The mobile trade of Russian merchants in the extreme northeast of Russia: an ethnohistorical view.pdf На крайнем северо-востоке России торговля являлась важным способом коммуникации абсолютно разных в экономическом и культурном отношении групп населения. В конце XIX - начале XX в. русские купцы практиковали здесь несколько способов торговли: стационарную - через магазины и лавки, организованные в поселениях; торговлю на ярмарках и в местах, куда в определенное время массово съезжались (прикочевывали) коренные жители, и разъездную торговлю по стойбищам и поселениям. Разъездная торговля была наиболее распространенной формой коммерческой деятельности в этой местности, так как «покупатели» были «рассеяны» по практически неосвоенной территории, ограниченной на северо-востоке рекой Анадырь, на юго-западе - рекой Пен-жина, на западе - реками Гижига, Омолон и Колыма1. Технологический процесс развозной торговли на крайнем северо-востоке России отчасти описан в работах отечественных авторов [1]. В обобщенном виде он представлял собой следующую схему: торговец закупал либо брал в кредит промышленный товар (чай, табак, изделия из железа, ткань и др.) и в течение нескольких месяцев развозил на собачьей или оленьей упряжке либо на лошадях по стойбищам оленеводов и временным поселениям охотников и рыболовов. Там он обменивал свой товар на пушнину, мамонтовую кость, меховую одежду и возвращался в свой населенный пункт, чтобы продать или обменять полученные продукты. Если детализировать процесс разъездной торговли и представить его как акт межличностной коммуникации и социокультурное явление, существующее в рамках взаимодействий различных по уровню экономического развития разнонациональных обществ, то это историческое явление может быть понято совершенно по-иному. Соответственно, исследование разъездной торговли русских купцов крайнего северо-востока России именно в этом ракурсе с использованием этноисторического подхода к организации и анализу материалов, а также в свете новых тенденций в изучении экономической истории, является, на наш взгляд, вполне актуальным. Антропологизация истории отдельных экономических явлений, исследование их на микроуровне с учетом ментальности и моделей поведения людей, подразумевало более пристальное внимание к источникам, поиск в текстах символических форм и анализ даже незначительных фактов. Основные сведения, используемые в исследовании, были получены из отчетов, воспоминаний, путевых записок российских чиновников, ссыльных, путешественников, посетивших либо некоторое время проживавших на крайнем северо-востоке России в середине XIX - начале XX в. и имевших возможность непосредственно наблюдать за торговыми операциями или даже принимать в них участие. Этноисторический ракурс предлагаемого исследования позволил рассматривать описания современников в качестве этнографического источника, полученного методом включенного или непосредственного наблюдения. Репрезентативность источников обеспечивалась сравнительным анализом материалов, а также их сопоставлением со сведениями, содержащимися в архивных документах, специальных работах по истории и этнографии Северо-Востока России и полевым этнографическим материалом, полученным у предпринимателей, ведущих торговлю в конце XX в. в с. Омолон Билибинского района Чукотского автономного округа2. Так как главным в данном исследовании было объяснение действий торгующих, то на фоне недостатка информации в источниках часть ее компенсировалась «живой» историей - рассказами современных бизнесменов об организации бизнеса и деталях взаимодействия с покупателями - чукчами, юкагирами и эвенами. Информанты-предприниматели из 90-х гг. XX в., так же как и торговцы начала ХХ в., не слишком обремененные институциональными ограничениями при осуществлении своей деятельности, действовали в одинаковых природно-климатических и инфраструктурных условиях, в схожих по культурным и поведенческим ориентациям обществах. Опыт современных предпринимателей оказался уникальным источников для проведения параллелей с прошлым и позволил понять некоторые детали ведения бизнеса в иноэтничной среде. Учитывая, что в науке в настоящее время имеет место методологический плюрализм в применении антропологического подхода к анализу истории экономических явлений [3], считаем необходимым обозначить положения, на которые мы ориентировались в процессе исследования и которые повлияли на оценку изучаемых явлений. Первое - экономические отношения традиционного (примитивного, архаичного, доиндустриального) общества принципиально отличаются от экономических