Изменение культурного ландшафта в советский и постсоветский периоды: сельские храмы и кладбища (на примере Республики Коми)
Предлагаемая статья продолжает исследования почитаемых объектов, функционировавших на протяжении XX в. в коми селах. Автор обращается к элементам культурного ландшафта, которые традиционно рассматриваются как значимые символы православной традиции (храмы, часовни, кладбища). На отдельных примерах рассматривается реализация различных сценариев развития событий, связанных с закрытием сельских храмов, а также с формированием «новой» советской обрядности.
Changes in the cultural landscape during the Soviet and the post-Soviet periods: rural temples and cemeteries (on the ex.pdf Словосочетание «культурный ландшафт» вошло в систему терминов российской гуманитарной и культурной географии [1. С. 114], а также этнологии, истории, фольклористики и культурологии [2-4]. В то же время исследователи отмечают существенные различия в трактовке данного термина представителями разных дисциплин, в частности в определении предмета исследования [1. С. 121]. В данной статье культурный ландшафт понимается как природно-культурный комплекс, созданный и освоенный сообществом людей, организующий и структурирующий пространство обитания. Его основными компонентами являются: природный ландшафт; сообщество людей; хозяйственная деятельность; селения как способ пространственной организации сообщества в природном ландшафте; языковая система и духовная культура [2. С. 11; 3. С. 53-55]. С середины 1990-х гг. в российской гуманитарной науке появилось значительное количество публикаций, посвященных изучению сельских святынь, которые рассматриваются как неотъемлемые элементы культурного ландшафта российского села, играющие значительную роль в формировании локальной и эн-токонфессиональной идентичности [6-8]. В публикациях этнографов и фольклористов, посвященных исследованию традиции коми-зырян, связанной с почитанием сельских святынь, рассматриваются следующие вопросы: типология местночтимых святынь и «иерархия» почитаемых мест [9-12]; праздничная традиция, связанная с почитаемыми объектами [1321]; проведение внехрамовых служб без участия священнослужителей [15, 16, 20]. Следует отметить, что речь идет не только о природных объектах сакральной топографии (источниках, камнях-следовиках) и различных типах обетных крестов, но и почитаемых местных иконах и часовнях, о православных сельских храмах, которые по разным причинам находились / находятся в ведении местного населения. В работах анализируются механизмы сохранения религиозных традиций, описываются ритуальные практики, сформировавшиеся в советский период, связанная с ними устная традиция. Предлагаемая статья продолжает исследования почитаемых объектов, функционировавших на протяжении XX в. в коми селах, обращаясь к элементам культурного ландшафта, которые традиционно рассматриваются как значимые символы православной традиции (храмы, часовни, кладбища). Целью нашего исследования является выявление общих тенденций и локальных особенностей формирования и развития обозначенных элементов культурного ландшафта на протяжении XX в. Поскольку дать детальную характеристику для каждой конкретной группы поселений указанного региона в рамках одной статьи не представляется возможным, мы рассматриваем реализацию различных сценариев развития событий, связанных с закрытием сельских храмов, формированием «новой» советской обрядности на отдельных примерах. Сельские храмы и часовни. В конце XIX - первой половине XX в. деревенские храмы, часовни, монументальные кресты и т. п., являвшиеся наиболее яркими образами-символами, играли важную роль в формировании культурного ландшафта. Характеризуя религиозность зырян, К. Попов пишет: «Во всяком сколько-нибудь значительном селении, где нет церкви, построены в виде церквей, даже с колокольнями, часовни, куда, по праздникам, и старые, и малые собираются слушать чтение и толкование священных книг. В Устьсысольском уезде на каждые три населенных местности приходиться по часовне, а в Ярен-ском - на пять» [22. С. 47]. Приведем еще несколько описаний, сделанных путешественниками и исследователями, посетившими разные районы, заселенные зырянами в конце XIX - начале XX в. «Обособленностью зырян можно также объяснить и склонность их так тщательно сохранять остатки старины. Едва ли где-нибудь в другом уголке деревенской России можно найти такие, например, первобытные деревянные церкви, какие нередко встречаются в краю зырянском» [23. C. 39]. «Сзади белеют, как чайки на синеющей поверхности хвойного моря, две оквадские церкви; несколько далее за небольшим перелеском горят лазурью купола усть-вымских церквей» [24. C. 44]. «По мере того, как продвигаешься вверх по р. Ижме перестают попадаться и красиво выстроенные храмы, или есть церкви, но нет священников , а в других вместо церквей стоят простые часовни» [25. C. 34]. Следует отметить, что в начале XX в. восприятие храмов могло быть не однозначным и зависело от конфессиональной принадлежности населения. Весьма показательна история строительства храма в старообрядческом селе Подчерье на верхней Печоре, где в 1903 г. был построен храм во имя Петра и Павла. Его строительству предшествовал конфликт между подчерцами и властями: местные жители долгое время отказывались выделять