The Influence of Contemporary Memories on the Formation of the Image of Paul I in the Fiction of the First Third of the .pdf Жизнь и судьба российского императора Павла I настолько необычны и драматичны, что с давних времен привлекают к себе внимание как историков, так и литераторов. Тяжелая судьба наследника престола, лишенного родительского внимания, настоящей дружбы, понимания со стороны приближенных, нелегкая борьба за свои взгляды уже в бытность императором дали почву не только для исторических споров, но и для художественного воплощения образа монарха. Большое количество опубликованных во второй половине XIX - начале XX в. воспоминаний и первые исторические исследования сформировали довольно отрицательное мнение о коротком периоде павловского правления. Художественная литература подхватила образ императора Павла I преимущественно как деспотичного и безумного монарха, закрепив его в умах широкого круга читателей. В то же время драматурги и писатели сложной для России первой трети ХХ в. не только создавали художественный образ Павла I, давая волю творческой фантазии, но и обращались к произведениям мемуарной литературы, заимствуя оттуда многие сюжеты. Одним из первых художественных произведений, в котором главным действующим лицом был император Павел I, стала пьеса Д.С. Мережковского с одноименным названием «Павел I», начинавшая задуманную автором трилогию «Царство Зверя» [1]. Будучи историком, писателем, поэтом, Д.С. Мережковский написал произведение в добровольной эмиграции в Париже в 1908 г. Влияние на авторскую позицию, вероятно, оказал долгий запрет на публикацию многих воспоминаний о Павле I (в первую очередь, связанных с его убийством), который лишь укрепил негативное отношение к императору. С другой стороны, были и политические мотивы обращения писателя к образу монарха в условиях спора интеллигенции о будущем России. Следует отметить, что на фоне нестабильной политической ситуации в стране пьеса была воспринята официальной властью неоднозначно. Так, она была запрещена сразу после появления на свет в 1908 г., но спустя четыре года все цензурные ограничения были сняты. Д.С. Мережковский, используя свои персональные представления о природе российской монархии, выбирал из всего комплекса имеющейся информации наиболее устойчивые мифы о Павле I, взяв за основу набор самых распространенных клише. Писатель изобразил непростые отношения Павла со своими сыновьями - Александром и Константином, которые, по его мнению, боялись отца. «Зверем был вчера, зверем будет и сегодня», - произносит в пьесе Константин Павлович, обращаясь к брату [1. С. 13]. Действительно, мемуарные свидетельства позволяют всерьез говорить о том, что Павел Петрович был человеком довольно темпераментным и обладал взрывным характером. Вспышки гнева нередко были направлены не только на придворных, но и на членов семьи. Мемуаристы, живописуя связанные с этим ситуации, не скупились на красочные выражения. Например, согласно мнению А.М. Тургенева, обер-прокурор стоял перед императором «как фабричный с перепою» [2. С. 48], бывший военный, которого Павел I внезапно вызвал в Петербург, стоял перед ним «бледный, ни жив, ни мертв» [3. С. 156]. И даже сыновья, по словам мемуариста А.Н. Саблукова, «смертельно боялись своего отца и, когда он смотрел сколько-нибудь сердито, бледнели и дрожали, как осиновый лист» [4. С. 34]. Д.С. Мережковский, в свою очередь, продемонстрировал отношение сыновей Павла Петровича к нему вполне в русле опубликованных воспоминаний. Александр с Константином общались шепотом, боясь быть услышанными, и при этом наследник престола Александр Павлович беспрерывно молился и крестился в надежде, что приступы гнева отпустят его отца и тот с милостью отнесется к офицерам, им же наказанным: «Александр (крестясь): "Господи, помилуй! Господи, помилуй!"» [1. С. 15]. Павел Петрович с детства увлекался военным делом, хоть это и не входило в планы ни его воспитателей, ни тем более Екатерины II, поскольку никто из них не желал видеть в наследнике второго Петра III, однако такое увлечение, по всей видимости, генетически передалось от отца к сыну и сохранилось в Павле Петровиче на всю жизнь. По иронии судьбы именно военные преобразования стали плацдармом, на котором проявились все, прежде всего, негативные черты характера Павла I. Над гатчинцами, которые первыми воплотили в жизнь военные задумки цесаревича, смеялись. Об этом свидетельствуют многие мемуаристы, которые писали об отличительных чертах гатчинских батальонов. К примеру, офицер А.