отношений общества капиталистического (цивилизованного, рыночного, индустриального). Второе - экономическая сторона жизнедеятельности общества должна рассматриваться в контексте культуры и социальных связей. Третье -при изучении экономических явлений во всех без исключения обществах рациональность не должна приниматься как некая данность. Четвертое - экономические, в том числе торгово-обменные и дарообменные взаимоотношения между представителями рыночного и нерыночного обществ представляют собой феномен, образованный в процессе взаимного приспособления (синтеза) культурных традиций. Вопросы торговых отношений на крайнем северо-востоке России, происходивших в середине XIX -начале XX в., затрагивались в работах отечественных исследователей, изучающих историю этой местности и культуру проживающих здесь народов [4-8]. Торговля в этих работах рассматривалась в общем контексте изучения истории социально-экономического развития территории. Более детально торговые отношения исследованы в специальных работах, посвященных истории пушного промысла и пушной торговли на Северо-Востоке России [1, 9-12]. В отечественных исследованиях истории торговли на крайнем северо-востоке России внимание ученых было сосредоточено на ее экономической составляющей и выявлении роли крупного и мелкого капитала в развитии территории. При этом роль человеческих ценностей, мотивационных факторов и культурных стереотипов в торговле оставалась обычно «за кадром». Они, однако, не в меньшей степени, чем капитал, влияли на координацию спроса и предложения, товарный ассортимент и в конечном счете на исход торговли. В зарубежной науке опыт изучения «ментальной» стороны торговли принадлежит антропологам, а инструментарий, применяемый для таких исследований, разрабатывался в рамках экономической антропологии. В ряде работ по истории торговли между европейцами и коренным населением Северной Америки и Канады отношения обмена товарно-материальными ценностями между пришлым и аборигенным населением рассматривались с позиции социокультурных взаимодействий [13-16]. Опыт изучения повседневной жизни коммивояжеров северо-запада Америки XVIII в. принадлежит американскому историку К. Подручной. Используя этноисторические методы и детально изучив биографии отдельных личностей и историю сообществ разъездных торговцев, она описала поведение, привычки, ценности, быт и ритуалы людей, которые проводили свою жизнь на границе европейской и аборигенной культуры. Ее работа ценна в методическом плане как пример подхода к изучению истории социально-профессиональных групп коммивояжеров [17]. История повседневной жизни и культуры разъездных торговцев крайнего северо-востока России, а также их взаимоотношения с коренным населением в настоящее время слабо изучен-ны и данная работа призвана на основе имеющихся источников представить социокультурный портрет разъездного торговца конца XIX - начала XX в. Участники торговли. Этапы торгового процесса представляли собой не только хозяйственную трансакцию, осуществляемую с целью удовлетворения потребности в товарах или получения прибыли, но также социальное и культурное взаимодействие участников торговли. Взаимодействие осуществляли две стороны: торговцы - непосредственные организаторы и инициаторы обмена, и коренные жители - поставщики пушнины и потребители индустриальных товаров. Категорию торговцев мы обозначили как «русские купцы». Однако термин «русские» для крайнего северо-востока России являлся весьма условным. «Русские» здесь представляли собой мест-норусских, смешанные группы - промежуточное звено между пришедшими сюда русскими и коренным населением [2]. Важнейшими факторами идентификации этих «русских» была местность, где они проживали, и целая серия культурных маркеров. Для «русских», проживающих в Марково, Гижигинске, Нижнеколымске и Среднеколымске, более важным, чем национальность, была общность территории [2. С. 154-155], а потому в источниках русское старожильческое население этих поселений именуется «марковцы», «гижи-гинцы», «анадырцы», «колымчане». Подобная поселенческая идентичность перенеслась и на социально-профессиональные группы. Разделение русских торговцев крайнего северо-востока России на «марковских купцов», «гижигин-ских купцов», «колымских купцов» и «якутских купцов» указывает не только на принадлежность к определенному поселению или местности, но и на соотнесенность с определенной локальной культурой того или иного поселения. Кроме того, территориальная идентичность купца указывала на возможности применения определенных форм торговли, территорию охвата