место под постройку храма. Несмотря на недовольство подчерцев, строительство было начато вычегодскими мастерами «при помощи полиции» [26]. Враждебное отношение староверов объяснялось тем, что церковь решено было строить на месте старого старообрядческого кладбища. Щугорский священник Александр Покровский так описал эти события в церковной летописи Подче-рья. «Подчерцы не давали места под постройку церкви с самого начала, под конец они были почти убеждены в том, что церковь будет вне селения и они восторжествуют, но Бог судил иначе. Церковь построена именно на том месте, где они наименее всего желали. Нужно было видеть как подчерцы - особенно женщины, оплакивали место усыпальницы, которую перенесли далее в сторону, чтобы дать место новому храму И как причитали подчерские старухи, когда рубили лес, выросший на могилах прадедов» [27]. Возведение храма на месте «чужой» святыни было довольно распространенной практикой миссионерской деятельности Церкви. Нежелание светских и духовных властей идти на компромисс стали причиной последующих конфликтов между местным населением и духовенством. C 1904 по 1908 г. службы в церкви не велись, поскольку не было священника, как только он появился, подчерцы вручили ему приговор «о нежелании иметь церковь». В 1908-1909 гг. жителями села подано несколько прошений о её ликвидации в разные инстанции (Вологодскому губернатору, Епископу Вологодскому и Тотемскому). В ответ губернатором было сделано распоряжение отгородить храм от старообрядческого кладбища. Епископ Никон в своем послании указал, «чтобы убрать церковь, нужно обращаться не к православному Архиерею, а искать людей, потерявших веру и совесть». По сведениям священника, подчерцы, не добившись желаемого результата, собирались отправить прошение императору [28]. Отметим, что в Подче-рье к этому моменту существовали две старообрядческие часовни, выстроенные «незаконно» [29. С. 44-45]. По мнению исследователей, в конце XIX - начале XX в. храм был духовным центром, объединявшим жителей села или группы сел [30. С. 92; 31. С. 154], а престольные праздники являлись важным элементом функционирования религиозной традиции, поддерживая местную солидарность и идентичность [5. С. 309; 32. С. 160]. В селах со старообрядческим населением такими духовными центрами являлись моленные дома, часовни, скиты [29]. Часовни и церкви в зырянских приходах, как и во многих местностях Русского Севера, ставились на наиболее просматриваемых местах. Они являлись не только символическими, но и значимыми топографическими объектами, культовыми комплексами (храм / колокольня / кладбище), формирующими облик местности [31. С. 153; 33. С. 79; 34; 35. С. 136-137] (фото 1, 2). Храмы и монастыри рассматривались не только как религиозные символы, но и как символы православного российского государства [36]. На территории современной Республики Коми до 1917 г. насчитывалось 177 православных храмов, 235 часовен, три монастыря [37. С. 173]. В дореволюционный период в Коми крае, равно как и во многих регионах России, православие являлось «частью нере-флексируемого жизненного мира, контекстом общей культурной социализации» [38. С. 415]. После событий октября 1917 г. происходит кардинальная переоценка места религии в жизни общества. К началу 1930-х гг. в России оформилась и получила одобрение концепция «воинствующего атеизма», основанная на идее о контрреволюционной сущности религии и антисоветской деятельности ее носителей [39. С. 289]. Со второй половины 1920-х гг. в Коми области различными организациями (Коми обком РКП(б), комиссия по культам, ячейки СВБ) ведется систематическая научно-атеистическая пропаганда (антирелигиозные кампании, публикации в периодической печати), неотъемлемой частью которой стали закрытие храмов и уничтожение почитаемых объектов. К 1941 г. на территории Коми АО не осталось действующих храмов [40. С. 76-82]. В устных рассказах, зафиксированных в 19902000-е гг., объединенных общей темой - «наказание за святотатство», повествуется о действиях, связанных с закрытием храмов: сбрасывании колоколов, крестов с купола, уничтожении и осквернении икон. Приведем в качестве примера несколько рассказов, записанных в разных районах. «Тот человек, который сбросил колокол с часовни, умер в страшных мучениях - в течение недели весь покрылся язвами и истек кровью» [15. С. 158]. «Когда церкви закрывались, коммунисты Поповы сделали себе из церковных икон в бане полки родители умерли в тяжелых и продолжительных мучениях от рака. Старший сын Всеволод повесился. Второй сын Андрей утонул. Дочку Марию Господь лишил разума. Дочь Роза умерла от рака после продолжительной болезни» [41]. «Когда церковь разрушали, Гриша Степан был. Он крест с церкви скинул на землю, народ около церкви собрался, все видели. Семья этого Гриша Степана до сих пор плохо живет» [42]. «На церковь к кресту залез житель села Слудка Сырчи-ков Модест (или Никифор), он зацепил тросом крест, и трактор сорвал его земля дрогнула, на небе засверкала молния, которая и убила Сырчикова» [43. С. 62]. Подобные рассказы зафиксированы в фольклорной традиции многих регионов России (Архангельская, Кировская, Пермская, Нижегородская и др.) [44, 45]. Записаны рассказы о разрушении / разорении храмов, где данный сюжет отсутствует, при этом дана оценка как самого события, так и