Criminal Procedure Acts as Forms of Public Administration.pdf Издание правовых актов управления традиционно рассматривается в административно-правовой литературе как основная форма управленческих действий. Под ними понимаются акты исполнительных органов. Прежде всего такие акты издаются органами исполнительной власти. Однако они также могут издаваться исполнительными аппаратами (их должностными лицами) других ветвей государственной власти, иных государственных органов при разрешении внутриор-ганизационных вопросов функционирования данных структур [1. С. 302-306]. Помимо этого, к правовым актам управления следует причислить и муниципальные акты исполнительного характера [Там же. С. 344], и локальные акты [2. С. 191]. Почему же издание актов управления связывается лишь с деятельностью исполнительного характера? Рассматривая соотношение государственного управления и исполнительной деятельности, один из авторов настоящей статьи ранее уже писал, что многие годы в нашей стране органы государственного управления отождествлялись с исполнительными и распорядительными органами [3. С. 25-26; 4]. Так, в соответствии со ст. 37 Конституции РСФСР 1918 г. Совету народных комиссаров принадлежало общее управление делами Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Подход к природе управления делами государства со стороны Совнаркома СССР и союзных народных комиссариатов получил развитие в тексте Конституции (Основного закона) Союза Советских Социалистических Республик 1924 г., в ст. 49 которой закреплялось, что наркоматы образуются для непосредственного руководства отдельными отраслями государственного управления, входящими в круг ведения Совнаркома СССР. Данной нормой впервые был узаконен термин «государственное управление». Более того, с этого времени народные комиссариаты и появившиеся впоследствии в дополнение к ним комитеты, государственные комиссии, комиссии, управления (а затем министерства, государственные комитеты и др.), как и сами Совет народных комиссаров СССР (Совет министров СССР) и совнаркомы (советы министров) входящих в СССР республик, исполнительные и распорядительные органы (исполкомы) советов депутатов разных уровней постепенно в обиходе стали именоваться органами государственного управления. Такое наименование данных органов получило официальное закрепление в Конституции (Основном законе) Союза Советских Социалистических Республик 1936 г., глава V которой называлась «Органы государственного управления Союза Советских Социалистических Республик», а глава VI - «Органы государственного управления союзных республик». В статьях 72, 75, 76, 84, 87, 88 указанных глав определялось, что народные комиссариаты руководят отраслями государственного управления. Совнарком СССР, совнаркомы союзных республик, союзные и республиканские наркоматы, а также уже отмеченные выше государственные комиссии, комиссии, комитеты, управления были прямо отнесены к органам государственного управления. Деятельность исполнительных и распорядительных органов понималась как государственное управление в различных законодательных и подзаконных нормативных правовых актах, в научной и учебной литературе. Соответственно все исполнительные и распорядительные органы именовались органами государственного управления. Более того, никакие иные государственные структуры вне зависимости от характера их работы и реального вклада в обеспечение должного развития государства, его безопасности органами государственного управления не признавались. А поскольку государственное управление отождествлялось лишь с деятельностью исполнительных и распорядительных органов, издание правовых актов управления являлось прерогативой только этих органов. Необходимость отхода от подобного узкого понимания государственного управления и его широкого восприятия, т.е. не только как деятельности исполнительных и распорядительных административных структур, а как совокупной работы значительного массива разнообразных субъектов, обусловлена современным рассмотрением механизма государственного управления. Оно фактически является управлением большой системой, требующим реализации соответствующих кибернетических закономерностей. Известно, что управление, органической частью которого являются сбор, передача и анализ информации, невозможно без наличия широкой сети прямых и обратных связей. В зависимости от особенностей информационной природы тех или иных органов государственной власти, иных государственных органов, других субъектов управления им свойственны различные каналы связи. Для эффективного управления требуется использовать большой набор каналов связи, учитывать всю информацию, поступающую к субъекту управления преимущественно от независимых друг от друга источников. Этим, собственно, и обусловливается необходимость осуществления государственного управления за счет использования многих, причем желательно автономных контуров информации, присущих как одной, так и разным ветвям власти, иным государственным органам, с надлежащей координацией их функционирования1. Развивая подобные взгляды на понятие государственного управления, полвека назад Ю.