Officials of the Foreign Office of Stavropol Province in the System of the Imperial Power.pdf Рост численности кочевого населения в степной части Северного Кавказа в конце XVIII в., прежде всего ногайцев, подтолкнул российское правительство к упорядочению системы жизнедеятельности на данной территории, что привело в 1793 г. к образованию четырех приставств: Калаус-Саблинского, Ка-лаус-Джембойлуковского, Ачикулак-Джембой-луков-ского и Караногайского. Первоначально указанная форма административно-территориального устройства в составе империи существовала лишь формально, подчиняясь военному ведомству. И только в 1803 г. Министерство иностранных дел учредило должность Главного пристава, в ведомство которого вошли калмыки, ногайцы, туркмены и кабардинцы. Между тем еще именным указом императора Павла I от 29 августа 1800 г., данным коллегии иностранных дел, к управлению делами калмыков, кабардинцев, трухмен, ногайцев и других азиатских народов был определен коллежский советник И.М. Макаров с подчинением как к коллегии иностранных дел, так и к военному ведомству, в зависимости от подведомственности дел. В соответствии с этим же указом были определены штат в составе секретаря, переводчика, писца и двух толмачей, а также содержание, включающее жалованье, канцелярские расходы и пересылочные [1]. Выбор места пребывания и подбор кадров оставался за И.М. Макаровым. Уже 30 сентября 1800 г. коллегия иностранных дел разработала и дала И.М. Макарову наставления по управлению народами, находящимися в его юрисдикции, которые полностью отражают имперскую политику на Кавказе. Так, текст документа гласит: «.иметь ласковое обхождение и оказывать пристойную учтивость, на требования же их отвечать благосклонно и сходственно с Высочайшим Е. И. В. узаконениями и указами; а при том смотреть и наблюдать, чтобы все оные начальники, управляя с кротостию подвластными им ордами и народами по прежним их правам и обыкновениям, которые все оставляются в силе, поступали, не делая никому обид, и ни у кого собственности что кому принадлежит не отнимали ни под каким предлогом и вымыслом.» [2. С. 231]. 19 мая 1802 г. была Высочайше утверждена «Инструкция Главному Приставу при кочующих в Астраханской губернии кабардинцах, трухменцах, ногайцах, абазинцах и других народах», согласно которой давалось четкое наставление приставам: «.поведение ваше должны вы располагать таким образом, чтоб оно приобретая вам личную доверенность тех народов, соответствовало намерению определения вас при них для предохранения их пользы и должного благоустройства» [3]. Как утверждает Л.Г. Свечнико-ва, приставы утверждались из числа русских офицеров, ознакомившихся с обычаями и характером горцев» [4]. Несмотря на столь подробное руководство по управлению иноплеменными народами, уже 8 января 1803 г. кн. П.Д. Цицианов докладывал императору о жалобах на приставов: «Ногайские разных народов татары, выведенные из-за Кубани, поселенные около Бештовых гор, подали мне жалобу на пристава их губернского секретаря Корнилова в отягощении их непозволительными поборами и всякого рода мздоимством.» [5. С. 986]. Согласно данному рапорту «.пристав Корнилов в корыстовании взятками изобличается и, следовательно, подлежит к сменению.». Князь П.Д. Цицианов на эту должность рекомендовал генерал-майора Султан Менгли-Гирея, при этом ходатайствуя перед императором об определении его не в виде частного пристава в ведомстве Главного пристава Макарова, а управляющим бештовскими ногайцами, находящимися в прямом подчинении у Начальника Кавказской линии. По поводу кандидатур на административные должности Цицианов выразил следующее мнение: «.я почитаю полезнейшим определять вообще в приставы людей почетных и известных, ибо от их поведения часто зависит как благосостояние подвластных нам иноплеменных народов, так и спокойствие на Линии» [Там же]. Предложением П.Д. Цицианова от 11 декабря 1803 г. Султан Менгли-Гирей был утвержден на должность начальствующего над ногайскими татарами [6. С. 994]. Отношением от 15 сентября 1803 г. министр внутренних дел В.П. Кочубей на основании донесений Главного пристава И.М. Макарова сообщал князю П.