Abuse of the Right to Manage a Corporation by Its Controlling Persons: Qualification Issues.pdf Изменения экономической системы РФ обусловили активную деятельность юридических лиц и породили проблему использования конструкции корпорации в противоправных целях. Попытка законодательного закрепления в России доктрины «снятия корпоративной вуали» в виде ответственности лиц, контролирующих юридическое лицо, была предпринята в ходе реформы гражданского законодательства, однако не увенчалась успехом в силу недостаточной проработанности законопроекта и давления со стороны представителей бизнеса. Между тем необходимость в ее применении существует, поскольку проблема злоупотребления правом при использовании конструкции корпорации осталась нерешенной. То и дело вопрос этот приобретает свою актуальность, когда встают вопросы защиты прав и законных интересов кредиторов за счет различного рода бенефициаров юридических лиц. Это предопределило направления исследований таких частноправовых институтов, как субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц в деле о банкротстве, взыскания с единоличного исполнительного органа юридического лица убытков в пользу корпорации, а также привлечения материнской и дочерней организаций к солидарной ответственности по обязательствам. Вместе с тем нельзя забывать, что история института снятия корпоративной вуали имеет корни, глубоко укоренившиеся в отдельных зарубежных правопорядках. Доктрина «снятия корпоративной вуали» исторически сформировалась как судебная доктрина системы общего права и предполагает возможность в определенных случаях делать исключения из принципов самостоятельной правосубъектности юридического лица и ограниченной ответственности его участников, отождествляя корпорацию с контролирующим ее лицом. Данные принципы едины для всех правовых систем, однако понимание корпорации как фикции в совокупности с нормотворческой функцией судов предопределило возникновение доктрины именно в Великобритании и США. Процессы глобализации и сближения корпоративного права привели к распространению доктрины в странах континентального права. Основанием применения доктрины является недобросовестность (в странах общего права) и злоупотребление правом (в странах континентального права). Применение доктрины «снятия корпоративной вуали» в России должно основываться на норме ст. 10 Гражданского кодекса РФ, установившей запрет злоупотребления правом. Такого подхода придерживаются, в частности, С.Л. Будылин, Ю.Л. Иванец, Т.П. Подшивалов [1. С. 124; 2. С. 15]. Несмотря на то что теория злоупотребления правом берет свое начало еще с римского права [3. С. 113; 4. С. 12-14], вопрос о правовой природе и критериях злоупотребления правом до сих пор остается одним из самых дискуссионных в отечественной науке. В доктрине сформировалось два подхода к сущности злоупотребления правом. Первый подход состоит в раскрытии злоупотребления правом через назначение права. Категория «назначение субъективного права» занимает центральное место в трудах многих ученых, развивающих доктрину злоупотребления правом [5. С. 18-20; 6. С. 441-447; 7. С. 109110]. Второй подход состоит в раскрытии сущности злоупотребления правом через категорию «добросовестность». В этом случае под злоупотреблением правом понимается осуществление права в противоречии с принципом добросовестности. Понятие «добросовестность» («недобросовестность») традиционно связывают с категориями морали и нравственности. Так, еще римские юристы прибегали к доброй совести (bona fides) как к дополнительному источнику права для разрешения дел. Отечественные цивилисты рассматривали добросовестность как обязанность соблюдения моральных принципов общества [8. С. 209], как «честность в отношениях между людьми» [9. С. 432]. Добросовестность в объективном смысле (честное поведение) следует отличать от добросовестности в субъективном смысле (вмененное незнание). При определении злоупотребления правом речь идет о добросовестности в объективном смысле. Представляется, что злоупотребление правом следует рассматривать как недобросовестное осуществление своего права. Распространенное в советское время определение злоупотребления правом как осуществления права в противоречии с его социально-хозяйственным назначением, нашедшее отражение в ст. 1 Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. и ст. 5 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г., было обусловлено установкой советского государства о том, что права предоставляются гражданам для определенной социально-полезной цели, а материальные и нематериальные интересы граждан, удовлетворяемые ими в процессе использования своих субъективных прав, неразрывно