М. Козлов уже начал использовать термины «государственное управление в широком смысле» и «государственное управление в узком смысле». Например, в учебнике по советскому административному праву, опубликованном в 1973 г., он писал, что «функции социалистического государства выполняются всеми его органами: органами государственной власти, органами государственного управления, органами суда и органами прокуратуры. На этой основе деятельность всех государственных органов или вся государственная деятельность характеризуется как управление», и далее: «.о государственном управлении можно говорить в широком смысле, понимая под ним всю деятельность социалистического государства по организующему воздействию на общественные отношения». В то же время ученый выделял различные виды государственной деятельности (в частности, правосудие, прокурорский надзор) как самостоятельные части всей работы органов государства. Исходя из этого, он говорил о государственном управлении и в узком смысле [5. С. 8-9]. Идеи Ю.М. Козлова были в определенной степени развиты другими советскими административистами. Например, А.Е. Лунев, который, также понимая государственное управление, как разновидность социального управления [6. С. 7], писал о широком и узком его смыслах. В первом случае - это деятельность всех государственных органов, во втором - лишь исполнительных и распорядительных органов [Там же. С. 8]. Отсутствие у многих ученых догматического взгляда на управление государством как исключительно на работу исполнительных и распорядительных органов (которые, как уже отмечалось, рассматривались советскими конституциями в качестве единственных органов государственного управления), признание ими допустимости широкого подхода к государственно-управленческой деятельности способствовали созданию теоретической основы изменений, произошедших в системе управления страной в первой половине 90-х гг. прошлого века. Естественно, понимание неизбежности кардинальных изменений в системе государственного управления формировалось не только у исследователей соответствующих управленческих процедур, но и у хозяйственной номенклатуры, политического руководства страны, что привело в конце концов к отказу в новой конституции - Конституции Российской Федерации - от понятий «государственное управление» и «органы государственного управления». Государственное управление теперь фактически рассматривается как совокупная деятельность всех ветвей власти и иных государственных органов, т.е. в широком его понимании. Подобный подход, помимо прочего, позволяет отнести к субъектам государственного управления и органы (должностных лиц), которые уполномочены на осуществление уголовно-процессуальной деятельности: суды, прокуратуру, органы предварительного расследования. Ведь уголовный процесс, имея строго определенную цель и обособленное назначение (ст. 6 УПК РФ), является одной из форм реализации государственно-управленческой деятельности (в широком смысле), необходимой для обеспечения нормальной жизнедеятельности любого общества. К слову, наиболее отчетливо это прослеживается в части реализации своих полномочий органами дознания и предварительного следствия. Ввиду целого ряда факторов и исторических катаклизмов ХХ в. в России сформировалась особая, самобытная, так сказать, национальная модель уголовного судопроизводства, предполагающая интеграцию классических следственных полномочий с полицейскими, относящая процессуальную функцию предварительного расследования к компетенции «силовых» министерств и ведомств, преимущественно входящих в систему исполнительной власти. Между прочим, Следственный комитет РФ, формально являющийся обособленным государственным органом, тоже во многом подчинен классическим принципам, формам и методам исполнительно-распорядительной деятельности. Отметим, что мощными каналами информационного обмена