ки́ чкать ‘дразнить (произнося слова кич-кич, киц-киц)' [16. Вып. 13. С. 248] ← карел. киц-киц, олон. киць-киць ‘слово, которым подзывают овец' [16. Вып. 13. С. 244], беломор. кы́ ча-кы́ ча ‘то же' [16. Вып. 16. С. 207], арх. кы́ чи ‘слово, которым подзывают домашнюю птицу' [16. Вып. 16. С. 208]. В последнем случае перенос происходит на основании сем ‘дразнить' и ‘обижаться' (с последующим смысловым развитием). В печор. фразеологическом сочетании как зла́ я ме́ льница ‘недоброжелательный, злой человек' [10. Т. 1. С. 308], по-видимому, образ мельницы используется для передачи идеи деструктивного воздействия, которая связана с представлениями о речевой агрессии: Руга́ чий был мужи́ к, все́х-то вы́ костить2 успе-ва́ л, как зла ме́льница [10. Т. 1. С. 308]. В том случае, когда напряжение в межличностном взаимодействии достигает определенного предела, могут возникать обоюдные упреки - споры (карел. спо́ рный ‘недружный': Помню, старики говорили: «Баен много, дак спо́ рна деревня» [7. Т. 6. С. 267] ← ‘задиристый, любящий спорить' [7. Т. 6. С. 267]) и ссоры (ср.-урал. наперекосе́ рдиях ‘недружно': Жывём с соседом, друг г друшке не ходим, жывём напереко-сердиях [23. Т. 2. С. 177] ← алт., том., амур., курган., тобол., челяб., волог. перекосе́ рдие(ье) ‘возражение, пререкание, перекоры; ссора' [16. Вып. 26. С. 130]). Наконец, переосмысление может вызвать внешний вид человека, как в тюмен., тобол., ряз., ср.-прииртыш. сурьё́ зно ‘угрюмо, недоброжелательно, сердито' [16. Вып. 42. С. 291], волог. серьё́ зный ‘суровый, недоброжелательный' [7. Т. 6. С. 74-75], ряз., твер. сурьё́ зный ‘угрюмый, необщительный, недружелюбный (о человеке)' [16. Вып. 42. С. 291] ← ‘выглядящий глубокомысленно, сосредоточенно'. Внешняя строгость (или же вдумчивое настроение) может интерпретироваться как недоброжелательность, ср. также контекст Она такая на взглят несоюзливая, смотрит угрюмо [23. Т. 2. С. 206]. По портретному принципу3, по-видимому, создавались волог., свердл., ср.-урал., буту́ зиться ‘хмуро, недружелюбно смотреть' [16. Вып. 3. С. 314-315], перм., волог. буту́ ситься, арх. бутуситься́ ‘то же' [16. Вып. 3. С. 315] ← арх., волог., новг., яросл., олон., новг. бу́ тус, волог., перм., свердл. буту́ с ‘хмурый, необщительный человек, глядящий исподлобья' [16. Вып. 3. С. 314] ← оренб., влад., ряз., калуж., смол. буту́ з, тамб., курск. буту́ с ‘полный, толстый человек' [16. Вып. 3. С. 314]. Подобное соотношение признаков может отражаться и в лексической семантике слов, принадлежащих данной группе, ср. забай-кал. пигля́ к ‘о толстом, низкорослом и недоброжелательном человеке' [16. Вып. 27. С. 20]. Наиболее близко к характеристикам поведения в исследуемом фрагменте лексической системы стоят лексемы, вписывающиеся в зоологический код. По признаку разъяренного внешнего вида, представляемой опасности недоброжелательный человек сравнивается с волком (арх. волча́ ной ‘недружелюбный, злой, неприветливый' [25. Т. 2. С. 176]) или с быком (перм. как бык ‘с недружелюбным видом, надувшись' [8. Вып. 1. С. 71]). Идея проявляемой агрессии отражается в арх. забода́ ться (забы-да́ ться) ‘о недружном совместном проживании': Бы́ ли бы ро́ шки, дак, наве́ рно, забода́ лисе бы [9. Вып. 15. С. 120-121], арх. как косы́ е коровы́ ‘о людях, которые живут недружно, враждуя': Коровы там выйдут на пастбище и начнут бодаться, так и люди: стали жить как косы коровы [25. Т . 