Sender-receiver relationship in the Early German prose novel (based on novel introductions).pdf Коммуникативно-прагматический подход к тексту выдвигает в центр лингвистического исследования проблему взаимодействия субъекта речи и адресата1; принципов и постулатов, этикетных норм, организующих их отношения, форм данных отношений и присущих этим формам функций. В связи с таким подходом наиболее отчетливо ощущается необходимость учитывать принадлежность текста к конкретному историческому периоду, дискурсу или жанру, что объясняется детерминированностью речевого взаимодействия социокультурным контекстом (см. концепцию историчности речевых актов: [2, 3]). Среди отечественных исследований с такой постановкой проблемы должны быть названы работы по исторической прагматике, выполненные на кафедре немецкой филологии СПбГУ (см.: [4-7]). Данные исследования посвящены изучению коммуникативно-прагматических особенностей ранней письменной традиции. Среди работ, затрагивающих прагмалингвистиче-ский аспект дискурсных и / или жанровых признаков текста, следует отметить докторскую диссертацию Н.Н. Пелевиной [8]. В работе изучаются формы речевой реализации автора и средства текстовой фиксации как его когнитивных, так и коммуникативно-прагматических установок в научной и художественной коммуникациях в сопоставительном аспекте. В качестве материала исследования выступают немецкоязычные тексты XX - начала XXI в. Предпосылкой исследования О.Н. Гронской «Субъект в фантастическом дискурсе (на материале немецкой сказки)» выступает идея о том, что «в разных типах текста одной формы коммуникации и тем более в разных формах коммуникации образ автора реализуется по-разному» [9. С. 6]. В монографии изучаются средства текстовой реализации субъекта (совокупного текстового субъекта, включающего автора / повествователя, читателя, персонажа), исходя из специфики фантастического дискурса, представленного народными и литературными сказками. В связи с этим экспликация субъекта в сказочном тексте осуществляется на границе хронотопных систем реальности и фантастики. Другой формой экспликации выступает фиктивный диалог автора с читателем. Имплицитно субъект репрезентируется посредством личного имени и топографии, выступающих в сказочном пространстве в качестве носителей определенного образа мира, а также задается ритмом и графикой. В тесной связи с жанровой спецификой текста в статье Л.М. Бондаревой «Фактор субъектной адресо-ванности в текстах мемуарного типа ("Литература воспоминаний" в свете прагмалингвистики)» изучаются типы «фиктивного» читателя (наррататора) [10]2. Исследование проводится на основе текстов мемуарного жанра, определяемых как «субъективированные беллетризованные нефикциональные тексты, в основе которых лежит ретроспективно направленная когнитивная деятельность повествующего субъекта, реконструирующего факты прошлого опыта и идентичного реальной исторической личности автора воспоминаний» [Там же. С. 27]. В результате определяются три формы проявления базового отношения автор - «фиктивный» читатель, соотносимые с характерными для жанра воспоминания тремя типами «контактного» повествователя. Так, типу «в меру контактного» повествователя соответствует тип читателя-«спутника», типу «естественно контактного» повествователя - тип читателя-«собеседника», типу «чрезвычайно контактного» повествователя - тип-портрет читателя-«друга» [Там же. С. 33]. Отдельно в связи с фактором адресата необходимо отметить исследование М.А. Олейник «Адресат и динамическая языковая картина мира: концепция взаимообусловленности» [12]. Материалом для работы послужили немецкоязычные тексты IX-XXI вв. В качестве отправного исторического периода принимается письменная традиция XVI в. по причине его переходной роли в развитии жанров, заключающейся, прежде всего, в деактуализации текстов о житиях святых и в формировании приоритета тривиальной литературы [Там же. С. 7-8, 10]. В работе впервые подробно рассматривается адресатный план сверхтекстовых пространств, в том числе паратекста (заголовки на титульных листах, посвящения, предисловия). На основе представленного выше обзора исследований можно говорить о том, что в настоящее время накоплен существенный опыт изучения текстовой коммуникации при обращении к отдельным историческим эпохам, сферам коммуникации и жанрам. Однако наблюдается качественная и количественная неравномерность в степени изученности субъекта речи и адресата. Приоритет, как правило, отдается одной из сторон. Текстовые параметры второй стороны привлекаются в зависимости от первой (например, [8, 12]). Кроме того, на примере исследования H.