Digital nomads as economic actors: Features of socioeconomic practice.pdf В последние десятилетия появилось немало отечественных и зарубежных научных публикаций, в которых на основе теорий постиндустриального и информационного общества (Д. Белл, Ж. Фурастье, Э. Тоф-флер, Й. Масуда, М. Кастельс) анализируются изменения, происходящие в организации общественной жизни. При этом в ряде исследований (П. Вирно, З.Т. Голенкова, А. Горц, К. Крауч, Л.В. Лапидус, М. Мангер, Д.О. Стребков, Н. Стэндинг, Ж.Т. Тощен-ко, Дж. Урри и др.) акцентируется внимание на количественном росте и увеличении разнообразия независимых работников. В частности, в них отмечается, что такие категории независимых работников, как фрилансеры, самозанятые граждане, работники, занятые в аутсорсинге или краудсорсинге, дауншифтеры, цифровые кочевники, появились в результате глобализации, внедрения технологических инноваций, развития цифровой экономики и формирования открытого рынка с новыми моделями организации труда. Среди современных независимых работников особый научный интерес представляют цифровые кочевники. Он обусловлен тем, что, несмотря на многочисленные публикации1, сохраняется ряд познавательных затруднений, вследствие которых феномен цифровых кочевников пока остается недостаточно изученным. Действительно, во-первых, созданный СМИ романтический, глянцевый образ жизни цифровых кочевников существенно мешает разработке теоретических обобщений. Во-вторых, не сформирован интегративный подход к исследованию цифровых кочевников, в результате чего они представляются либо в аспекте трудовой деятельности, либо в контексте мобильного образа жизни, либо с точки зрения досуга [2. P. 337]. В-третьих, отсутствует возможность однозначного определения экономического и правового статусов цифровых кочевников, поскольку таковые еще не определены международным и национальными законодательствами. Кроме того, существенной проблемой является выбор эмпирических методов изучения цифровых кочевников. Как пишет Ф. Манчинелли, «цифровых кочевников из-за их чрезвычайной мобильности трудно изучать только с помощью традиционных этнографических методов, поскольку этот подход требует от исследователя взаимодействовать с участниками в определенное время и в определенном месте. В то время как цифровые кочевники путешествуют практически по всему миру, большая часть их социальных и деловых взаимодействий происходит через коммуникационные технологии и социальные сети» [3. P. 423-424]. Поэтому исследование цифровых кочевников предполагает применение нетнографическо-го подхода, включающего такие методы, как онлайн-иммерсивное взаимодействие, видеоинтервью, контент-анализ сайтов, форумов, блогов и т.п. [4]. Так как цифровое кочевничество имеет глобальные масштабы, то такие научные проекты должны иметь международный характер. С учетом того, что цифровых кочевников отличает динамизм географической мобильности, их изучение должно проходить в режиме регулярного мониторинга. Думается, что по мере преодоления подобных трудностей будут получены прикладные результаты, способствующие решению проблем нетрадиционной занятости, демографии, налогообложения, развития новых направлений бизнеса, информационных технологий и т.д. Уточнение семантического диапазона понятия «цифровые кочевники» в социально- экономическом аспекте Понятие «цифровой кочевник» вошло в научный тезаурус в 1997 г. благодаря книге Ц. Макимото и Д. Мэннерса «Цифровой кочевник» [5]2. В последующих социологических и философских исследованиях его содержание было существенно уточнено и дополнено. В частности, в работах И.П. Кужелевой-Саган, Д.И. Спичевой, Н.А. Сучковой и других авторов представлена история становления понятия цифровых кочевников, систематизированы наиболее значимые теоретико-методологические подходы, моделируется корпус связанных с ним концептов: городские и корпоративные кочевники, кочевники-фрилансеры, цифровые ковбои, цифровые аборигены и мигранты и т.