Social subjectivity in the structures of articulation.pdf Актуальность темы обусловлена тем, что в марксистской теории основание общества сводилось к экономическим, материальным отношениям. Развитие современных представлений об обществе XXI в. требует пересмотра его фундамента, направленности. Так, анализируя существование современного общества, немецкий социолог Никлас Луман предложил положить в его основу понятие коммуникации. Он утверждает, что «это позволяет представить социальную систему как оперативно закрытую систему, состоящую из собственных операций, производящую коммуникации из коммуникаций» [1. C. 4]. Понятие коммуникации становится решающим для определения понятия современного общества. Это означает, что в зависимости от того, как определяют коммуникацию, определяют и общество, а определение понимается здесь в точном смысле этого термина как определение его границ. По его мнению, коммуникация - это триединство информации, сообщения и понимания. Единичное действие (unit act) коммуникации происходит через различение информации и сообщения. То есть понимание есть условие участия в коммуникации, «если на уровне понимания не будет проводиться различение между сообщением и информацией, коммуникация не состоится» [2. C. 310]. Это значит, что в понимании достигается взаимосвязь между информацией и сообщением, причем в значительной мере за счет языка, потому что если кто-то выражается вербально, ясно, что он хочет сообщить то, что он говорит. «Тогда содержание фиксируется благодаря языку, а сам факт говорения показывает, что он хочет это сообщить» [Там же. C. 310-311]. Согласно его позиции коммуникация с точки зрения логики начинается, если можно так сказать, с понимания, а не с сообщения. Тот, кто что-то сообщает, уже заранее предугадывает, будет ли он понят и будет ли то, что он скажет, принято или не принято, приемлемо или неприемлемо. Проблема заключается в том, что тот, кто делает сообщение, должен позаботиться о его понятности. Это невозможно, если антиципация понятности и антиципация горизонта приема не совпадают в условиях смысла, при которых коммуникация может продолжаться (если речь идет о передаче в абсолютно случайные, неизвестные горизонты приема). То есть коммуникация через время и расстояния происходит как бы на авось или наугад. Это означает, что коммуниканты, не достигающие антиципации в коммуникации, не имеют возможности ее поддерживать. Если имеет место непонимание, то коммуникация так и так прекращается, независимо от того, принято это или нет, и как это идет - через «да» или «нет». То есть коммуникация создает на каждом шагу бифуркацию восприятия / открытия и отклонения / закрытия системы. Таким образом, согласно Никласу Луману, под коммуникацией следует понимать «некое исторически-конкретное протекающее, зависимое от контекста событие», специфическую операцию, характеризующую исключительно социальные системы, в ходе которой происходит перераспределение знания и незнания. Как отмечает Ж. Бодрийяр, если мы определяем коммуникацию как нечто иное, нежели просто передача и прием информации, то последняя подвержена обратимости в форме Feedback (обратная связь -прим. перев.). «Призыв к массам, в сущности, всегда остаётся без ответа» [3. C. 1]. Это значит, что социальное сегодня - это «сила инертного, принцип функционирования [l'efficace]» [Там же. C. 2]. В результате, не имея обратной связи, общество находится в состоянии безответственности (неответа). Это означает, что, несмотря на отсутствие информации, сообщение существует даже если оно «пустое», оно извещает о своём присутствии (при-сути). Исходя из триединства понятия коммуникации - информации, сообщения и понимания, - в антикоммуникации существует возможность речи без информации, и тогда коммуникативность сохраняется. Это значит, что проблема коммуникации «без ответа» сводится к «нулевым» сообщениям, к «пустым» знакам, форма которых сохраняется, а их содержание утрачивается. Таким образом, сообщения оказываются симулякрами - ложными подобиями, условными знаками чего-либо, функционирующими в обществе как его заместитель. Социальное рассматривается как «неразличимость равнозначности (бесконечная сумма равнозначных индивидов 1+1+1+1 - это её социологическое определение), но выступает неразличимостью нейтрального, то есть ни того ни другого (neuter)» [Там же]. Здесь невозможен обмен смыслами -они тут же рассеиваются, подобно тому как рассеиваются в пустоте атомы. В результате возникает эффект «чёрной дыры» социального, куда оно проваливается - это и есть «предположение смерти социального ...» [Там же]. Таким образом, современное общество, по мнению Бодрийяра, антикоммуникативно, в нём невозможен обмен мыслями и / или смыслами. Произошла «имплозия знака» (последняя состоит в растворении полюсов значения: больше нет ни означающего, ни означаемого). Социальное сегодня представляет массы, которые «чувствуют, что за полной гегемонией смысла стоит террор схематизации, и, насколько могут, сопротивляются ему, переводя все артикулированные дискурсы в плоскость иррационального и безосновного, туда, где никакие знаки смыслом уже не обладают и где любой из них тратит свои силы на то, чтобы завораживать и околдовывать, - в плоскость зрелищного. В паре зондаж / молчаливое большинство, к примеру, нет ни противоположных, ни вообще выделенных элементов [termes differentiels]; нет, следовательно, и потока социального... погружённые в своё молчание, массы больше не субъект (прежде всего не субъект