Д. Цицианову о положении кочевых народов на Северном Кавказе, отмечая, что «с открытием в тамошнем краю наместничества, благосостояние народов сих приметным образом начало упадать, с тех пор стали делать им различные утеснения, отбирая кочев-ные места и реки во владение помещиков и под оброчные статьи, наконец самые приморские берега, заливы и ильмени, где растущий камыш единственное было для них место во время зимы убежище и спасение, под предлогом неудобных мест у них отобраны; оставлена только пустая и безводная степь, в которой с великою трудностью посредством рытья копаней достают нездоровую и горькую воду» [7. С. 993]. Таким образом, уже первоначальные мероприятия царского правительства привели к падению жизненного уровня автохтонного населения, что осознавалось и рассматривалось как проблема, которую попытались решить на законодательном уровне путем установления системы управления, учитывавшей местные особенности, но, к сожалению, кадровый вопрос оставался одним из актуальных практически до начала XX в. Целью данной статьи является рассмотрение чиновничьего аппарата Инородческого управления Ставропольской губернии. Исследование построено на основе принципов научности и объективности. В качестве методов исследования использованы: библиографический, позволивший проследить траекторию жизненного пути чиновников, и реконструктивный - восстановить отдельные факты и структуру Инородческого управления. 20 октября 1859 г. император утвердил составленный Наместником и рассмотренный Кавказским комитетом новый штат Управления магометанскими кочевыми народами, обитающими в Ставропольской губернии. Данным нормативным правовым актом в связи с упразднением общего Ставропольского Губернского управления все права и обязанности по заведыванию внутренними кочевыми инородцами и надзор за их управлением передавались Начальнику Ставропольской губернии [8]. В связи с передачей калмыков под юрисдикцию Главного пристава Магометанских народов на основании указа от 15 марта 1860 г. должность последнего стала называться Главный пристав кочующих народов Ставропольской губернии, что обусловило разработку и утверждение нового штата. Согласно вновь принятому штатному расписанию общее годовое содержание 36 чиновников Управления, включая 5 частных приставов и 6 их помощников, письмоводителей, переводчиков в при-ставствах, а также фельдшера, сторожа и секретаря при Управлении, отопление, освещение, канцелярские и проездные расходы обходилось в 14 790 руб., из которых чуть менее 15% приходилось на Главного пристава [Там же]. Указанная сумма, определенная на содержание Магометанского управления, первоначально отпускалась из государственного казначейства до того периода, когда главное на Кавказе и за Кавказом начальство признало возможным обратить их на общественный, принадлежащий магометанскому народу запасный капитал; остальные же 11 903 руб. 68 коп. направлялись из суммы, получаемой инородцами за перевозку казенного для войск Кавказской армии провианта. Денежные доходы чиновников Управления кочующих народов Ставропольской губернии так же, как и остальных чинов и служащих, зависели от классного чина и занимаемой должности. Содержание складывалось из нескольких составляющих: непосредственно жалованье, столовые, а также выплачивались прогонные и квартирные. Например, до назначения на должность Главного пристава кочующих народов Алексей Александрович Самойлов являлся воспитателем Тифлисской военной гимназии с доходом, включающим жалованье и столовые в размере 900 руб., добавочные - 240 руб. и квартирные -228 руб., а всего - 1 368 руб. [9. Д. 779. Л. 15, 17], тогда как доходы по новой должности составили 2 100 руб. В период отпуска для выезда на лечение или по семейным обстоятельствам сроком до двух месяцев жалованье сохранялось. Все гражданские чины, указанные в данном штате, обязывали носить мундир, присвоенные подведомственным Министерству Государственных Имуществ учреждениям. Следует отметить, что образец мундира, положенный для ношения гражданских чинов на протяжении XIX в., менялся не раз, что закреплялось на законодательном уровне. Так, к нормативным актам, регулирующим форму мундира для гражданских чиновников, относились: Высочайше утвержденное «Положение о гражданских мундирах» от 27 февраля 1834 г. [10]; «Описания изменениям в форме одежды чиновников гражданского ведомства. Правила ношения сей формы» от 8 марта 1856 г. [11] Указанные законодательные акты оговаривали фасон, цвет, количество пуговиц, их форму, головной убор и обувь чиновников, но изготавливался этот мундир за счет его обладателя, что, несомненно, ложилось тяжким бременем на бюджет государственных чинов. В связи с дороговизной формы, как утверждает Л.