связаны с интересами общества [10. С. 221-222]. Распад СССР вместе со сменой идеологии повлек изменение сложившегося подхода к определению злоупотребления правом. На сегодняшний день под злоупотреблением правом понимается недобросовестное осуществление гражданских прав (п. 1 ст. 10 Гражданского кодекса РФ). Таким образом, акцент с социально-хозяйственного назначения права был смещен на характер его осуществления (добросовестно / недобросовестно). При квалификации поведения лица, использующего конструкцию корпорации в противоправных целях, как злоупотребления правом следует учитывать следующее. Лица приобретают субъективные права своей волей и в своем интересе (п. 2 ст. 1 ГК РФ). Интерес же возникает как результат осознания лицом своей потребности. В этой связи субъективное право есть благо, которое дает возможность его обладателю удовлетворить потребности, извлечь определенные преимущества, достичь своих целей. Однако свобода осуществления права ограничивается интересами других лиц. Оценивая осуществление права через призму цели, которую преследует управомоченное лицо при его осуществлении, следует признать недобросовестным такое осуществление своего субъективного права, при котором цель его осуществления не соответствует обычно преследуемой цели, и таким осуществлением причиняется вред правам и законным интересам других лиц. Осуществляя свое субъективное право при использовании конструкции корпорации для обхода закона, уклонения от исполнения обязательства, обмана кредиторов лицо, контролирующее корпорацию, преследует противоправную цель, а результатом такого осуществления является причинение вреда правам и законным интересам других лиц. Такое осуществление своего субъективного права является недобросовестным, представляет собой злоупотребление правом. Что касается правовой природы злоупотребления правом, то следует отметить, что в литературе сложилось несколько подходов к ее пониманию. Первый подход состоит в понимании злоупотребления правом как гражданского правонарушения [8. С. 63; 11. С. 149; 12. С. 883]. Второй подход предполагает понимание злоупотребления правом как деяния правомерного. Сторонники данного подхода исходят из того, что противоправность как основной признак правонарушения отсутствует, поскольку в случае злоупотребления правом субъект действует в рамках своего субъективного права [13. С. 7; 14. С. 413-414]. Третья группа ученых не признает сам институт злоупотребления правом, полагая, что противоправное осуществление права невозможно в принципе: все, что выходит за пределы права, является правонарушением. Таким образом, необходимость в институте злоупотребления правом отсутствует: лицо либо действует правомерно в границах принадлежащего ему права, либо выходит за границы своего права и в таком случае действует противоправно, третьего не дано [9. С. 426-427; 15. С. 160]. Нетрудно заметить, что противники теории злоупотребления правом рассуждают в рамках дихотомии «правомерность - противоправность», предлагая закреплять составы конкретных правонарушений в отдельных нормах. Однако закрепить в законе все возможные составы правонарушений невозможно. Общественные отношения развиваются настолько динамично, что право не успевает их оперативно регламентировать - образуются пробелы в законодательстве. Норма о запрете злоупотребления правом выступает общей нормой, позволяющей охватить самые разнообразные случаи злоупотребления правом, не нашедшие еще законодательного закрепления. Наконец, существует альтернативный подход к определению правовой природы злоупотребления правом, предполагающий, что злоупотребление правом - это «самостоятельное явление правовой действительности, имеющее особую правовую природу» [16. С. 10], самостоятельный вид правового поведения, не относящийся ни к противоправному, ни к правомерному поведению [17. С. 9-10]. Представляется, что данная точка зрения наиболее точно отражает правовую природу злоупотребления правом, которое нельзя отнести в чистом виде ни к правомерному поведению, ни к противоправному. Злоупотребление правом не является правонарушением, поскольку в отличие от правонарушения, когда имеет место совершение действий, прямо запрещенных законом, при злоупотреблении правом управомоченное лицо действует в пределах предоставленного ему права. Однако отнести злоупотребление правом к разновидности правомерного поведения также не представляется возможным, ибо лицо, злоупотребляющее своим правом, осуществляет данное право, извращая дух закона, вопреки принципам разумности и добросовестности, причиняя вред правам и интересам других лиц. Процесс осуществления права лицами, злоупотребляющими правом, внешне ничем