The syntax of The Mirror of Human Life of the late 17th - early 18th centuries.pdf Сюжеты басен Эзопа были очень популярны в мировой литературе и дошли до наших дней. Интерес к творениям древнегреческого писателя в русской литературе возник давно. В древнерусской литературе упоминание об Эзопе встречается в «Пчеле» XII в., «а животные маски как иносказательное воплощение нравственного поведения человека известны русскому читателю по спискам «Стефанита и Ихнилата» (XIII в.), которые восходят к арабскому произведению «Панчатантры». Близость текстов Эзопа и «Стефанита и Ихнилата» осознавалась древнерусскими книжниками, поэтому данные произведения часто соседствуют в сборниках, к тому же повести «Стефанита и Ихнилата» воспринимаются как «Писания философа Есопа-индеянина» [1. С. 7]. В XVII в. к басням Эзопа проявляет интерес Федор Гозвинский. В 1607 г. он перевел «Притчи, или баснословие, Езопа Фриги», греческим оригиналом которого была младшая, «византийская», рецензия басен Эзопа, изданная Боном Аккурсием в Милане в 14791480 гг. [Там же. С. 7]. Известен также перевод басен с польского языка Петром Кашинским в 1675 г. [Там же. С. 165]. Третий перевод басен Эзопа в русской литературе известен как «Зрелище жития человеческого», выполненный Андреем Андреевичем Виниусом (16411717). Сын русского купца и заводчика Андрея Денисовича Виниуса, голландца по происхождению, Андрей Андреевич работал в должности переводчика в Посольском приказе. С дипломатическими поручениями был отправлен во Францию, Испанию и Англию и после возвращения в 1674 г., по мнению Р. Б. Тарковского, привез «иноязычный оригинал «Зрелища», о котором сообщает лишь, что он был немецким» [2. С. 249]. В 1674 г. А.А. Виниус переводит с немецкого языка на церковнославянский язык сборник басен с историческими и легендарными примерами «Зрелище жития человеческого, в нем же изъяснены суть дивные беседы животных, со истинными к тому приличными повестьми в научение всякого чина и сана человеком». Источником «Зрелища» послужил сборник басен в стихах на немецком языке «Theatrum Morum. Artliche Gesprach der Thier mit wah-ren Historien der Menschen zur Lehr», изданный Э. Саделером в 1608 г. в Праге [1. С. 147]. В 1712 г. «Зрелище жития человеческого» было издано Московской типографией Синода, однако «ни одного экземпляра этого издания не уцелело, и, несмотря на значительный тираж (500 экз.), оно уже в XIX в. практически было неизвестно библиофилам». Но сохранились списки и оттиски гравюр, которые «дают возможность представить печатное ^Зрелище” почти во всех деталях и частностях. Дошла и рукопись, связанная с подготовкой издания (РНБ, собр. Титова, № 4851)» [Там же. С. 163]. Фонды музеев и библиотек сейчас содержат несколько десятков рукописных источников «Зрелища», что, несомненно, представляет большой интерес для исследователей. Такого рода произведения, каковым является «Зрелище жития человеческого», не связаны с каноническими церковными текстами, где не должны быть отступления от нормы, а значит, они показывают, как формировались графика, орфография, грамматика, синтаксис церковнославянского языка. В фондах Архангельского музейного объединения «Художественная культура Русского Севера» находится уникальная по своему составу рукопись. Возможно, она была списана с печатного издания, о чем имеется запись на л. 58: «Я^с ^во прежде притчи сїа в тисне/сненїи типогрлфїи нАшсй вышд и^длны». В данный список входит повесть, или притча, об Эзопе (л. 1-57) и 100 басен, взятых из «Зрелища жития человеческого», переведенного А.