The evolution of the forms of unity of the social and the ethical.pdf В данной статье мы собираемся проследить эволюцию форм единства социального и этического, сопоставив ее со сменой модели философствования и показав, каким образом форма единства этического и социального конституирует проблематичность внутри этического дискурса. Мы выделяем три формы единства социального и этического, последовательно сменяющие друг друга: трансцендентную, имманентную и трансцендентальную. Для каждой из них характерно собственное представление о соотношении этического и социального, смысле морального долженствования, а также собственные проблемы и ограничения. В соответствии с этим интерес к смене форм единства социального и этического имеет не столько историко-философский, теоретический характер, сколько практический: переосмысление отношений социального и этического дает нам практические возможности для реконструкции этического дискурса, разрешения вопроса о возможности этики. Прежде всего следует оговориться об употреблении понятий трансцендентного имманентного и трансцендентального, в соответствии с которым классифицируются формы единства. В контексте данного исследования трансцендентальное противопоставляется одновременно как имманентному, так и трансцендентному. Вместо классической пары связок «трансцендентное -имманентное» и «трансцендентальное - эмпирическое», где отношения между понятиями заданы границей включенности в опыт (опыт вообще или опыт эмпирический), мы используем триаду «трансцендентное - трансцендентальное - имманентное», где понятие трансцендентального имеет значение обосновывающего реальность опыта, а не его конкретного содержания. В классическом трансцендентализме обнаруживается отождествление условия возможности опыта с формой возможности обусловленного безотносительно того, о какой форме возможности идет речь - по сути трансцендентальная форма становилась двойником того, что должна была обосновать. Или, иными словами, несмотря на первоначальный замысел, трансцендентальное в итоге функционирует в качестве трансцендентного, в качестве эталона или структуры, находящихся вне опыта и определяющих его содержание. Переосмысление трансцендентального заключается в том, чтобы говорить о нем вне обоснования конкретного опыта и его структуры, т.е. обнаруживать такие условия, которые показывали бы генезис самой обусловливающей инстанции, будь то разум, опыт или реальность. А эти условия не могут быть эталоном, они не могут задавать конкретики имманентного опыта. Трансцендентная форма единства существует в рамках метафизической установки и характеризуется тем, что рассматривает многообразие явлений в качестве проявления или реализации некоторого трансцендентного основания (логоса, Бога, субстанции, Природы и т.д.). Вне зависимости от выбора конкретного основания единство этического и социального здесь задается логикой их общей принадлежности единому основанию. При этом в конкретных концепциях отношения этического и социального могут быть построены по-разному: в некоторых случаях этическое определяет социальное (Аристотель, Кант), в других - социальное определяет этическое (Маркс) или же они соотносятся как равноценные (Гегель). Однако в любом случае отношение между социальным и этическим всегда будет вторичным по сравнению с общим подчинением действительному основанию (природе человека или устройству рациональности, производственным отношениям или логосу). Трансцендентная форма единства реализуется в разнородных концепциях, некоторые из которых не только не ассоциируют себя с трансцендентализмом, но даже, напротив, пытаются осуществить имманентный проект. Однако попытки выстраивания имманентной логики, происходящие в рамках классического философствования, как правило, содержат искажение, приводящее к подчинению имманентности трансцендентному. Например, реализация плана имманентности в Новое время связывается с концепцией субъекта (морального чувства и природы человека или трансцендентального субъекта), в XX в. - с концепцией коммуникации. В каждом из этих случаев субъект или коммуникация приобретают черты находящегося вне опыта эталона, идеальные качества которого выступают основанием и мерой для реального индивида или реального сообщества. В этом смысле мы относим такие подходы к трансцендентной форме, несмотря или, может быть, даже вопреки той классификации, которую дают им создатели. Смысл морального долженствования, характерный для трансцендентной формы единства социального и этического, заключается в достижении соответствия поведения трансцендентному эталону. Поскольку трансцендентное основание описывается как обладающее некоторыми позитивными свойствами, то из этих свойств и делаются выводы о содержании морали. Этическое (или моральное) действие, таким образом, представляет собой действие, сообразующееся с этим основанием, или действие, приводящее способ существования индивида в соответствие к этому основанию. Соответствие поведения и устройства реальности может устанавливается посредством различных механизмов: с помощью мифа или заповедей, рационального анализа человеческой природы, анализа априорного смысла этического или раскрытия истинного содержания социального процесса - в любом случае мораль или этика представляет собой производный способ оценки действий индивида, исходя из их соответствия трансцендентному основанию. Традиционное понимание морали как свода правил, а этичности как нормативности как раз следует из этого подхода. Проблема, характерная для трансцендентной формы единства социального и этического, задается разрывом между трансцендентным основанием и имманентным опытом. Апеллируя к