д. Кроме того, томскими учеными выявлены социокультурные причины популярности образа цифрового кочевника и показаны перспективы его закрепления в 3 социальной практике3. Отметим, что в научной литературе преобладают дескриптивные дефиниции цифровых кочевников, в которых они определяются как неоднородная по демографическому составу, профессиональной и национальной принадлежности группа людей, которые «выбирают независимый от местоположения, технологически оснащенный образ жизни, который позволяет им путешествовать и работать удаленно везде, где есть подключение к Интернету. В отличие от стандартных удаленных работников, которые, как правило, остаются в одном географическом районе, цифровые кочевники путешествуют и узнают что-то новое в процессе труда» [8]. Поскольку дескриптивные определения не позволяют однозначно дифференцировать цифровых кочевников и других мобильных «продвинутых» IT-пользователей, то это требует их уточнения следующими дополнительными отличительными признаками: «- использование кочевых предметов и технологий; - частое пребывание в “третьих местах”, оборудованных беспроводной связью: коворкингах, кафе, библиотеках и т.п.; - стремление к свободе выбора (жизненных целей, способов и места работы и т.д.); - независимость в выборе профессиональных задач и траектории своего кочевания; - признание ценности знаний; - владение кочевым языком (определенными аббревиатурами, языковыми сокращениями, визуальными кодами и т.д.); - способность к коллаборации; - вхождение в те или иные виртуальные сообщества; - ощущение себя гражданами мира, принадлежащими к самой передовой части постиндустриального общества; - нетерпимость к любым проявлениям какой-либо дискриминации (расовой, гендерной, религиозной и т.д.); - смелость и жажда приключений» [6. C. 204]. Имеющиеся теоретические и эмпирические исследования служат основаниями для изучения социально-экономической практики цифровых кочевников. В частности, они позволяют сделать предположение о том, что для цифровых кочевников как экономических акторов особой значимостью обладают такие их характеристики, как мобильность, использование гаджетов, цифровых технологий (неаналоговых информационных технологий) в профессиональной деятельности и личной жизни, а также специфические стимулы и условия организации труда. Что касается мобильности, то в социальноэкономическом аспекте важно учитывать особенности как географической, так и социальной мобильности. Очевидно, что в условиях глобализации географическая мобильность характерна для большого количества людей, располагающих финансовыми средствами для путешествий. Однако только для цифровых кочевников она является постоянной, неотъемлемой составляющей образа жизни. При этом географическую мобильность цифровых кочевников следует отличать от перемещений мигрантов, фрилансеров и дауншифтеров, которые совершают их в течение фиксированного периода с целью отдыха, временной работы и стремятся вернуться на постоянное место жительства. Некоторые из них могут считать себя цифровыми кочевниками, по факту не являясь ими. Так, например, исследование, проведенное компанией MBO Partners, показывает, что в 2020 г. из 10,9 млн американцев, называющих себя цифровыми кочевниками, 34% планируют вести кочевой образ жизни менее года, 53% будут путешествовать по крайней мере в течение последующих двух лет. 81% участвовавших в опросе очень удовлетворены, а 9% удовлетворены своей работой и образом жизни [8]. Эти данные показывают, что длительные путешествия, совмещенные с работой, являются привлекательными, но далеко не все из тех, кто называет себя цифровыми кочевниками, готовы вести мобильный образ жизни на постоянной основе. Кроме того, цифровых кочевников нельзя считать профессиональными путешественниками, так как для них туризм является следствием свободного выбора мобильного образа жизни, а не источником доходов. На первый взгляд может показаться, что стремление совершать поездки с высоким уровнем сервиса и использование мобильных устройств объединяет цифровых кочевников и так называемых флэшпакеров4. Однако для последних возможность постоянных географических перемещений не связана с обязательствами профессиональной деятельности и регулярным выполнением производственных задач. В то время как цифровые кочевники должны регулярно работать для того, чтобы путешествовать. Что побуждает цифровых кочевников постоянно находиться в дороге? Ведь непрерывные физические перемещения утомительны, финансово затратны, не связаны с производственной логикой, продвижением по карьерной лестнице и т.п. Как справедливо утверждает О. Ханнонен, стимулом к географической мобильности является привлекательность кочевого образа жизни [2. P. 350], а сопутствующие социальноэкономические причины и следствия образуют условия его реализации. Этот вывод доказывается и нет-нографическими исследованиями страниц сайтов, форум, блогов, видеоинтервью5. В частности, их результаты подтверждают, что для цифровых кочевников характерна «нематериальная» цель путешествий, а именно личная независимость от неоправданных, с их точки зрения, формализованных обстоятельств труда, быта и личной жизни. Достижение этой цели видится ими на пути установления баланса между ними, в обеспечении условий полной самореализации, в получении новых знаний и впечатлений. Поэтому особую значимость для них приобретают такие экзистенциальные ценности, как свобода выбора (например, эмансипация от рутины и формальностей), актуализация возможностей (например, новые планы, дополнительные временные, финансовые ресурсы и т.