5. С. 24]. Представление о шумных ссорах между людьми, испытывающими неприязнь друг к другу, заключается в смол. сло́ во собаки скрозь сгороду (жить) ‘недружно (жить)' [16. Вып. 38. С. 296]. Как мы видим, в осмыслении недоброжелательности играет немалую роль указание на агрессию недружелюбно настроенного человека, исходящую от него опасность, что реализуется также в ряде лексем с корнем -вред-: перм. вре́ дник ‘недоброжелательный, неприязненно настроенный мужчина', вреди́ тельница ‘недоброжелательная, неприязненно настроенная женщина' [26. Вып. 1. С. 288], арх. вре́ дной ‘недоброжелательный, неприязненно настроенный, дурной (о человеке)', ср. арх. вре́ дной ‘социально опасный', ‘способный причинить ущерб' [9. Вып. 6. С. 20-21]. Внутренняя форма арх. зае́ дливый ‘недоброжелательный, злой' [9. Вып. 16. С. 347], свердл. наеду́ шный ‘недоброжелательный, злой' [27. С. 321], по-видимому, несет в себе семантику нанесения вреда объекту неприязни, недоброжелательный человек буквально «съедает» того, к кому испытывает неприязнь, ср. также литер. грызть кого-л. ‘надоедать кому-л. постоянными придирками, упреками, бранью; раздражать' [18. Т. 3. С. 452]. Мотивационно значимыми, по-видимому, оказались семы ‘резкий', ‘опасный' для смол. круте́ ль ‘злой, недоброжелательный человек' [16. Вып. 15. С. 324], новг. кру́ то ‘с неприязнью' [21. С. 466-467]. Как уже было отмечено, неприязненность нарушает значительным образом традиционный уклад в обществе, определенным образом противоречит устоям, таким как общежитие, социальность в том понимании, которое предлагает Т.В. Леонтьева. Социальность, по определению исследовательницы, - это «качество, обеспечивающее непротиворечивое существование человека в общине» [29. С. 25]. Именно поэтому во внутреннюю форму лексем многообразно закладываются социальные смыслы, традиционные воззрения на общественные нормы, жизнь среди других людей. Обратимся к рассмотрению основных моделей. Отсутствие добрых взаимоотношений отражается, прежде всего, в дериватах корня друг-: арх. недру́ жливый ‘недружный': Какие все недружливые, несуседливые [16. Вып. 21. С. 37], перм. недруже-лю́ бливый ‘недружелюбный' [8. Вып. 1. С. 587], без указ. места несдру́ жливый ‘недружелюбный, неприветливый' [16. Вып. 21. С. 150]. Более того, недоброжелательность может приводить к нарушению связей с социальной группой, в которой человек существует. Это представление раскрывается в лексике, образованной от слова союз, такой как карел. несою́ зный ‘неприветливый, недружный': Какой народ противный, несою́ зный, с людьми-то негожа, не любя людей [7. Т. 4. С. 13], ср.-урал. несою́ зливый ‘неуживчивый, недружелюбный' [23. Т. 2. С. 206], перм. несою́ зно ‘недружно': Оне братья, а как-то несоюзно жили, всё аркалися4. Сошлися опять, лико че делаюь, аркаются, готовы порвать друг дружку [СПГ 1: 11, 593]. В гнезде *mil- (волог. несми́ ла ‘недружелюбно' [20]) исходными значениями были ‘дружба, дружественный, полюбовный союз', ‘связь' [30. Вып. 19. С. 46-48], т.е. первоначально существовала идея принадлежности к определенной группе. В мотивационных отношениях лексем, принадлежащих данному отрезку семантического пространства, реализуется оппозиция свой / чужой. Недоброжелательный человек относится к чужому пространству: арх. несво́ чатый ‘о недружелюбном, замкнутом человеке; о человеке, который не поддерживает семейные отношение' [20] (< не свой), ср., например, карел. своя́ к ‘местный житель': Много ли здесь в деревне? Свояко́ в знают, а чужой приехал - все видят [7. Т. 6. С. 20]. Неприязненно настроенные люди не стремятся к непротиворечивому существованию с другими членами общины. Так, например, без указ. места не́ люд ‘дурной народ, недоброжелательные люди' [16. Вып. 21. С. 75] относится к гнезду *lud-. Е. Л. Березович указывает, что в лексемах этой группы «заострено внимание на способности вести себя, как положено среди людей, уживаться с людьми - соответствовать социально закрепленным нормам взаимоотношений» [31. С. 100]. Нелюд - это те члены общества, которые не следуют правилам, принятым в обществе. Недоброжелательно настроенные люди не имеют желания советоваться с членами своей семьи (костром., самар., смол. несове́ тный ‘несогласный, недружный': Не спрашивают друг дружки, дак несо-ветная семья [16. Вып. 21. С. 158], арх. семья бессо-ве́ тная ‘недружная семья, где происходят разногласия, ссоры' [16. Вып. 2. С. 277], вят. несове́ тно ‘недружно' [32. Вып. 5. С. 237]), приходить к миру и согласию с односельчанами в целом (арх. несогла́ сный ‘несговорчивый, недружелюбный; немирный' [20], волог. несогласо́ ванный ‘недружный' [7. Т. 4 С. 13], костром., новг, енис. несогла́ сливый ‘неуживчивый, недружный' [16. Вып. 21. С. 158], пск., смол. неми́ рный ‘недружественный, неприязненный' [16. Вып. 21. С. 81]). Помимо акционального, поведенческого выражения недоброжелательности значимым оказывается вообще участие человека в социальной жизни. Недружелюбные люди не стремятся к поддержанию отношений с другими: арх. несусе́ дливый ‘недружный' [16. Вып. 21. С. 169]. Подобное пренебрежение соседским отношениями воспринимается как аномалия, ср. контекст: Черну́-то дере́вню зва́ ли «зло-де́йкой» - вот ря́ дом жывё́т сосе́т, а не дру́жым, то несосе́ дливы [9. Вып. 11. С. 55-56]. Если взаимодействие все же происходит, то оказывается, что недоброжелательный человек из-за своего крутого нрава не способен поддерживать отношения с другими людьми, ср. смол. разгони́ ха ‘о женщине, которая своим поведением, неуживчивым нравом отталкивает от себя, разгоняет домочадцев' [16. Вып. 33. С. 309], нижегор. разгоню́ шка ласк. ‘то же' [16. Вып. 33. С. 310]. Значительную роль в изучаемом отрезке семантического пространства играют пространственные образы. Недоброжелательность связывается с разъединением и отдалением: волог. непадко́ й ‘нерасположенный': Ваня-то непадкой до нас [33. С. 291], новг. несведё́ нный ‘недружный, склонный к ссоре (о ребенке)' [16. Вып. 21. С. 148] (об этом мотиве подробнее см. в [34]). Неприязненно настроенный человек не способен существовать на общей с другими территории. Об этом свидетельствует курск., калуж., ворон. не-сую́ тный ‘недружный, несогласный': А другая заботушка - несуютная семеюшка [16. Вып. 21. С. 169], которое имеет префиксы не- и су- и корень -ют-, представленный также, например, в русск. юти́ ться ‘быть расположенным на небольшом пространстве', русск. яросл. юта́ ться ‘быть, находиться большую часть времени где-л.' [35. Вып. 10. С. 89]. В данном случае мотивационным импульсом для переноса значения, по-видимому, стала мысль о том, что недоброжелательно настроенные друг к другу, недружные люди не могут находиться в одном пространстве. Предложенную версию поддерживает собранные Топонимической экспедицией Уральского университета и, кажется, ранее не фиксировавшиеся костр. лексемы прикаю́ тный ‘приезжий, неместный': При-коло́ тный буди это значит где-то не наш, откуда-то как-то он, не знаю - пристал ли, чего ли, сбоку, откуда-то появился. Приколо́ тный - не наш, деревенский, так жить приехал. Тут-то все свои, а он как приколо́ тный, приехал со стороны. При-каю́ тный, прикали́ тный, приколо́ тный - это одно и то же [36], ‘незваный (о госте)': Прикаю́ тный - как пришелец. Званого гостя ведь не назовут при-каю́ тный, незваный как пришелец, тут никому ты не нужен [36]. В данных