между субъектами и объектами системы государственного управления является ее передача посредством издания правовых актов управления. При этом доведение до объектов управления актов, изданных субъектами управления, является реализацией прямых системных связей, а изучение субъектами управления правовых актов, подготовленных объектами управления (в большей степени актов ненормативного характера), что позволяет проанализировать эффективность управленческих решений субъектов и соответствующих действий объектов, - реализацией обратных системных связей. Естественно, при широком подходе к государственному управлению понятие «правовые акты управления», в принципе, не может относиться лишь к формам деятельности исполнительных органов. Еще И.И. Евтихиев высказывал мнение, что акты управления являются более широким понятием, чем административные акты [7. С. 10]. Не случайно в последние 15-20 лет при рассмотрении правовых актов управления непосредственно исполнительных органов в литературе наравне с термином «правовые акты управления» (а зачастую вместо него) стали нередко употребляться такие словосочетания, как административные акты [1. С. 306-307], административно-правовые акты [8. С. 12], акты органов исполнительной власти [9. С. 71], акты государственной администрации [10. С. 257-265] и др. И в этой связи интересно рассмотреть природу уголовно-процессуальных актов, которые приобретают особое значение среди всего многообразия действий, решений, иных форм реализации полномочий, прав или обязанностей государственных органов, должностных лиц и иных участников производства по уголовному делу. В теории под уголовно-процессуальными актами традиционно понимались действия и решения субъектов уголовной юрисдикции (органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда), произведенные (принятые) посредством реализации установленных УПК РФ государственно-властных полномочий и обусловливающие возникновение, изменение или прекращение соответствующих уголовно-процессуальных отношений [11. С. 200-201; 12. С. 4; 13. С. 20 и др.]. И именно такой подход был в свое время использован одним из авторов настоящей статьи при формулировании дефиниции уголовно-процессуальных актов, адресованной студентам юридических вузов и факультетов [14. С. 113]. Хотя справедливости ради следует обратить внимание, что в специальной литературе встречаются и несколько иные позиции. Например, А.Ю. Головин, В.В. Грибков и А.В. Победкин наряду с действиями и решениями государственных органов и должностных лиц также относят к уголовно-процессуальным актам документально закрепленные формы поведения любых других участников уголовного судопроизводства [15. С. 7-8]. Некоторые современные исследователи среди прочих выделяют уголовно-процессуальные акты адвоката [16. С. 9-10; 17. С. 162-166] и т.д. Вместе с тем вышеуказанные позиции носят самый общий, неопределенный характер. Авторы в своих публикациях не уделяют должного внимания исследованию и осмыслению сущности, понятия и признаков уголовно-процессуальных актов. Они позиционируют эти акты как некую данность, само собой разумеющуюся правовую аксиому, рассматривая преимущественно вопросы их систематизации и классификации, а также частные проблемы, касающиеся содержания и юридического оформления отдельных уголовно-процессуальных документов. Наиболее фундаментально уголовно-процессуальные акты (в контексте досудебного производства) были рассмотрены 30 лет назад в работах Н.Г. Муратовой. Методологически оттолкнувшись от общей теории права, принимая во внимание специфику уголовно-процессуальных правоотношений в досудебных стадиях, она попыталась выявить и проанализировать сущностные признаки актов, издаваемых органами предварительного расследования, определив их как направленные на осуществление задач уголовного судопроизводства, производимые с соблюдением установленной законом процессуальной формы в ходе предварительного следствия или дознания процессуальные действия прокурора, следователя (начальника следственного отдела) или лица, производящего дознание, облеченные в письменную форму процессуального документа [18. С. 22]. Принимая во внимание всю фундаментальность проведенных Н.Г. Муратовой изысканий в этом сегменте науки уголовного процесса, мы, тем не менее, вынуждены констатировать необходимость проведения дальнейших доктринальных исследований указанных проблем, сопряженных с частичным переосмыслением выдвинутых ею позиций. Ведь за прошедшие годы национальная система уголовного судопроизводства претерпела существенные изменения, обусловленные переходом Российской Федерации к новым политическим и социально-экономическим отношениям, признанием приоритета прав и свобод личности, ратификацией международно-правовых документов и т.