Russian-Polish relations (the Pan-Slavist context).pdf Оформление русско-польской конфронтации относится ко времени разделов Речи Посполитой. Польская политическая эмиграция развернула активную антирусскую пропаганду на Западе. Идеи, связанные с восстановлением ранее существовавших границ Польши, дополнялись новым путем поиска польской идентичности. На волне развития панславизма в славянском пространстве Европы польские идеологи разработали оригинальный проект культурного и политического объединения западных, южных и восточных славян. С одной стороны, данный проект совпадал с другими панславистскими идеями, предполагая государственную (политическую) и религиозно-культурную консолидацию славян. С другой стороны, он представлял собой польский взгляд на место Польши в европейском сообществе государств. Традиционная для панславизма этнокультурная и политическая составляющие имели имперский подтекст. Польские панслависты предполагали образовать общеславянское государство под эгидой Польши, но без участия России. Появление данного проекта, ограничившего географические пределы грядущей славянской империи, было связано с состоянием русско-польских отношений, внешнеполитическим курсом России на дальнейшее ослабление своего западного соседа и стремлением Польши сохранить свою государственность. Особое недовольство общественно-политических кругов Польши (шляхта, интеллигенция, католическое духовенство) вызывала политика России, направленная, в соответствии с программой графа С.С. Уварова, на «обрусение» (панрусизм) всех нерусских народов империи, в том числе и поляков. С этой целью в крупных городах, в частности Холмщи-ны, российским правительством учреждались библиотеки и «склады русских книг», которые либо продавались за весьма символическую плату, либо раздавались даром. Данные меры рассматривались российскими властями как превентивные по отношению к распространению «польской заразы» на остальные и пока «послушные» провинции империи. Оценивая состояние русско-польских отношений на перспективу, С. С. Уваров пропагандировал «русскую идею», а польские проекты рассматривал как «сепаратизм». Целью российской политики становилось внушение «верноподданнических чувств» жителям этнически неоднородных западных губерний, польской окраины России. Таким образом, внешнеполитический курс России по отношению к Польше по многим позициям органично совмещался с российским вариантом панславистских преобразований. Польский панславистский проект противостоял аналогичным проектам, разработанным в России российскими панславистами. Полякам представлялась более привлекательной перспектива союза с монархией Габсбургов, предоставившей Галиции статус автономии и некоторые привилегии в области языка и культуры (право учреждения административно-политических учреждений, сословно-представительного Сейма, учебных заведений). Польских политиков и польских панславистов не смущала ситуация, когда полонизация русских в Галиции стала состоявшимся фактом. Исходно православные русские принимали католицизм, попадали под культурное и политическое влияние Польши. Со своей стороны, правящие круги России и российские панслависты полонизацию оценивали негативно: «Польские ксендзы стали поспешно строить в русских деревнях католические костелы, и вопреки конкордата с римской курией, совершать для русских религиозные требы. За сим последовали: закрытие венской русской духовной семинарии во Львове, Пе-ремышле и Станиславове; наконец, изгнаны из школы и правительственных учреждений русские письмена и русский язык, с заменой первых польско-русским, или же прямо латинским алфавитом, а второго - исковерканным русско-польским жаргоном» [1]. Столкновение двух внешнеполитических курсов -России и Польши - встретило поддержку со стороны панславистов в обеих странах. Последнее отчетливо видно на материалах польского восстания 18631864 гг. Военное подавление польского освободительного движения Россией имело следствием негативную реакцию не только ведущих западноевропейских государств, но и всего славянского мира. Это подрывало и позиции российских вариантов панславизма. Во время польского восстания 1863-1864 гг. появился фундаментальный труд С.М. Соловьева «История падения Польши». Автор известен не только своей профессионально-исторической деятельностью, как историк-государственник, но и как активный участник всеславянских съездов, которые последовали за польскими событиями. Сторонник славянского цивилизационного и государственно-политического единства, С. М. Соловьев в своей новой книге обосновал вариант решения польской проблемы в том виде, каким его видели в правящих и общественно-политических кругах России. Суть концепции историка-государственника состояла в том, что Польша, являясь форпостом католицизма в Восточной Европе, представляет угрозу православию и ставит перед собой цель распространить «латинство». Действия поляков, направленные против Русской православной церкви на территории самой Польши и в Австро-Венгрии, многовековая конфронтация Варшавы и Петербурга, польские притязания на украинские и белорусские земли, по мнению С.