истории) и, следовательно, не могут войти в сферу артикулированной речи» [3. C. 4-8]. В результате «не-ответа» в «здесь и сейчас» коммуникации и в письменности, в том числе сообщения соответствуют «пустому» посланию. Это значит, что артикуляция в ситуации антикоммуникативности сохраняется. Таким образом, актуализируются две противоположно направленные позиции в отношении социального. С одной стороны, общество коммуникативно, где понимание - главное условие различения информации и сообщения, с другой - оно антикоммуника-тивно, где отсутствует информация, но есть сообщение. Данные понятия имеют общее коммуникативное основание - наличие (a priori) языка. Это значит, что в ситуации антикоммуникативности сохранение коммуникации можно связывать с «нулевым» артикулированным сообщением, не несущим информации, но необходимым для подтверждения собственного существования. Поскольку коммуникация предполагает обмен мыслями / смыслами, постольку возникает потребность их объективации в структурах артикуляции, актуализируется проблема возможности социального в ситуации антикоммуникативности. Данную проблематику косвенно затрагивали философы: С. Жижек (концепция непристойной изнанки), З. Бауман, Б. Малиновский (понятие фатического общения), Р. Якобсон (контактоустанавливающая функция языка), Л. Витгенштейн (идея языковых игр). Коммуникация - от лат. communicatio, что означает сообщение, communicare - передача, делать общим, беседовать, связывать, сообщать, передавать. Существует «чистая» артикуляция, или «разговор ни о чем». Ее функция (смысл) в установлении контакта. Эта коммуникация называется фатической, или «нулевой», коммуникацией (термин Б. Малиновского). При ее артикуляции коммуникативные средства используются исключительно с целью поддержания самого процесса общения. Как замечает Б. Малиновский, многие инстинкты и внутренние стремления, такие как страх или агрессия, все типы социальных чувств - амбициозность, тщеславие, жажда власти и богатства - зависят от фундаментальной тенденции, в соответствии с которой простое присутствие других людей становится для человека необходимым условием его существования. «И тогда язык здесь не зависит от того, что происходит в данный момент, каким бы ни был конкретный контекст ситуации» [4. С. 201]. Фраза, произносимая просто из вежливости как во многих дикарских племенах, так и в европейской гостиной, выполняет функцию, для которой значения слов почти не играют никакой роли: «Когда спрашивают о здоровье, обмениваются замечаниями о погоде, говорят какие-то совершенно очевидные вещи, то все это делается совсем не для обмена информацией, не для того, чтобы объединить людей каким-либо совместным действием, и, уж конечно, не для того, чтобы выразить какую-то мысль» [Там же. C. 213]. Следовательно, фатическая коммуникация существует только ради самой себя и не функционирует как средство для обмена мыслями и / или смыслами. Иначе, люди говорят потому, что умеют говорить, и в этом артикулируемом говорении выражается связность социального. Это значит, что существующая «чистая» артикуляция, или «разговор ни о чём», проявляется в фатической коммуникации, смысл которой в установлении контакта (связи) между коммуници-рующими. Данная связность указывает на предпони-мание коммуникантов, на их изначальное «уже» понимание друг друга. Наличие этого предпонимания не требует истолкований, доказательств, прописывания. Поэтому данная связность является неписаным правилом социального. Оно обнаруживается в момент нарушения этой связности, например правил вежливости. Б. Малиновский акцентировал внимание на взаимосвязи речи с контекстом ситуации, отмечая, что не существует никакого определения слова, в котором не присутствовала бы реальность, обозначаемая этим словом. «Нельзя определить вещь, не определяя в то же время артикулированное слово, соединенное с аспектом ситуации» [Там же. С. 223-224]. Согласно Б. Малиновскому, за простотой грамматической структуры скрывается богатство выразительных возможностей благодаря особому положению отдельных элементов этой структуры, а также контексту ситуации. Если человек вознамерится понять хотя бы общий ход мысли в предложении, он вначале должен что-то знать о коммуникативной ситуации, в которой эти слова произносятся. Это значит, что речь идет о (уже) изначальном понимании людей в фатической коммуникации, взаимосвязанных (взаимо-связанных) единым контекстом культуры. В этом отношении фа-тическая коммуникация проявляет более глубокий уровень контекстуальности или понимания / связности / присутствия герменевтического круга. То есть коммуникативность социального - это связность, определяющая стереотипы общества, согласующиеся с неписаными правилами общения. Как отметил Б. Малиновский, люди вступают в личностный контакт не для того, чтобы сообщить друг другу некие сведения, а просто затем, чтобы быть вместе. Это означает, что данное общение выполняет контактоустанавливающую функцию, когда отправитель и адресат, предположительно используя один и тот же код, проверяют работу самой системы. Иными словами, согласно Р. Якобсону, значение любого высказывания в фатической коммуникации может быть понято вне связи с поведением говорящего или слушающего, оно не зависит и от цели их действий, а существует, чтобы «проверить, работает ли канал связи, а также для того, чтобы привлечь внимание собеседника и удержать его в случае надобности» [5]. Таким образом, фатическая коммуникация предполагает использование языка в аспекте того, что