д. Все эти предпосылки предопределили изменение концептуальных подходов к предварительному расследованию и судебному разбирательству уголовных дел в контексте поиска собственного пути дальнейшего развития уголовного судопроизводства, с одной стороны, отвечающего существующим международным стандартам, а с другой - учитывающего национальные традиции и богатый опыт, накопленный в этой сфере за многие годы. В частности, ввиду передачи ряда решений, ограничивающих конституционные права и свободы личности в исключительное ведение суда, новый УПК РФ предусматривает механизмы судебного контроля за досудебным производством, предполагающие необходимость составления органами дознания и предварительного следствия ряда документов принципиально нового типа - не являющихся результатом реализации властных полномочий (например, ходатайства об избрании / продлении меры пресечения арестантского характера, ходатайства о производстве осмотра, обыска или выемки в жилище и т.д.), статус которых в контексте традиционных подходов к уголовно-процессуальным актам пока остается малопонятным. Кроме того, в последнее время представители смежных юридических наук, в первую очередь административного права, стали вновь проявлять большой интерес к проблемам правовых актов управления как необходимого элемента функционирования публичной власти, обязательного атрибута государственно-управленческой деятельности. Очевидно, что результаты подобных исследований тоже не могут не учитываться учеными-процессуалистами, не оказывать влияния на уголовно-процессуальную доктрину в части формирования новых подходов к сущности правовых актов, входящих в содержание уголовного судопроизводства. Ввиду современных тенденций, выраженных в интеграции различных юридических наук, в возникновении и развитии межотраслевых связей, да и просто, исходя из здравого смысла, игнорирование накопленного «научного богатства», которым располагают представители других юридических специальностей по близкой проблематике, было бы явно неконструктивно и ошибочно. Итак, что же сегодня представляют собой уголовно-процессуальные акты? Каковы их сущностные признаки? Сам по себе термин «акт» (лат. actus - действие) в русском языке имеет множество различных токований, сводящихся к двум основным понятиям: а) некое единичное действие; б) документ, удостоверяющий какие-либо обстоятельства [19]. Поэтому в общей теории государства и права под правовым актом традиционно понимается обличенное в документальную форму, имеющее официальный характер и обладающее юридической силой властное волеизъявление уполномоченного субъекта (государственного органа, должностного лица и т.д.), направленное на регулирование общественных отношений [20. С. 192-193; 21. С. 231; 22. С. 255 и др.]. В частности, Ю.А. Тихомиров выделяет следующие сущностные признаки правовых актов: а) письменный способ оформления; б) официальный характер, заключающийся в издании от имени органа, организации либо государства; в) ограниченность пределами компетенции автора; г) целевую ориентацию; д) направленность на регулирование общественных отношений; е) общеобязательный характер для всех адресатов; ж) нахождение на определенном месте в сложных правовых механизмах, присущих обществу и государству [21. С. 231-233]. Рассматривая выше сущность правовых актов управления, мы не приводили их дефиниции, содержащиеся в административно-правовой литературе. Здесь же укажем, что в науке административного права под правовым актом ученые обычно понимают выдвинутое на основе закона в одностороннем порядке и в соответствии с установленной административной процедурой властное волеизъявление уполномоченного субъекта управленческой деятельности, определяющее поведение адресата (адресатов) и направленное на установление административно-правовых норм или возникновение, изменение либо прекращение административных правоотношений [1. С. 306-311; 2. 186-188; 23. С. 173]. Среди последних работ административно-правовой направленности, посвященных указанной проблематике, особо следует выделить цикл публикаций В.