не отличается от правомерных действий. Отличает же процесс злоупотребления правом отношение к праву как к инструменту достижения лицом цели [18. С. 63-80; 19. С. 8]. Отличие гражданских правонарушений, установленных законом, от злоупотребления правом состоит в том, что граница субъективного права в первом случае установлена законом, а во втором -закон оставляет за судом право установить, где конкретно проходит эта граница. В отличие от других гражданско-правовых норм, содержащих конкретные составы гражданских правонарушений, ст. 10 ГК РФ устанавливает общий запрет, который, не обладая достаточной степенью конкретизации, предоставляет суду большую роль в установлении конкретного правонарушения. Одно и то же деяние в зависимости от наличия (отсутствия) специальной правовой нормы, закрепляющей конкретный состав гражданского правонарушения, может быть в одном случае признано правонарушением, в другом -злоупотреблением правом. Совершая правонарушение, лицо не опирается ни на субъективное, ни на объективное право, в то время как «злоупотребление правом всегда внешне опирается на субъективное право и формально не противоречит объективному праву» [20. С. 118]. Таким образом, злоупотребление правом на управление корпорацией со стороны контролирующих ее лиц - это формально соответствующее нормам права поведение, представляющее собой использование конструкции корпорации в противоправных целях, сопряженное с причинением вреда правам и законным интересам других лиц. Предпосылкой такого использования является «возможность приписать собственную волю иному субъекту (юридическому лицу)» [21. С. 40]. Понимание воли юридического лица напрямую зависит от понимания сущности юридического лица. Как известно, воля есть продукт психики человека, выражающийся в сознательной направленности действий для достижения определенной цели. Как отмечает В. А. Ойгензихт, «в юридическом смысле воля понимается именно как психический регулятивный процесс» [22. С. 97]. В этом процессе можно выделить два этапа: волеобразование и волеизъявление, которые являются взаимосвязанными. При этом волеобразование первично по отношению к волеизъявлению. Последнее выполняет функцию «фиксации содержания юридически значимой воли» [23. С. 10]. В доктрине гражданского права является общепризнанным, что юридическое лицо, будучи субъектом гражданского права, способно формировать и изъявлять свою волю [24. С. 7]. В силу п. 2 ст. 1 Гражданского кодекса РФ юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе. Однако юридическое лицо лишено психики. Как же формируется и изъявляется воля юридического лица? Сторонники теории реальности юридического лица исходили из того, что юридическое лицо как коллектив трудящихся обладает автономной, качественно новой волей, выражающей волю всех членов этого коллектива, но при этом отличной от воли отдельных его членов [22. С. 157; 25. С. 63; 26. С. 13-14]. Подход к пониманию воли юридического лица как воли всех членов его коллектива не отражает реалии современных экономической и правовой систем Российской Федерации. Переход от плановой, административно-хозяйственной к рыночной экономике и закрепление в законодательстве РФ возможности создания хозяйственного общества одним лицом привели к распространению на практике так называемых компаний одного лица. Такие компании зачастую не имеют коллектива ни в виде участников, ни в виде работников, при этом контролирующие их лица пользуются такими преимуществами юридического лица, как самостоятельная правосубъектность и ограниченная ответственность. Существование и распространение компаний одного лица С.И. Аскназий и Е.А. Суханов объясняют тем, что сущность юридического лица определяется не людским субстратом, а имуществом, принадлежащим юридическому лицу [27. С. 441; 28. С. 16-17]. При таком подходе, если в случае с юридическим лицом, участниками которого выступают несколько лиц, имущество юридического лица является обособленной собственностью нескольких предпринимателей, то в случае с компанией одного лица - обособленным имуществом отдельного предпринимателя. Таким образом, ученые придерживаются теории целевого имущества, которая представляет собой разновидность теории фикции. Следует согласиться с И.