потребителей, используемые средства передвижения, путь и время торговых сообщений. Термин «купец» применительно для указанной местности также оказывается весьма условным. Представления населения крайнего северо-востока России о социальном устройстве были намного меньше подчинены сословным принципам. Здесь каждый занимался той деятельностью, которая могла его прокормить в суровых условиях, а потому признаком купца было осуществление непосредственной экономической деятельности. Количество разновидностей торгующего населения, различие в терминологии и большое количество вариаций посреднической роли населения в торговле, встречаемых в архивных документах и свидетельствах очевидцев, не позволяют свести в систему все упоминаемые категории торговцев. Так, кроме непосредственно «купцов» из числа торгующих выделяли также «приказчиков», «агентов», «скупщиков», «доверенных», «кулаков», «подводчиков», «кладьевщиков» и др. В целом к сообществу «русских купцов» крайнего северо-востока России можно отнести местнорусских людей, относительно регулярно занимающихся торговлей, имеющих намерение получить прибыль от сбыта пушнины и для этого установивших контакт с коренным населением, а также связанных с определенным поселением - отправной точкой развозного торга. Вторым участником торговых отношений были коренные жители. Во второй половине XIX - начале XX в. в районах разъездов купцов, в частности по р. Колыма и ее притокам (М. Анюй, Омолон), проживали в основном эвены, юкагиры, якуты и чукчи. Юкагиров в данной местности в 1859 г. насчитывалось 639 человек, в 1897 г. - 351 [6. С. 144; 18. С. 98106]. В Анадырском округе основное инородческое население составляли чукчи, эвены и чуванцы. Чу-ванцев, которые были расселены в основном на р. Анадырь в районе с. Марково, насчитывалось 262 человека. Юкагиры и чуванцы вели полукочевой образ жизни: зиму они проводили в селениях, осенью и в начале весны охотились на диких оленей и пушных зверей, в летний период занимались рыболовством [6. С. 148]. Численность эвенов в Анадырском округе в конце XIX в. достигала 600 человек, в Колымском округе их проживало около тысячи. Основой их хозяйства было оленеводство, а в качестве подсобных выступали пушной промысел и рыболовство [6. С. 159-163; 19. С. 27]. Чукчи были преобладающим населением, проживающим по р. Анадырь: в Анадырской округе их насчитывалось около 6 500 человек [6. С. 189, 191]. Основная масса чукчей этого района занималась кочевым оленеводством. Часть обедневших чукчей-оленеводов расселилась по р. Анадырь. Они занимались рыболовством, охотой на нерп и пушного зверя, вели обмен с оленеводами [20. С. 82-110; 21. С. 193]. С середины XIX в. чукчи стали активно продвигаться в западную часть Чукотки - около 1500 человек кочевали по р. Омолон и в низовьях Колымы [6. С. 189, 191]. Наиболее плотно чукчи-оленеводы были расселены по Малому Анюю и его притокам [22. С. 518]. Разъездной торговлей колымских купцов также были охвачены прибрежные чукчи, расселенные в районе Чаунской губы. Пути разъездной торговли. Разъездная торговля находилась в непосредственной зависимости от традиционной хозяйственной деятельности коренных жителей. Пути разъездов, а также их количество были индивидуальными у каждого торговца. В доступных нам источниках мы обнаружили только одно описание территории разъезда и количество охваченных обменом коренных жителей, сделанное Б. В. Зоновым в 1928 г. Учитывая, что агенты Якутгосторга в большинстве были бывшими купцами, приведенные ниже примеры вполне могут служить иллюстрацией организации развозной торговли колымскими купцами в начале XX в. Например, вариант пути разъездного агента к жителям, расселенным по р. Омолон, был следующим: от р. Колыма (заимка Банская) к р. Березовка в месте ее разделения на два рукава: Орловских и Сиха. Оттуда по правой стороне бассейна Березовки, пересекая ее притоки до перевала через водораздел между Колымой и Омолоном в вершине р. Манга-зейки. Далее спуск к р. Омолон и, перейдя на его правый берег, в долину р. Олоя до устья р. Нендыни. Все расстояние составляло 430 км [23. С. 82]. При этом разъезде, начинающемся в начале декабря, торговый агент охватывал преимущественно эвенское и чукотское население с общей численностью 300-350 человек. Транспортный обоз при таком пути состоял из 16 оленьих нарт с впряженными и запасными оленями общим количеством 40 животных, сопровождаемыми тремя ямщиками [23. С. 83, 84]. Марковские купцы, по описаниям А.В. Олсуфьева и Н.