П. Уманской [9, 24, 25], которая, обобщив результаты многих научных изысканий предшественников, сформулировала наиболее полный перечень сущностных признаков, выделяющих правовые акты из множества других форм и методов государственно-управленческой либо иной юридической деятельности. К таковым автор относит: а) государственно-властный характер; б) резолютивный характер (содержат управленческое решение); в) нахождение в ведении уполномоченных субъектов; г) в односторонний порядок вынесения; д) специальную форму и нормативно установленную процедуру принятия; е) официальный характер; ж) юридические последствия; з) императивный характер; и) подзаконность; к) нахождение в иерархической системе правовых актов [24. С. 71-76]. Представляется, что уголовно-процессуальные акты также являются типичными формами реализации публично-правовых функций государства, фактически разновидностью правовых актов управления в их широком понимании. Вполне очевидно, что указанные правовые категории соотносятся между собой в той же степени, в которой само производство по уголовному делу взаимосвязано с общей системой функций современного государства. И поэтому уголовно-процессуальные акты во многом должны отвечать вышеуказанным признакам, а подходы к определению их сущности - формироваться на основе единой методологической базы с работами по общей теории права в целом, административному праву и теории управления в частности. Однако не следует забывать и специфический характер уголовно-процессуальной деятельности, требующий пристального осмысления каждого из указанных признаков с учетом назначения уголовного судопроизводства и особенностей правоотношений, входящих в предмет уголовно-процессуального регулирования. Остановимся на них более подробно. 1. Вполне очевидно, что любой уголовно-процессуальный акт должен обладать официальным, государственно-властным характером и, как следствие, находиться в ведении строго определённых публично-правовых субъектов, наделенных соответствующими полномочиями. В судебных стадиях таковым субъектом может быть исключительно суд; в досудебном производстве уголовно-процессуальный акт является результатом деятельности органов дознания, предварительного следствия и прокурора, а применительно к правоотношениям, предусмотренным ч. 2 и 3 ст. 29 УПК РФ, - суда. В этой связи мы не можем согласиться с вышеприведенными позициями авторов, причисляющими к уголовно-процессуальным актам формы реализации своих прав другими (непубличными) субъектами производства по уголовному делу: подозреваемым, обвиняемым, защитником, потерпевшим и т.д. В обоснование данной и, на наш взгляд, не совсем верной точки зрения Н.Г. Муратова указывает, что уголовно-процессуальная деятельность слагается не только из процессуальных действий и документов государственных органов, но и из процессуальных действий и документов других участников [18. С. 9]. Такое утверждение действительно разумно и справедливо, поскольку современный тип уголовного судопроизводства (как состязательный, так и смешанный) предполагает наделение всех участвующих в нем лиц широким спектром юридических возможностей, обусловливающих целую систему механизмов по их использованию (например, заявление ходатайств, обжалование, направление письменных возражений и пр.). Однако подобный тезис вовсе не означает, что все участвующие в уголовном деле лица уполномочены законом на издание собственных процессуальных актов. В противном случае это приведет к еще большей неопределенности, так как категория «уголовно-процессуальный акт» просто потеряет свою доктри-нальную и правовую автономность и фактически сможет применяться ко всякому процессуальному документу или вообще к любому предусмотренному УПК РФ действию или решению любого субъекта. Поэтому если толковать понятие уголовно-процессуального акта в каком-то более широком, бытовом, обиходном значении, то позиция профессора Н.Г. Муратовой и солидарных с ней ученых вполне приемлема и допустима. Но в контексте научной доктрины, предполагающей строго определенные формулировки, наполненные конкретным юридическим смыслом, под уголовно-процессуальным актом все-же следует понимать предусмотренное законом волеизъявление субъекта уголовной юрисдикции (органа дознания, предварительного следствия, прокурора или суда), обусловленное соответствующими полномочиями государственно-властного характера. Кстати, по этой же причине в число уголовно-процессуальных актов нельзя включать формы поведения органов дознания, предварительного следствия и прокурора, которые не имеют собственной властной природы, а всего лишь содержат официальную просьбу о проведении определенных действий или принятии определённых решений, адресованную субъекту с более высокой степенью юрисдикционных полномочий (например, ходатайство следователя о заключении обвиняемого под стражу; ходатайство органа дознания о производстве обыска в жилище, ходатайство государственного обвинителя, заявленное в судебном заседании и т.