The Adjective in the Causative Continuum of the Literary Text (Based on Leo Tolstoy's "Father Sergius").pdf Цель настоящего исследования заключается в определении каузативного потенциала имени прилагательного как одного из главных средств формирования причинно-следственного континуума и оценочного поля художественного текста. Материалом для анализа служит текст повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий». Художественный текст - средоточие условий для максимальной реализации функционально-семантического потенциала языковых единиц. В пространстве художественного текста слова их грамматические формы, синтаксические конструкции получают возможность для воплощения и проявления своей лексической, грамматической, семантической природы и для формирования и развития новых, изначально нетипичных свойств. Текст в принципе, а художественный в особенности, как комплексный носитель информации предназначен для структурирования этой информации в соответствии с замыслом автора. Он создается, как коммуникативно ориентированная речевая единица, на основе известного для сообщения нового (см. определения текста в [1, 2]). Художественный текст, обладая всеми присущими данной комплексной единице свойствами (когезией, целостностью и т.д.), имеет ряд существенных специфических характеристик, делающих его неким особым структурно-семантическим и модальным единством (об отличительных особенностях художественного текста см. [1-3]). Среди них следует отметить авторскую модальность [4-6], оценочность [7-10], эмоциональность [11-14]. Обязательным компонентом семантической организации текста является сетка смысловых отношений обусловленности, пронизывающих все текстовое пространство от инициальной фразы, зачина до финала [15. С. 151]. Если говорить о способах и средствах экспликации отношений обусловленности, естественно, самым специализированным окажется синтаксический - использование сложных синтаксических конструкций, предназначенных для выражения этого смыслового аспекта; основным средством, несомненно, следует признать семантические подчинительные союзы. В семантической структуре поля обусловленности центральным компонентом признается причинно-следственная обусловленность [15, 16], поскольку другие аспекты данной семантики так или иначе становятся производными от значения каузативности и включают ее в трактовку своего содержательного наполнения. Причинно-следственные смысловые отношения формируют внутренний каркас художественного текста: «Тексты (по крайней мере, если не все их разновидности, то многие) буквально насыщены указаниями на обусловленность, при этом прежде всего причинными. Именно причинные указания даже и без специфической формальной маркировки способны связать между собой фрагменты текста находящиеся на значительном, подчас очень значительном удалении друг от друга» [15. С. 165]. Сами отношения каузальной мотивации являются важным -если не ключевым - компонентом фоновых знаний человека о мире, и естественно, что в смысловой структуре текста этот аспект будет играть очень важную роль - в структурировании сюжетной линии произведения, в обрисовке характеров персонажей и, соответственно, мотивов их поступков, в обрисовке пространственно-временной организации мира произведения. И если иметь в виду, что художественный текст представляет собой воплощение авторского замысла и подчинен его прагматическим установкам, то закономерно предположение о тесной взаимосвязи, а в некоторых случаях о сращении причинно -следственных аспектов смысла с оценочностью, которая сама является онтологическим свойством художественного текста. Объединяющим началом и является так называемая авторская модальность - «выражение в тексте отношения автора к сообщаемому, его концепции, точки зрения, позиции, его ценностных ори-ентаций (выделено мной. - С.М.), сформулированных ради сообщения их читателю» [2. С. 64]. Авторская модальность лежит, таким образом, в основе формирования оценочного поля художественного текста, под которым понимается та часть общего смысла произведения, которая представляет собой результат соотнесения элементов мира произведения (персонажей, их образа мыслей и действий, обстановки, в которой эти персонажи действуют) с ценностными установками автора - создателя произведения, опирающегося на индивидуальный и коллективный опыт. Исходным организующим началом художественного текста являются, таким образом, прагматические установки самого автора и текста - или, точнее, жанровой модели текста. Показательна в этом отношении дневниковая запись Л.