п.), самостоятельное принятие обязательств (например, личных, трудовых обязанностей). Следование таким ценностным ориентирам формирует потребность в постоянных путешествиях, способствующих повышению уровня социальной и личной самооценки. Кроме того, в ходе эмпирических исследований обнаружилось, что значение географической мобильности для цифровых кочевников можно трактовать и в духе номадологии Ж. Делеза и Ф. Гваттари, а именно как выражение неприятия неолиберальных ценностей, социальных рисков и неопределенности, борьбы за право вести безопасный космополитичный образ жизни без государственного рыночного режима и экономических обязательств, связанных с идеей дома и гражданства (потребление, собственность, имущество и уплаченные налоги) [3. P. 421-422]. Такая позиция выражается в отношении цифровых кочевников к собственности, консьюмеризму, к культам карьеры и социального престижа. Думается, что эти аксиологические основания социально-экономической практики цифровых кочевников требуют отдельного исследования. В предлагаемой статье они рассматриваются фрагментарно в контексте экономики совместного использования. Что касается социальной мобильности цифровых кочевников, то она представлена горизонтальной профессиональной мобильностью, в то время как вертикальная мобильность нивелирована стабильностью повседневной среды и однородностью круга общения. Профессиональная мобильность характеризуется тем, что высокий уровень образования6 и квалификации позволяет цифровым кочевникам успешно осваивать смежные профессии и добиваться углубленной профессиональной специализации. А это, в своей совокупности, формирует способность быстро адаптироваться к открытому рынку труда и осваивать высокотехнологичные сферы производства и оказания услуг. Какие профессии выбирают цифровые кочевники? Анализ блогов в социальных сетях и сайтов интернет-комьюнити показывает, что цифровые кочевники, идентифицируя себе как свободные агенты или независимые профессионалы, чаще всего работают вебразработчиками, программистами, PR- и HR-специалистами, копирайтерами, дизайнерами, агентами в интернет-торговле, переводчиками, блогерами, консультантами в области медицины, психологии, юриспруденции и т.д. Они оказались востребованы в таких инжиниринговых компаниях, для которых характерна однородная продукция и типовые технологические процессы, а основными средствами производства - мобильная компьютерная техника, соответствующее программное обеспечение, интернет и беспроводная телефонная связь. Следующей характеристикой цифровых кочевников, обусловливающей специфику их социальноэкономической практики, является применение специализированных цифровых технологий и информационных сервисов. Как они обеспечивают потребности кочевников? Как последние включены в производство технологических инноваций? Чем отличаются цифровые кочевники от «продвинутых» IT-пользователей? Для поиска ответов на эти вопросы воспользуемся результатами эмпирического исследования авторского коллектива из США, который с 2013 по 2017 г. изучал данные форумов сайтов Reddit.com, Nomadforum.io, группы Facebook «Цифровые кочевники во всем мире» и провел 22 интервью с цифровыми кочевниками. В частности, американским ученым удалось выяснить, что цифровые технологии обеспечивают организацию и контроль за реализацией каждого этапа удаленной работы: поиск заказа, заключение контракта, производство и реализация цифрового продукта, получение заработной платы. Для обеспечения производственного цикла созданы как специализированные профессиональные приложения и программы, так и универсальные цифровые инструменты: «... Программисты работают на GitHub для написания и публикации кода, тогда как дизайнеры и творческие работники часто применяют Adobe Creative Cloud для форматирования макетов веб-сайтов. Однако есть также определенные технологии, которые универсальны для всех цифровых кочевников, например, приложения для обмена сообщениями, которые используются для коммуникационных целей» [11. P. 210]. Этим, в