д.). 2. Уголовно-процессуальный акт, как и любой иной акт государственно-управленческой деятельности, выносится в одностороннем порядке, исключающем возможность влияния тех субъектов, которым он адресован, на содержащееся в нем волеизъявление государственно-властного характера. Вместе с тем этот признак предполагает известную степень условности, связанную с многообразием уголовно-процессуальных отношений и соответствующих юридических гарантий. Кстати, подобная условность свойственна не только уголовно-процессуальным, но и многим другим актам государственно-управленческой деятельности. В частности, рассматривая эти вопросы применительно к сфере административно-правового регулирования, В.П. Уманская пишет, что односторонний характер издания не исключает учет уполномоченным субъектом воли граждан, общественных интересов или нужды юридических лиц; во многих случаях именно публичная инициатива физических или юридических лиц, выраженная в предложениях, заявлениях, жалобах, ходатайствах и т.д., служит основанием для издания индивидуальных правовых актов. А ряд административных правовых актов вообще издается совместно двумя или более субъектами. Поэтому односторонний порядок подразумевает, что властные полномочия на издание правового акта принадлежат только одной стороне этих правоотношений - государственным органам [24. С. 72]. В контексте уголовного судопроизводства выявленные В.П. Уманской условности в одностороннем порядке принятия правовых актов могут выражаться в следующем: а) в утверждении (даче согласия) прокурором, руководителем следственного органа или начальником органа дознания некоторых решений следователя или дознавателя; б) отсутствии возражений со стороны подозреваемого или обвиняемого на прекращение уголовного дела по нереабилитирую-щим основаниям; в) возбуждении частно-публичного уголовного преследования не иначе как по заявлению потерпевшего или его законного представителя; г) обязанности прекращения уголовного дела частного обвинения в связи с примирением обвиняемого с потерпевшим и т.д. 3. Любой уголовно-процессуальный акт должен обладать императивным характером, выраженным в его обязательности для всех прямых или косвенных адресатов. В целях обеспечения указанного требования законодатель предусматривает целую систему юридических санкций, в том числе мер уголовно-процессуального принуждения - особых правовых средств воздействия на поведение участвующих в уголовном деле лиц, направленных на предупреждение или пресечение их ненадлежащего поведения. Например, в случае неисполнения обязанности по явке к следователю, возникающей вследствие вынесения постановления о признании человека потерпевшим, он может быть подвергнут приводу; при нарушении обязательств, вытекающих из постановления о применении к обвиняемому подписки о невыезде и надлежащем поведении, он может быть взят под стражу и т.д. Уголовному судопроизводству известны и так называемые внешние санкции, урегулированные нормами не УПК РФ, а иных законов, обеспечивающие императивность уголовно-процессуальных актов как бы извне, со стороны, т.е. посредством установления юридической ответственности за ненадлежащее поведение соответствующего участника. Например, при отказе свидетеля от дачи показаний он может быть привлечен к уголовной ответственности по ст. 308 УК РФ; в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения сотрудником Следственного комитета РФ своих служебных обязанностей он может быть подвергнут дисциплинарному взысканию в соответствии со ст. 28 Федерального закона от 28 декабря 2010 г. № 403-ФЗ «О Следственном комитете Российской Федерации» и пр. 4. Уголовно-процессуальные акты являются частью общей иерархической системы правовых актов государства, обусловленной сложными, многоступенчатыми механизмами реализации публичной власти. Ввиду нахождения сферы уголовно-процессуального регулирования в исключительном федеральном ведении вынесенные по уголовным делам правоприменительные акты занимают в этой системе одну из высших ступеней. Вполне очевидно, что из всех уголовно-процессуальных актов приоритетное значение имеют акты органов судебной власти, поскольку