Е. Шепелев, она «могла сопутствовать человеку почти всю жизнь - от гимназии или кадетского корпуса до выхода на пенсию (право ношения мундира могло сохраняться)» [12. С. 12]. Из остатков от суммы, определенных приведенным штатом на содержание Управления магометанскими народами, могли быть с разрешения Наместника кавказского по истечении года выдаваемы награды отличившимся усердием к службе чинам, а также направляться и на другие по Управлению надобности. На основании представления Главного пристава кочующих народов, коллежского советника П. Ланко от 4 сентября 1865 г. за № 1822 орденом Св. Владимира 4 ст. были награждены Пристав ачикулак-джембойлуковского, едисанского и едишкульского народов, коллежский асессор Иван Дмитриевич Эс-монт и его помощник губернский секретарь Руданов-ский Платон Осипович за ликвидацию банды разбойников, орудовавших в Трухменском и Ачикулакском приставствах. Поимку преступников, наводивших «своею отвагою и удальством страх на безоружный кочевой народ», затрудняли «.огромные пространства степной волнистой местности, где не только трудно, но и невозможно нападать на след их без особенного знания местности, что известно только кочевым народам» [13. Д. 1. Л. 1-3 об.]. В качестве проводников привлекали представителей инородцев, отставного капитана, служившего частным приставом в Магометанском управлении Иванова, а также бывшего помощника Караногайского пристава, губернского секретаря Красновского, которым согласно ходатайству главного пристава была назначена денежная премия из сумм магометанского капитала в размере 100 и 50 руб. серебром соответственно. По представлению Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе 18 февраля 1891 г. императором Александром III Главный пристав кочующих народов полковник А.А. Самойлов был «награжден 3 000 руб. серебром за особенные его заслуги, оказанные деятельностью по управлению кочевыми народами, с отнесением сего расхода, по равным частям на калмыцкий и магометанский общественные капиталы» [13. Д. 236. Л. 5]. Несмотря на создание привлекательных условий для службы в данном ведомстве, следует отметить, что имела место частая сменяемость чиновников на постах, что во многом обусловливалась определенной экстремальностью жизни. Со второй половины XIX в. до начала XX в. на должности Главного пристава магометанских (кочующих) народов Ставропольской губернии сменилось десять человек, тогда как в Управлении калмыцкого народа на должности Главного попечителя калмыцкого народа - 7. Средний возраст вступления в должность главных приставов за указанный период составил 45 лет, а срок их службы - 4,2 года. К примеру, средняя продолжительность службы на посту Главного попечителя калмыцкого народа была 7,1 года. Исключение составили только Алексей Александрович Самойлов, возглавлявший Управление кочующих народов с 11 июля 1878 г. по 20 июля 1891 г., сменивший его на данном посту Михаил Евгеньевич Коневский - с 1891 по 1903 г., и Яков Андреевич Тимофеев - с марта 1864 г. по 16 августа 1871 г., прослуживший с перерывом на два года. С 1866 по 1868 г. должность Главного пристава кочующих народов исправлял П.З. Ланко. Абсолютное большинство из них прошли военную службу, происходили из дворянского сословия и исповедовали православие. Исключение составляли подполковник Давлет Мурза Магометов Шейх-Али (Давлет-мирза Шейх-Али) - потомственный первостепенный уздень, мусульманского вероисповедания, а также Яков Андреевич Тимофеев, происходивший из семьи протоиерея. Годы беспорочной службы на благо Отечества позволили ему добиться получения дворянского титула. Представление к награждению орденом св. Станислава 3 ст. в Российской империи до 1855 г. автоматически давало право причисления к дворянскому сословию (личное дворянство). Так, в соответствии с Указом Его императорского величества из Правительствующего Сената по Департаменту Герольдии от 26 мая 1853 г. № 3654 Яков Андреевич Тимофеев был признан в дворянском достоинстве. Орден св. Владимира 4 ст., пожалованный Тимофееву за 25-летнюю беспорочную службу 25 ноября 1869 г., производил его в потомственного дворянина. Если рассматривать семейное положение чиновников, занимавших должность Главного пристава кочующих народов Ставропольской губернии, то следует согласиться с мнением Б.Н. Миронова, отмечавшего: «Что касается чиновников, то они, согласно свидетельствам современников, весьма неохотно связывали себя семейными узами, многие из них оставались холостяками, и если вступали в брак, то в зрелые годы, и вследствие этого у них было меньше детей, чем в семьях других сословий» [14. С. 179]. Анализ семейного положения главных приставов на протяжении второй половины XIX в. показывает, что абсолютное большинство из них заключали брак, достигнув более 40 лет, около четверти из них были вовсе не женаты. Многодетным отцом из всех главных приставов был только Яков Андреевич Тимофеев, выросший и воспитанный в семье священнослужителя, он имел восьмерых детей. В рапорте ставропольского губернатора Наместнику Кавказскому от 18 декабря 1863 г. за № 7296 в связи с подачей прошения об отставке Главного Пристава кочующих народов В.