Л. Гондатти, с середины декабря осуществляли разъездной торг на собачьих упряжках на юг от селения Марково на расстояние около 200 км в район р. Алган (правый приток р. Майн), где, благодаря обилию мха, сосредоточивались прикочевавшие с востока чукчи. Объехав их, торговцы направляли свою деятельность в стойбища оленеводов, расположенных в горах к северу и востоку от селения, на расстояние около 300 км [20. С. 155; 24. С. 155, 156]. Устьянские купцы, по сведениям В.М. Зензинова, совершали разъезды по кочевьям в районе рек Индигирка и Абыя (в радиусе 700-900 км), булунские купцы ездили за р. Анабару на границу Туруханского края, т.е. за тысячу километров от Булуна [25. С. 10]. Гижигинские купцы вели разъездную торговлю в Охотском округе в период объезда его окружным начальником и духовенством, когда для сдачи ясака кочевые эвены (всего 577 семейств) собирались в шести стойбищах. В Гижигинском округе такие места определены не были, поэтому там развозная торговля не совпадала по времени со сбором ясака [26. С. 669]. Разъездная торговля по стойбищам практиковалась частными предпринимателями и в 90-х гг. XX в. Так, по сведениям наших информантов, в с. Омолон с 1992 по 1995 г. разъездами занималось около пяти человек. «У нас были в селе люди, которые брали товар и ехали в стойбище... это поначалу еще, когда олени в бригадах были. Можно было набрать продуктов, поехать в бригаду и поменять на мясо. Мясо в село привозили и продавали. потом оленей не стало и перестали ездить. Это были такие. у кого были "Бураны"3. Я не ездил, это уже считалось мелким бизнесом» (м-46/1989-2002/10.02.2012). «Мы зарабатывали так, - а что, - зарплату не платили, совхозы развалились - выживай как хочешь. Кто пил, мне семью кормить надо было, вот и ездил. Это риск определенный - "Буран" сломается и что?.. километров за 70-100 от поселка ездили. Ну, это только в близкие бригады. На "пену"4 продукты уложишь, обычно килограмм 2005, больше не стоит, обмотаешь хорошо, и пару канистр топлива тоже на обратную дорогу. Бригады обычно в хороших местах стояли, мы знали где, да они и на связь выходят по рации, ну и дороги есть старые вездеходные» (м-56/1992-1995/04.03.2012). Для осуществления разъездной торговли купцу необходимо было хорошо знать местность, по которой проходят кочевки коренных жителей, а также места, где будут располагаться стойбища. Обычно торговцы имели постоянные связи с хозяевами стойбищ, поддерживали их из года в год и заранее интересовались местами и временем кочевок на будущий год. В омолонской тундре коренные жители, для того чтобы указать торговцу, что в стороне от дороги, по определенному направлению имеется стойбище и его жители имеют запас пушнины, подлежащий обмену, делали своеобразные «знаки тайги» - три срубленных деревца, установленных конусом, в виде яранги [23. С. 86]. Ритуал торговой сделки. Социальное и культурное взаимодействие русских купцов и коренных жителей в процессе разъездной торговли происходило на этапе приезда купца на стойбище и непосредственного обмена товаров на пушнину. Последовательность и содержание действий при торговой сделке включали элементы церемониальности. В целом можно выделить три этапа: комплекс действий, предваряющих торг, непосредственный обмен товаров и проводы разъездного торговца. Н.И. Спиридонов описывал процесс, предваряющий торговую сделку между колымскими купцами и юкагирами, следующим образом: «Купец, по приезде в стойбище. раскладывал на нартах разные товары. Туземцы обходили их вокруг, трогали их руками, осматривали, но брать пока нельзя было. Надо было купцу сначала погреться, поесть, отдохнуть. На следующий день он созывал людей стойбища (23 семьи) и угощал их водкой» [27. С. 28]. Б.В. Зонов писал, что чукчи после приезда к ним в стойбище торгового агента поили его чаем и вели беседу, только после проведения «традиционного обычая гостеприимства» агент возвращался в свое становище, и после уже начинался торг [23. С. 86]. Н. Нейман свидетельствовала, что когда они вместе с торговцами приехали в стойбище к эвенам, перед тем как начать торг эвены напоили их чаем, предложили просушить вещи и накормили [28. С. 79-80]. В источниках также имеется информация, что торговец обязательно сразу же по приезде в стойбище дарил жителям небольшие подарки - чай, сахар, хлеб, табак или же давал выпить немного спиртного [23. С. 39-41]. Набор действий, связанный с приездом торговца в стойбище, сохранился, согласно сведениям наших информантов, до настоящего времени. Приведем отрывки из интервью: «Я обычно утром выезжал из поселка и к вечеру добирался до бригады. Ну, если за мясом ехал, уже потемну приезжал. За мясом зимой потому