в современных условиях именно суд занимает главенствующее положение среди субъектов уголовной юрисдикции, являясь государственным органом, обладающим исключительными полномочиями по осуществлению правосудия. Тем более что согласно ч. 1 ст. 8 УПК РФ судьи независимы и подчиняются только Конституции РФ и федеральному закону. Но даже при таком подходе признак иерархичности вполне ощутим, поскольку многие судебные акты уголовно-про-цессуальной направленности находятся в зависимости от других судебных актов, имеющих преобладающую юридическую силу. Например, в случае отмены судебного решения в апелляционной инстанции с передачей уголовного дела на новое разбирательство суд первой инстанции обязан вынести процессуальный акт о назначении очередного судебного заседания и т.п. Однако наиболее ярко иерархичность системы уголовно-процессуальных актов прослеживается в части правоприменительной практики органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры, организация и деятельность которых, как уже отмечалось выше, во многом соответствует «классическим» принципам, формам и методам осуществления исполнительной власти. Целый ряд действий и решений следователя поставлен в зависимость от процессуально-контрольных актов руководителя следственного органа, действий и решений дознавателя - от актов прокурорского надзора, решений прокурора - от актов вышестоящего прокурора и т.д. 5. Уголовно-процессуальные акты имеют подзаконный характер, обусловливающий их строгое соответствие требованиям федеральных законов, в первую очередь Уголовно-процессуального кодекса РФ, имеющего в случаях возникновения коллизий нормативно установленный приоритет перед иными равными по юридической силе источниками права (ч. 1-2 ст. 7 УПК РФ). Вместе с тем такой приоритет не является догматичным, исключающим возможность влияния на вынесение уголовно-процессуальных актов других, в том числе и несколько расходящихся с УПК РФ по содержанию федеральных законов. Рассматривая указанные вопросы, Конституционный Суд РФ с своем Определении от 8 ноября 2005 г. № 439-О указал, что приоритет УПК РФ перед иными федеральными законами может быть ограничен: а) более поздним по времени принятия законом; б) законом, специально предназначенным для регулирования соответствующих отношений; в) законом, устанавливающим дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленные в том числе их особым правовым статусом. Говоря о подзаконном характере правовых актов государственно-управленческой деятельности применительно к общей теории права в целом и административному праву в частности, ученые обычно подразумевают под ними как нормативные, так и ненормативные (правоприменительные) акты органов государственной власти, местного самоуправления, организаций. Обосновывая необходимость существования первых, они отмечают, что многие положения федеральных законов нуждаются в конкретизации и не могут быть реализованы сами по себе [24. С. 75]. Подобные потребности существуют и в сфере уголовно-процессуального регулирования. И в этой связи мы позволим себе не согласиться с авторами, утверждающими об исключительно законодательном характере источников уголовно-процессуального права [26. С. 33]. Невзирая на особый режим производства по уголовному делу, существенным образом затрагивающий наиболее фундаментальные права и свободы личности и, таким образом, требующий именно законодательного закрепления процессуальной формы, некоторые положения организационно-технического характера, некоторые нормы, предназначенные для «внутреннего» пользования, вполне могут регламентироваться на подзаконном уровне. Тем более, что сам УПК РФ «перепоручает» правовое регулирование определенных вопросов, возникающих в следственной или судебной практике, Правительству РФ, например, касающихся хранения, уничтожения или реализации отдельных видов вещественных доказательств (4 ч. 3 ст. 81 и ч. 2 ст. 82 УПК). Помимо постановлений Правительства РФ к подзаконным нормативным правовым актам в сфере уголовно-процессуального регулирования относятся различные ведомственные и межведомственные приказы Генеральной прокуратуры РФ, Следственного комитета РФ и других органов, участвующих в производстве по уголовному делу. Вместе с тем такие документы вряд ли можно считать уголовно-процессуальными актами ввиду их несоответствия рассмотренным выше признакам. Постановления Правительства РФ, ведомственные и межведомственные приказы нормативного характера принимаются за рамками уголовного судопроизводства вне правового режима, установленного УПК РФ и не посредством юрисдикционных полномочий органов предварительного расследования, прокуратуры и суда. Поэтому, несмотря на свою уголовно-процессуальную направленность, указанные подзаконные нормативные акты являются типичными формами административно-правового регулирования, но применяемыми в особом сегменте государственно-управленческой деятельности - при производстве по уголовному делу. Таким образом, уголовно-процессуальные акты имеют исключительно ненормативную сущность и правоприменительное содержание. 