деревенского сообщества. «Здесь часовня была, деревянная, очень красивая в Кывтыде. Часовня была деревянная, много икон было. У меня мать ходила в церковь, а отец не ходил. Говорил, что там люди просто на красивые платки ходят смотреть. Не веруют. Потом часовню убрали. Сейчас на месте часовни ничего нет, сушилку сделали. Из часовни все образа выкинули в воду, те, кто смелые были, забрали». «У нас здесь вера была слабой, часовню сломали, кричали: "Долой". Слабая у нас вера, послушные были». «Вот мы грешили: всю жизнь в церкви танцевали, там был клуб. После того, как церковь закрыли, люди, кто хотел, взял иконы» [46]. «Раньше была тут большая церковь, с большими окнами, деревянная церковь. После войны тремя тракторами разрушили. Образа разобрали еще в Гражданскую войну» (беседы с информантами записаны на коми языке. - В.В.) (жен. 1930 г.р., с. Н. Воч, Усть-Куломский р-н, 2014 г., зап. С.А. Сажи-на, Л.С. Лобанова, В.В. Власова). Часть икон, скульптур и церковной утвари предавалась в музеи, часть - уничтожалась, часть - забирали в свои дома верующие (фото 3, 4). В последнем случае дома хранителей святыни становились своеобразными религиозными центрами, куда верующие приходили на праздничные службы, по обету и т.п. [17. С. 276-277; 47. С. 108-109; 48]. Известны случаи, когда до момента возвращения храмовых икон Церкви, односельчане не знали об их существовании. «В амбаре у Политовых хранились. Фото 1. Церковь Успения Пресвятой Богородицы, 1960-е гг., с. Помоздино, Усть-Куломский р-н. Фото Л.Н. Жеребцова Фото 2. Церковь Петра и Павла, 2015 г., дер. Политово, Удорский р-н. Фото В.В. Власовой Они из часовни сложили иконы в амбар. Иконы из вылибской часовни, не из церкви. Мы не знали, что у них в амбаре иконы. Узнали, когда он заболел и иконы отдал. Тогда узнали» (жен., 1937 г.р., с. Глотово, Удорский р-н, 2017 г., зап. С. А. Сажина, Л.С. Лобанова, В.В. Власова). «Шесть икон, больше роста человека, теперь они в церкви в Усогорске. В двух семьях хранились иконы и так до 2006 г., семьдесят лет они хранили иконы. В 2006 г. просто решили амбар снести и не знали, куда деть иконы. Им посоветовали отдать в церковь, они позвонили в Усогорск и договорились. Амбар на запад смотрит, открыли амбар, а иконы сияют. Священники встали на колени и стали молиться. Как он отдал иконы, ему лучше стало, хотя сами они с этим не связывают. В другой семье иконы стояли в доме, их тоже передали, так они в прекрасном состоянии» (жен., с. Глотово, Удорский р-н, 2017 г., зап. С. А. Сажина, Л. С. Лобанова, В. В. Власова). Приведем в качестве примера типичного сценария развития событий историю одной из самых известных группы памятников, существовавших до 1970-х гг. в Удорском районе - часовни Св. Параскевы и часовни над деревянным крестом, недалеко от дер. Кресты (в 1859 г. в дер. Троицкой (Крестовская Пустыня) имелось 4 двора, 48 жителей, в 1926 г. - 10 дворов, 54 жителя, в 1959 г. - 10 жителей. В 1964 г. исключена из учетных данных [49. С. 235]). Появление креста связывали с именем Стефана Пермского [50. С. 99; 51. С. 96]. Н. Казаков, священник Ертомской Троицкой церкви, давший детальное описание креста (размеры, надписи), предположил, что крест воздвигнут монахом Троицкой Крестовоздвиженской пустыни [52. С. 144]. Сохранилось описание этого комплекса памятников, имевшего большое значение для религиозной традиции удорских коми, составленное в начале XX в. епархиальным миссионером: «В чаще бора и сосны как бы скрылись две часовенки: одна недавней сравнительно постройки, другая - ветхая в древней часовенке находится большой деревянный крест, который поставлен на этом месте в 1570 г., а в другой - маленький медный крест, явившийся на черемухе В девятую пятницу после Пасхи к местным святыням для совершения молебствий приходят толпы зырян из всех приходов Удоры» [53. С. 37-38]. Достаточно подробное описание памятников было сделано в 1961 г. краеведом А.А. Поповым. Согласно его заметкам, часовня находилась в километре от дер. Крестовской на правом берегу р. Вашки, в 120 м от берега и трех десятках шагов от вершины озера Вежа ты (Святое озеро), располагавшегося к северу от часовни. По его словам, до 1930-1940-х гг. внутри часовни, у ее восточной стены, стоял деревянный крест. За крестом, «на уровне глаз взрослого человека», шла неширокая полка, на которой стояли две-три потемневшие старинные иконы. В конце XIX в. около старой часовни была построена новая, более вместительная, в которой находилась еще одна местная святыня - икона вмч. Параскевы. В 1930 г. здание новой часовни сплавили в с. Ёртом и разместили там библиотеку. В 1960-е гг. икона хранилась в амбаре жительницы дер. Крестовской Параскевы Ивановны Матвеевой. Здесь же некоторое время хранился и явленный медный крест. К этому времени старая часовня была заброшена, а поклонный крест пропал. Попытки А. А. Попова, убежденного, что местные жители спрятали святыню, выяснить, где же находится крест, успеха не имели. Старая часовня постепенно разрушалась. В одном из писем житель с. Ёртом сообщил, что в 1975 г. часовня развалилась, а икона Параскевы, по-прежнему хранится у жительницы села [54-56]. Несмотря на разрушение часовен и частичную утрату святынь, традиция празднования дня вмч. Параскевы на девятую пятницу после Пасхи сохранилась по сей день. С середины XX