что. Приехал - первым делом отдых, разговоры, на ночлег устраиваешься. Кто [из торговцев] что тащит [в качестве подарков], обычно чай, сигареты, конфеты, галеты. То же самое на обмен, но в более крупном объеме. Это утром» (м-56/1992-1995/04.03.2012). «Сразу торговать не начинают. Чай попили, поговорили. Это же, как подготовительный период, чтобы присмотреться друг к другу - кто, чего, как будет говорить. Ну, то есть это нужно, чтобы изучить друг друга. Сразу о деле - это нарушение традиции. Ну и сразу как ты начнешь - замерзший, руки-ноги замороженные. Надо отогреться, да с людьми пообщаться» (м-51/1990-1997/20.08.2012). «Они [оленеводы] обычно уже знают что ты едешь. Сразу приглашают чай пить, не спрашивают: "Что приехал?". Вначале чаю горячего. Если торговать допустим привезли, ну обычно в обмен, там на панты, мясо, то этот разговор оставляется аж на потом, сначала надо поговорить кого знают, новости, допустим там в поселке как или там если проезжал какие-то бригады. А уже потом спустя какое-то время уже можно переходить ближе к теме. Но обычно это утром. Спиртное - первым делом, потому что первое, что ждут. Ждут, что их угостят. Ну, чтобы не выглядело, что там коренных спаиваешь или еще что, бутылку достают когда попили чай, согрелись, когда можно разговаривать и бульон с мясом подают. Это [спиртное] вроде как угощение, презент. Потому что, если ты не угостишь, то тебя не поймут - что приехал? Приехал - и ничего не привез!» (м-46/1989-2002/10.03.2012). Маркерами предварительного этапа торговли было соблюдение обычая гостеприимства, включающего обязательную совместную трапезу купца и жителей стойбища; одаривание либо угощение купцом всех участников трапезы; обмен новостями и беседа, как правило, не касающаяся вопросов предстоящей торговли. Основой этих маркеров были традиции коренного населения, которые учитывались торговцами при организации торгово-технологического процесса. Перед совершением непосредственной торговой сделки купцу необходимо было соблюсти церемониал, без прохождения которого сделка могла не состояться. Например, врач Нигголь в своем отчете о деятельности в Анадырском уезде в 1912-1913 гг. жаловался, что среди чукчей очень сложно собрать статистические сведения: чтобы осуществить общение «должно быть выпито чаю и приобретено [у чукчи] расположение каким-нибудь подарком. пока у него не развяжется язык» [29]. Совместная трапеза, как известно, является формой социального общения, фундаментальным объединяющим ритуалом, совершая который, ее участники устанавливают и укрепляют связь между собой [30. С. 5]. Застолье также представляет собой своеобразную паузу в течение обыденной жизни [31]. Совместное принятие пищи было у коренного населения крайнего северо-востока России важной составляющей частью обычаев гостеприимства и обязательным элементом любого обряда и праздника [22]. Разговор на предварительном этапе сделки также играл определенную роль. Один из наших информантов-предпринимателей, например, рассказывал следующее: «Был у нас такой предприниматель - С., панты оленьи заготавливал. Он меня учил: "С чукчами надо уметь разговаривать". Вот он говорит: "если, например мы сейчас с тобой поедем в бригаду за пантами, сядем разговаривать, ну, ты скажешь бригадиру: "Вот я плачу по 200 долларов за килограмм пантов". А я скажу: "Семеныч, ну, вот надо мне два мешка пантов. Есть только мука, да сахар немного". И, думаешь, кого он выберет? Да он даже с тобой разговаривать не будет. У них там, потому что отношение к богатству не такое как у нас. По-другому» (м-51/1990-1997/20.08.2012). В.М. Зензинов, описывая начало торговой сделки между русским купцом и якутами Колымского округа, также отмечал важность предварительной беседы: «.купец расспрашивает хозяина об его домашних делах, его промыслах за истекший год, об его оленях. В свою очередь, хозяин расспрашивает приезжего о городе. о всех новостях и общих знакомых. Хороший тон требует приступить к [торговле] лишь тогда, когда обмен новостями закончен до последних деталей и разговор исчерпан» [25. С. 39, 41]. Дарение подарков купцом и угощение «покупателей» на первом этапе торгового процесса было тесно связано с завершающим этапом торговли, когда коренные жители отдаривали купца. «. Кочевник всегда очень точно учтет обходительность купца, его угощенье и мелкие подарки - при отъезде последнего он обязательно сделает ему подарок: ездового оленя, связку копченых оленьих языков, ворох песцовых лапок или пару песцов купчихе. И что для купца важнее всего - царски отдарив купца за оказанную ему честь, он при прощании будет чувствовать себя его должником» [25. С. 40]. Отдаривание - возмещение подарков, привезенных купцом, - происходило, как правило, после завершения торговой сделки, перед отъездом торговца. Практиковались и другие варианты: «...