А. Виниусом (л. 62-150 об.). Переписчик данной книги был невнимательным, при копировании текста он, возможно, не вчитывался в содержание, поэтому на л. 87 об в середине текста басня 29 «О воле и псе» обрывается на словах: «ивлаа тФ*, ико мнОзи икоже и пе сей Фвр^ТЛЮТСА члцы, иже по изовилїи свое* Фстлнки своА, и кр^Пидм ФсТЛЮ^ЫА W трлпезы и^, ни^и* и ^Воги* не длют, но л^чьши псл* Свои* ФныА в снФдь поревЛют». Далее строка продолжается новым предложением, которое является фразой другой басни. Книжник списывал с рукописи или с печатного издания, где, скорее всего, были пропущены листы, но писец, не вникая в текст, переписывал все подряд, поэтому в одном 45 тексте соединил большую часть одной басни и конец другой. Исследователями Р.Б. Тарковским и Л.Р. Тарковской опубликован один из списков «Зрелища жития человеческого» [1. С. 301-407], сравнив который с нашим списком, мы обнаружили, что было пропущено 4 басни и на л. 87 об. представлено окончание басни 34 «О елени, стоящем при источнице». Каждая повесть строится следующим образом: сюжет из жизни животных и человека, толкование представленного события и лаконичный пересказ притчи, взятой из произведений античных писателей или Библии. Книга поступила в музей в 1969 г., привезена была из Ленского района, деревни Выемково Архангельской области. Рукопись не датирована, написана на 150 листах, обрывается на сотой басне, последние листы не сохранились. Книга написана полууставом, одним почерком, форматом в 40, не в очень хорошем состоянии: переплет утрачен, листы сильно загрязнены, с многочисленными водяными потеками, со следами копоти, сажи и воска. На протяжении всего списка использована бумага с филигранью «Герб Амстердама» разных вариантов: 1) л. 7 герб Амстердама с литерами PIM, RLI (третья разновидность) приблизительно схож с Диановой № 149 (1689 г.); 2) герб Амстердама, литеры отсутствуют (третья разновидность) приблизительно схож с Диановой № 176 (1692 г.); 3) герб Амстердама с литерами AG (восьмая разновидность) приблизительно схож с Диановой № 296 (1701, 1704, 1706, 1709 гг.) и № 306 (1709 г.) [3. С. 50, 150]; приблизительно схож с Есиповой № 5 (1700 г.) и № 59 (1715 г.) [4. С. 10, 78, 85]. По бумажным знакам можно судить, что рукопись была написана в конце XVII - начале XVIII в. На листах 2-13 имеется полистная запись чернилами в правом нижнем углу: «Книга принадлежитъ Михайло Петрову сыну Орлову подписалъ Иванъ Ор-ловъ 1818 го года октября 6 числа». В данной статье рассмотрены синтаксические конструкции простого предложения, отмеченные во второй части рукописи, в которой содержится «Зрелище жития человеческого». Исследуемые конструкции были характерны для старославянского, древнерусского языков и сейчас широко используются в современном церковнославянском языке. В оригинальных произведениях, созданных русскими авторами или переведенных с иностранных языков на церковнославянский язык, как нельзя лучше показано формирование церковного синтаксиса, потому что такие произведения не находятся в зависимости от текстов традиционного содержания. Рассмотрим некоторые синтаксические конструкции. Одним из древних синтаксических сочетаний, сформированных еще в древнерусском языке раннего периода, но сохранившихся в синтаксической структуре современного церковнославянского языка, является одиночное отрицание, т.е. при сказуемом не стоит отрицательная частица. Когда отрицательное местоимение находится в препозиции, перед глаголом, отрицание распространяется и на стоящий после местоимения глагол, как в английском, немецком, французском и испанском языках. Такие предложения называются предложениями с одиночным отрицанием. Ф.И. Буслаев полагал, что «оборот с одиноким отрицанием вместо двойного» заимствован из греческого языка и долго использовался в текстах книжнославянского типа [5. С. 523]. В.И. Борковский не соглашается с В.И. Чернышевым, который считал, что оборот с одиночным отрицанием «перешел в старый русский книжный язык подражанием греческому языку» [6. С. 17]. В.И. Борковский, вслед за Л.