6. Еще одним обязательным признаком любого уголовно-процессуального акта являются наличие обязательных юридических последствий, выраженных в возникновении новых, изменении или прекращении уже существующих правоотношений либо состояний. Видимо, именно по этой причине УПК РФ не предусматривает необходимости издания специальных уголовно-процессуальных актов в тех случаях, когда принимаемое решение не связано с возникновением, изменением или прекращением каких-либо правоотношений, в первую очередь, когда оно как бы обращено к самому себе. Таковым, например, является решение следователя об окончании «познавательного» этапа предварительного расследования (о завершении проведения следственных действий) и переходе к процедурам ознакомления заинтересованных лиц с материалами уголовного дела (ст. 215 УПК РФ). 7. Уголовно-процессуальные акты всегда имеют резолютивный характер, т.е. содержат государственно-властные решения (резолюции) органов предварительного расследования, прокурора или суда. В науке административного права (и в общей теории права) такую особенность актов управления традиционно связывают с направленностью на реализацию конкретных общественных задач [24. С. 71]. Поэтому, следуя обозначенному выше вектору определения сущности уголовно-процессуальных актов через методологическую преемственность к правовым актам управления, можно смело сказать, что их резолютивный характер обусловлен установленным ст. 6 УПК РФ назначением уголовного судопроизводства как особой формы государственно-управленческой деятельности. Однако резолютивный характер уголовно-процессуального акта вовсе не предполагает обязательного вынесения соответствующего документа-решения (приговора, постановления, определения и т.п.). В соответствии с действующим законом многие так называемые промежуточные (текущие) решения органов дознания, предварительного следствия или суда находят свое внешнее выражение посредством протоколирования. Иными словами, современному уголовному процессу известно достаточное количество актов протокольного характера - своеобразных актов-действий. Вообще протоколами (гр. protokollon - первый лист манускрипта) в уголовном судопроизводстве РФ принято считать документы, фиксирующие ход и результаты следственных, судебных и иных процессуальных действий (актов-действий). Вполне очевидно, что основное предназначение протоколирования -обеспечить потенциальным читателям (суду, прокурору, иным участникам уголовного процесса) возможность впоследствии уяснить (мысленно реконструировать) содержание, направленность и динамику проводимых познавательных и организационно-обеспечительных приемов, формы поведения присутствующих лиц, исследовать и проверить итоги процессуального действия для оценки доброкачественности полученных результатов. Например, казалось бы, о каком резолютивном характере может идти речь при описании следователем в протоколе осмотра места происшествия обнаруженных следов преступления или иных объектов? Что резолютивного можно усмотреть в фиксации в протоколе допроса свидетеля его показаний или ответов на заданные вопросы? Однако это не совсем так. Ведь практически любое следственное, судебное либо иное процессуальное действие наряду с внешними формами поведения участвующих лиц предполагает возможность принятия целого ряда различных мини-решений дознавателя, следователя или суда, в определенной степени влекущих возникновение, изменение или прекращение тех или иных правоотношений. Так, в ходе производства осмотра места происшествия, жилища, автотранспортного средства и т.д. следователь вправе принять решение об изъятии определенных объектов для приобщения к материалам дела (ч. 3 ст. 177 УПК РФ), а при обыске - даже применить принуждение, выраженное в возможности вскрытия любого помещения или адресованного присутствующим запрета покидать, общаться друг с другом

Скачать электронную версию публикации