П. Политовой в том, что наиболее точно сущность воли юридического лица раскрывается через фикционные теории [23. С. 11]. Коль скоро корпорация представляет собой правовую фикцию, искусственно созданную для удовлетворения нужд гражданского оборота, воля корпорации является такой же фикцией, «условностью, обеспечивающей нормальное функционирование этого субъекта в гражданско-правовых отношениях» [21. С. 39]. Таким образом, возможность использовать конструкцию корпорации в противоправных целях обусловлена фиктивной сущностью юридического лица: воля корпорации формируется контролирующими ее лицами. Квалификация поведения лица по использованию конструкции корпорации в противоправных целях в качестве злоупотребления правом вскрыла другие проблемы практического и теоретического характера. Как известно, злоупотребить можно только субъективным правом. Таким субъективным правом применительно к использованию конструкции корпорации выступает право на управление, составляющее содержание корпоративных правоотношений. В результате реформирования гражданского законодательства в 2013 г. предмет гражданского права (ст. 2 ГК РФ) был расширен за счет включения корпоративных отношений, определенных законодателем как отношений, связанных с участием в корпоративных организациях или с управлением ими. Данное определение отразило современный подход, согласно которому корпоративные отношения не ограничиваются только отношениями участия (членства) [29. С. 90-91]. Использование законодателем союза «или» свидетельствует о том, что отношения, связанные с участием в корпорациях, и отношения, связанные с управлением ими, образуют две самостоятельные группы корпоративных отношений. В этой связи возникает необходимость провести границу между отношениями участия (членства) и отношениями по управлению, определить составы данных правоотношений. Кроме того, серьезную проблему на сегодняшний день представляет участие в корпоративных отношениях лиц, оказывающих фактическое влияние на деятельность корпорации. Формально такие лица не являются ни участниками, ни членами органов управления, однако обладают реальными властными полномочиями, фактической возможностью определять действия корпорации. Отношения между корпорацией и такими лицами, несомненно, представляют интерес для законодателя. Поскольку такие лица имеют возможность использовать корпорацию в противоправных целях, невозможность привлечь таких лиц к ответственности противоречила бы принципу равенства участников гражданского оборота. Начать следует с отношений, связанных с участием в корпорациях. Отношения участия (членства) традиционно рассматриваются в качестве корпоративных правоотношений, субъектами которых выступают участники корпорации. В силу п. 1 ст. 65.1 ГК РФ участники корпорации обладают правом участия (членства) в ней и формируют ее высший орган. Особенностью права участия (членства) является трансформация права собственности в право на управление: «при внесении имущества в состав уставного (складочного) капитала учредитель лишается права собственности на соответствующее имущество, однако приобретает право контроля за деятельностью организации путем участия в деятельности ее органов управления» [30. С. 163]. Право участия (членства), таким образом, содержит в себе два элемента: участие в формировании имущества корпорации и участие в управлении ею. Между данными элементами существует прямая связь: объем управленческих правомочий зависит от размера доли в уставном капитале общества (п. 1 ст. 66 ГК РФ). Участники корпорации приобретают и иные корпоративные права, в частности право на получение информации о ее деятельности, право на обжалование решений ее органов, право на оспаривание совершенных ею сделок и др. (ст. 65.2 ГК РФ). Что касается отношений по управлению корпорацией, то, как справедливо отмечает И. С. Шиткина, «поскольку участие членов корпорации в управлении проявляется как раз в том, что они формируют (по существу составляют) высший орган и принимают указанным органом решения, логично предположить, что в ст. 2 ГК РФ, говоря об управлении, законодатель не имеет в виду участие в управлении корпорацией ее членов (оно охватывается понятием членства), а подразумевает участие в управлении иных субъектов корпоративных отношений, членами корпорации не являющихся» [31. С. 52]. В качестве субъектов отношений по управлению корпорацией ученые рассматривают членов ее органов управления [32. С. 281; 33. С. 25-26]. К субъектам отношений по управлению корпорацией следует также отнести лиц, имеющих фактическую возможность участвовать в управлении корпорацией. Как справедливо отмечает О. В. Гут-ников, «вне зависимости от того, каким образом субъект оказывает влияние на деятельность юридического лица (фактически или юридически), сам факт такого влияния и фактического контроля свидетельствует о том, что он является истинным субъектом управленческих отношений, обладающим реальными властными правомочиями, которые, будучи не закреплены формально, представляются даже более значимыми, чем права номинальных директоров или держателей акций, подчиняющихся его указаниям» [34. С. 