частности, объясняется тот факт, что цифровые кочевники стремятся интегрировать отдельные цифровые платформы и сервисы, преобразуя их в развивающиеся информационные инфраструктуры. В ходе исследования было установлено, что наиболее популярными приложениями для обмена сообщениями среди профессионалов являются Slack и Skype. А для поиска клиентов и поддержки профессиональных связей цифровыми кочевниками широко применятся сайты LinkedIn, Medium, Upwork и Remoteok. В качестве платежных систем они используют PayPal и Transferwise, которые позволяют вести бизнес без его «физической» прописки. Так как у цифровых кочевников отсутствуют четкие границы между досугом и работой, а участников команды зачатую отделяют разные временные пояса, то это существенно сказывается на уровне производительности труда. Для его повышения созданы тайм-менеджеры в виде приложений Asana и Trello, которые позволяют контролировать выполнения графиков коллективной работы. Как видим, разнообразные компьютерные и информационные технологии позволяют цифровым кочевникам получать доступ к профессиональным материалам из любой локации, а также создавать передвижные виртуальные офисы [11. P. 210]. Популярностью среди цифровых кочевников пользуются специализированные сайты, к которым обращаются в случае необходимости арендовать жилье, в том числе и на условиях совместного использования (AirBnB.com, Digitalnomadhouse.net и др.). Активно развиваются информационные сервисы, организующие коворкинги и онлайн-конференции, которые призваны решать проблему обеспечения базовых социальных потребностей в солидарности и сопричастности, в совместной работе и досуге. В последнее время все большее распространение находят офлайн-круизы, которые организуются с помощью таких информационных ресурсов, как Remote Year и Nomad Cruise. Такого рода коллективные путешествия позволяют объединить единомышленников на короткий период времени. Пандемия COVID-19 существенно ограничила возможность международных путешествий и проведения офлайн-мероприятий. Но зато она создала условия для развития движения VanLife, объединившего цифровых кочевников, путешествующих на автомобилях с фургонами. Активная популяризация этого движения началось в аккаунтах Instagram одновременно со вспышкой пандемии. Это позволило автомобильным компаниям Volkswagen и Nissan, которые еще в 2018 г. объявили о выпуске фургонов для цифровых кочевников [12], существенно расширить рынок сбыта своей продукции. Разумеется, не только цифровые кочевники, но и оседлые жители современных мегаполисов используют многие из перечисленных выше мобильных приложений и цифровых платформ для организации труда, путешествий, общения и т.д. Однако только цифровые кочевники внедрили их в разные аспекты жизни таким образом, что они нивелируют границу между приватным и профессиональным общением, между досугом и работой. Кроме того, поскольку гаджеты и цифровые технологии не разрабатываются «сверху вниз», а возникают в результате сложных взаимодействий многих технологий и пользователей [10. P. 97:3], то отношения цифровых кочевников с используемыми ими техническими устройствами и технологиями, в отличие оседлых «продвинутых» пользователей, складываются на паритетных началах. Это означает, что они способны самостоятельно решать новые технологические задачи, а также формировать запросы на создание специализированных технологических объектов (сетевые приложения, контекстнозависимые системы, технологическая и экологическая инфраструктура и т.д.). Заметим, что эти «объекты могут выступать не только предметами воздействия человеческих субъектов, но и функционировать в качестве “актантов”, определяя роли, которые люди исполняют внутри сетей» [13. C. 116]. Сохранить подобную технологическую включенность цифровым кочевникам помогают специализированные информационные ресурсы (Nomad List, Hellowfellow, Flylancer, Digital Freelancer, Remotive, Travelask и др.)7, которые интегрируют ссылки на интернет-биржи, сведения о трудоустройстве, транспортные и гостиничные сервисы, а также адреса форумов, на которых обсуждаются бытовые, семейные и иные вопросы личного характера. Таким образом, уточнение содержание понятия «цифровые кочевники» в социально-экономическом аспекте позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, непрерывная географическая мобильность и соответствующий ей образ жизни являются основаниями выбора профессиональной деятельности и стимулами для поддержания активной социальноэкономической практики. Во-вторых, вертикальная