Н. Саб-луков в своих воспоминаниях отмечал: «Мы, офицеры, часто смеялись между собою над гатчинцами» [4. С. 19]. Д.С. Мережковский же в пьесе рассматривал последствия перемещения гатчинских порядков в Петербург, когда они из локальной проблемы для офицеров екатерининской эпохи перешли в глобальную. Высшие военные чины стали подвергаться наказанию за неуставную длину кос, неправильное марширование, расстегнутые пуговицы солдат и пр. [1. С. 21]. Помимо этого, нововведения послужили поводом для усиления телесных наказаний. Павел Петрович в пьесе показан как тиран, который за малейшие провинности повелевал высечь даже заслуженных офицеров. Все это настраивало против самого императора высшее общество Петербурга. Интересно, что при негативном подходе к формированию образа императора Д.С. Мережковский в своем произведении все же наделил Павла Петровича чувством некой сентиментальности. Несмотря на частые приступы гнева, монарх был отходчив и склонен к состраданию. Своему сыну Александру Павел в пьесе объяснялся так: «Я одарен от природы сердцем чувствительным, Сашенька!» [Там же. С. 30]. И обращение к воспоминаниям действительно показывает, что в Павле Петровиче сочетались две прямо противоположные черты характера - вспыльчивость и отходчивость. Император мог быть как добрым, так и крайне суровым. Мемуаристы отмечали самые разнообразные проявления характера Павла I. Например, Е.Ф. Комаровский писал о нем: «Гнев государя довел Его Высочество до отчаяния» [5. С. 64]. В то же время В.Н. Головина в своих воспоминаниях посвятила монарху такие строки: «Его [Павла] душа была добродетельна и прекрасна, и когда великодушные и рыцарские понятия брали верх, его поступки оказывались достойны уважения и восхищения» [6. С. 144]. Возможно, именно поэтому Павел, как личность неординарная, и стал интересен в качестве центральной фигуры авторам художественных произведений. Исследователь жизни и творчества Д.С. Мережковского Ю. Зобнин считал пьесу «Павел I» самым выдающимся произведением автора в качестве драматурга. По его мнению, Д.С. Мережковский, выбрав определенную идеологическую схему, чтобы раскрыть образ императора, не лишал его человеческих качеств и показал различные стороны личности Павла I [7. С. 95]. Ю. Зобнин также обращал внимание на историко-политические взгляды Д.С. Мережковского и их связь с сюжетом пьесы. По концепции автора, тезис «самодержавие - от антихриста» вступает в противоречие с природой российской монархии, ведь император России - помазанник Божий. Антихристианская направленность деятельности Павла Петровича в полной мере проявлялась на протяжении всего его правления. Император возомнил себя Богом на земле и за это поплатился собственной жизнью [Там же. С. 94]. Примечательно, что в текстах воспоминаний, а именно в мемуарах Е.Ф. Комаровского, мы можем найти слова о том, что Павел I действительно иногда действовал не только как император, но и как глава церкви: «Было достойно примечания, что император во время причастия вошел в алтарь, взял сосуд и, как глава церкви, сам причастился» [5. С. 57]. Как видим, современник Павла Петровича посчитал этот эпизод заслуживающим особого внимания. Мысль о том, насколько Павел I был деспотичен и самовластен в своей политической деятельности, затрагивали многие исследователи эпохи. В частности, историк Ю.А. Сорокин отмечал, что сама форма власти в Российской империи, предполагавшая абсолютное сосредоточение ее в руках одного человека, возможно, лишь развила в российском государе такие качества характера, как самодурство и требование беспрекословного выполнения любых его прихотей. Впрочем, как отмечал исследователь, такое положение дел в России распространялось не только на эпоху Павла I, но и на весь период существования самодержавия в стране [8. С. 117]. Еще одним значимым и наиболее известным художественным произведением об императоре Павле I стала изданная в 1927 г. повесть Ю. Тынянова «Подпоручик Киже» [9]. Главным действующим лицом в работе Ю. Тынянова был несуществующий персонаж по фамилии Киж - вымышленный герой очень популярного