П. Мевеса представляется кандидатура Я.А. Тимофеева, а также отмечается, что последний «испытывает затруднения в содержании многочисленного его семейства» [15. Д. 91. Л. 6]. При этом около половины главных приставов на момент службы в означенной должности детей не имели совсем. В своем рапорте об отставке в декабре 1863 г. Главный пристав В.П. Мевес пишет: «...расстроенное здоровье не позволяет продолжать службу в настоящей должности, сопряженной с необходимостью вести кочевую жизнь.» [Там же. Л. 5]. Одновременно Тифлисский гражданский губернатор от 11 декабря 1863 г. просит ставропольского губернатора уведомить его о том, что «нет ли препятствий на перемещение подполковника Мевеса на службу во вверенную мне Тифлисскую губернию на просимую им должность (Уездного Начальника)» [Там же. Л. 7]. Подобное прошение на имя императора Александра II 18 февраля 1871 г. подал также следующий Главный пристав кочующих народов Ставропольской губернии Я.А. Тимофеев: «Чувствуя каждодневный упадок сил от расстроенного на службе здоровья, требующего серьезного лечения и при этом совершенного покоя от всяких занятий, я при всем моем желании далее продолжать службу Его Императорского Величества не могу. К сему Почему Всеподданейше прошу, дабы повелено было сие мое прошение принять и меня уволить вовсе от службы в отставку .». Гражданский губернатор Н.Е. Никифораки в своем рапорте министру внутренних дел от 6 марта 1891 г., проявляя озабоченность тем, что действующий Главный пристав А.А. Самойлов рекомендован на должность Начальника Закатальского округа, ходатайствует о назначении на его место адъютанта и делопроизводителя Ставропольского казачьего юнкерского училища капитана М.Е. Коневского, отмечая: «.замещение должности Главного пристава именно военным офицером в видах достижения лучшего успеха в делах управления почти дикими людьми, какими представляются кочевники, в особенности калмыки» [15. Д. 156. Л. 21]. Канцелярия Главноуправляющего гражданской частью на Кавказе от 29 августа 1891 г. за № 7974 уведомляет ставропольского губернатора Н.Е. Никифораки о назначении 20 июля капитана Ко-невского исполняющим обязанности Главного пристава кочующих народов, в связи с чем был затребован послужной список последнего. На запрос, сделанный по этому поводу, начальник Ставропольского юнкерского училища 9 сентября препровождает приказ по училищу, характеризующий М.Е. Коневского только с положительной стороны, отмечая его как «выдающегося знатока и образцового исполнителя военного законодательства...» [15. Д. 156. Л. 25-26]. Процедура увольнения включала прием-передачу от увольнявшегося Главного пристава к получившему назначение, в случае отсутствия последнего прием осуществлял чиновник особых поручений от Управления кочующих народов, по результатам составлялось донесение на имя гражданского губернатора о том, «что первый из нас сдал, а второй принял должность Главного Пристава на законном основании с передачею последнему сумм, значущихся по денежным книгам» [Там же. Д. 91. Л. 12]. О кадровых перестановках, в том числе в структуре Управления кочующими народами, население оповещалось через периодическую печать. Так, например, на страницах газеты «Ставропольские губернские ведомости» от 7 ноября 1881 г. была опубликована следующая информация официального характера: «По Управлению Главного Пристава кочующих народов Ставропольской губернии. Увольняется: от должности и вовсе от службы, согласно прошению письмоводитель Ачикулакского приставства канцелярский служитель Иван Рябов с 1 сего ноября. Перемещается: письмоводитель Трухменского пристав-ства, губернский секретарь Иван Молчанов - письмоводителем Караногайского приставства канцелярский служитель Василий Калецкий - на таковую же должность в Ачикулакском приставстве, оба с сего ноября. Определяется: отставной штабс-капитан Александр Скальский письмоводителем в Трухменское пристав-ство с 11 сего ноября» [16. С. 2]. Назначение на должность, так же как и получение чина, частными приставами и попечителями происходило двумя путями: первый - приказ губернатора (как правило, в отношении тех, кто обращался с прошением о переводе) и второй - представление возможной кандидатуры со стороны Главного пристава на рассмотрение ставропольского губернатора. Например, Главный пристав кочующих народов уведомляет Попечителя Большедербетовского улуса К.