словах мы видим префиксы при- и ка- и корень -ют-. Контексты ярко эксплицируют семантику общего пространства, по-видимому, заложенную как в корне лексемы прикаютный, так и несуютный. Однако в последнем случае, как уже было отмечено, подчеркивается идея избегания таких территорий со стороны недоброжелательно настроенных людей. Недоброжелатель предпочитает уединяться в «собственном пространстве»: волог., арх., перм., сиб. угла́ н ‘угрюмый, недоброжелательный, злой человек' [16. Вып. 46. С. 201-202]. Подобное стремление к одиночеству отражается и в контекстной семантике: ср.-урал. Сосетка у меня шып-ко несоюзлива, не бывала у меня; Я вот несоюзна, ни с кем не буду разговаривать, фcё одна да одна [23. Т. 2. С. 206]. Пространственные образы оказываются связанными с ритуалом гощения, который четкую регламентацию в народной культуре. приходить в гости или нежелание принимать тях воспринимается как нарушение долга, важнейших социальных норм (см. об этом, например, [37. С. 73, 86-87]): перм. сиде́ть на заперте́ (на крючке́ , под бадога́ ми) ‘жить за постоянно замкнутой дверью, что является символом негостеприимства, недружелюбия' [11. С. 329-330], перм. ноги не за-мё́ тывать ‘не бывать у кого-л. в знак выражения неприязни' [11. С. 131]. тесно имеет Отказ в гос- С традицией встречи гостей, как кажется, связано перм. во́ ду со льдом пода́ ть ‘принять кого-л. холодно, негостеприимно; относиться недоброжелательно' [11. С. 273]. Так, К.В. Осипова (Пьянкова) отмечает, что «через “кулинарные” образы могут интерпретироваться нормы социального поведения» [38. С. 125]. Недоброжелательно настроенный хозяин не угощает своего гостя должным образом, что оскорбляет, в свою очередь, последнего, ср. контекст: Чего я к им ходить буду? Раз пришла, дак штоесь воду со льдом подали [11. С. 273]. См. о традиции угощения в народной культуре подробнее в [37. С. 181-191; 39. С. 190-192]. Кроме того, здесь реализуется мотив холода для обозначения эмоциональных состояний, о чем будет сказано ниже. Однако пространственные образы несут идею не-нормативности такого типа поведения. Недоброжелательность связывается с хаосом: новг. нескла́ дный ‘недружный' [21. С. 642], ростов., яросл. хаво́ с ‘ссоры, недружелюбные взаимоотношения' [16. Вып. 49. С. 227] < хаос. Нарушение пространственного порядка символически связывается с нарушением общественного порядка: смол. невлаго́ дне ‘недружно, не в ладах' [19. Вып. 7. С. 704] ← южн. ла́ года ‘лад; лады, мир' ← ла́ года ‘порядок, устройство' [16. Вып. 16. С. 223]; ряз. лад (ладу) не берет (не возьмет, не взял) ‘о ком-либо, живущем недружно, несогласно' [16. Вып. 16. С. 227] ← литер. лад ‘порядок, слаженность' [18. Т. 6. С. 21]. Таким образом, можно говорить, что недоброжелательно настроенные люди нарушают установленный порядок, вступая в противоречивые отношения. В пространстве лексики со значением недоброжелательности встречаются языковые факты, подвергшиеся деонимизации, например нижнепечор. как А́ га и Палага ‘вести себя недружелюбно по отношению друг к другу': Жив́ как Ага и Пала́ га, руга́ ются сю жизнь [10. Т. 1. С. 297]. По-видимому, данный фразеологизм включает в себя деминутив к личному имени Пелагея - Палага. Второй компонент сочетания, возможно, создавался путем редупликации. Однако также стоит учесть, что также существует деми-нутив Ага к имени Агния (о парных сочетаниях с негативной семантикой писала также Л.