социальная мобильность цифровых кочевников нивелирована, а горизонтальная мобильность имеет профессиональную направленность. В-третьих, мобильный образ жизни и удаленная занятость цифровых кочевников обусловливают высокий спрос на производство специализированных цифровых технологий, информационных сервисов и создание новых рабочих мест. В-четвертых, цифровые кочевники - это экономические акторы8, которые совершают действия, направленные на удовлетворение потребностей и интересов посредством высокотехнологичного производства, обмена и потребления материальных, нематериальных благ и услуг, соответствующих экономике совместного использования9. В-пятых, мобильный образ жизни цифровых кочевников предполагает выявление форм и условий трудовой занятости, соответствующих особенностям их социально-экономической практики. Цифровые кочевники как экономические акторы Исследование цифровых кочевников в качестве экономических акторов является новой, недостаточно разработанной научной темой. В этой связи нельзя не согласиться с У. Сазерленд и М.Х. Джаррахи в том, что цифровым кочевникам как быстрорастущему сообществу работников уделяется мало внимания со стороны академических исследователей, но зато они широко представлены в изданиях для бизнеса, заинтересованного в новых схемах труда [10. P. 97:5]. В сложившейся познавательной ситуации масштабы, направления и диспозиции социально-экономической практики цифровых кочевников не могут быть выявлены и изучены в полной мере. Поэтому предлагаемая статья будет ограничена исследованием таких ее проявлений, как производство, потребление, отношение к собственности и трудовая занятость. Как уже отмечалось, основное влияние на социально-экономическую практику цифровых кочевников оказывает мобильный образ жизни, который и определяет логику формирования первого блока их характеристик в качестве экономических акторов. В частности, во-первых, они активно пользуются услугами трансфера, хостинга и иных видов сервиса, работающих круглосуточно в режиме онлайн, тем самым стимулируя их развитие. Во-вторых, необходимость удовлетворения потребностей мобильного образа жизни способствует формированию спроса на продукцию компаний, специализирующихся на проектировании, создании и технической поддержке разнообразных цифровых платформ, на услуги фирм, которые предлагают (относительно) дорогостоящие комплексные сообщества, такие как коливинг/коворкинг, лагеря и круизы, обеспечивая цифровых кочевников комфортной, по меркам западного среднего класса, средой [9]. В-третьих, подтверждением того, что цифровые кочевники являются экономическими акторами, служит тот факт, что Эстония, Грузия, Бермуды, Барбадос и другие страны предлагают им привлекательное электронное резидентство, безвизовое проживание, цифровые схемы виз (смарт-виза в Таиланде и виза цифрового кочевника в Эстонии), создают специализированные инфраструктуры, обеспечивающие комфортные условия для их труда и быта [2. P. 347]. В-четвертых, результаты нетнографических исследований (Б.В. Томпсон, У. Сазерленд, М.Х. Джаррахи) показывают, что все чаще консультации и экспертизы цифровых кочевников, которые ранее предлагались на безвозмездной основе, коммерциализируются. Например, все большей популярностью пользуются программы наставничества (коучинга), советы по решению проблем аренды помещений, в том числе для совместного проживания, предложения юридической и технической помощи [16. P. 332]. В-пятых, имеющийся опыт и предпринимательское мышление цифровых кочевников «со стажем» позволяют им не только трудиться по найму, выполнять работу под внешний заказ, но и открывать собственный бизнес10. Действительно, наличие таких навыков предпринимательства, как готовность рисковать, создавать бизнес-стартапы, производить прорывные продукты и услуги, нанимать сотрудников и ставить перед ними новые задачи, организовывать свою и их работу, вести переговоры с клиентами, поддерживать профиль на цифровой платформе и т.