Н. Пелевиной, а также М.А. Олейник очевидно то, что необходимы дальнейшие конкретизация и уточнение полученных результатов, в том числе в отношении ранних письменных эпох, где тексты являются единственным источником речевого материала. Цель настоящей статьи - анализ средств текстового воплощения субъекта речи (автора) и изображения адресата (читателя) на уровне паратекста немецких прозаических романов XVI в. В качестве конкретного объекта исследования выступают предисловия к романам. Таким образом, новизна настоящего исследования заключается, во-первых, в комплексном подходе к текстовой коммуникации при последовательном рассмотрении сторон как субъекта речи, так и адресата в их взаимосвязи друг с другом. Новым является также то, что проводимое исследование позволяет как конкретизировать уже имеющийся материал об адре-сатном плане предисловия XVI в. при специальном обращении к прозаическим романам, так и выявить с этой точки зрения своеобразие презентируемого данными текстами особого позднесредневекового жанра. Актуальность настоящей работы обусловлена, во-первых, антропоцентрической направленностью современной лингвистической парадигмы, во-вторых, междисциплинарным характером проводимого исследования. Исследовательский контекст образуют: I. Историческая прагматика (см.: [2, 3]). 2. Исторический синтаксис (см.: [13, 14]). 3. Лингвистика текста (см.: [15, 16]), в частности лингвистическая теория жанров текста (немецкий термин Textsortenlinguistik3). 4. Нарратология (см.: [1, 17]). В качестве материала исследования выбраны прозаические романы «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel » (1515 г.), «Melusine» (1587 г.) и «Lalebuch» (1597 г.). Как известно, термин «прозаический роман» не является исходным жанровым обозначением данных текстов и, как и термин Герреса «народная книга»4, представляет научный конструкт5. Под ранними немецкими прозаическими романами понимаются «крупные прозаические повествовательные произведения или циклы рассказов, как правило, развлекательного характера, возникшие в XV-XVI вв. на основе фольклорных текстов, (переводных) литературных источников и с открытием книгопечатания получившие распространение в виде простых, дешевых изданий, которые вплоть до XIX в. пользовались успехом в широкой читательской среде» [18. C. 1]. В связи с этим при прагмалингвистическом исследовании художественной коммуникации Позднего Средневековья становится важным охватить разные грани данного временного периода, учитывая, тем самым, все конситуации. Данная установка определила отбор материала исследования: названные тексты относятся к развлекательной литературе для третьего сословия, вместе с тем они значительно отличаются друг от друга по происхождению, демонстрируя вместе три основных пути возникновения текстов данного жанра. Так, роман «Melusine» является переводом-адаптацией французского рыцарского романа «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel » - прозаической переработкой стихотворных шванков, роман «Lalebuch» представляет оригинальную немецкую художественную прозу. Ниже приводится анализ предисловий романов. Предисловие к роману «Melusine» принадлежит перу его автора-переводчика - Тюрингу фон Ринголь-тингену. В современном переиздании романа по сборнику «Buch der Liebe» Зигмунда Фейерабендта 1587 г. данный текст приводится отдельно в рамках критической статьи в конце книги (см.: [20]). Графически текст представлен в виде двух частей. Первая часть начинается с инклюзивного обозначения субъекта речи и адресата посредством местоимения 1 л. мн.