А. Феоктистова [40, 41]) Во внутреннюю форму исследуемых лексем могут закладываться представления об ощущениях от общения с недоброжелательно настроенными людьми, как, например, в арх. осту́ дный ‘недоброжелательный, злой; вредный' [16. Вып. 24. С. 92], сарат. от кого-л. стужей несет ‘о человеку, неприязненно относящемся к кому-ли' [16. Вып. 42. С. 77], а также уже упоминавшееся перм. во́ ду со льдом пода́ ть ‘принять кого-л. холодно, негостеприимно; относительно недоброжелательно' [11. С. 273]. Думается, мотивационным импульсом для переноса значения стало то, что холод связывается с внутренним равнодушием человека к чему-либо, ср. курск. посты́ лица ‘утрата расположения, любви' [16. Вып. 30. С. 245]. Напротив, жар и тепло означают доброе, сердечное отношение к кому-либо, ср. тёплый прием, согреть улыбкой. Психологическую основу такого явления объясняет А.Х. Мерзлякова на примере переноса фр. l'eau chaude ‘теплая вода' → une chaude amitié ‘теплая дружба': «Перенос реализуется в результате возникновения в сознании симиля-тивной связи между двумя признаками, возбуждающими в памяти общее психологическое состояние», а именно приятное ощущение [42. С. 75]. Во внутреннюю форму исследуемых лексем может закладываться аксиологическая оценка недоброжелательности. Нарушение норм общежития, мирного сосуществования людей в социуме воспринимается как отступление от важнейших моральных принципов, совести, ср. карел. несо́ вестно ‘недружно, ссорясь' [7. Т. 4. С. 13]. Более того, недружное сосуществование оценивается как грех: греши́ ть арх., карел., волог., мурман. ‘ссориться, жить недружно' [7. Т. 1. С. 394], перм. ‘то же' [8. Вып. 1. С. 187], ср.-урал. ‘то же' [23. Т. 1. С. 126], карел., арх. греши́ ться ‘то же' [23. Т. 1. С. 396], ср. карел. контекст: Дочка-то теперь больше в Медвежке живет, плохо с мужем, греша́ т всё [7. Т. 1. С. 394]. В некоторых случаях недоброжелательность может оцениваться символически. В наименованиях субъектов неприязненности отражаются мифологические представления. Так, например, строится внутренняя форма волог. лексемы лихома́ нка ‘недоброжелательная, неприятная особа': Не добрая она для меня лихоманка [33. С. 236]. Думается, что данное слово связано мотивационными отношениями со словами новг., волог. ли́ хо бран. ‘нечистая сила, черт' [7. Т. 3. С. 131], курск. лихома́ н ‘дьявол, черт' [16. Вып. 17. С. 79], яросл. лихома́ нник ‘в суеверных представлениях - сверхъестественное существо, живущее в лесу, леший' [16. Вып. 17. С. 80]. Как отмечают Е.Л. Бере-зович и Л.Н. Виноградова, согласно славянской народной демонологии, черт может вселиться в тело человека, «одержимый чертом становится злым, агрессивным, склонным к дракам и убийству» [43. С. 525], ср. также влад. ляд ‘недоброжелатель' ← диал. шир. распр. ляд ‘черт' [16. Вып. 17. С. 259]. Тем не менее мы знаем, что неприязненный настрой к кому-либо зачастую в народной аксиологии связывается со злобностью человека, его агрессивным характером. Это зачастую отражает в комплексной семантике лексем, а также в контекстах, например арх. зае́дливой ‘недоброжелательный, злой': Тако́ й наро́ д зайе́дливый, са́ ми себе́ задира́ юцца [9. Вып. 16. С. 347], новг. га́ ды шипа́ тые ‘о злобных, недоброжелательных людях': Люди в Мануйлове очень неприветливые, враждебно настроенные против других; незнакомого человека рассматривают со стороны и перешёптываются. Это ведь гады шипатые, они и себя-тo не любят [21. С. 155]. Ввиду подобной связи двух семантических областей можно предположить, что в качестве мотивирующего значения для волог. лихома́ нка ‘недоброжелательная, неприятная особа' могли выступать яросл., волог., вост. лихома́ нник ‘злой, вредный человек, недоброжелатель' [16. Вып. 17. С. 80]. Третья версия связана с предположением об использовании приведенной лексемы как бранной. В таком случае возможно думать о возникновении экспрессивного образования от названия болезни: волог. лихо-ма́ нка ‘лихорадка' [33. С. 236], обл. лихома́ нка ‘болезненное горячечное состояние, лихорадка' [22. С. 411], ср. прост. бран. веред, зараза, паршивец и т.