А. Була-ховским, полагает, что «оборот с одним отрицанием не был заимствованием из чужого языка. Об этом говорят не только памятники древнерусской письменности, в частности деловой, но и данные современных русских говоров. Нашему выводу не противоречит тот факт, что в отдельных случаях из двух возможных для древнерусского языка оборотов (с не и без не) древнерусский книжник, под влиянием церковнославянской письменности, предпочитал употребить оборот без не, хотя последний, по-видимому, был менее широко распространен в диалектах русского языка» [7. С. 405]. В.В. Иванов отмечал, что в грамотах и летописях часто встречается двойное отрицание, в канонических же текстах и в житиях предпочтение отдается одиночному отрицанию [8. С. 386]. О стилистике синтаксических типов отрицания как отражения литературного этикета писала и Л.В. Савельева. Она приходит к выводу, что «в контексте литературного этикета эпохи XIV-XVII вв. явственно прослеживается стилистическая значимость мо-нонегации как актуализатора жанрового инварианта агиографических сочинений. Эта стилистическая переоценка обусловила место мононегативных предложений в высоком слоге в системе развивающихся трех стилей национального литературного языка» [9. С. 48]. Поэтому оборот с одиночным отрицанием сохранился и сейчас широко употребляется в текстах современного церковнославянского языка [10. С. 48-49; 11. С. 99]. В исследуемой рукописи конструкции с одиночным отрицанием преобладают, например: Многи^ цсслрсй и королей стопы вижд^” вшедши^ во Итлл(ю, и ни РАинл же вижд^* с рлдостїю во’врлтившлСА (Вижу слеДы многих цесарей и королей, вошеДших в Италию, и ни оДного не вижу с радостию возвратившегося); Н^кїй древнїй философа рече: ничтоже выти, нл земли дрлжлйши времАни иво вогЛтство изгившее, члкй прїфвр^сти можетй. времА же изшедшее ничтоже может возврлтити (Некий Древний философ сказал: «Ничего не может быть на земле Дороже времени, ибо утраченное богатство человек может приобрести, время же прошеДшее ничто не может возвратить»); НлчЛ зв^здочтецй Плтирїю гллти, ико ниКЛА же ^итрость подовнл рсть нл земли, зв^здословїю (Начал звезДочет Патирию говорить, что никакая хитрость на земле не схожа с астрологией); бгдЛ же змїА з^’вы своА рлзви, и ничто же ^сп^ нЛковллн^, и рече в сев^: Л^е вы з^вы моА выли жел^зны, или Ц^дАнЫ, никорже Зло сотворити возцоглл вы (Когда же змия зубы свои разбила и ничего не сделала наковальне, сказала себе: «Если бы зубы мои были железными или медными, никакого зла не могла бы себе сотворить). 46 Однако, если сказуемое стоит на первом месте, при нем отрицательная частица должна быть. Но в исследуемом тексте такие конструкции встречаются крайне редко: Л.исл н^когдл восхот^ w гроздЇА нлсытит"са иже нл древ^ высоко висахУ и нецргУ’^е рй никлкоже достлтисА (ОДнажды лиса захотела насытиться виноградом, который высоко висел на Дереве, и никак не могла его Достать). Исследуя конструкции с одиночным отрицанием в «Зрелище», можно сделать вывод, что А.А. Ви-ниус при переводе с немецкого языка предпочитает употреблять одиночное отрицание, потому что, с одной стороны, следует традициям книжно-славянского синтаксиса, с другой стороны, испытывает влияние родного немецкого языка, где используется одиночное отрицание. Другой конструкцией, часто встречающейся в текстах традиционного содержания, является оборот «дательный самостоятельный» (dativus absolutus), который имеет значение краткого придаточного предложения. Он является передачей греческой конструкции «родительного самостоятельного» - genetivus absolutus. Оборот «дательный самостоятельный» состоит из имени существительного или местоимения в дательном падеже и причастия в дательном падеже. Этот синтаксический оборот не входит ни в состав подлежащего, ни в состав сказуемого, поэтому называется «дательным самостоятельным». На русский язык он переводится придаточным предложением со значением обстоятельства. При переложении с церковнославянского языка на современный русский имя существительное или местоимение ставится в именительный падеж, а причастие - в спрягаемую форму глагола, т.