ч. unfi: Dufi Aventurlich buch bewiset unfi von einer frowen genant Melusine [Там же. С. 148]. Прагматическая нагрузка такого способа референции заключается в том, что субъект речи позиционирует себя как находящегося в одном времени-пространстве с адресатом и устанавливает с ним паритетные отношения, приписывая себе также статус адресата (так как референция осуществляется в форме дат. пад. -специализированного средства адресации6). В остальных высказываниях этой части текста субъектно-адресатные отношения представлены имплицитно7. В отличие от первой, информационной части, в которой кратко повествуется о героях романа, во второй части автор стремится убедить читателя в реальности изображенных в романе героев и событий8, о чем он заявляет открыто и в связи с чем особым образом организует свои отношения с читателем. Так, самопредставление автора как субъекта речи осуществляется в виде развернутой именной группы, состоящей из местоимения 1 л. ед. ч. в им. пад., личного и родового имен и сведений о происхождении: ich Turing von Ringgoltingen von bern ufi ochtland ein zu mol seltzen und gar wunderlich fromde Hystorien funden in franckzoyser sprach und welscher zungen [20. С. 148]. Развернутая референция служит для однозначного отождествления читателем субъекта речи, изображенного в тексте (внутреннего субъекта речи, или нарратора), с самим автором предисловия и романа (внешним субъектом речи). Намеренное уравнивание данных коммуникативных инстанций позволяет автору подчеркнуть реальный, непосредственный характер своего речевого взаимодействия с читателем и убедить его в правдивости сообщаемого им о романе в рамках предисловия. В конце текста, в прагматически сильной позиции, автор напрямую обращается к читателю: Werdent ir alles hie nach horen uff das kurtzeste begriffen [Там же. С. 149]. В качестве средств адресации служат местоимение 2 л. и соответствующая глагольная форма. Адресация во 2 л. мн. ч. свидетельствует об авторской концепции читателя, как группового и неиндивидуа-лизированного. Адресату предисловия и романа, имманентному тексту предисловия (абстрактному читателю, далее адресату2), противопоставляется адресат, о котором сообщается как о первостепенном читателе романа (конкретный читатель, далее адресат1): Die aber ich zu eren und zu dinst des edlen wol geborn Heren marggraff Rudolffs von hochberg Heren zu rottlen und zu susen-burg myns gnedigen heren zu tutscher zungen gemacht und translatiert hab nach mynem besten vermogen [20. С. 148]. Из данного высказывания следует, что роман был создан для знатного лица, занимающего по сравнению с автором текста более высокое положение в обществе. Социальное неравенство автора и адреса-та1 подчеркивает форма референции в третьем лице, благодаря чему между данными коммуникативными инстанциями устанавливается дистанция. О неравном статусе можно говорить и на основе развернутого обозначения адресата при всех титулах, включая специальные клише, служащие для его возвеличивания и умаления на этом фоне субъекта речи (например, myns gnedigen heren / моего милостивого, благосклонного господина). Однако такой способ референции свидетельствует и о ритуализованных субъектно-адресатных отношениях, так как согласно этикетным нормам этого периода превосходство статуса адресата подчеркивалось намеренно [12. C. 36-37]. Предисловие к роману «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel » написано его автором-составителем, в роли которого выступил хронист из Брауншвейга Герман Боте (см.: [23]). Самая ранняя из сохранившихся версий романа представлена тремя изданиями Иоганна Грюнингера (1510/12 г., 1515 г. и 1519 г.). В настоящей статье анализируется предисловие издания 1515 г. (см.: [24]). В начале текста автор знакомит читателя с обстоятельствами написания презентируемого романа. В связи с этим он называет временные координаты событий и представляет себя читателю: Als man zalt von Crist Geburt 1500 bin ich, N., durch etlich Personen ge-betten worden [Там же. С. 7]. Самореференция субъекта речи осуществляется в виде именной группы, состоящей