А. Игнациуса о том, что «Резолюцией Г. Начальника губернии от 30 ноября 1904 г. Вы назначены на должность Ставропольского Уездного Исправника, а секретарь вверенного мне Управления коллежский секретарь Мишин также резолюцией Г. Губернатора от 10 сего декабря допущен к временному исполнению обязанностей Попечителя Большедербетовского улуса, впредь до утверждения его в этой должности» [17. Д. 181. Л. 1]. Уже 20 января 1905 г. Главный пристав направляет Н.В. Мишину уведомление о назначении распоряжением министра внутренних дел от 29 декабря 1904 г. Попечителем Большедербетовского улуса [Там же. Д. 181. Л. 2]. В августе 1905 г. уже Попечитель улуса Н.В. Мишин в рапорте на имя Главного пристава докладывая о том, что он был представлен в марте-апреле 1903 г. к производству в чин титулярного советника, просит выяснить причину, по которой не состоялось производство». В XIX в. титулярные советники, как правило, занимали должности старших помощников столоначальников в департаментах министерств, старших помощников секретарей, протоколистов, регистраторов и переводчиков в Сенате, вице-консулов и т.д. [12. С. 67]. Задержка чина вызывала закономерное беспокойство, так как именно чин титулярного советника давал право на приобретение дворянского звания, которое в свою очередь приносило ряд преимуществ материального характера. По данным, представленным в «Кавказском календаре» на 1907 г., Николай Васильевич Мишин - Попечитель Большедербетовского улуса уже значится в чине титулярного советник [18. С. 159]. Кроме того, 6 декабря 1906 г. Высочайшим приказом Н.В. Мишина наградили орденом Св. Анны 3-й ст., который давал право на получение личного дворянского звания. Согласно уведомлению от 8 августа 1892 г. за № 1575 Главный пристав сообщает попечителю Большедербетовского улуса о том, что «приказом Ставропольского губернатора от 7 сего августа потомственный почетный гражданин Яков Дуброва допущен к временному исполнению должности второго Помощника Попечителя» [19. Л. 4]. Уведомление же Главного пристава об утверждении Я. Дубровы на данной должности было произведено 23 января 1893 г. за подписью губернатора, генерал-майора Н. Никифораки [Там же. Л. 21]. Вручение классного чина сопровождалось торжественным приведением получающего к присяге и подписанием печатной формы присяжного листа, который затем направлялся в Правительствующий Сенат. 4 апреля 1851 г. в Большедербетовское улусное управление поступило предписание, согласно которому Попечитель улуса Владышевский произведен в чин надворного советника, а «о вычете из его жалованья, следующих за повышение чином денег, Управление получит особое предписание» [17. Д. 39. Л. 1]. В данном случае речь идет о своего рода организационном взносе, который полагался к оплате за получаемый классный чин. Каждому чину соответствовал свой правовой статус, при выходе на пенсию или увольнении от службы права и привилегии согласно присвоенному ему чину сохранялись. Злоупотребление служебным положением, используя неграмотность управляемым народом, а также невыполнение должностных обязанностей со стороны чиновников однозначно имели место. Так, согласно распоряжению Ставропольского губернатора Г.К. Властова было выдано прогонных в размере 100 руб. и суточных сроком на три месяца старшему чиновнику особых поручений, коллежскому секретарю Толгскому и переводчику, состоящему при Управлении, коллежскому асессору Шех-маметову с целью поездки в Караногайское при-ставство «для производства дознания о беспорядках...» [13. Д. 53. Л. 1]. До назначения на пост губернатора Георгий Константинович зарекомендовал себя высокообразованным, дисциплинированным и строгим чиновником, который выполнял в том числе секретные поручения о злоупотреблениях должностных лиц. В начале второй половины 60-х гг. XIX в. старшим чиновником особых поручений при Ставропольском Гражданском губернаторе, коллежским асессором и кавалером Артамоновым производились следственные мероприятия по делу о нарезке 500 десятин земли чинам магометанского управления. В ходе следствия были выявлены два приговора общества трухменско-го народа от 5 декабря 1864 г. и ачикулак-джембойлуковского, едисанского и едишкульского народов от 5 июня 1865 г., в соответствии с которыми была проведена нарезка земли. Обоснованием такого решения, закрепленного в приговоре трухменского общества, послужило то, что «средства их в отношении содержания по дороговизне здесь продуктов весьма ограничены» [21. Д. 4956. Л. 2]. Другой приговор был составлен по «примеру трухменского.» [20. Д. 4956. Л. 8]. В то же время Караногайский пристав, титулярный советник И.