д., предполагаются условиями мобильного образа жизни и удаленной работы и, следовательно, присущи многим цифровым кочевникам. В-шестых, мобильный образ жизни и особенности участия в производстве благ и услуг определяют специфику потребления цифровых кочевников. Она проявляется в том, что мобильный образ жизни заставляет руководствоваться практическими соображениями, гибко относиться к материальному имуществу, ценить в вещах функциональность, а не статус собственности [3. P. 430]. При этом им свойствен высокой уровень притязаний к средствам и условиям удовлетворения материальных и нематериальных потребностей. В-седьмых, социально-экономическую практику цифровых кочевников отличают особые экономические стратегии. Например, они путешествуют по странам с низким уровнем жизни, где проживание обходится сравнительно дешево, а работают в компаниях или реализуют частные услуги в странах с высокой стоимостью труда. В условиях ограничения поездок, связанных с COVID-19, цифровые кочевники предпочитают путешествовать внутри одной страны, а также отказываются от посещения дорогих городов и районов в пользу менее затратных [8]. Мобильный образ жизни и отрицание консьюмеризма явились предпосылками интеграции цифровых кочевников в процессы экономики совместного использования, которая предполагает полный или частичный отказ от собственности в пользу коллективного владения и расходования каких-либо ресурсов. Включенность в эту модель цифровой экономики определяет восьмую особенность цифровых кочевников как экономических акторов. Например, если цифровые кочевники являются собственниками жилья, то они стремятся сдать его в аренду, разметив предложения на соответствующих платформах. Распространены случаи, когда на бесплатной платформе создается совместный веб-сайт, на котором желающие могут описать свои навыки и предложить услуги в обмен на проживание и питание [10. P. 97:10]. Феноменом экономики совместного использования можно считать коворкинги, предоставляющие услуги по организации рабочих мест и готовой инфраструктуры для коллективной работы цифровых кочевников. Все это позволяет утверждать, что их социально-экономическая практика соответствует процессам экономики совместного использования, решающей проблему «избыточной мощности» путем более интенсивного и продуктивного применения ресурсов. Кроме безвозмездного коллективного использования ими активно развивается «продажа сокращения транзакционных издержек для обеспечения взаимовыгодного обмена товарами, услугами и видами деятельности, которые прежде не рассматривались как коммерческие» [17. C. 93]. Заметим, что эта особенность цифровых кочевников корреспондируется с их стремлением постоянно контролировать уровень платежеспособности и финансовой эффективности трудозатрат. В-девятых, по мере роста численности цифровых работников обнаруживаются негативные аспекты их социально-экономической практики. Например, особое отношение цифровых кочевников к собственности и использование анонимных транзакций зачастую приводят к уклонению от налогообложения, уплаты налогов или уходу в низконалоговую юрисдикцию, реализующуюся в 15 странах (Ирландия, Люксембург, Монако, Нидерланды, Швеция, Сингапур и др.). В условиях отсутствия глобального налогового контроля эти явления стали серьезной проблемой. А так как перспективы ее решения пока неочевидны, то, как утверждает В. Влчек, создавшаяся ситуация подрывает налоговый моральный дух оседлых граждан и поощряет кочевых граждан не платить налоги11. Следующий блок характеристик цифровых кочевников как экономических акторов обусловлен тем, что они появились на волне трансформации условий труда, вызванной спросом на мобильных работников и увеличением объема дистанционной работы. В связке с ускоренным внедрением и расширением ассортимента компьютерных и информационных технологий это стимулировало развитие нестандартной занятости. Последняя обнаруживается как в традиционных формах - неформальная, временная, неполная и надомная занятости, так и в таких современных нетрадиционных формах, как удаленная занятость и занятость в агентствах, в том числе виртуальных, предоставляющих рабочую силу третьими сторонами (аутсорсинг, аутстаффинг)12. Анализ научной литературы показывает, что многие исследователи исходят из допущения о том, что нестандартная занятость в большей степени отвечает заинтересованности работодателя в существенном сокращении непроизводительных расходов. Что же касается работников, то она влечет за собой сокращение доходов, социальных гарантий и ухудшение качества их жизни13. Согласно альтернативной точке зрения, нестандартная занятость является следствием гибкости современного рынка труда, так как «нестандартные формы занятости допускают большую степень свободы действия, самостоятельности при значительно меньшей (по сравнению со стандартной занятостью) внешней регламентацией организации труда и производства, а также принятия решений» [21. C. 39]. Поэтому нестандартная занятость в равной степени отвечает интересам и работодателей, и работников. Наличие