русские торговцы из Нижне и Средне-Колымска. выезжая к [чукчам и юкагирам] раскладывали на нартах (санях) по нескольку десятков мешков в каждый из них клали по небольшому гостинцу. И туземцы, вынимая из мешков гостиницы, должны были класть туда и свои отдарки. туземцы клали в каждый из мешков цельные части оленей или песцовые шкуры» [27. Л. 42-43]. Наличие элементов дарообмена, сопровождающих торговый процесс, вполне соответствовали традиционным обычаям гостеприимства и в целом экономическому поведению, свойственному чукчам, юкагирам и эвенам. Дарообменные традиции, основным принципом которых было давать, брать и возмещать [32] и тем самым поддерживать социальные связи, являлись неотъемлемой частью культуры коренного населения, проживающего на крайнем северо-востоке [4, 18, 33, 34]. По словам Н.И. Спиридонова, автора работы «Торговая эксплуатация юкагиров в дореволюционное время», купцы «использовали пережитки обычаев в целях торго-во-ростовщической эксплуатации». Одним из таких обычаев был, по его мнению, обычай дарения: «Этот обычай заключается в том, что юкагир, когда он приходит к своему соседу в гости, обязательно приносит ему, его жене, детям и родственникам подарки. Подарки бывают самые простые. а когда гость уходит, хозяева посылают для его жены, детей и родственников, живущих с ним такие же подарки» [27. Л. 40-41]. Русские купцы органично включили обычаи даро-обмена коренного населения крайнего северо-востока России в процесс торговли. Потому отдельным аспектом торгово-технологического процесса, кроме закупки индустриальных товаров, была подготовка подарков. Этому уделялось достаточно большое внимание. Так, булунские купцы специально нанимали «стряпух» для выпекания «печенья» - хлеба, который использовался в качестве подарков коренным жителям [25. С. 31]. Гижигинские торговцы делали маленькие деревянные ящички, раскрашивали их или обтягивали красной материей, чтобы использовать затем при торговле с коряками [35. С. 207]. Центральный этап торговой сделки - непосредственный торг, включал презентацию - представление купцом товара, выбор коренными жителями товара, непосредственно обмен и оценку торговцем пушнины и продуктов промысла. В экономическом отношении для торговца это был центральный момент всего процесса разъездной торговли. Последовательность и формы торга различались: в одних случаях обмен происходил в жилище коренного жителя - торговец оценивал имеющуюся пушнину и давал за нее товар и продукты; в других случаях меновая торговля происходила в палатке купца, которую он ставил на некотором расстоянии от стойбища: «. кочевник переходит в поставленную купеческую палатку и там начинается торг. Обычно купец спрашивает покупателя - "сколько у тебя есть песцов и какой товар тебе нужен?". Тот приносит десяток песцов, купец отпускает нужный покупателю товар -"вот тебе товар на 15 песцов - пять за тобой до следующего года". Купец может поступить и иначе: покупатель набирает нужный ему товар - купец называет его общую стоимость - "столько-то песцов".» [25. С. 41] или: «...в походной палатке [торгового] агента. при непременном чаепитии, происходит прием пушнины, а выдача товаров производится прямо с нарт. Многие туземцы сдают пушнину не сразу, а отдельными партиями, требуя каждый раз полного расчета чуть ли не за каждую сданную шкуру лисицы или другого зверя. По насыщении основных потребностей туземцы считают себя вправе лично осматривать и выбирать из запасов фактории, понравившиеся им предметы...» [23. С. 86]. Многие современники отмечали ряд особенностей в поведении коренных жителей во время торговой сделки. Так, эвены и якуты, специализирующиеся на охоте, окружали процесс обмена таинственностью, старались обменять пушнину без присутствия посторонних, один на один с купцом, «тайком из-под полы» [25. С. 20, 36; 36. С. 157-158]. На наш взгляд, причины подобного поведения могут быть связаны с отношением к процессу торга как к промысловой или иной хозяйственной деятельности, при которой необходимо сохранить «удачу» и важна поддержка сверхъестественных сил. Таинственно-молчаливое поведение человека до, во время и после охоты, как один из аспектов промыслового культа, могло перенестись и на процесс обмена. Таинственность могла быть также связана с особым отношением к материальным объектам, передаваемым во время обмена, а до этого полученным в процессе промысла, боязнью оскорбить зверя или духов местности продажей «даров природы» или передачей их чужакам. Чукчи при обмене с купцами ориентировались на определенный товар, и в случае его отсутствия у торговца сделка могла не состояться. А.