в. центром праздника стала дер. Кривое [21. С. 170]. Празднование дня Параскевы (девятая пятница после Пасхи и 10 ноября) проходило и в с. Ёртом, куда, по словам местных жителей, после закрытия часовни икону вмч. Параскевы привезла монашка Ульяна [57. С. 35-36]. Почитаемые объекты (часовни и крест), получившие широкую известность в конце XIX в., начиная с 1930-х гг. постепенно разрушались: одна часовня была разобрана, на основе её сруба была построена библиотека, другая обветшала и разрушилась, поклонный крест был утрачен. В начале 2000-х гг. здание библиотеки с. Ёртом, построенное на основе сруба часовни из дер. Кресты, было передано верующим. В то же время храмы могли оставаться значимыми объектами для религиозной жизни села. Например, в 1960-1970 гг. на молебен в дер. Кривое Удорского района (часовня Параскевы Пятницы) собиралось от 40 до 150 человек [20. С. 78]. В с. Сизябск Ижемского района (церковь Благовещения) в начале 1970-х гг. около храма в дни праздника собиралось до 200 человек, приезжавших со всего района. Поскольку храм был закрыт, в восточной стене была вырублена ниша, куда верующие ставили свечи, здесь же проводили молебен. В 1993 г. году храм был возвращен православной общине села, со временем ниша в стене была заделана [15. С. 156-157]. Судьба зданий, храмовых икон и утвари в советский период была различна: храмы использовались как зернохранилища, складские помещения, дома культуры, котельные (Подъельск, Аныб) и даже молокозавод (Помоздино); некоторые здания забрасывались и постепенно ветшали; другие разбирались, а бревна и кирпичи использовались в строительстве. Ряд культовых построек, несмотря на закрытие, вопреки запретам, в какой-то мере сохранял свои функции. Следует отметить, что в 1970-е гг. происходит переоценка значимости культовых памятников. Сохранившиеся здания исследователи предлагали рассматривать как памятники, представляющие историческую и культурную ценность [58. С. 6-7]. С начала 1990-х гг. идет процесс возвращения сохранившихся зданий сельских храмов РПЦ, ведется их реставрация как силами прихожан, так с привлечением бюджетных средств (если здание включено в реестр объектов культурного наследия). К настоящему времени многие храмы утрачены (большая часть часовен и деревянных храмов), часть уцелевших не подлежит реставрации. Несмотря на плачевное состояние, эти здания по-прежнему играют значимую роль в формировании культурного ландшафта и визуально, и как объекты, которые актуализируют и поддерживают сложившуюся устную традицию (рассказы, легенды о разрушении церквей) [45]. Сельские кладбища и советские мемориальные памятники. Важными элементами культовых комплексов поселений являлись приходские кладбища. При церквях, находившихся в селах и деревнях, с разрешения местных церковных и гражданских властей хоронили священнослужителей, членов их семей, а так же мирян, «за вклад в церковь». Верующие часто обращались к приходским священникам с просьбой похоронить родственников при церкви, в свою очередь епархиальные власти вводили ограничения, подчеркивая, что хоронить мирян у церквей, находящихся в селениях, следует как можно реже, лишь при наличии особых уважительных причин [59. С. 13331334]. До 1917 г. государство и, в первую очередь, церковь следили и за должным погребением православных, и за обустройством кладбищ, пресекая их незаконное возникновение, диктуя определенные правила (время захоронения, глубину могилы, уход за могилами и т. д.). В досоветской деревне похоронить человека без священника было практически невозможно. В то же время в Усть-Сысольском и Яренском уездах в деревнях, расположенных на значительном расстоянии от приходских церквей, существовали незаконно созданные кладбища, а в районах со старообрядческим населением - так называемые раскольнические кладбища. Местное духовенство пыталось бороться с этим явлением разными способами: от прошений гражданскому начальству до уничтожения объектов. В 1851 г. священники Троицкой Печорской церкви требовали от окружного начальства, чтобы тела умерших привозили хоронить на кладбище к церкви, не соглашаясь совершать службу над погребаемыми при селениях. Усть-Сысольский окружной начальник это требование не удовлетворил, разрешив проводить «службу над захоронениями», поскольку церковь находилась на расстоянии от 100 до 400 верст от некоторых селений [60]. В 1920-1940-е гг. разрушения затронули не только церкви, но и находившиеся рядом с церквями кладбища. Рассказы о том, как уничтожались старые кладбища фиксируются в современной устной традиции. «Кладбище было одно, около церкви там раньше всех и хоронили. Когда церковь убрали, то некоторые могилы открылись, были видны волосы, одежда. В одной из могил были похоронены мать и младенец (жен., 1920 г.