И. Гоглазин уведомляет Артамонова о том, что подобных решений на сходах о выделении земли в пользование чиновников пристав-ства не принималось. Следует отметить, что, согласно объяснениям помощника Трухменского пристава Ки-реева Артамонову была представлена копия приговора, тогда как подлинник найти не смогли и землей практически не пользовались, за исключением прошлого года [Там же. Л. 12 об.]. Сложно предположить, что в условиях дефицита плодородных земель и значительного объема налоговой нагрузки общества могли инициировать передачу земли чиновникам «навсегда без платы» [Там же. Л. 2], как отмечалось в трухменском приговоре. В отношении Частного пристава Караногайского народа штабс-капитана Д.Я. Зазулевского его помощником Д.В. Самборским были выдвинуты обвинения «в разных злоупотреблениях», таких как вымогательство 2 000 руб. с лиц, избранных на общественные должности, а также 500 руб. за освобождение арестованного народного казначея Аубекира Кара Аджиева; удержание 10% с сумм, выдаваемых ногайцам из средств вспомогательной кассы для личного обогащения; незаконная сдача в аренду земельных участков. Кроме того, командированному чиновнику следовало разобраться по факту двух «просьб», поданных ногайцами. Если в первом прошении содержалась жалоба на Пристава Дмитрия Яковлевича Зазу-левского, подписанная 111 ногайцами, то во втором случае 70 человек подписались под тем, что никаких притеснений со стороны последнего не было. В ходе расследования путем дознания на местах и изучения делопроизводственной документации как Управления Главного пристава кочующих народов, так и Карано-гайского приставства, проведенного чиновником особых поручений Толгским, было выяснено о фактах злоупотребления служебным положением Д.Я. Зазу-левским, что было отражено на страницах рапорта, поданного 9 октября 1871 г. На основании распоряжения губернатора от 11 октября 1871 г. за № 289 Караногайский пристав Д.Я. Зазулевский был отстранен от занимаемой им должности и на его место назначен помощник Молчанов [13. Д. 53. Л. 10-11]. Таким образом, следует сделать вывод о том, что данный чиновник в целях личного обогащения путем подкупа добился поддержки незначительной части населения, тем самым пытаясь обеспечить себе авторитет у начальства. Подобные факты незаконного вымогательства чиновниками Инородческого управления денежных средств у подведомственного населения были далеко не единичны. Начальник Ставропольского жандармского управления от 8 июня 1874 г. за № 120 и с отметкой «Конфиденциально» сообщает Ставропольскому губернатору о незаконных действиях Караногайского пристава Х.В. Черня-дьева в отношении населения. Эти действия заключались в следующем: «1, выдавая ногайцу в ссуду кассовые деньги, оставляет в свою пользу с каждого рубля по 10 коп.; 2, извлекает в свою пользу часть сарацинского зерна от беднейших ногайцев, занимающихся посевом такового на затеречном участке; 3, 13 апреля сего года, созвав к себе всех Аксакалов, избранных обществом в 1873 г. как бы для новых выборов, потребовал от них с каждого по 150 руб., которые не дали удалил от должности» [15. Д. 123. Л. 1 об.]. При этом руководитель правоохранительного органа отмечает в документе, что он только доводит до сведения о действиях нижестоящих чинов и представляет разрешение ситуации на усмотрение губернатора. Следует отметить, что титулярный советник Х.В. Чернядьев прослужил в данной должности еще три года и подал прошение об отставке, сославшись на состояние здоровья. Приведенный ряд фактов, разоблачающих действия чиновников, не может служить аргументом в подтверждение сплошного злоупотребления служебным положениям. Между тем, по мнению Л.Ф. Пи-сарькова, «материальная необеспеченность толкала чиновников на путь должностных преступлений, главным из которых было взяточничество. Связь между низкими окладами чиновников и должностными преступлениями признавалась в правительственных кругах» [21. С. 137]. Например, обстоятельства следующего служебного разбирательства являются тому доказательством. 3 января 1906 г. в канцелярию ставропольского губернатора поступила жалоба от крестьян села Арзгир. Суть указанного документа заключалась в том, что Трухменский пристав А.Л. Добрыня незаконно продал посевы хлеба, принадлежащего арзгирцам. Далее этот же пристав и Главный пристав кочующих народов А.А. Польский обвинялись в получении взятки от инородцев, в практике которых бытовал «.