некоторому сверхсущему, находящемуся вне имманентного опыта, такая мораль не может удовлетворительно ответить на вопрос о силе долженствования. Эта проблема выражается простым языком в утверждении о том, что «даже если я знаю, что нечто сделать правильно, это еще не значит, что я захочу и сделаю это». Она имеет классическую традицию описания, в частности проговаривается в критике связи между осознанием блага и действием во имя блага у Платона, в рассуждениях о разрыве должного и сущего у Дэвида Юма [1. С. 508-510] и в критике категорического императива Иммануила Канта Теодором Адорно [2. С. 190]. В контексте нашего рассуждения эту проблему можно обозначить в качестве дилеммы обоснованности долженствования. Так, с одной стороны, если действовать соразмерно единому основанию необходимо (или рационально, или полезно), то само моральное долженствование оказывается ненужным, оно превращается в инвариант рациональности. С другой, если следовать должному можно только по доброй воле, то требуется объяснение, почему следовать лучше, чем не следовать, причем это объяснение не должно взывать к объективной необходимости. Мы имеем дело с дилеммой, где индивид либо подчинен (субстанции), и тогда его действия находятся вне морали, либо свободен, и тогда не имеет никаких оснований для того, чтобы действовать в соответствии с моральным эталоном. В рамках трансцендентной формы единства социального и этического эта дилемма кажется неразрешимой: она заложена в самой структуре обоснования через обращение к конкретному, но не имманентному основанию. Переход к имманентной форме связан с осознанием этой проблемы и происходит в контексте широкой критики метафизической установки, которая традиционно связывается с философией Ф. Ницше (см. например, о единстве силы и ее проявления: [3. С. 431]) и М. Хайдеггера (см. например, различие бытия и сущего: [4. С. 6]). Суть этой критики сводится к указанию на возможность мыслить существование без каких-либо оснований: имманентное существование различных сущих не только не нуждается в наличии единого основания, но такое основание противоречило бы самой мысли о существовании и различии. В этом контексте вскрывается трансцендентная сущность классических трансцен-денталий: логоса, природы, субъекта, разума, коммуникации и т. д. И место поисков оснований занимают попытки анализа имманентного опыта, его структуры и содержания. Имманентная форма единства социального и этического во многом и формируется в результате критики классической установки. В плане этическом ей свойственно противопоставление морали как следования набору правил и этики как исследования возможностей собственного существования. В плане социально-философском - раскрытие историчности моральных концепций и их соответствия устройству того сообщества, в котором они рождаются. Смысл этики, заданной имманентной формой единства, заключается в том, чтобы приводить поведение в соответствие имманентному модусу существования. Мораль, понятая в качестве способа воплощения абсолютных и универсальных целей и ценностей, воспринимается в качестве заблуждения или манипуляции, места суждений о Добре и Зле, в соответствии с которыми должны оцениваться поступки, занимаются суждения о лучшем или худшем соответствии поведения имманентному модусу существования (см., например: [5. С. 343-344]). Социальность или событие представляют собой один из вариантов описания имманентного опыта. Этическое подчиняется социальному, которое раскрывается как наличная форма связей и отношений, определяющих природу индивида. Форма единства этического и социального здесь - это форма подчинения и соответствия первого второму. Это та же форма, которую мы наблюдали в случае с классическим трансцендентализмом, за тем только исключением, что место трансцендентального означаемого заняло случайное имманентное состояние. Из этого положения следует и проблема, с которой будет иметь дело имманентная этика. Логика имманен-тизма избавляется от необходимости обосновывать подчинение должному, которую мы обнаруживали в трансцендентализме. Должное не является внешним, оно задано особенностями самого наличного существования или представляет собой продолжение этого существования. Однако имманентизм имеет дело с другой крайностью: полностью вписывая должное в устройство существования, он фактически избавляется от должного как такового. Должное или мораль не требуются как нечто особенное, они скорее существуют в качестве подвида рациональности (или «натуральности») или иного способа действовать в соответствии с имманентным модусом. Это уничтожение должного, однако, не является проблемой само по себе. Проблема заключается в том, что таким образом полностью теряется возможность выбирать между различными имманентными модусами или принимать решение о переходе из одного модуса в другой. Этика или мораль уничтожается именно в практическом смысле, в качестве того, что могла бы помочь индивиду принимать решение о своем поступке. Проблематичность этой ситуации осознается, и предпринимаются попытки для ее разрешения. Так, например, у Делеза в качестве критерия оценки имманентных модусов существования предлагается «интенсивность жизни», полнота воплощения способности индивида к бытию [6. С. 97]. Однако это требует определения жизни или способности к существованию, причем такого определения, которое нельзя было свести к еще одному инварианту трансцендентального означаемого. Необходимость разрешения противоречия имманентной формы единства социального и этического требует начать новое движение к трансцендентализму. Однако теперь это трансцендентализм постклассического типа: он нацелен не на обнаружение некоторого позитивного основания, которое стало бы эталоном для имманентного опыта, а на анализ условия реальности опыта, не имеющего никаких оснований. Здесь можно заметить, что в начале как имманентной, так и трансцендентной формы единства лежит один и тот же поинт об отсутствии оснований для существования, однако если имманентизм находит в этом причину для отказа от суждений о чем-то кроме уже данного опыта, то смысл жеста трансцендентализма заключается в том, чтобы раскрыть это отсутствие в качестве трансцендентальной схемы. Это становится возможным в концепции события или социальности. Концепция социальности начинает выстраиваться с хайдеггеровского анализа Mitsien и раскрывается в концепциях события у Ж. Делеза и социальности к Ж.