Н. Толстого, связанная с замыслом повести «Отец Сергий»: «Начал Отца Сергия и вдумался в него. Весь интерес - психологические стадии, которые он проходит» [17. С. 47]. Само оценочное поле представляет собой собственно языковое воплощение авторской модальности конкретными единицами и конструкциями - от отдельных лексем до сверхфразовых единств и более крупных композиционно-стилистических фрагментов текста. Формальным средством репрезентации оценочного поля оказываются в первую очередь слова с собственно оценочным значением и, соответственно, синтаксические конструкции, воплощающие собственно оценочные суждения, в состав которых и входят оценочные слова. Для целей настоящего исследования ограничимся именами прилагательными. В составе лексики оценочного характера адъективы по сути своей и по природе семантики занимают доминантное положение. Представляется неслучайным наполнение текста повести Л.Н. Толстого «Отец Сергий» оценочными словами, среди которых особое место занимают имена прилагательные. Их функционирование подчинено выявлению, обнаружению и объяснению причинно-следственных отношений на протяжении всего текста, что может быть подтверждением мысли о взаимной обусловленности оценочности и каузальности. Применительно к тексту рассматриваемой повести оценка становится главным средством выражения и объяснения сюжетных поворотов, связанных с нравственным преображением главного героя. Как уже отмечено, репрезентантами этой оценки в большинстве случаев являются имена прилагательные. Духовная эволюция главного героя, или, согласно приведенным выше словам самого Л.Н. Толстого, «психологические стадии», которые он проходит, отражаются в трансформации его имени: Степан Ка-сатский - отец Сергий - раб божий, как он сам называет себя в финальной части произведения. Каждому из этих имен соответствует свой круг определений-прилагательных - от максимально детализированного описания князя Касатского до полного их отсутствия в конце повести. Здесь характеристика героя становится акциональной: образ жизни раба божьего представлен через повседневные, обыденные поступки, за которые он не ожидает людской благодарности. Как следствие, оценочное отношение главного героя к миру и к себе, очень ярко проявленное в его прошлой жизни, заменяется на отказ от этого, на смиренное признание верховенства Божьей воли и осознание полной собственной подчиненности ей -осознание себя рабом божьим. Рассмотрим далее подробнее, каким образом имена прилагательные задействованы в формировании и структурировании сюжета и жанрово-компози-ционном его построении, близком канонам жития и текстам агиографического характера [18]. 1. Князь Степан Касатский. Его характеристики - в детстве: мальчик выдавался блестящими способностями и огромным самолюбием; первый по наукам и по фронту, и по верховой езде; выше обыкновенного рост; красив и ловок; замечательно правдив; в юности: казался самым обыкновенным молодым блестящим гвардейцем, делающим карьеру, но внутри его шла сложная и напряженная работа; по выходе в офицеры задался целью наивоз-можнейшего совершенства в знании службы и очень скоро стал образцовым офицером; неудержимая вспыльчивость; достигнуть блестящего положения в высшем светском обществе; привык быть первым [19. С. 340, 342]. Определения, данные главному герою, выполняя характеризующую функцию, имеют более широкое смысловое влияние и участвуют в формировании внутритекстовых связей и причинно-следственных отношений. Качества, проявляющиеся в главном герое уже в детском возрасте и укрепившиеся в зрелом, стремление во всем быть лучшим, образцовым, блестящим, близким к совершенству - приводят его, во-первых, к поиску пути, способа войти в высший свет, что очень значимо для него; во-вторых - к поступку, который становится поворотным в судьбе главного героя, - отказу от всего, что могло сделать молодого человека богатым и преуспевающим, и уходу в монастырь. Об этом сообщается в самом начале повести -экспозиции, и характеризуется это удивившее всех событие соответствующими адъективами: Событие казалось необыкновенным и необъяснимым для людей, не знавших внутренних причин его; для самого же князя Степана Касатского все это сделалось так естественно, что он не мог и представить себе, как бы он мог поступить иначе [19. С. 340]. Следующий за этим фрагмент отсылает читателя к детству и юности героя, чтобы стали понятны именно внутренние мотивы-причины его решения уйти в монастырь буквально из-под венца. Сцена объяснения и разрыва Касатского со своей невестой строится на контрасте между идеальным представлением о ней (Мэри была особенно хороша в белом кисейном платье; ангельская чистота невесты; требовали от жены идеальной, небесной чистоты, и эту самую небесную чистоту признавали в каждой девушке