р. с. Дон, Усть-Куломский р-н, 1999 г., зап. В. В. Власова). «Рядом с церковью было кладбище, теперь, где народ ходит, там плиты были металлические, написаны фамилия, имя, отчество. Очень красиво. Сюда ведь отовсюду привозили» [61]. В некоторых селах намогильные плиты с разоренных кладбищ использовались при строительстве дорог. В 2006 г. в с. Сёльыб Удорского района был зафиксирован рассказ о том, что после закрытия церкви чугунные плиты с могил священнослужителей использовались в хозяйстве двух семей (плиты на печь). В это время один из домов, где предположительно находилась одна из плит, разбирали на дрова и действительно мы обнаружили часть плиты у стены полуразобранного сарая, однако спросить хозяев, использовали ли ее в качестве печной плиты, не было возможности. Разрушая старые памятники, власть создавала на их месте новые. Часто недалеко от церквей хоронили красноармейцев и сельских активистов, погибших в годы Гражданской войны (фото 5). Такие памятники есть в Троицко-Печорском, Удорском, Ижемском, Усть-Куломском, Сысольском, Сыктывдинском, Усть-Вымском районах. На наш взгляд, подобные погребения рядом с храмом можно объяснить бытовавшими в крестьянской среде представлениями о достойном месте захоронения. В 1960-е гг. на месте некоторых захоронений появились мемориальные сооружения (стелы, плиты), ежегодно отмечался день Октябрьской революции, активную работу вели школьные краеведческие кружки. По рассказам жителей с. Керчомъя, бетонный памятник на могиле советского активиста А. П. Гичева был установлен на могильных плитах священнослужителей, которые не смогли переместить [62]. Пионеры с. Кослан ходили в зимние лыжные походы по местам боевых действий Гражданской войны (с. Пысса, дер. Сёльыб и др.). Дети встречались с красноармейцами, записывали их рассказы, посещали могилы погибших. По результатам таких походов создавались альбомы, в которых фиксировалась собранная информация. Можно предположить, что составление подобных альбомов было весьма распространенной практикой [45]. Со второй половины XX в. в селах появились памятники солдатам Великой Отечественной войны (фото 6). Вероятно, мотивация при выборе места для их установки была несколько иная: расположение у дома культуры (здание бывшей церкви) или в центре села, на возвышенности. Сельские памятники представляют собой стелы, обелиски, гипсовые фигуры солдат и др. Обязательным элементом мемориальных комплексов со временем стали плиты с фамилиями односельчан, погибших на войне (плита с именами погибших - своеобразный минимум). Исследователи отмечают, что празднования и мемориалы тесно связаны с деятельностью государственных институтов, несут ярко выраженную идеологическую нагрузку [63], а памятники являются одним из самых прямолинейных и «наивных» знаков идентичности, служащие для коллективного воспоминания [64]. Мемориалы солдатам, погибшим во время Великой Отечественной войны, за полувековую историю своего существования стали неотъемлемой частью современного городского и сельского ландшафта. В некоторых селах можно наблюдать ситуацию, оха-растеризованную как «концентрация памятников в одном мемориальном месте», которое «изначально» было вписано в ландшафт как таковое [65]. Например, в селах Сёльыб, Ёртом, Важгорт, Глотово Удорского р-на памятники героям ВОВ расположены рядом со зданиями церквей, рядом / на месте старого (приходского) кладбища, неподалеку находятся могилы красноармейцев, расстрелянных в годы Гражданской войны, в пгт. Троицко-Печорск рядом со зданием бывшей церкви находятся: два памятника красноармейцам, памятник учителям и ученикам Троицко-Печорской школы, погибшим в годы ВОВ; районный музей и памятная плита жертвам репрессий. С начала 1990-х гг. произошла переоценка событий октября 1917 г., что в свою очередь привело к переоценке революционной деятельности местных активистов, в некоторых селах поднимался вопрос о демонтаже памятников погибшим в годы революции. Иная судьба у сельских памятников погибшим в годы Великой Отечественной войны. По мнению исследователей, Победа 1945 г. стала главным символом войны и является «единственной позитивной опорной точкой национального самосознания постсоветского общества» [65]. Интересно, что первоначально отношение к памятникам воинам, погибшим в годы ВОв, могло быть неоднозначным. В с. Ёртом памятник был установлен на месте старого кладбища, разрушенного после закрытия церкви. По рассказам жителей, молния дважды ударяла в памятник, поскольку он стоял «не на месте». Со временем восприятие памятника изменилось: он стал восприниматься как неотъемлемая часть существующего ландшафта [57. С. 38-39]. В селе Глотово в 1960-е гг. памятник погибшим в годы ВОВ так же был установлен рядом со зданием церкви, недалеко от могилы красноармейцев. По воспоминаниям старожилов, молодые ребята, уходившие в армию, обходили церковь и памятник. «Перед тем как ехать, идут с гармошкой по селу, собираются у церкви. Церковь кругом обходят, по солнцу, чтобы Михаил Архангел помогал. Там памятник есть, воин, там тоже надо обойти. Просто проходят, без молитвы» (жен., 1939 г.р., с. Глотово, Удорский р-н, 2017 г., зап. С.А. Сажина, Л.С. Лобанова, В.В. Власова). В 1990-2000-е гг. в некоторых селах у памятников героям Великой Отечественной войны были воздвигнуты кресты. Деревянный крест есть у памятника в дер. Половники Княжпогостского района. По инициативе председателя сельсовета в с. Пысса, рядом с памятником ВОВ установили бетонный крест, на который прикрепили плиту с именами павших солдат. В с. Пучкома (Вашка) в середине 1990-х гг. у памятника установили деревянный восьмиконечный крест с двускатной кровлей. В 2002-2003 гг. деревянный крест обветшал и был заменен шестиконечным металлическим. В 2004-2006 гг. 22 июня у памятника проводилась поминальная служба, после которой устраивались трапезы [66. С. 56]. В 2005-2006 гг. поминальные службы проходили и у мемориала ВОВ в с. Важ-горт. Таким образом, вокруг сельских памятников погибшим в годы ВОВ складывается комплекс мемориальных действий, ориентированных на традиционные сценарии, которые могут значительно отличаться в разных районах, хотя в целом вполне вписываются в существующую общегосударственную концепцию (22 июня - День памяти и скорби). В силу объективных причин памятники и память о войне в современных коми селах воспринимаются несколько иначе, чем в городе, памятник установлен не абстрактным / малоизвестным героям, а конкретным людям, что способствует более личному, эмоциональному восприятию [Там же. С. 57]. Фото 5. Могила красноармейца В.