д. Архаичные представления, по-видимому, отражены в арх. тёмнокро́ вой ‘человек с тяжелым, недоброжелательным характером' [44. С. 338]. Лексемы с корнями тёмн- и кров- несут в себе семантику самых разных негативных эмоций (высокомерие, недоброжелательность, а также злоба, на что указывают тем-нокро́ вый волог. ‘полный злобы, злости, злой' [45. Т. 11. С. 14], новг., волог. ‘злой, мстительный, мрачный' [16. Вып. 44. С. 29], ср. также новг. змея темно-кро́ вая ‘бранное выражение': Вот какая змея была темнокровая [16. Вып. 44. С. 29]. Мотивация приведенных лексем, по-видимому, объясняется славянскими представлениями о том, что кровь является средоточием жизни, души [46. С. 677]. Негативная оценка черного цвета в культуре, по-видимому, стала мотивационным импульсом для возникновения арх. чёрная деревня ‘недружное деревенское общество': Черну́-то дере́вню зва́ ли «злоде́йкой» - вот ря́ дом жывё́т сосе́ т, а не дру́ жым, то несосе́ дливы [9. Вып. 11. С. 55-56]. О. В. Белова отмечает, что черный цвет у славян связывается со злобой [47. С. 514]. Символика черного в культуре, очевидно, сыграла роль и для формирования ворон. кара́ ка ‘о недоброжелательных и потому нелюбимых всеми людях' [16. Вып. 13. С. 70], ср. литер. кара́ ковый ‘темно-гнедой, почти вороной, с подпалинами в пахах и на морде (о масте лошади)' [18. Т. 5. С. 800], ворон. кара́ ка ‘прозвище черноволосого, смуглого человека' [16. Вып. 13. С. 70]. Наконец, источником мотивации могут становиться и общие свойства тел и веществ. Так, например, перм. коко́ ра ‘о женщине недоброжелательной, неприязненно настроенной к другим': Это уж така кокора; сама все време стонет и другим жизнь отравляет; шибко уж недовольная, вредная [8. Вып. 1. С. 402], вероятно, развивает свое значением от перм. коко́ ра ‘о чем-л. твердом, жестком' [8. Вып. 1. С. 402], ср. литер. жёсткий ‘суровый, резкий' [18. Т. 4. С. 94]. Заключение Итак, нами был осуществлен семантикомотивационный анализ русских диалектных лексем и фразеологизмов, которые называют недоброжелательно настроенного человека и его поведение. В ходе работы также была произведена семантикомотивационная и этимологическая интерпретация ряда лексем и фразеологизмов, которые до сих пор не были прокомментированы в лингвистической литературе (ки́ чковать, буту́зиться, невлаго́ дне, коко́ ра, зае́дливый, кара́ка, чё́рная дере́вня, как А́ га и Пала́ га, несую́ тный, прикаю́ тный и т.д.). Проведенный анализ позволил нам реконструировать основные черты образа недоброжелателя в традиционной культуре. Воплощая представления о внешности недружелюбного человека, язык отмечает его хмурость и строгость, неприязненный взгляд. В своем поведении такой человек склонен к вербальному выражению неудовольствия, что может приводить к спорам, ссорам, разрыву отношений с окружающими. Недоброжелатель опасен, он способен к причинению физического вреда и наведению сглаза. Если говорить о существовании неприязненно настроенного человека в обществе, то он предпочитает уединение нахождению среди односельчан, не поддерживает связи с ними. Другим людям также неприятно его общество. Недружелюбие оценивается негативно и воспринимается как отклонение от социальных и моральных норм.

Скачать электронную версию публикации