В. Олсуфьев приводил цитату из разговора с русским торговцем: «чукче надо дать при мене ту вещь, на которую он обзарится, иначе он не согласится на мену». Например, чукчи могли попросить в обмен на пушнину вещь стоимостью гораздо дешевле или наоборот, гораздо дороже: «...увещевания и объяснения никогда не помогают, и торговцы нередко уступают товар в убыток, чтобы в другой раз с лихвой вознаградить себя в этой потере» [24. С. 107]. В книге Г.Я. Седова приведен рассказ Якутского губернатора И.И. Крафта, характеризующий подобное поведение чукчей: «...по-надобилось мне на ярмарке купить у чукчи шкурку нерпы; по оценке на деньги шкурка стоила 23 рубля, я давал ему 5, но потом, видя, что чукча не соглашается, предложил десять рублей. Чукча упорно стоял на своем, прося за шкуру чайник. Через переводчика ему объяснили, что он за 10 рублей может тут же купить целых два или три чайника, но он все-таки не соглашался. Тогда я купил у купцов за 2 рубля 50 копеек чайник и вручил его чукче, который сейчас же охотно отдал мне шкурку» [37. С. 32]. Последний пример явственно, на наш взгляд, показывает, что для коренных жителей торговля не воспринималась свободным рынком, где главными выступают поиск и возможность выбора более выгодного предложения товара. Принцип - при наименьших затратах максимум экономической выгоды - требует от участника торговли поиска новых решений, быстрого реагирования и изменения поведения в случае необходимости. Традиционной же культуре импровизация не свойственна, а потому для коренного жителя процесс торговой сделки - это четкая последовательность действий, имеющих как экономическое, так и символическое значение. В торговой сделке, как и в любом ритуале, используются предметы, набор которых определен традицией или правилами. Товары выступают предметной областью ритуала-сделки, а потому их набор не может быть изменен, как не может быть изменена и последовательность действий. Для традиционного мышления чукчи замена одного товара на другой - это отклонение от порядка, ведущее к хаосу. Для коренных жителей были важны упорядоченность и последовательность действий при торговой сделке. Купцы, желающие иметь успех в пушной торговле, подчинялись этой последовательности и старались соблюдать весь комплекс элементов ритуала-сделки, вплоть до использования определенных жестов и слов. Психологический контекст торговой сделки. Процесс торговой сделки при развозной торговле предполагал использование метода так называемых личных или прямых продаж. В экономике этот метод относится к наименее затратным в плане организации торгового бизнеса и, соответственно, менее рискованным. Этот метод предполагает прямой контакт продавца с покупателем, осуществляемый на дому или на территории покупателя. Продавец сам находит покупателя, общается с ним напрямую и реализует свой товар [38, 39]. Присутствие продавца помогает быстрее убедить покупателя в необходимости покупки, вместе с тем издержкой этого способа торговли является риск чрезмерного давления на покупателя. Теоретики маркетинга сделали вывод, что когда продавец приходит к кому-либо домой, то именно он стимулирует потребность в покупке и может с большей настойчивостью, чем в магазине, убеждать клиента в необходимости покупки, прибегая даже к необъективным доводам. Именно эта сторона личных продаж вызывала критику современников, описывающих торговые отношения русских купцов с коренным населением крайнего северо-востока во второй половине XIX -начале XX в. Поскольку при «личных» продажах работа ведется с конечным потребителем товара, продавец должен обладать техникой ведения переговоров, умением правильно ставить цели и влиять на клиента. Это дает ряд неоспоримых преимуществ перед конкурентами: кроме возможности держать очень высокие цены, прямое качественное общение с клиентом позволяет удовлетворить многие из его запросов, влияющих на принятие решения, тогда как конкуренты не будут даже знать о них [40, 41]. Согласно выводам, которые сделал Б.