П. Захарова, церковь Вознесения Господня, 1960-е гг., с. Ыб, Сыктывдинский р-н. Фото Л.Н. Жеребцова Фото 6. Памятники погибшим в годы Гражданской, воинам, солдатам Великой Отечественной войны, церковь Рождества Христова, 2017 г., с. Глотово, Удорский р-н. Фото В.В. Власовой Подводя итоги, отметим, что в советский период полностью «удалить» культовые памятники из культурного ландшафта коми сел власти не смогли. Сформировавшаяся в это время практика проведения внехрамовых богослужений без участия духовенства была связана как с сохранившимися у жителей храмовыми иконами, так и с заброшенными зданиями церквей и часовен. Начиная с 1920-х гг. происходит постепенное формирование «новой» обрядности и мифологии, связанной с советскими мемориальными сооружениями [53]. В сельской местности эти памятники зачастую размещались в непосредственной близости от церквей, которые к тому времени были превращены в дома культуры или административные здания. Можно говорить о том, что помимо мемориалов, имевших общероссийское значение (мавзолей Ленина, Марсово поле, Могла Неизвестного Солдата, Мамаев курган и др.), складывается ближний круг памятников, которые «формируют» единство поселенческого или административного порядка (сельские памятники на могилах советских активистов, мемориалы ВОВ). На наш взгляд, эти явления имеют определенное типологическое сходство с дальними и ближними богомолиями православных крестьян конца XIX - начала XX в. [67. С. 316, 325, 335]. Советские памятники стали своеобразными местами поклонения, маркируя процесс освоения новой идеологией пространства сельских поселений. После падения советского строя происходит значительное изменение ситуации в религиозной сфере. За последние двадцать лет увеличилось число сельских приходов, активно восстанавливаются храмы, здания которых постепенно возвращают Церкви, строятся новые; в местах разрушенных погребений сельского духовенства, на месте разрушенных храмов ставятся памятные знаки [12. С. 104]. Судьба памятников, появившихся на селе в советский период, различна. Следует отметить, что могилы советских активистов в настоящее время входят в число объектов культурного наследия регионального значения, расположенные на территории Республики Коми [68], однако мероприятия рядом с этими памятниками, как правило, не проводятся, отношение к ним со стороны местных жителей не всегда однозначное. Памятники солдатам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, по-прежнему играют важную роль в жизни сельских сообществ и сегодня. Современные празднования Дня Победы продолжают традиции, сложившиеся в советские годы, и характерны для всех районов Республики Коми. Связанные с мемориалами ВОВ ритуалы, появившиеся в постсоветский период, позволяют говорить о символическом освоении советского и постсоветского культурного ландшафта села посредством традиционных религиозных практик.
Ключевые слова
почитаемые места,
храм,
приходское кладбище,
советские памятники,
обрядность,
holy places,
temple,
cemetery / pogost,
soviet monuments,
ritualismАвторы
Власова Виктория Владимировна | Институт языка литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук | канд. ист. наук, ст. науч. сотр. сектора этнографии | vv505@hotmail.com |
Всего: 1
Ссылки
Соколова А. А. Еще раз про ландшафт, культурную географию, этнокультурное и лингволадшафтоведение // Вестник Санкт- Петербургского университета. Сер. 7. Геология. География. 2011. Вып. 1. С. 114-123.
Иванова А. А., Калуцков В. Н., Фадеева Л. В. Святые места в культурном ландшафте Пинежья. М. : ОГИ, 2009. 512 с.
Пермиловская А.Б. Культурные смыслы народной архитектуры Русского Севера. Екатеринбург : УрО РАН ; Архангельск : ОАО «ИПП «Правда Севера» ; Ярославль : ЯГПУ имени К.Д. Ушинского, 2013. 608 с.
Шутова Н.И., Капитонов В.И., Кириллова Л.Е., Останина Т.И. Историко-культурный ландшафт Камско-Вятского региона / науч. ред. Н.И. Шутова. Ижевск, 2009. 244 с.
Бернштам Т.А. Локальные группы Двинско-Важского ареала: Духовные факторы в этно- и социокультурных процессах // Русский Север: К проблеме локальные групп / отв. ред. Т. А. Бернштам. СПб. : МАЭ, 1995. С. 208-318.
Панченко А. А. Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России. СПб. : Алтейя, 1998. 306 с.
Виноградов В.В. Почитаемое место // Мифология и религия в системе культуры этноса : материалы II Санкт-Петербургских этнографи ческих чтений. СПб. : РЭМ, 2003. С. 61-63.
Чувьюров А. А., Смирнова О.Н. К типологии деревянных крестов у коми-зырян // Этническое единство и специфика культур. Материалы Первых Санкт-Петербургских этнографических чтений. СПб. : РЭМ, 2002. С. 78-83.