е. дательный падеж существительного или местоимения выражает логическое подлежащее, а дательный падеж причастия - логическое сказуемое. В современном церковнославянском языке оборот «дательный самостоятельный» имеет значение обстоятельства времени, причины или уступительное значение [10. С. 125-126]. При переводе с немецкого языка на церковнославянский язык «Зрелища жития человеческого» А.А. Виниус часто использует оборот «дательный самостоятельный», который имеет в указанном тексте следующие обстоятельственные значения: прелет^ 1. Времени: СецУ же ^нывлю^У, дрУзіи же весело скляю^е, прелоци сев^ ногУ. (Пока оДин унывал, Другой же весело скакал и сломал себе ногу); ПляллствУю^У нлд голУвци АстревУ, цногЇА w них ^вивлА и поадла (КогДа ястреб начальствовал наД голубями, многих из них убивал и съеДал); П^когдл ср^те лЄвй вепрА_ и нлялшл люто витиса с вепрец, и тлко ворю^ыцсА иц истрев. (ОДнажДы лев встретил вепря... начали они сильно биться. И так, пока они боролись, прилетел ястреб); Се же рцУ* глю^У изыде из норы цллла цышв и ВОЛЛ в HOrS^. (Когда он это сказал, вышла из норы маленькая мышь и укусила вола в ногу). 2. Причины: Пело^ц^влю^У же e,№(S клко подовн^ о сс“ нлчнс^, вопроси гплтл своего СтиЛЙЛИКЛ йже непрестлнно тлино т^лшесА клко ВЛЛСТЬ ОнУю W ОнорЇА цлрА йчюждить (Так как он был в затруднении, как подходящим образом сделать это, спросил военачальника своего Стиллика, который, не переставая, тайно желал отобрать власть у Онория-царя). И нецогУ^е ри никлкоже достлТисА нлчл Гроздї'е Онор З^ло хУлИТИ ико зелены кислы и никоиц зв^рец потревны вАхУ (И так как она [лиса] никак не могла достать виноград, начала гроздья оные очень ругать, что зелены, кислы и никаким зверям не нужны). 3. Следствия: Сего влрлнл рода нляллникл сев^ того и вождл ^врлше, той же гордости Одержи* цнАше в сил^ не вЫти рцУ подовнл нигд^, хотА^У же рцУ* вллсть свою рлспрострлнити. и инЫа Овллсти сев^ покорити (Одного барана род избрал своим главою и предводителем. Он же, одержимый гордостью, считал что никого и нигде нет, подобного ему в силе, поэтому хотел власть свою распространить и другие области себе покорить). 4. Уступительное: И нл цнРз^ цола^Уса рмУ, никлковл йв^тл не полУ^и (И хотя он много молился, никакого ответа не получил). В. И. Борковский отмечает, что оборот «дательный самостоятельный» «представлен в тех древнерусских памятниках, характерной особенностью которых являются книжные обороты речи (в некоторых из них - лишь в отдельных частях памятника): летописях, житиях святых, поучениях и др. Памятники деловой письменности этого оборота не знают» [7. С. 446]. Однако, по мнению Т.С. Кузькиной, оборот «dativus absolutus» в языке XVII в. встречается «не только в церковно-проповеднической литературе, но и в документально-исторической, например, в ^Сказании Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря”» [14. С. 92]. Часто в древнерусских текстах нет совпадения действующего лица в обороте «дательный самостоятельный» и в части предложения с глагольным сказуемым. Однако у А. А. Виниуса нередко встречаются случаи совпадения действующих лиц: ПрилУяившУ рлвУ в пУти пре кеслре* рхлти в вллтин^ ^вАЗе'. (Когда рабу пришлось в пути перед кесарем ехать, он в болоте увяз); ПедоУц^влю^У же рцУ... вопроси гплтл своего Стилаликл. (Так как он был в затруднении^ спросил военачальника своего Стил-лика). Исследователь Т.С. Кузькина, изучая древнерусские тексты, соотносит «дательный самостоятельный» с неопределенно-личными предложениями в главной части [15. С. 83-93], однако у А.А. Виниуса такого типа предложения отсутствуют. 