В. Зонов на основе своих наблюдений за торговыми операциями в омолонской тундре агентов Якутгосторга и Акционерного Камчатского общества в 1928 г., успех торговли зависел от индивидуальных качеств агента: «... приемы торговли с туземцами обуславливаются в каждом отдельном случае индивидуальными особенностями личности того или иного агента, личные особенности и, если так можно выразиться, манеры лиц, ведущих торговлю с туземцами, играют особо значительную роль в успехе подобных операций». Для ведения торговли с коренным населением, по его мнению, нужны были «особое умение, такт, основанные на глубоком знакомстве и подражании обычаям [коренных жителей]» [23. С. 85, 86]. В.М. Зензинов указывал на важную роль в торговле между русскими купцами и инородцами «психологического момента»: «...купец знает все слабости своего покупателя и умно играет на них, он умеет польстить ему и "оказать уважение", что одно принесет ему больше барыша, чем выгодная торговая сделка» [25. С. 23]. В.П. Хабаров отмечал, что купцы умело использовали честолюбие коренного жителя в торговле, оказывая ему при сделке особое уважение и почет [42]. Показательно, что в рекомендациях доктору Л.Ф. Гриневецкому указывалось, что для установления дружеских отношений с чукчами необходимо «ласковое обращение. чем легче всего можно рассчитывать привлечь симпатию на нашу сторону» [43]. В документах периода становления на крайнем северо-востоке России кооперативов и советской торговли также встречаются указания на особое поведение торговца при обмене с коренным населением. В докладе Сибдальгосторга 1923 г. отмечалось, что «несмотря на то, что давно уже развозный торг признан как зло, без него пока совершенно обойтись не представляется возможным.», и далее давались рекомендации: «кроме тщательного подбора товара в каждом отдельном случае при развозном торге необходимо умение торговца обмануть покупателя, знать его нужды, запросы, и слабости, или как обычно говорят на Камчатке "уметь потрафлять6 покупателю"» [44]. В рекомендациях, изложенных Комитетом Севера при Президиуме ВЦИК в 1928 г., в отношении снабжения туземцев Анадырского района указывалось: «...тут надо обратить внимание на то, что грубое отношение очень влияет на доверие приехавшего за продуктами тунгуса, и он охотнее идет к частнику, который "с ласковым" видом его принимает и даст даже в кредит». Согласно выводам этого Комитета торговая кооперация в Анадырском районе не имела успеха именно из-за отсутствия развозного торга и хороших работников, способных правильно общаться с местным населением [45]. Ряд авторов отмечали другую особенность поведения русских купцов в процессе торговой сделки. Ссыльный поселенец В. Ногин писал: «...часто купец, продавая какой-либо товар, подчеркивает, что он делает одолжение, продавая его Вам, и иногда приходится вести долгие разговоры, чтобы купец сделал милость - продал товар» [46. С. 141]. В.М. Зензинов называл подобные отношения между купечеством и местным населением «патриархальными»: «...купец чувствует себя господином положения, он не столько продает, сколько "уступает". Ему надо, чтобы за ним, как за человеком, от которого зависят, ухаживали, чтобы он был окружен почетом. В такой торговле ему дорог не столько барыш, но и удовольствие, сознание своей силы, а продать, не покуражившись, хоть немного не поломавшись перед "просителем" -покупателем, ему половина удовольствия. Вот почему каждому он уступает "из уважения" - надо попросить, надо покланяться» [25. С. 46]. Колымские и марковские купцы нередко в ущерб себе берегли дефицитные товары до времени разъездной торговли к чукчам. Так, С. А. Бутурлин писал, что в период, когда в поселении полностью заканчивались продукты и промышленные товары, «...имеющие небольшие запасы [чая и табака] торговцы не выпускают вовсе в продажу оседлому населению, приберегая его главным образом для чукчей. Действительно, спросить теперь, после 2-рублевой цены, рублей 5-6 и больше за кирпич с местного русского человека - совестно, и наживешь худую славу, но, уступая под большим секретом, ввиду особого дружеского одолжения, изголодавшемуся по наркотикам чукче осьмушку чаю или один листик махорки за выпоротка (шкурка новорожденного оленя, стоит обычно по местной оценке - 1-1,5 рубля) - наживешь себе друга и верного покупателя» [47. С. 104]. Как справедливо заметил М. Салинз, «любой обмен, поскольку он воплощает некий коэффициент дружественности, не может быть понят лишь в материальном аспекте, отделенном от социального» [48. С. 169]. Именно поэтому в вышеприведенных описаниях торговых сделок очень сложно оценить мотив купца. «Психология северной торговли много богаче и сложнее обычной - барыш не является в ней единственным стимулом, а самая торговля не представляет из себя лишь средство к существованию - она заполняет все поры жизни купца, и вместе с тем в погоне

Скачать электронную версию публикации