обычай собирать деньги поголовно, и эти деньги передаются богачам инородцам, а те добавляют от себя тысячи и все эти деньги отдают должностным лицам начальствующим над инородцами, якобы подарок от инородцев своим начальникам, чрез это к инородцам особое внимание и покровительство.» [9. Д. 3135. Л. 6]. Анализ следственных материалов показывает, что хлеб был засеян крестьянами села Арзгир в нарушение всех процессуальных норм, регулирующих передачу в аренду оброчных земель. Между тем Помощником Трухменского пристава было объявлено Арзгирскому волостному правлению: «.если означенные посевы действительно были сделаны кем-либо из его членов, то виновные должны к 25 июня представить Помощнику Трухменского пристава деньги для обращения по принадлежности.» [9. Д. 3135. Л. 2]. При этом в случае непоявления собственников посевов предполагалась их продажа, что и было сделано. В связи с обращением 19 июня Земского начальника Наркевича к Главному приставу М.Е. Коневскому с просьбой «в виду полного неурожая хлебов в селе Митрофановском и бедности крестьян этого села, передать посевы самовольщиков митрофановцам по 8 руб. за дес.» [Там же. Д. 3135. Л. 2 об.]. Главный пристав кочующих народов 26 мая 1906 г. обратился к Ставропольскому губернатору с просьбой привлечь жалобщиков к ответственности за ложный донос. Приведенные факты свидетельствуют о том, что губернские власти, заинтересованные в благополучии управляемого ими народа и поддержании мира и порядка, своевременно назначив служебную проверку, тем самым снискали уважение со стороны кочевников и поддержали авторитет власти на местах. Особенные условия имперской окраины, каковой являлась Ставропольская губерния, требовали от Гражданского губернатора качественного подбора кадров, которые могли бы нести службу по управлению кочевыми народами, отличавшимися не только способом хозяйствования, но и этнической и конфессиональной принадлежностью. Характеризуя чиновничество на Северном Кавказе в первой половине XIX в., С.В. Фарфоровский писал, что молодые люди «стремятся на Кавказ потому, что здесь легче выслужиться и получить чины, кроме того здесь вообще легче получить место... заставить служить людей с отличными способностями и нравственностью, не представляется никакой возможности.» [22. Л. 6]. В заключительной части отчета за 1859 г. губернатора П.А. Брянчанинова отмечается, что «делопроизводство почти по всем присутственным местам Ставропольской губернии неудовлетворительно, главнейшею причиною чего отчасти увеличившаяся по разным случаям переписка и отчасти недостаток опытных чиновников» [23. Л. 356 об.]. Этот вывод П.А. Брянчанинов сделал в конце первого десятилетия второй половины XIX в., но следует отметить, что данная проблема имела актуальность на всем протяжении XIX столетия. В декабре 1899 г. Главный пристав кочующих народов циркулярно направляет предписание приставам и попечителю о необходимости приведения в единообразие делопроизводственную документацию «.помимо указания числа, месяца и номера непременно излагать и краткое содержание переписки» [17. Д. 155. Л. 85]. Подобного рода требования были вызваны не только необходимостью систематизации, но и ускорения процесса решения тех или иных вопросов. Как показывает практический опыт, зачастую рассмотрение различного рода прошений настолько затягивалось, что в конечном итоге теряло свою актуальность для просителей. Кроме того, изложение краткого содержания переписки являлось характерным признаком делопроизводства указанного периода, т.е. коллежский порядок составления официальных бумаг, при котором каждый последующий документ, создаваемый в ходе процесса решения отдельно взятого вопроса, дублирует текст предыдущего. При вступлении в должность Главный пристав кочующих народов Ставропольской губернии уведомлял подведомственных ему попечителя и приставов о своем «намерении обозреть вверенное мне Управление для ознакомления с народом и делами оного» [17. Д. 61. Л. 3]. В ходе службы во вверенном ему Управлении Главный пристав для поездки по территории кочевания подведомственных ему народов должен был уведомить гражданского губернатора о сроках и цели поездки. Так, Главный пристав подполковник П.Н. Иванов 16 марта 1859 г. направляет губернатору П.А. Брянчанинову рапорт с просьбой о разрешении ему выехать «.