анекдота павловской эпохи. Киж появился в документах из-за ошибки писаря, но, тем не менее, был несколько раз возведен в новые чины и дослужился, наконец, до звания полковника. Столь комичная ситуация могла возникнуть еще и потому, что никто из военного руководства, опасаясь наказания, не осмелился сказать суровому императору, с чего началась вся история. Это и изобразил автор, показывая сатиру на бюрократический аппарат императорской России, где зачастую здравый смысл терялся в погоне за наградами после исполнения очередного приказания, каким бы абсурдным оно ни было. Ю. Тынянов, взяв за основу сюжет анекдота павловской эпохи, изменил и дополнил его, сделав своего «подпоручика Киже» героем самостоятельного произведения. Сатира на императорскую власть и на персону самого монарха прослеживается на протяжении всего повествования. Повесть Ю. Тынянова была написана уже в советский период, т.е. гораздо позже пьесы Д.С. Мережковского, что определило высмеивание пороков Павла I и его эпохи. Пугливость, придирчивость, вспыльчивость Павла Петровича - вот главные его черты, описанные автором. С первых строк повести Павел I предстает перед читателем трусливым человеком, который боялся каждого шороха, а при виде фельдъегеря забивался под стол от страха [9. С. 327]. Примечательно, что Ю. Тынянов изобразил таким не малолетнего Павла, который, как известно из исторической литературы, был пугливым ребенком и от малейшего шороха, по словам одного из первых биографов императора Н.К. Шильдера, «приходил в испуг и трясся всем телом» [10. С. 10]. Воспоминания также подтверждают эту характеристику. Например, по словам А.М. Тургенева, Павел был «пугливым и, в первом порыве гнева своего, крайне суровым государем» [2. С. 50]. Следует отметить, что вспышки гнева монарха отмечали практически все мемуаристы, о них писал в пьесе «Павел I» и Д.С. Мережковский. Ю. Тынянов развил мысль о непростом характере Павла Петровича, отметив, что гнев у монарха постепенно переходил в страх, страх - в жалость к самому себе и умиление [9. С. 334-335]. Воспоминания о монархе дают возможность объяснить многие особенности его поведения, отразившиеся на страницах художественной литературы. Павел I понимал, что в силу его высокого общественного положения он непременно рано или поздно станет объектом лицемерия и подхалимства со стороны подданных. За долгое время пребывания в статусе наследника престола, составившее для него, по сути, целую жизнь, он много натерпелся со стороны придворных. Отсюда проистекает чрезмерная подозрительность Павла Петровича. Подтверждение этому встречается в мемуарах Е.Ф. Комаровского: «Тогда государь начал мне рассказывать, как все против него, что он окружен шпионами; в сию минуту прошел вдали парикмахерский ученик, государь, показывая на него, сказал мне: ты видишь этого мальчишку, я не уверен, чтобы и ему не велено тоже за мной присматривать, что Его Величество полагался на привязанность одного только Константина Павловича, но накануне сделанный им поступок заставил государя думать, что и он передался противной партии» [5. С. 64]. Интересно, что в повести Ю. Тынянова эта «подозрительность», которую отмечают многие, доходила даже до того, что Павел Петрович напрягал слух и различал звук шагов своих солдат, которые двигались в его сторону [9. С. 337]. Кроме того, Ю. Тынянов в своем произведении поднял не только вопросы собственно правления Павла I, но и династические проблемы российской монархии, с которыми она столкнулась в XVIII в. Тынянов иронизирует, что Павел, вступивший на престол в век дворцовых переворотов, имел шаткое положение перед женой и сыновьями, которые, по примеру Екатерины II, «могли заколоть его вилкою и сесть на престол» [Там же. С. 336]. Таким образом, Тынянов отсылает читателя к проблеме престолонаследия, которая являлась главной причиной нестабильного положения многих российских монархов. Об этом писали и многие мемуаристы. Например, В.Н. Головина отмечала, что Павел I, при всех его недостатках, все же решительно боролся с беззаконием, и одним из первых нововведений был как раз новый указ о престолонаследии: «Надо ему отдать справедливость, что он был единственным государем, который искренне пожелал установить законность в наследовании трона, и он также был единственным, полагавшим, что без законности не может быть установлен порядок» [6. С. 144]. В.