своего круга [19. С. 343, 344]) и жестокой правдой о ее связи с императором Николаем I, потрясшей его настолько, что решение приходит мгновенно и оно бесповоротно. Объяснение решительного шага находим в стремлении героя стать выше тех, которые хотели показать ему, что они стоят выше его; он становился на новую такую высоту [19. С. 346]; кроме этого важным было и истинно религиозное чувство которое, переплетаясь с чувством гордости и желанием первенства, руководило им [19. С. 346]. Синтаксическим средством, обозначающим собственно переход к следующей «психологической стадии» в развитии героя, становится сложная синтаксическая конструкция, в состав которой входит придаточная меры и степени с дополнительным смысловым оттенком следствия: Разочарование и оскорбление было так сильно, что привело его к отчаянию, а отчаяние куда? - к Богу, к вере детской, которая никогда не нарушалась в нем [19. С. 346]. В предложении формируется один из узловых причинно-следственных семантических комплексов, вбирающий в себя предыдущий и последующий контексты, вершина этого комплекса - связка так сильно, что (подробнее об этом см.: [20. С. 493-494; 21]). 2. Отец Сергий. Этот жизненный этап героя структурирован сюжетно следующими частями: монашество - затворничество - старчество (до грехопадения) - странничество. Эволюция мировоззрения прослеживается в смене оценочного фона, что можно увидеть на примере употребления прилагательных. Время монашества, пребывания в монастыре для Касатского - это проживание в двух устремлениях: достижение наибольшего как внешнего, так и внутреннего совершенства; монахом он старался быть совершенным: трудящимся всегда, воздержным, смиренным, кротким, чистым, не только на деле, но и в мыслях, и послушным - с одной стороны; интерес же жизни состоял не только во все большем и большем покорении своей воли, во все большем и большем смирении, но и в достижении всех христианских добродетелей, которые в первое время казались ему легко достижимыми, - с другой стороны [19. С. 347]. И то и другое - следствие самой характерной черты главного героя: честолюбия, стремления во всем быть первым, достичь, насколько это возможно, превосходства над всеми остальными людьми на избранном поприще (Как в полку он был не только образцовым офицером так и монахом он старался быть совершенным [19. С. 346]). Приводит это к тому, что ему становится скучно, поскольку все то, чего надо было достигнуть, он достиг, и больше делать было нечего и все сильнее и сильнее становилось состояние усыпления [19. С. 348]. Действует отец Сергий, пока еще движимый гордыней. Даже преодоление мирских соблазнов для него - это возможность утвердиться в чувстве собственного превосходства над другими людьми. Соблазн женский он преодолевает строгим решением никуда не выезжать из монастыря; великий соблазн -антипатия к игумену - вылился в открытую стычку с ним, Касатский - Сергий не смог умерить свою гордыню. Следствием этого становится уход из монастыря в Тамбинскую пустынь и затворничество. Прилагательные, включенные в данный фрагмент повести, могут быть объединены общим оценочным компонентом 'проявляющийся в большой степени': наибольшее совершенство; монах совершенный -воздержный, смиренный, кроткий, чистый, послушный; все большее и большее покорение своей воли, все большее и большее смирение; великое утешение и подъем духовный; восторженное, умиленное состояние; состояние усыпления все сильнее и сильнее; соблазн поднялся со страшной силой; великий соблазн; великое искушение. Эти оценочные слова формируют представление о духовном пути Степана Касатского к монаху - отцу Сергию и далее - через испытание гордостью к полному уединению для усмирения этой гордости. Прилагательные репрезентируют самооценку, или, вернее, самооценивание персонажа на этом пути, собственно самооценивание и приводит его к следующему выбору - еще большему отстранению от мира людей и всего того, что мешает ему стать совершенным - пока в его собственном понимании смысла этого слова. Но такое совершенство для Касатского - отца Сергия равно превосходству над другими людьми, а это плод гордыни, которую он собирается усмирить, как уже было отмечено, в уединении в келье затворника. Жизнь в затворничестве для Сергия - постоянная борьба с самим собой, своими сомнениями: Жизнь его была трудная внутренней борьбой, которой он никак не ожидал [19. С. 354]. Это было почти постоянным состоянием его, очень строга его самооценка: Не величественный я человек, а жалкий, смешной [19. С. 354]. Постоянными размышлениями и молитвами ему удается обрести неустойчивое равновесие; это равновесие помогают поддерживать сами движения, связанные