из местоимения 1 л. ед. ч. и имени собственного, сокращенного до одной буквы. Положение субъекта речи во времени конкретизирует 1500 год от Рождества Христова, когда его, как он замечает, попросили написать роман. В остальной части текста субъект речи эксплицирован исключительно через формы местоимения 1 л. ед. ч. Реализация субъекта речи в данном тексте в качестве личного, но анонимного повествователя отвечает в целом характерной для художественной коммуникации этого времени тенденции к анонимности и демонстрирует пример текстового воплощения субъекта речи еin paradoxes «Ich-vngenant» [18. С. 25]. Изображенный в тексте субъект речи (нарратор, внутренний субъект) заявляет о себе как об авторе романа. Такой его статус утверждается также непротиворечивостью внутренней и внешней точек зрения. Однако по причине малоинформативности формы самореференции субъекта речи, в отличие от «Melusi-ne», для данного текста невозможно открытое отождествление нарратора и конкретного автора предисловия и романа. Заказчик произведения, его первоочередный адресат (адресат1), обозначается как группа лиц, лично известных субъекту речи, но оставляемых им неизвестными для адресата2: etlich Personen / некоторые личности, особы. Большей частью адресат1 задается имплицитно: на основе отдельных лексических средств, используемых субъектом речи как исполнителем при описании ситуации заказа. Так, заказчик занимает по сравнению с ним более высокое общественное положение. О неравном статусе говорит то, что, по признанию субъекта речи, заказчик обещал ему за труд над составлением историй о Тиле Уленшпигеле свое благосклонное отношение, покровительство: Fur solich mein Mue und Arbeit wolten sie mir eer Gunst hoch erbieten [24. С. 7]. В отличие от предисловия к «Melusine», в данном предисловии отсутствует прямое обращение субъекта речи к адресату2. Из средств эксплицитной адресации присутствуют средства, задающие дистантные, отстраненные субъектно-адресатные отношения: адресат обозначается как третье лицо, находящееся вне актуального времени-пространства субъекта речи. Так, первое средство адресации - местоимения, исключающие возможность конкретно-определенной референции (универсальное местоимение jederman / всякий; близкое к универсальным как утвердительным местоимениям отрицательное местоимение nieman / никто; экзистенциальное jeman / кто-нибудь, кто-либо), а также местоимение слабой определенности jetlich (некоторый). Второе средство обозначения адресата - нереферентые именные группы с общеэкзистенциальным денотативным статусом (о денотативном статусе см.: [25]): Nun allein umb ein frolich Gemut zu machen in schweren Zeiten, und die Lesenden und Zuhorenden mogen gute kurtzweilige Froden und Schwanck darufi fabulleren [24. С. 7]. В предисловии присутствует целый ряд показателей имплицитного обращения субъекта речи к адреса-ту2. Так, вышеприведенное высказывание содержит краткую жанровую характеристику произведения (ср. allein umb ein frolich Gemut zu machen in schweren Zeiten / лишь для того, чтобы сделать веселым дух в тяжелые времена). Как отмечает М.А. Олейник, лексема kurtzweilig в составе паратекстовых элементов изданий в этот период времени выступала как своеобразный сигнал адресату о принадлежности произведения к легкой, развлекательной литературе [11. С. 33]. Указание жанра направлено в данном случае на то, чтобы сориентировать адресата в содержании и характере романа и, заинтересовав его, побудить к знакомству с произведением. Конкретный автор-составитель предисловия к роману «Lalebuch» (см.: [26]), как и самого произведения, неизвестен. Текст предваряет надпись заголовка, в которой указывается функция предисловия как вступления, сообщающего причину и повод написания романа (Historie): Eyngang in diese Histori / darin-nen vermeldet / aufi was Vrsachen vnd Anlafi solche be-schrieben worden [Там же. С. 5]. В самом конце предисловие дополняет краткая надпись, в которой говорится о том, что далее следует сам роман: Nun folget das Lalebuch [Там же. С. 9]. Благодаря надписи, во-первых, маркируется граница между