-Л. Нанси. Суть утверждения о социальности (событии) в качестве трансцендентальной схемы заключается в том, что реализация способности к существованию происходит посредством акта разделения собственного бытия с другими. Это утверждение имеет два аспекта: 1. Реализация способности сущего к существованию всегда осуществляется как разделение собственного бытия с другими. Невозможно говорить о существовании автономного, отдельного сущего, но сущее всегда есть только в связи с другими, бытие по существу представляет собой связь, социацию. 2. Событие представляет собой акт осуществления этого различия, действие или момент, в котором прочерчиваются различия, формирующие субъектов и отношения между ними. Событие происходит до существования субъектов, до их наличного опыта, оно является актом разметки различия, создающим субъектов и отношения между ними. В этом смысле событие или социальность и являются условием реальности имманентного опыта. Событие не задает конкретное содержание или форму опыта. Но в то же время имманентный опыт начинается с события или порождается событием. Этот опыт точно будет разделен, а форма его разделенности, те, между кем он разделен, и то, как он разделен, - это есть результат события. Именно в этом смысле мы и говорим, что событие является условием реальности опыта, но не определяет содержание или форму имманентного опыта. Таким образом, намечается переворот в понимании единства социального и этического. Если онтология представляет собой социальность, то этическое раскрывается в качестве модуса социальности. Необходимая совместность акта бытия задает его проблематизи-рованность этическим. Но не в смысле привносимого в бытие из-вне норматива или эталона, а в смысле необходимости действовать исходя из морального долга, который бы не был задан ничем существующим. Это положение раскрывается как в рассуждениях о связи моральной ответственности и реализации способности к существованию (см., например, анализ идей Э. Левинса у Т.Х. Керимова [7. С. 106]), так и в анализе практического опыта суждения о действии, совершаемом исходя из морального долга. Действие, осуществляемое исходя из морального долга, не является действием по приведению в соответствие, но это действие, стимулирующее событие. Моральный долг не имеет отношения к констатации какой-либо данности (трансцендентного или имманентного порядка) и признанию неизбежности (рациональности) каких-то действий. Действие ради долга должно быть осмысленно в качестве создания отношений, происходящее вместе с созданием субъектов и посредством создания субъектов. Утверждением «с моральной точки зрения я должен так поступить», индивид не фиксирует некоторую уже данную реальность (типа «у меня есть объективные обязательства, заданные моим прошлым»), а утверждает, что «тут может быть событие, я могу дать ему место». Действие, совершаемое из моральных побуждений, создает возможность сообщества, это действие, актуализирующее событие. А должное - это и есть реализация собственного существования в акте события, в разделении собственного бытия с другими, т.е. модус социальности. (Объем статьи не позволяет включить в текст полноценный анализ практического понимания должного, поэтому мы позволим себе сослаться на предыдущую работу, которая была посвящена данной тематике [8].) Трансцендентальная форма единства этического и социального, таким образом, формирует новое понимание этического. Этическое мыслится не как действие по приведению поведения в соответствие с эталоном или основанием (будь это основание трансцендентное или имманентное), но в качестве действия, утверждающего различие или реализующего саму способность к существованию. Этическое раскрывается в качестве модуса социальности, способа, посредством которого реализуется со-бытие. Единство этического и социального не обосновывается внешним трансцендентальным означаемым, не принадлежит наличному. Это единство определяется тем, что этическое - это и есть социальное. Социальное не нуждается в привнесении в него этического смысла в форме оценки или мотивации, но оно реализуется посредством этического. Этика, заданная в рамках трансцендентального единства с социальным, не является беспроблемной. Однако проблема, стоящая перед ней, - это проблема скорее практического, а не теоретического плана, она имеет отношение не к противоречиям в такой этике, а к сложности ее реализации. Такая этика требует: чтобы утверждать сущее, будучи готовым к его конечности, необходимо утверждать его, не смирившись с его концом как чем-то более значимым. Она подразумевает стремление различать, но различать, не утверждая никакого единства, с позиции которого различия были бы терпимы, а также предполагает утверждение морали, которое должно содержать одновременно и претензию на абсолютность, и готовность, обнаружив в ней противоречия, отказа от ее продления.

Скачать электронную версию публикации