М. Соловьева и его сторонников, поддерживались западными «великими державами» в целях ослабления «русского колосса» и раздробления славянского мира, противодействовали его консолидации. Запад намеренно переложил всю ответственность за разделы Польши на Россию, памятуя, что в действительности их инициатором являлась Пруссия, считал С. М. Соловьев, Россия же, включив часть польских территорий в состав империи, оказала полякам бесценную услугу, спасши их, таким образом, от германизации. Ответственность за разжигание ненависти к «старшему славянскому брату» российский историк возлагал, прежде всего, на польскую шляхту и духовенство. Эта точка зрения была подробно и детально проработана классиками русского панславизма. «Польша, - писал Н.Я. Данилевский, - одна из всех славянских стран приняла без борьбы западные религиозные начала и усвоила их себе, - а потому и была в течение большей части своей истории не только бесполезным, но и вредным членом славянской семьи, изменившим общим славянским началам, стремившимся распространить насилием и соблазном враждебный славянскому миру католический и шляхетско-аристократический принцип в самую глубь России» [2. С. 304]. Поэтому идеологи русского панславизма считали, что прежде чем вступить в борьбу с германо-романской цивилизацией за «место под солнцем», необходимо устранить одно из самых серьезных внутренних препятствий славянскому единству -польский вопрос. Если поляки образуют независимое государство, утверждал Н.Я. Данилевский, то оно непременно станет «центром революционных интриг, преимущественно направленных на западные губернии России». Последняя, бесспорно, этого не потерпит и предпримет все возможные меры к уничтожению «вредного для нее гнезда», что приведет, в свою очередь, к постоянным войнам и разорению польских земель. В этих условиях полякам ничего не останется, как обратится за помощью к Германии [Там же. С. 378]. Однозначность данной ситуации для политиков и геополитиков не являлась таковой для русских панславистов, которые не совпадали во мнениях относительно решения «польского вопроса» и путях строительства общеславянского единства. Классик российского панславизма Н. Я. Данилевский предпочел воздержаться от конкретных «рецептов» урегулирования русско-польских противоречий. «Обезнародить насильственными мерами» поляков и «поработить» их «промышленным преобладанием», полагал он, Россия не сможет. Значит, остается только одно -предоставить полякам полную свободу выбора в определении своих позиций по отношению к «старшему брату» [2. С. 380]. Н.Я. Данилевский вполне осознавал общую сложность проблемы и противоречие между умозрительными панславистскими идеями и реалиями российской внешней политики. Российский историк М. П. Погодин полагал, что польский вопрос может быть разрешен только посредством включения поляков в состав Славянского союза. Целесообразность этого заключалась, по мнению ученого, с одной стороны, в том, что поляки «связали нас крепчайшими узами с нашими родными братьями, населяющими девять западных губерний», а с другой - в необходимости ликвидации опасного для России очага, «готового всякую минуту служить авангардом для любых ее врагов» [3. Л. 5]. Профессор филологии А.Ф. Гильфердинг видел возможность «упразднения» польского вопроса в лишении возможности польского влияния над «Русскою и Литовскою народностью в нашем западном крае, и. устойчивой силе крестьянских общин в Царстве Польском», которая «переработает своим влиянием старые идеи польского обывательства» [4. С. 358]. Иной точки зрения, более соответствующей российской правительственной, придерживались панслависты-военные. Польша, утверждал генерал Р. А. Фадеев, чужеродное тело в составе Российской империи. Проводимая там российским правительством политика создает угрозу постоянной «смуты» на западных границах, провоцирует вмешательство Запада во внутренние дела России и подрывает доверие к ней со стороны славян и славянских стран. Вмешательство Германии в славянские дела вступает в явное противоречие с военно-стратегическими задачами Российской империи, и, стало быть, польский вопрос требует радикальных решений: «Восстановить Польшу немецкими руками - значит. пустить в полный ход "Дранг нах Остен", сдерживаемый русской межой» [5. С. 400]. Таким образом, для Польши и поляков создавалась ложная альтернатива: остаться «младшим братом» Российской империи или стать немецкой провинцией. Ждать от Польши и поляков добровольного присоединения к «русскому царству» в силу исторических причин было бы слишком наивно, поэтому в качестве одного из наиболее оптимальных решений «польской проблемы» стал курс на «мирное» обрусение российских западных губерний. В то же время к перспективе обрусения Привислян-ского края, по примеру западных губерний, генерал относился скептически. Он реалистично ограничивался только установлением «русской вывески». Р. А. Фадеев предлагал продолжать политику панрусизма в западных губерниях, одновременно сохранив культурно-политическую самостоятельность Польши. Только таким путем, утверждал генерал, Польшу можно будет заставить примкнуть к славянскому движению, превратить поляков в его «передовую рать» и направить на Запад, против Пруссии и