называется свободным, бесцельным социальным общением. Всем людям свойственна хорошо известная тенденция объединяться, быть вместе, иметь удовольствие от общения, предъявляя сущностную способность говорения. В результате фатическое (артикулируемое) общение обнаруживает то, что общество коммуникативно и служит объединению людей для подтверждения их социального - совместного - существования (сосуществования). Этот способ общения (как сообщения) не производит смысла, и социальная субъективность в нем также оказывается «нулевой» или пустой. Иными словами, в фатическом общении предъявляется «фа(к)тическая» связность социальной общности на «нулевом» уровне неписаных правил ее коммуникативной развертки. В результате неписаные правила существуют во всех коммуникациях (артикуляциях) как общепринятая данность, утверждая нам реальность коммуникации. Это значит, что социальное без фатического общения существовать не может. Итак, социальная субъективность предъявляется в структурах артикуляции между писаными (артикулированными) и неписаными (неартикулированными) правилами общения. Коммуникация (артикуляция), производимая «здесь и сейчас», обнаруживает социальное в дискурсивном порядке, маркирует и объективирует смыслы писаных правил общения. Приведя коммуникацию (артикуляцию) к пределу, обнаруживаются неписаные правила общества (сообщества), которые проявляются в момент их нарушения. Это значит, что на пределе коммуникации общество находится в «нулевом» состоянии социальной субъективности. Наличие фатической «нулевой» артикулируемой коммуникации, смысл которой в установлении контакта, подтверждает сущностную потребность общества в коммуникации. Это значит, что коммуницирующие в фатической коммуникации (уже) понимают друг друга, так как живут в одном широком контексте культуры. В этом отношении фатическая коммуникация проявляет более глубокий уровень контекстуальности или понимания / связности, присутствия герменевтического круга. Как понимание и контекстуальность, неписаные правила, таким образом, оказываются (уже) существующими во всех коммуникациях как общепринятая данность, утверждающая реальность коммуникации. Это значит, что артикулируемая «здесь и сейчас» социальность проявляет себя и в артикулируемости в неписаных правилах, которая была (уже) когда-то в прошлом, и, тем самым, она глубинная. В результате все правила, которые проговаривались в прошлом, не требуют артикуляции и прописывания. Подобно фатиче-скому общению, не требующему его доказательств, неписаные правила также не требуют ничего, кроме их подтверждаемости в повторяемости. О них можно говорить только тогда, когда они нарушаются. Это значит, что в ситуации неартикулируемости должно существовать общение, также должна быть и социальность. Неписаные правила проявляются там, где социальность уничтожается и коммуникативность тоже исчезает, например в ситуации безответности (без-ответа). Обнаружение неписаных правил происходит в момент их нарушения. Таким образом, объективация социальной субъективности производится через предъявление социального писаными (артикулируемыми) и неписаными (неартикулируемыми) правилами общения. В результате общество, с одной стороны, объективируется (обнаруживает смыслы) как фактическая реальность «здесь и сейчас» коммуникации (артикуляции), с другой - определяется (очерчивается) неписаными правилами общения, нарушения которых все время выбрасывает на границу общества (со-общества), тем самым ограничивая (о-граничивая) его пределы. Это значит, что объективация социальной субъективности происходит как ее дискурсивное самоопределение в структурах артикуляции, где она, с одной стороны, оказывается тем, кто определяет, -субъектом дискурса артикулируемой «здесь и сейчас» коммуникации по писаным правилам общения, с другой стороны, тем, что определяется, - объектом дискурса по неписаным правилам. Соответственно, возникает как возможность ее идентификации через саморефлексию (артикулируемость), так и возможность самоопределения через объективные (неарти-кулируемые) структуры неписаных правил. Мы полагаем, что определение социальной субъективности имеет смысл только тогда, когда она понимается в аспекте субъект-объектного тождества, в котором социальная субъективность самопредставляется через самоотношение бытия социальной реальности и оказывается точкой означающего со-бытия, т. е. некоторой социальной позицией, существующей в пространстве социальной реальности. Процесс объективации социальной субъективности предъявляется как ее самоманифестация в движении по поверхности социальной реальности, с одной стороны. Нарушениями неписаных правил она как бы прочерчивает линию ее границы - с другой. Тем самым она самопредъявляется, одновременно проявляя структуру социального пространства, которая самоустанавливается как имманентная поверхность самоконструирования социальной субъективности. Смыслы социального дискурса самоопределяются через точку ее самопредставленности в артикулированной «здесь и сейчас» коммуникации. Таким образом, социальная субъективность подтверждает существование общества в структурах артикуляции, с одной стороны, - в «здесь и сейчас» коммуникации (артикуляции), с другой - определяет границы данного общества через нарушения коммуникации, которые выбрасывает на границу (сообщества), обнаруживая его пределы. То есть социальная субъективность выступает как субъект в структурах артикулируемого и как объект неартикулируемого дискурса.

Скачать электронную версию публикации