с совершением молитвы: опустился на колени тем привычным правильным движением, в котором, в движении самом, он находил утешение и удовольствие [19. С. 355]. Апогеем борьбы становится эпизод с посещением кельи затворника красавицей Маковкиной, которая становится для Сергия живым олицетворением дьявольского, сильного искушения: Сомневаться после этого в том, что это был дьявол, а не простая, добрая, милая, робкая женщина, нельзя было [19. С. 356]. Фокус оценочности переносится во внешнюю по отношению к главному герою среду: Маковкина разглядывает затворника, обращая внимание на его внешность и пытаясь понять, что испытывает этот человек, будучи монахом, рядом с ней и к чему это может привести. Отец Сергий в восприятии женщины: простое, благородное и страстное лицо; был прекрасен в ее глазах; вьющиеся с проседью волосы головы и бороды, правильный тонкий нос и, как угли, горящие глаза; прелестный, поразительный, странный, привлекательный мужчина [19. С. 357359]. Эта внешняя оценка контрастирует с внутренней самооценкой героя (см. выше) и оказывается средством перенесения внутренней борьбы героя с собственными сомнениями во внешнюю борьбу со сторонним влиянием: внутренние противоречия Сергия объективируются, если можно так выразиться, в образе женщины, сознающей свою власть над ним и пользующейся ею (зная, что он слышит ее смех и что смех этот подействует на него именно так, как она этого хотела, она засмеялась громче, и смех этот, веселый, натуральный, добрый, подействовал на него, и именно так, как она этого хотела [19. С. 358]). Эта женщина персонифицирует один из главных соблазнов для Сергия - соблазн плоти. И победить его возможно через плоть (выставил палец над огнем, в конце концов отрубил себе сустав указательного пальца, буквально выполнив заповедь: Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну (Евангелие от Матфея 5: 29)). После этого случая затворник становится старцем-чудотворцем, способным наложением рук и молитвой исцелять болящих. При своем первом исцелении отец Сергий воспринимает себя как ничтожное орудие, избранное Богом. Но со временем - с увеличением количества приходящих за благословением это осознание сменилось мыслью о том, что он был светильник горящий; самое обыкновенное состояние его было: усталость и умиление перед собой за эту усталость [19. С. 365]. Наступает момент, когда при нем самом вслух его называют святым - и это совпадает с его внутренним самоощущением. В самом начале этого превращения отец Сергий чувствовал, как уничтожалась его внутренняя жизнь и заменялась внешней; как внутреннее переходило во внешнее; ему становится тяжело уединение, всегда служившее возможностью самосознания, чего не хватает ему теперь. Толпа, ждущая его благословения, была давно знакома и неинтересна, но приятна ему [19. С. 364]. Трансформация внутреннего мира героя, как и ранее, представляется на основе семантической сетки имен прилагательных, формирующих для читателя смысловую почву для понимания причины грехопадения святого в глазах людей отца Сергия - такого необыкновенного угодника и прямо чудотворца. И эта семантическая сетка имеет причинно-следственную основу. Сами прилагательные становятся двунаправленным смысловым фокусом: прилагательное появляется в тексте как следствие оценки и самооценки человека, события, положения дел; оно же задает смысловую перспективу текста, предопределяя своим значением оценочный фон последующего повествования. 3. «Раб божий». Нравственное возрождение главного героя и его по-настоящему нравственное возвышение после тягостного проступка и бегства из того места, где за ним закрепилась слава как о святом и чудотворце, связано с полным переосмыслением и, как следствие, переоценкой жизни, собственного предназначения. Это происходит после встречи Сергия со своей двоюродной сестрой Пашенькой - Прасковьей Михайловной. Пашенька - худенькая девочка, с большими кроткими глазами и жалким, робким лицом; никогда не забыть нельзя этой ее кривой, доброй, покорной улыбки [19. С. 372]; в замужестве и вдовстве - несчастная, безвкусная, ничтожная и жалкая [19. С. 373]; Прасковья Михайловна в момент встречи с ней - старая, высохшая, сморщенная, с худой, высохшей шеей с выдающимися жилами за ушами и пучком редких полуседых, полурусых волос [19. С. 373, 377]. Преобладающая оценочная коннотация в обрисовке образа - жалкая, несчастная. Именно у нее просит Сергий помощи, представ перед ней, как он сам говорит, как не святой человек, даже не простой, рядовой человек: я грешник, грязный, заблудший, гордый грешник, хуже, не знаю, всех ли, но хуже самых худых людей [19. С. 376]. Оценочная коннотация близка той, которая