47 Переводчик расширяет синтаксические функции оборота «дательный самостоятельный». Когда «дательный самостоятельный» в значении обстоятельства времени соединен союзом и с придаточным времени, тогда обе конструкции являются однородными предложениями, объединенными одним союзом, и относятся к одному главному предложению. В таком случае перед «дательным самостоятельным» стоит союз, дублирующий временное значение оборота: бгдА zi№^ нл ловли ВЫВШ^’ и рлбнь рЛгЛмЛ своймл ЦрА ^мертвити и зл ПОАСй его ^цепи, Прїиде той велможл и ПОАСй црскїй мече* свой прер^зл, и тЛко црА W смерти извЛви (КогДа он [греческий царь Василий] был на охоте и олень рогами своими хотел царя умертвить и за пояс его зацепил, пришел тот вельможа, и пояс царский мечом своим перерезал, и так царя от смерти избавил). Некоторые басни А.А. Виниус начинает с оборота «дательный самостоятельный», в таком случае оборот уместнее переложить на современный язык не как придаточное времени, а как самостоятельное предложение, например: Лисице шеств^^ю^ей ^крестй домл землед^ллтелА, дл Пр1^ПриВрА^ет сев^ пи^^” вплдс в' AMS’ и ^вАЗе, ико не мо^и ей изл^"сти (Лисица шла около дома земледельца, чтобы раздобыть себе пищу, упала в яму и увязла, так что не могла вылезти). Данное предложение «завязывает» на себе сюжет: лисица упала в яму, глубоко в ней увязла, не смогла вылезти, ее стали сильно кусать пчелы и пить у нее кровь; лисица терпела все тяготы, потому что боялась, что, если она отгонит этих пчел, прилетят другие, голодные, и сильнее начнут ее кусать. На наш взгляд, в начале басни оборот «дательный самостоятельный» выступает как самостоятельное и главное предложение, при этом главное и придаточные предложения связаны одним субъектом действия. К тому же данное предложение насыщено синтаксическими конструкциями, встречающимися только в церковнославянском языке. Так, конструкция «сочетание частицы да + форма глагола в простом будущем времени» переводится в этом предложении как придаточное цели: дл Прі^ПриврА^ет сев^ пи^^ - чтобы раздобыть себе пищу, а сочетание «инфинитив с формой дательного падежа» после союза ико переводится как придаточное со значением следствия: ико не мо^и ей изл^сти - так что не могла вылезти. Когда в обороте «дательный самостоятельный» к причастию относятся зависимые слова, то существительное в этом обороте выступает в качестве определяемого слова, а причастие с зависимыми словами лучше перевести на русский язык как определение, выраженное причастным оборотом: Н^коем^ коню вПрАЖен^ в та^кін воз, хотА мїн^ти вллтин^ ввллиСА в ню (Некий конь, впряженный в тяжкий воз, хотел миновать болото, ввалился в него). Это предложение также начинает басню. Если причастие по смыслу тесно связано со сказуемым (в данном предложении сказуемое тоже выражено причастием), то «дательный самостоятельный» выступает в качестве обстоятельства, выраженного деепричастным оборотом: Врлзи_ вопрошлю^е гд^ Єсть господи" Єго, ^в^^лю^^ рлв^* сем^* длти многое зллто (Враги^ спрашивали у раба, гДе есть госпоДин его, обещая этому рабу Дать много золота). В тексте «Зрелища» А.А. Виниус часто использует сочетание форм настоящего или простого будущего времени глагола с частицей ДЯ. Данная синтаксическая конструкция переводится на современный русский язык по-разному, в зависимости от места этого оборота в предложении. Если это сочетание находится в простом и сложносочиненном предложениях или в главной части сложноподчиненного предложения, то такая конструкция имеет значение повелительного наклонения, как в русском языке фраза «да здравствует»: Конь же познл лвово л^клвство, йв^^л Єм^” довр^ сотворилй Єси, Йсти"но познллй Єси ико нед^’гй Ймлм, Йво копытл мои. злднїє З^ло волАт, сего рлди дл ^смотриши рлны моА (Конь же узнал лукавство льва, отвечал ему: «Хорошо, что ты узнал о моем неДуге, ибо копыта мои заДние очень болят, поэтому посмотри раны мои»); Пріиде волкй к свинїи реч'е: й млти моА!.. длждь ми нл совлюдЄнїє члдл твоА