для обозрения вверенного мне магометанского народа в назначенные для каждого сроки. для совещания с ними по народным делам, для выслушания их просьб и разбирательств, претензий по разным их нуждам.» [20. Д. 3880. Л. 1а]. Положительный ответ со стороны Канцелярии губернатора последовал только 30 июня того же года, тогда как в рапорте указывались сроки проведения встреч с народом в каждом приставстве на апрель, о чем были уведомлены частные приставы на местах [Там же. Л. 3-4]. На практике не всегда главные приставы получали одобрение со стороны Гражданского губернатора своего намерения «выехать в народы», несмотря на то, что в соответствии с § 19 «Устава для управления ногайцами и другими магометанами, кочующих в Кавказской области» четко оговорена обязанность Главного пристава «.по крайней мере два раза в год обозреть состояние всех подведомственных ему народов» [24]. В фонде «Главный Пристав кочующих народов Ставропольской губернии» Государственного архива Ставропольского края отложился весьма интересный документ - письмо генерал-адъютанту Его Императорского Величества, князю Григорию Дмитриевичу Орбелиани от Главного пристава кочующих народов, написанное 31 мая 1865 г., подписанное секретарем. К письму приложено предписание Гражданского губернатора от 28 мая 1865 г., в котором значится: «По рассмотрении дел о беспорядках и о злоупотреблениях по магометанскому Управлению я предписываю Вам все распоряжения по этому управлению, которые Вы предполагали бы делать не приводить в действие, не испросив предварительно моего разрешения, а в особенности в делах, сопряженных с денежным интересом. В народы же вообще из Ставрополя не выезжать» [25. Д. 210. Л. 1]. Исходя от даты подписания документа, должность губернатора занимал Константин Львович Пащенко, а Главного пристава - Яков Андреевич Тимофеев. В самом же письме автор пишет: «.с мая месяца прошлого года, а именно с первых дней вступления моего в надле-жайшую должность я до сего времени не был в народах, как об этом имел честь донести в рапорте моем от 25 сего мая за № 975, я до сего времени не знаю, что за беспорядки во вверенном мне управлении, какие именно злоупотребления, кем они допущены и в какое время; точно так же мне неизвестно и того, что за цель была у Г. Начальника губернии меня на этой должности с первого дня моего вступления в оную лишить власти и оставить без всякого внимания все мои предположения к улучшению быта народного, доверив управление большей частью избранным чиновникам, которые вместе с тем позволяют быть начальниками, ревизорами и судьями моих действий.» [25. Д. 210. Л. 3-3 об.]. Дальнейший текст письма позволяет сделать вывод о том, что между чиновниками канцелярии губернатора и магометанского управления имело место крайне напряженное отношение друг к другу, со взаимными обвинениями, что в конечном итоге не могло привести к положительным изменениям в управляемых ими народах. К сожалению, реакция князя Орбелиани неизвестна, но Главный пристав кочующих народов Я.А. Тимофеев прослужил на этой должности 7 лет. В ходе инспектирования дел в приставстах Главный пристав большое внимание уделял состоянию делопроизводства в канцеляриях, что позволяло судить об эффективности деятельности чиновников на местах. Так, например, по результатам проверки Главный пристав Я.А. Тимофеев в своем письме Трухменскому приставу от 20 апреля 1870 г. отмечает, что «при ревизии мною денежных книг и документов. я во всем заметил исправность. Варанов исполняет свои обязанности добросовестно и с усердием, а потому предлагаю. объявить ему мою искреннюю благодарность за его усердие» [Там же. Д. 437. Л. 4]. В то же время было проверено состояние дел в Кара-ногайском приставстве, пристав которого Д.Я. Зазу-левский находился под следствием и был отстранен, обязанности частного пристава исполнял Д.В. Сам-борский. Главный пристав кочующих народов Я.А. Тимофеев в предписании на имя помощника пристава караногайского народа Д.В. Самборского писал: «Рассмотрев находящиеся у Вас в производстве следственно-уголовные дела, я нашел, что они в настоящее время производятся медленно и без должного внимания. Из прилагаемой при сем заметки Вы увидите о тех упущениях, кои были замечены мню по делам и должны быть исправлены, предлагаю. стараться на будущее время не допускать таковых и заниматься делами с большим усердием и вниманием» [Там же. Л. 17] За допущение фактической ошибки в официальном документе со стороны письмоводителя Боль-шедербетовского улуса А.А. Якобсона, выявленной Главным приставом кочующих народов А.А. Самойловым, «заключающейся в том, что он вместо 18 июня написал 18 июля и чрез то сделал содержание бумаги не верным», последним было предложено Попечителю Большедербетовского улуса объявить выговор «за небрежное исполнение лежащих на

Скачать электронную версию публикации