противоположных подходов показывает отсутствие общего понимания сущности нестандартной занятости: она определяется либо через отрицание признаков стандартной занятости, либо через акцентирование ущемления интересов работников. Думается, что одним из выходов из создавшейся познавательной ситуации может быть отказ от прескриптивного определения нестандартной занятости в пользу классификации ее видов. Возможный вариант такой классификации представлен в Трудовом кодексе РФ, в котором к формам нестандартной занятости относятся: работа по совместительству (гл. 44), работа по временным договорам до 2-х месяцев (гл. 45), сезонные работы (гл. 46), работа вахтовым методом (гл. 47), работа у работодателей - физических лиц (гл. 48), надомный труд (гл. 49), дистанционный труд (гл. 49.1), работа по направлению временно работодателем к другим физическим или юридическим лицам по договору о предоставлении труда работников (персонала) (ст. 341.2) [22]. Более развернутая классификация, разработанная на основании Трудового кодекса РФ, представлена в диссертации Б.А. Мусаева. В ней выделены такие критерии классификации нестандартной занятости, как нестандартный трудовой договор, нестандартные условия занятости, продолжительность рабочего времени, способ организации труда и статус работодателя, виды занятости и типы работ [23. C. 29]. В соответствии с данной классификацией нестандартную занятость цифровых кочевников отличает наличие нестандартного трудового договора, регламентирующего дополнительную и временную занятость в форме совместительства или работы по срочным договорам. Нестандартные условия занятости в отношении их работы могут быть основой как для самозанятости, так и для работы в составе трудового коллектива. Так как цифровые кочевники самостоятельно определяют продолжительность рабочего времени, то они предпочитают неполную занятость или сверхзанятость, работая по свободному графику или в режиме сокращенной рабочей недели. Что касается способа организации труда цифровых кочевников, то для них подходят удаленная занятость или занятость на основе договора о выполнении определенного объема работ, которые обеспечивают дистанционную работу, фри-лансинг, аутсорсинг, виртуальную занятость (телетруд). В зависимости от статуса работодателя занятость цифровых кочевников может осуществляться как на зарегистрированном, так и на незарегистрированном предприятии, как у физического лица с оформлением трудовых отношений, так и «на себя». Как видим, трудовая занятость цифровых кочевников отличается многофакторностью и имеет единый базовый признак - удаленную занятость14. Однако этот признак свойствен также фрилансерам и самозанятым. Не означает ли это, что цифровые кочевники - это экономические акторы, не имеющие самостоятельной сущности? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выявить различия трудовой занятости цифровых кочевников, фрилансеров и самозанятых. В последние годы фрилансерам посвящено немало теоретических и эмпирических исследований15. В результате сложилось представление о том, что фрилан-синг - это вид неформальной удаленной занятости без заключения трудового договора, предполагающего выполнение определенного задания (заказа) работодателя. Свойственная этой трудовой деятельности независимость от правового регулирования трудовых отношений и налогообложения является следствием открытости рынка труда, возможности находить работу или предлагать свои услуги с помощью специализированных виртуальных бирж, форумов, сайтов. Исходя из этой трактовки, можно утверждать, что некоторые цифровые кочевники занимаются фрилан-сингом. Однако, было бы неверным считать, что все фрилансеры - это цифровые кочевники. Как уже неоднократно отмечалось, последние предпочитают географическую мобильность, а фрилансеры могут вести и оседлый образ жизни. Одним из условий обеспечения постоянных путешествий цифровых кочевников является контролируемая занятость, гарантирующая высокий уровень дохода и минимизацию рисков. Поэтому, как показывают опросы, большая часть цифровых кочевников, в отличие от фрилансеров, стремится к легализации трудовых отношений и правовой регламентации дистанционной работы. Контролируемая занятость коррелируется со склонностью цифровых кочевников объединяться в коллективы, трудоустраиваясь в виртуальных компаниях или самоорганизуясь на условиях краудсорсин-га16. Особые условия организации работы высококвалифицированных виртуальных коллективов заставляют работодателей относиться к цифровым кочевникам как