дл воспитлю ихй и W всАкиХ лютых Зверей совлюд^ (Пришел волк к свинье и сказал: «О мать моя!.. дай мне на попечение детей своих, да прокормлю их и от всяких лютых зверей уберегу»); Прислл той Gллимл" к млтери его гла, предлждь ми в совлюдЄнїє сынл твоего дл возврл^^* его и сотворю нлсл^дникл его (Прислал тот Салиман к матери его, говоря: «Отдай мне на воспитание сына твоего, да возвращу его и сделаю наследником отца его»). Как мы видим из примеров, автор использует указанную конструкцию в значении повелительного наклонения только в прямой речи. Если же сочетание «да + настоящее / простое будущее время» расположено в придаточной части предложения, то оно имеет значение цели: Некоторый ловЄцй постлви с^ти своА, и нлсыпл житл дл ^ловит птицы (Некий ловец поставил сети и насыпал в них зерна, чтобы поймать птиц); СїЄ же слышл волкй коз^ ЙшЄдше", пріиде к двЄрЄм и нлчл во двери витй дл Йверз^ГсА, глю^и коз^ икw млти твоА пришлл (Услышав это, волк, когда коза удалилась, подошел к дверям и начал стучать в дверь, чтобы ему открыли, говоря козе: «Мать твоя пришла»); МЄчь же острый повел^ пов^ситй нл TО"кОй верви нл гллвою Єго дл Астй и веселитсА (Меч же острый повелел повесить на тонкой веревке над его головой, чтобы ел и веселился); Повел^ ви'ти севе дл м^др^йши в^дет (Повелел бить себя, чтобы стать мудрее); Тлть же взем хл^вй метлше пс^” дл дл молчит (Вор же, взяв хлеб, кинул псу, чтобы тот замолчал). И в значении повелительного наклонения (у А. Гамановича [12. С. 119] и Т.Л. Мироновой [13. С. 170-171] - желательное наклонение), и в роли придаточного цели сочетание «да + глагольная форма» распространено в современных церковных текстах [10. С. 119-120; 11. С. 81-82, 103; 12. С. 237; 13. С. 213]. 48 У А.А. Виниуса оборот «да + настоящее / простое будущее время» употребляется и в другой синтаксической функции, например в роли дополнения: Прїйде н^'кїй волка ко wb^a* во wbhch бдсжди, й нлчл молйтн Ю ДЛ Йд{^ с ни* к Н^кОе*^ (Пришел некий волк к овцам в овечьей одежде и начал молить её [овцу] пойти с ним в оДно место); Н^'когдл Прїйдс елснь со WB^OW пре ВОЛКЛ й *ОЛЙ его ДА дАста pH на овц^” с^да (ОДнажДы пришел олень с овцой к волку и молил его осуДить овцу). Оригинальное переводное произведение А.А. Виниуса не только донесло до нас самобытные истории из жизни животных, написанные сочинителем и баснописцем Эзопом и другими авторами, не только истории, взятые из античных хроник, но и сохранило богатый материал, который формировал литературный русский язык. Синтаксические конструкции, следующие греческому оригиналу, придают переводу книжный, ученый характер. При переводе с немецкого языка на церковнославянский язык XVII в. А. А. Виниус отдает предпочтение одиночному отрицанию, потому что из всех примеров, встречающихся в тексте, только однажды автор употребляет отрицательную частицу не перед сказуемым, а отрицательное местоимение ставит в постпозицию. Оборот «дательный самостоятельный» в древнерусских текстах часто имел значение обстоятельства времени, и в данном тексте этот оборот автор чаще использует именно со значением времени. Сочетание «да + настоящее / простое будущее время глагола» часто у А. А. Виниуса находится в придаточной части и имеет значение обстоятельства цели; в прямой речи, в диалогах это сочетание употребляется в значении повелительного наклонения. В данной статье были рассмотрены конструкции, употребляемые в церковнославянском языке с древних времен и широко представленные в тех значениях и функциях, которые использовались в церковных текстах. Оригинальные авторские произведения или переводные сочинения показывают, что такие конструкции были актуальны в литературном языке, однако с развитием и усложнением структуры предложений исчезли из современного языка, сохранившись в текстах традиционного содержания.

Скачать электронную версию публикации