предисловием и романом, во-вторых, инициируется начало романа: наречие nun конкретизирует презентную форму глагола folgen до инклюзивного презенса. Благодаря значению инклюзивного презенса, означающего совпадение действия с моментом речи, между субъектом речи, автором надписи, и конкретным читателем в момент чтения текста надписи устанавливаются отношения непосредственного контакта. Субъект речи в предисловии ярко маркирован. Это связано, во-первых, с многократностью его обозначения в тексте (26 раз). В качестве средства референции каждый раз используется местоимение 1 л. ед. ч. По этой причине данное предисловие, по сравнению с предыдущим, в плане текстовой реализации субъекта речи как ein paradoxes «Ich-vngenant» оказывается наиболее показательным. Выразительность позиции субъекта речи задается также имплицитно на уровне модальности высказываний. В качестве средств, формирующих подчеркнуто субъективную модальность, выступают оценочные слова. Так, практически в каждом высказывании выражается определенное оценочное отношение к предмету референции, например, отношение к манере изложения информации о референте: Mit einem Wort zu reden / es pflegt da solcher massen zu zugehen / als man in gemeinem Sprichwort saget: Viel Kopff viel Sinn [26. С. 6]. Благодаря оценочной модальности повествование в данном предисловии приобретает сказовые формы, создается ощущение непосредственного диалога субъекта речи с адресатом. Таким образом, в данном тексте высока и степень имплицитного представления адресата. Один из двух имеющихся случаев эксплицитного изображения адресата демонстрирует следующее высказывание: Da dann gewifilich / glaubt mir / defi Spiels der Edlen Lieb mit schonen Frawen / nit ver-gessen worden [Там же]. В данном случае субъект речи, во-первых, высказывает оценку достоверности сообщаемого - высокую степень уверенности (маркер данного значения - наречие gewifilich), таким образом, адресат задается имплицитно. Во-вторых, субъект речи обращается к адресату (императив 2 л. ед. ч.). В самом конце текста, в прагматически сильной позиции, субъект речи снова обращается к адресату. Референция осуществляется при помощи местоимения 2 л. ед. ч. в дат. пад. и формулы gunstiger Leser (благосклонный читатель). Субъект речи так же, как и в предыдущих предисловиях, позиционирует себя в качестве автора романа. Однако такой его статус фиктивен. Подчеркнуто сказовая манера повествования и, главное, демонстрируемая за счет скрытых интертектуальных ссылок внутренняя противоречивость самой истории, рассказываемой в предисловии, указывают на кардинальное несовпадение внешней и внутренней точек зрения. Так, служащая в качестве точки отсчета повествования дата, на которую субъект речи ссылается как на год установления великого и обширного королевства Утопия, является годом падения Рима: Im Jahr von der Auffrichtung vnd Bestellung defi Grofimachtigen vnnd weitlaufftigen Konigreichs Vtopien / 753 [26. С. 5]. Фиктивность истории подчеркивает и само название королевства, в котором разворачиваются события, буквально означающее «место, которого не существует»9. Как показал проведенный анализ, паратекст раннего немецкого прозаического романа, в частности тексты предисловий, можно считать показательным в плане разнообразия форм субъектно-адресатных отношений. В каждом из рассмотренных случаев субъект речи устанавливает с адресатом отношения специфическим и неповторимым образом. В ходе поочередного анализа средств и способов самореференции субъекта речи и референции адресата между текстами были выявлены как точки соприкосновения, так и расхождения. При опоре на них возможно представление обнаруженного многообразия форм субъектно-адресатных отношений в виде бинарных оппозиций по параметрам: 1. Самореференция субъекта речи. 2. Противопоставление внешнего и внутреннего субъектов речи. 3. Прямые / дистантные отношения субъекта речи с адресатом. 