Австрии. Окончательно славянский вопрос, по мнению Р. А. Фадеева, может разрешиться только в ходе военной экспансии, «освобождением» Прикарпатской Руси и Измаила. В неизбежной войне за освобождение славян Россия должна полагаться только на собственные силы, ей теперь, больше чем когда-либо, нужна армия, соответствующая числом и качеством «величию задачи», стоящей перед ней. Новизна данной интерпретации состояла в установлении связи между панславизмом и нарастающей милитаризацией в Европе. Это была по сути панславистская интерпретация макиавеллиевского тезиса «цель оправдывает средства». Будущее процветание славянства в рамках целостной цивилизационной общности допускало насилие при ее создании. Таким образом, во второй половине XIX в. в славянском мире обозначилась парадоксальная перспектива возможного разрешения русско-польских противоречий: отрешение русских или поляков от славянства и как следствие реализация каждым из них собственной панславянской концепции. Политика русификации польских земель к началу ХХ в. окончательно себя дискредитировала. Поэтому российские панслависты, сторонники «славянской идеи», выдвинули требование о предоставлении полякам территориально-административной автономии. Это позволило бы, по их мнению, заручиться поддержкой Польши в укреплении тесных культурных, экономических и политических связей России с зарубежным славянством. Российские мыслители подвергли критике и тезис относительно притязаний Германии на польские земли. «Германии, - писал П. Струве, - не нужно ни пяди земли, населенной польским народом. Для Германии было бы безумием ввести в свой немецкий государственный состав новые миллионы поляков. Такое поглощение изменит соотношение культурных сил, даст католикам решающую силу в Германии» [6. С. 150-151]. Колониальная активность кайзеровской Германии на Ближнем Востоке и в Африке, насильственное онемечивание славян, доктрина Пангерманского союза, члены которого неоднократно заявляли о расовом превосходстве немцев над «славянскими варварами», подводили к мысли о неизбежности войны между «германством» и «славянством». И чем более остро вставали польско-германские проблемы двусторонних отношений, тем более прочными становились позиции панславистов. Польские панслависты дрейфовали от радикализма в отношении России и восточных славян к более умеренной позиции. Идея польской автономии в составе Российской империи становилась тем компромиссом, который был способен удовлетворить абсолютное большинство панславистов. Разумеется, ни российские, ни польские радикалы-панслависты не могли принять такого решения. Сближение Австро-Венгрии и Германии, стремление последней к мировому господству, обострение внутриполитического и экономического кризиса в России ставили решение польского вопроса в прямую зависимость от развития германо-российских отношений. Лидер польского панславизма (неославизма) Р. Дмовский выражал опасения относительно того, что в силу географического положения Германия непременно предпримет попытку захвата Царства Польского, следствием чего станет развязывание русско-германского конфликта. Победа в этой войне будет принадлежать, несомненно, Антанте, а значит, и России. Именно поэтому, утверждал Р. Дмовский, необходимо активизировать внешнюю политику «старшего брата» в балканском направлении путем организации широкомасштабного славянского движения против Германии. Участие в нем поляков, по замыслу Р. Дмовского, должно позитивно изменить отношение к ним России, и таким образом русско-польские противоречия будут упразднены. Большие надежды поляки возлагали и на Всеславянские конгрессы в Праге (1908 г.) и Софии (1910 г.). Однако конструктивного диалога между польскими и российскими панславистами на этих съездах не получилось. Российская делегация намеренно демонстрировала равнодушие к попыткам поляков начать обсуждение проблемы урегулирования русско-польских взаимоотношений. Аннексия Боснии и Герцеговины привела к резкому спаду интереса к панславистским лозунгам, выявив приоритеты национальных интересов славянских народов над проектами общеславянского единства. В общественно-политических кругах западных и южных славян сохранялось стремление к реализации австрославистких проектов. Поэтому большинство славянских депутатов венского парламента поддержали внешнеполитический курс А. Л. фон Эренталя и высказались за присоединение Боснии и Герцеговины к Габсбургской империи. Это обстоятельство сделало совершенно невозможным русско-австрийское сближение и еще раз подтвердило утопичность панславистских проектов польского происхождения. Таким образом, если «патриархи» панславизма XIX в. либо избегали однозначных и категоричных суждений по польскому вопросу, либо провозглашали в качестве его единственно возможного решения пан-русизм, то в начале ХХ в. возобладал прагматический, приближенный к международно-политической реальности подход. Большинство панславистов стало считать наиболее целесообразным предоставление «бра-тьям»-полякам автономии. Более того, допускалась польская автономия и во всеславянской державе, строительство которой должно было осуществлять всё славянство.

Скачать электронную версию публикации