Чувьюров А.А., Смирнова О.Н. «Святые» и «святые места» в традиционной культуре верхневычегодских коми // Музеи и краеведение. Труды национального музея Республики Коми. Сыктывкар, 2003. Вып. 4. С. 149-164.
Голубкова О.В. Священные кресты ижемских коми (по материалам экспедиции 2003 г. в Ижемском районе республики Коми) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. 2003. T. 9, № 2. С. 57-61.
Чувьюров А. А., Шарапов В.Э. Местночтимые святыни у верхневычегодских коми // Живая старина. 2006. № 2. С. 23-26.
Власова В.В. Динамика религиозной традиции в советский и постсоветский периоды: воздвижение креста к коми селах // Вестник Томского государственного университета. 2015. № 390. С. 100-108.
Лимеров П.Ф. Народные праздники на Вашке // Родники Пармы. Сыктывкар, 1993. Вып. 3. С. 40-41.
Шарапов В.Э. Богородичные праздники у современных коми. Сыктывкар, 1995. 32 с. (Научные доклады КНЦ УрО РАН. Вып. 359).
Шарапов В.Э. Живая традиция: заветные и храмовые праздники у современных сельских коми // Христианство и язычество народа коми / ред. Н.Д. Конаков. Сыктывкар, 2001. С. 148-168.
Лимеров П.Ф. «Святая Пятница Параскева, моли Бога о нас!.» // Арт (Лад). 2005. № 3. С. 110-121.
Панюков А.В., Савельева Г.С. Храмовые и заветные праздники в Коми крае (по полевым архивным материалам) // Paleoslavica. 2006. Vol. XIV. С. 262-286.
Чувьюров А. А., Шарапов В.Э. Местночтимые святыни в пространстве-времени заветных и храмовых праздников у современных сельских коми // Поморские чтения по семиотике культуры. Вып. 2: Сакральная география и традиционные этнокультурные ландшафты народов Европейского Севера России / отв. ред. Н.М. Теребихин. Архангельск, 2006. С. 266-273.
Голубкова О.В. Храм под еловыми ветвями // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. 2008. Т. XIV. С. 310-313.
Vlasova V.V., Sharapov V.E. The church, icon, and holiday of St. Paraskeva friday among the contemporary Udor Komi // Anthropology and Archeology of Eurasia. 2012. Vol. 50, is. 4. Р. 76-83.
Власова В.В., Шарапов В.Э. Региональное / локальное в традиции почитания Св. Параскевы у коми-зырян // Европейский Север: локальные группы и этнические границы / отв.ред. О.И. Уляшев. Сыктывкар, 2012. (Труды Института языка, литературы и истории. Вып. 71). С. 162-182.
Попов К.А. Зыряне и Зырянский край. Известия Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Т. XIII, вып. 2: Труды этнографического отдела. М. : Типография С.П. Архипова, 1874. Кн. 3, вып. 2. 89 с.
Засодимский П.В. Лесное царство. М. : Тип. Т-ва И.Д. Сытина, 1908. 143 с.
Шергин И.А. В дебрях севера. СПб. : Отечественная типография, 1910. 80 с.
Мартынов С.В. Печорский край. Очерки природы и быта. Население, культура, промышленность. СПб. : Тип. М.М. Стасюлевича, 1905. 276 с.
Национальный архив Республики Коми (далее НАРК). Хр. 1. Ф. 230. Оп. 1. Д. 200. Л. 13 об.
НАРК. Хр. 1. Ф. 230. Оп. 1. Д. 195. Л. 4 об.
НАРК. Хр. 1. Ф. 230. Оп. 1. Д. 195. Л. 5-7 об.
Власова В. В. Культовые памятники и формирование локальной специфики старообрядческой традиции у коми // Старообрядчество: история, культура, современность. М., 2007. Вып. 12. С. 5-8.
Громыко М.М. Отношение к храму и священнику // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков: Итоги этнографических исследований / отв. ред. Т.А. Листова. М. : Наука, 2001. С. 88-103.
Третьякова С. В. Геокультурная среда Белозерского края и ее роль в формировании этноконфессионального сознания местного населения // Мировоззрение и народная культура севернорусского населения / отв. ред. И.В. Власова. М. : Наука, 2006. С. 145-157.
Тульцева Л. А. Престольный праздник в картине мира (мироколице) православного крестьянина // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков: Итоги этнографических исследований / отв. ред. Т.А. Листова. М. : Наука, 2001. С. 124-167.
Ушаков Ю.С. Ансамбль в народном зодчестве Русского Севера (пространственная организация, композиционные приемы, восприятие). Л. : Стройиздат. Ленингр. отд., 1982. 168 с.
Камкин А.В. Приходское пространство // Православная церковь на Севере России. Очерки истории до 1917 года. URL: http://www.booksite.ru/fulltext/pri/hod/kam/kin/
Ильина И.В., Уляшев О.И. Престольные праздники верхневычегодских коми // Европейский Север: локальные группы и этнические границы / отв. ред. О.И. Уляшев. Сыктывкар, 2012. (Труды Института языка, литературы и истории Коми НЦ УрО РАН. Вып. 71). С. 133-161.
Кулешов Е. В. Святое место и государственный миф // Мифология и повседневность. Вып. 2: Материалы научной конференции 2626 февраля 1999 года. СПб., 1999. С. 435-444.