4. Степень имплицитной конкретизации субъекта речи и адресата. По первому параметру выделяются тексты, в которых самореференция субъекта речи осуществляется только через формы местоимения 1 л. ед. ч. («Lalebuch»), и тексты, в которых самореференция не ограничена названным местоимением («Melusine» и «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel »). При учете информативности средств самореференции в рамках последней группы выделяются еще две подгруппы: а) «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel », где самореференция малоинформативна по причине типичного для анонима сокращения имени до одной буквы; б) «Melusine», где самоназывание субъекта речи включает личное и родовое имена, а также место рождения. С первым параметром тесно связан второй, по которому друг другу противопоставляются, с одной стороны, предисловия к «Melusine», «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel » и, с другой стороны, предисловие к «Lalebuch». В первом случае отсутствует открытое противопоставление внешнего и внутреннего субъектов речи. В предисловии к «Melusine» их позиции изображаются как тождественные. Благодаря этому автор текста стремится доказать читателю правдоподобность сообщаемого им о романе в рамках предисловия. Во втором случае данные коммуникативные инстанции противопоставляются. Таким образом, автор текста формирует у читателя установку на условность истории, рассказываемой в предисловии, и опровергает утверждаемую в предисловии реальную основу событий романа. По третьему параметру противопоставлены, с одной стороны, «Melusine», «Lalebuch», где между субъектом речи и адресатом2 устанавливается прямой контакт, и, с другой стороны «Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel », где между субъектом речи и адре-сатом2, а также адресатом1 задается дистанция. Предисловие к «Melusine», при учете средств обращения только к адресату1, также принадлежит ко второй группе. Под параметром имплицитного представления субъекта речи и адресата понимается позиция субъекта речи и / или адресата, не получившая в тексте непосредственной вербализации, но устанавливаемая на основе отдельных текстовых параметров. К всего, предисловие к «Lalebuch», где субъект речи и текстам с высокой степенью имплицитного представ- адресат задаются оценочной модальностью высказы-ления субъекта речи и адресата принадлежит, прежде ваний. ПРИМЕЧАНИЯ 1 В художественном (повествовательном) тексте сторону субъекта речи как отправителя речевого произведения репрезентируют как минимум инстанции автора, нарратора и персонажа, выступающего в роли говорящего; сторону адресата как получателя - соответственно инстанции читателя (конкретного и абстрактного), наррататора, персонажа, выступающего в роли слушающего. Ср. модель коммуникативных уровней В. Шмида [1. С. 24-25]. 2 См. также другие работы этого автора, например [11]. 3 Данная исследовательская парадигма сложилась к 1990-м гг. и продолжает оставаться актуальной. В лингвистике текста, концепции которой развивались, как правило, на современном языковом материале, в последнее время требуется конкретизация на материале разных жанров и типов текста в ситуации немецкого языка. 4 Ср.: «"народные книги" - тексты нейтральной зоны между рыцарским эпосом и бюргерским романом, которые по своим жанровым структурам могут быть описаны как "больше не" и "еще не"» [18. С. 4]. 5 Из этого следует проблема корпуса текстов, принадлежащих к жанру раннего немецкого прозаического романа. О разных корпусах см. [19]. 6 О специализированных и неспециализированных средствах адресации см. [12]; также о функции датива в немецком языке для обозначения адресата см. [21]. 7 Об эксплицитности / имплицитности выражения адресата и соответствующих средствах адресации см. [12]. 8 Этой же установкой Тюринг фон Рингольтинген руководствовался при переводе романа. Как показало исследование Х.-Г. Ролоффа, от оригинального произведения немецкий роман отличается тем, что вместо изображения придворно-рыцарского мира главное внимание в нем уделяется приданию реалистичности и исторической правдоподобности описываемым событиям [22. С. 193-196]. 9 Подробнее об интертекстуальных ссылках в предисловии и романе см. [26. С. 141-149].

Скачать электронную версию публикации