Н. Головина не случайно упоминала в мемуарах о законодательной деятельности императора. По мнению современного российского историка А.Н. Боха-нова, «законность и порядок на основе строгой нормативной регламентации» являлись социальными целями государственной системы Павла I [11. С. 199]. При вступлении на престол государя изменилось многое. Теперь уже былые заслуги и награды ничего не значили. На первый план выходили преданность делу, исполнительность и верность государству и правителю [11. С. 213]. Павел Петрович действительно, как отмечал и Д.С. Мережковский, своеобразно понимал суть служения Отечеству. Для него служить государству означало служить и самому монарху. Подтверждением этому служит знаменитая фраза самого Павла I, которую привел в своем исследовании А.Н. Боханов: «Знайте, в России важным лицом является только тот, с кем я говорю, и до тех пор, пока я с ним говорю» [Там же. С. 214]. Ю. Тынянов в повести, в отличие от анекдота, доводит своего персонажа - подпоручика Киже до звания генерала. Истоки этой комичной ситуации он тоже видит в характере императора. Павел Петрович не любил подхалимства, лицемерия, и в этом подпоручике, внезапно появившемся из-за нелепой ошибки, государь замечал другое. Он видел живого человека, который «не клянчил имений, не лез в люди за дяденьки-ной спиной, не хвастун, не щелкун. Он нес службу без ропота и шума» [9. С. 354]. Примечательно, что мемуарная литература содержит в себе аналогичную историю, только с реально существовавшим персонажем. Павел I после своего вступления на престол ради восстановления справедливости решил повысить в звании офицера Степана Михайловича Абрамова, который много лет назад не согласился с итогами дворцового переворота, сделавшего главой государства Екатерину II, и спустя некоторое время ушел в отставку. Император, вызвав его к себе и пожаловав 300 душ крестьян, объяснил свой поступок так: «А как вы думаете, ваше превосходительство, за что я вас жалую? Так я вам объясню. Слушайте все! Я, разбирая послужные списки, нашел, что вы при императрице Екатерине были обойдены по службе. Так я хотел доказать, что при мне и старая служба не пропадает» [3. С. 157]. Конечно же, многие усмотрели в этом необычном по тем временам поступке императора не более чем жест доброй памяти в адрес Петра III и, несомненно, укор в адрес своей матери. Но все же имеет право на существование и другая версия, запечатленная в этом же тексте воспоминаний, - Павел I стремился вознаградить Степана Михайловича не только за преданность своему несчастному отцу, но и «за верность долгу» [Там же. С. 158]. Примерно об этом же писал и Н.О. Котлубицкий, который, признавая непростой характер государя, утверждал, что благодаря своей честной службе ему удалось сохранить благое отношение императора к себе [12. С. 510-511]. Таким образом, анализ художественной литературы первой трети XX в., посвященной персональным качествам и государственной деятельности российского императора Павла I, позволяет говорить о заимствовании авторами произведений многих сюжетов из воспоминаний современников. Литераторы и драматурги, опираясь на известный комплекс мемуарных текстов и научно-исследовательских работ, под влиянием своих собственных историко-политических взглядов изображали российского монарха преимущественно как неуравновешенного и сурового, повторяя тем самым наиболее устойчивые клише, сложившиеся в историографии второй половины XIX - начала XX в. Указанный подход был симптомом важных изменений в исторической культуре, свидетельствуя о том, что образ могущественной самодержавной власти подвергался постепенной дискредитации [13. С. 285]. Сформировавшийся образ транслировался широкой читательской аудитории, воплощался в фильмах и на театральной сцене, став основой для устоявшихся оценочных суждений о личности и деятельности императора Павла I. И в этом нет ничего удивительного, поскольку, как писал К.Н. Бестужев-Рюмин, «действительные исторические лица, раз воспроизведенные поэтом, мы представляем себе более или менее так, как их представляет поэт» [14. С. 83]. Реальная же личность Павла I оказалась в тени сложившегося стереотипа, не утратившего актуальность и в наши дни.

Скачать электронную версию публикации