проявлена в характеристике Пашеньки. Существенным отличием оказывается оценочное отношение к окружающим людям. Для отца Сергия окружающие - это фон, на котором он взращивает и тешит собственное самолюбие: Все это было давно знакомо и неинтересно отцу Сергию. Он знал, что от этих лиц он ничего не узнает нового, что лица эти не вызовут в нем никакого религиозного чувства, но он любил видеть их, как толпу, которой он, его благословение, его слово было нужно и дорого, и потому он и тяготился этой толпой, и она вместе с тем была приятна ему [19. С. 366]. В Пашеньке самоуничижение и очень строгая самооценка уживалась с врожденной добротой и милосердием, сострадательным отношением к людям, даже к тем близким, которые отравляют ее жизнь. Это не меняет ее сущности. О себе она говорит: прожила самую гадкую, скверную жизнь [19. С. 376]; с пьющим мужем были ужасные сцены [19. С. 377]; после смерти мужа особенно плоха, беспомощна была [19. С. 377]; в церковной жизни не участвует, потому что оборванной идти совестно перед дочерью, внучатами, а новенького нет; в молитве нет настоящего чувства [19. С. 378]. И в то же время: Она не могла физически почти переносить недобрые отношения между людьми. Ей так ясно было, что от этого ничто не может стать лучше, а все будет хуже. Да этого она даже не думала, она просто страдала от вида злобы, как от дурного запаха, резкого шума, ударов по телу [19. С. 374]. И поэтому Пашенька упрекает себя в том, что не могла успокоить пьющего мужа. О пьянице-зяте, нигде не работающем, отзывается как о хорошем, но только несчастном, больном человеке; люди, не связанные с ней даже родством или мало знакомые, - это начальник такой милый на последнем месте работы зятя; одна славная девочка, добрая, хорошая девочка из числа ее учениц, с которыми она занимается музыкой; их родители - Они все такие добрые ко мне. И, вновь урезонивая саму себя, она говорит, что жаловаться на жизнь нет причин: слава Богу, внуки все славные, здоровые, и жить еще можно [19. С. 377, 378]. Этот контраст оценки других людей и самооценки Пашеньки - Прасковьи Михайловны помогают отцу Сергию осознать, в чем заключается его собственная ошибка, и выбрать свой дальнейший путь. Один из итогов этого выбора - его отказ от любого личного имени: «раб божий» отвечает он на вопрос о том, кто он, при встрече с путешественником-французом в сопровождении семьи помещика. Так же рабом божьим он называет себя и тогда, когда его задерживают за бродяжничество и ссылают в Сибирь. Финальная часть текста лишена явно выраженной оценочно-сти во многом за счет того, что здесь не использованы имена прилагательные: В Сибири он поселился на заимке у богатого мужика и теперь живет там. Он работает у хозяина в огороде и учит детей, и ходит за больными [19. С. 381] (ср. с насыщенной оценочно-стью в самом начале повести, где используется большое количество аксиологически маркированных лексем, в том числе и имен прилагательных). Резюме. Имя прилагательное в художественном тексте - это не просто одно из средств художественной выразительности или средство создания образной детализации. Область его смыслового проявления выходит далеко за рамки простой обрисовки образа. Имя прилагательное имеет самое непосредственное отношение к формированию смысловых отношений, доминантными среди которых закономерно являются причинно-следственные отношения. В смысловой организации текста имя прилагательное становится фокусом средоточия левосторонних и правосторонних текстовых связей, оно вбирает в себя предыдущий контекст и открывает смысловую перспективу последующего контекста для читателя. Появление какого-либо прилагательного в характеристиках того или иного компонента художественного мира произведения обусловлено логикой повествования. Само оно становится средством объяснения сюжетных поворотов, связанных с мотивами поступков персонажей. Адъективные комплексы, объединенные некой семантической основой, участвуют в формировании и структурировании сюжета и жанрово-компози-ционных фрагментов. Специфической особенностью функционирования прилагательных в тексте является взаимопроникновение и взаимообусловленность в их семантике каузального и оценочного компонентов: 'герой совершает тот или иной поступок, потому что он такой-то'; 'герой такой-то, потому что он совершает те или иные поступки' - такими «наивными» формулировками можно эксплицировать этот аспект. Причинно-следственный континуум художественного текста, таким образом, формируется во многом благодаря этой специфичности имени прилагательного, семантика которого имеет, как представляется, собственно каузативную природу.

Скачать электронную версию публикации