Жеребцов И.Л., Рогачев М.Б. Религиозная ситуация в Коми крае // История Коми с древнейших времен до конца XX в. / отв.ред. А.Н. Турубанов. Сыктывкар : Коми книж. изд-во, 2004. Т. 2. С. 173-175.
Ипатова Л.П. Современные особенности освоения православной традиции // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики / под ред. А.Б. Гофмана. М. : РОССПЭН, 2008. С. 409-456.
Гайлит О.А. Религия в «молодом» обществе: заметки о становлении советской повседневности // Антропологический форум. 2012. № 16. С. 288-308.
Рогачев М.Б. Время против религии. Сыктывкар : Коми книж. изд-во, 1986. 136 с.
Суворов Е. Усть-Куломские истории // Вера (Эском) (сайт). Архив 1991-1999. Земля Коми. URL: http://www.rusvera.mrezha.ru/10/83.htm (дата обращения: 05.2010).
Научный архив Коми научного центра (далее НА КНЦ). Ф. 5. Оп. 2. Д. 613. Л. 21.
Югова М. История слудской Воскресенской церкви // Святыни земли Коми: церкви, часовни, монастыри, иконы: Дайджест / сост. М. А. Першина. Сыктывкар, 2007. С. 60-64.
Добровольская Е.В. Несказочная проза о разрушении церквей // Русский фольклор. Материалы и исследования. СПб., 1999. Т. XXX. С. 500-512.
Мороз А.Б. Разрушение церквей в советский период: два взгляда // Портал CREDO.ru. URL: http://www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=3425 (дата обращения: январь 2017).
НА КНЦ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 613. Л. 2, 6, 23.
Голубкова О.В. Этнокультурное взаимодействие северных коми-зырян и русских в сфере сакрального символизма // Археология, этнография и антропология Евразии. 2006. № 3 (27). С. 101-111.
Лобанова Л.С., Рассыхаев А.Н. Современная традиция почитания православных икон в с. Нившера Корткеросского р-на Республики Коми // Традиционная культура. 2017. № 1 (65). С. 38-51.
Жеребцов И.Л. Населенные пункты Республики Коми: Историко-демографический справочник. М. : Наука, 2001. 584 с.
Лебедев А. Св. Стефан, первый епископ Пермский // Прибавление к Вологодским епархиальным ведомостям. 1896. № 6. С. 85-106.
Михайлов М. Усть-Вымь // Вологодские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1850. № 10. С. 93-96.
Казаков Н. Крест на Удоре и древняя Крестовоздвиженская пустынь // Прибавление к Вологодским епархиальным ведомостям. 1901. № 6. С. 143-147.
Отчет о деятельности Великоустюжского Православного Стефано-Прокопиевского Братства за 1902-1903 гг. // Приложение к Вологодским епархиальным ведомостям. 1904. № 7-8. С. 37-38.
НАРК. Ф. р-1715. Оп. 1. Д. 20. Л. 3.
НАРК. Ф. р-1715. Оп. 1. Д. 25. Л. 16.
НАРК. Ф. р-1715. Оп. 1. Д. 70. Л. 11.
«Унатор на "пянлы коло висьтавны.. Многое хочется поведать вам»: Историко-культурное наследие села Ёртом / сост. А. А. Таскаева, Л.С. Лобанова. Сыктывкар : Этнокультурный центр «Гимназии искусств при Главе РК им. Ю.А. Спиридонова», 2015. 100 с.
Жеребцов Л.Н. Крестьянское жилище в Коми АССР. Сыктывкар : Коми книж. изд-во, 1971. 95 с.
Булгаков С. В. Настольная книга для священно-церковно-служителей : сб. сведений, касающихся преимущественно практической деятельности отечественного духовенства. 3-е изд., испр. и доп. Киев : Тип. Киево-Печерской Успенской лавры, 1913. 1772 с.
НАРК. Ф. 230. Оп. 1. Д. 133. Л. 232.
НА КНЦ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 569. Л. 48.
Суворов Е. Нечисти супротив // Вера (Эском). Архив 1991-1999. Земля Коми. URL: http://www.rusvera.mrezha.ru/10/51.htm (дата обращения: январь 2017).
Адоньева С.Б. Категория ненастоящего времени: (антропологические очерки). СПб. : Петербургское Востоковедение, 2001. 176 с. (Ethnographica Petropolitana, VIII).
Конрадова Н., Рылеева А. Герои и жертвы. Мемориалы Великой Отечественной // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3 (40-41). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/ko16.html
Гудков Л. «Память» о войне и массовая идентичность россиян // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3 (40-41). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/gu5-pr.html.
Власова В.В. Формы репрезентации памяти о Великой Отечественной войне в локальных группах (на примере сельских коми РК) // Европейский Север в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.): к 65-летию Победы : материалы конф. Сыктывкар : ИЯЛИ, 2010. С. 50-57.
Бернштам Т.А. Приходская жизнь русской деревни: Очерки по церковной этнографии. СПб., 2005. 416 с.
Объекты культурного наследия регионального значения, расположенные на территории Республики Коми (общий список) // Управление Республики Коми по охране объектов культурного наследия. URL: http://okn11.rkomi.ru/pages/obekty_kulturnogo_ naslediya_regionalnogo_znacheniya (дата обращения: 11.01.2017).