к социальному капиталу, требующему профессионального развития и тимбилдинга17, в то время как фрилансеры, которым свойственна индивидуальная работа, а также условия их труда остаются без должного внимания со стороны работодателей. Как показал онлайн-опрос «Перепись фрилансеров-2019», они вынуждены много работать, чтобы обеспечить желаемый уровень дохода и финансовую «подушку безопасности». Однако только 34,5% из них называют свой доход стабильным. Фрилансеры зависят от циклов трудовой нагрузки, от запросов одного или нескольких заказчиков. Нарушая требования охраны труда и баланс между работой и жизнью, они работают до тех пор, пока все задачи не будут выполнены, «то есть обычно трудятся как в ночные часы (несколько раз в месяц или чаще), так и в выходные дни (раз в месяц или чаще). Среди населения России таких работников оказалось лишь 22%, в то время как среди фрилансеров почти две трети (64%)» [26. C. 94]. Более высокий, по сравнению с фрилансерами, уровень дохода и финансовая независимость обеспечивают большую свободу выбора условий режима, длительности труда и размера заработной платы. Кроме того, они могут быть не только исполнителями поручений заказчика, но и занимать административные должности, быть руководителями проектов или владельцами виртуальных компаний. Их профессионализм и высокий уровень квалификации можно противопоставить непрофильности труда, низкому или среднему уровню образования, которые характерны для большинства фрилансеров. Переходя к сопоставлению цифровых кочевников и самозанятых, можно утверждать, что и те и другие относятся к категории так называемых свободных агентов или независимых работников. Однако это не является основанием их отождествления. Действительно, самозанятыми гражданами принято считать физические лица, а также индивидуальных предпринимателей, которые не имеют работодателя и наемных работников по трудовому договору. Они самостоятельно определяют вид деятельности и оформляют налоговые отношения. Так, Федеральный закон РФ от 27.11.2018 г. № 422-ФЗ «О проведении эксперимента по установлению специального налогового режима “Налог на профессиональный доход” в городе федерального значения Москве, в Московской и Калужской областях, а также в Республике Татарстан (Татарстан)», а также принятые изменения (от 15.12.2019 № 428-ФЗ и от 01.04.2020 № 101-ФЗ) окончательно уточнили статус самозанятых граждан, а также разрешенные виды деятельности. Содержание этих нормативных документов позволяет утверждать, что некоторые цифровые кочевники могут быть приравнены к самозанятым гражданам, в том числе как индивидуальные предприниматели. Это возможно в том случае, если они, владея онлайн-бизнесом без наемных работников, выполняют в полном объеме обязанности налогоплательщика. Однако свойственная самозанятым гражданам зависимость от местных государственных контролирующих органов не совместима с постоянной географической мобильностью цифровых кочевников. В частности, Федеральный закон № 422-ФЗ разрешает применение специального налогового режима «Налог на профессиональный доход» только физическими лицами, в том числе индивидуальным предпринимателям, местом ведения деятельности которых является территория одного из субъектов Российской Федерации. А это ставит под сомнение привлекательность самозанятости для цифровых кочевников, ведущих мобильный образ жизни. Кроме того, не все виды деятельности, разрешенные для самозанятых, могут осуществляться постоянно путешествующими цифровыми кочевниками. Например, из 9 видов работ и услуг18, указанных на официальном сайте Федеральной налоговой службы России [27], только 4 могут быть реализованы в дистанционном режиме. Кроме того, допустимый для самозанятых объем доходов - не более 2 400 000 рублей в год вряд ли удовлетворит финансовые потребности цифровых кочевников. Проведенный сравнительный анализ показывает, что цифровое кочевничество, фрилансинг и некоторые виды работ самозанятых граждан являются направлениями экономической деятельности, развивающимися на основе дистанционной нестандартной занятости с использованием компьютерных и информационных технологий. Как следствие, трудовая занятость цифровых кочевников может иметь признаки фрилансинга, самозанятости или их комбинаций. Однако это не исключает необходимости учитывать особенности цифровых кочевников и фрилансеров, цифровых кочевников и самозанятых граждан, которые отличаются друг от друга по уровню образования, дохода, профессиональной подго

Скачать электронную версию публикации