105-106]. Пунктом 3 ст. 53.1 ГК РФ установлена обязанность лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица, действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно. Такая же обязанность установлена законодателем и в отношении лиц, входящих в состав органов управления корпорации (п. 3 ст. 53 ГК РФ). Тем самым законодатель приравнивает лиц, имеющих фактическую возможность определять действия корпорации, к членам органов управления. И те и другие имеют возможность определять действия корпорации. Разница состоит в том, что у членов органов управления такая возможность обеспечена законом, что делает ее субъективным правом. У лиц, имеющих фактическую возможность определять действия корпорации, субъективное право отсутствует. Таким образом, лица, имеющие фактическую возможность участвовать в управлении корпорацией, наделяются в силу правовой фикции правовым статусом, характерным для членов органов управления корпорации. Применение данного приема правотворческой и правоприменительной техники обусловлено сходством составов правоотношений, связанных с управлением корпорацией, и фактических отношений по управлению корпорацией: объектом отношений являются действия субъектов по управлению корпорацией, содержанием выступает возможность определять действия корпорации и обязанность действовать в ее интересах разумно и добросовестно. Признание единого правового статуса субъектов отношений, связанных с управлением корпоративными организациями, позволяет применять к ним одинаковые правовые последствия. Отношения, связанные с управлением корпорацией, нельзя квалифицировать в качестве имущественных, поскольку реализация права на управление, составляющего содержание отношений, связанных с управлением корпорацией, не связана с действиями имущественного характера (передачей имущества, выполнением работ, оказанием услуг и др.). Мотивы же реализации данного права (в частности, извлечение прибыли) не могут свидетельствовать об имущественном характере отношений по управлению корпорацией. Не относятся отношения по управлению и к личным неимущественным отношениям, поскольку право на управление корпорацией не связано неразрывно с личностью управомоченного лица, является отчуждаемым. Представляется, что отношения по управлению корпорацией носят организационный характер, так как объектом выступает поведение субъектов по управлению (действия, направленные на организацию деятельности корпорации). Организационный характер отношений по управлению корпорацией обусловлен фиктивной сущностью корпорации, воля которой формируется субъектами корпоративных отношений. Следует отметить, что отношения по управлению корпорацией как отношения организационно-управленческого характера не следует путать с отношениями, вытекающими из организационного договора. Данная категория отношений была подробно разработана О.А. Красавчиковым, который под организационными отношениями предлагал понимать «такие построенные на началах координации или субординации социальные связи, которые направлены на упорядочение (нормализацию) иных общественных отношений, действий их участников либо на формирование социальных образований» [35 С. 53]. Таким образом, речь идет об отношениях, имеющих вспомогательный характер, сопровождающих основные имущественные отношения. Отношения, связанные с управлением корпорацией, напротив, являются основными, так как направлены не на организацию других отношений, а на организацию деятельности корпорации как самостоятельного участника гражданского оборота (формирование ее воли). Как справедливо указал О.В. Гутников, «эти отношения являются основными, поскольку главная и единственная юридическая цель участника или учредителя юридического лица - руководить, управлять делами юридического лица, при этом управлять так, чтобы получить удовлетворение своих разнообразных интересов, которые могут преследовать совершенно разные цели» [34. С. 77]. Переходя к вопросу о лицах, контролирующих корпорацию, следует отметить, что необходимым условием отнесения лица к числу контролирующих является наличие у него фактической возможности определять ее действия (п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве»). При этом пп. 2 п. 4 ст. 61.10 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» установлена презумпция наличия статуса контролирующего лица у такого субъекта корпоративных отношений, как мажоритарный участник корпорации. Законодатель исходит из того, что наличие у лица права распоряжаться пятьюдесятью и более процентами голосующих акций акционерного общества или более чем половиной долей уставного капитала общества с ограниченной ответственностью позволяет говорить о наличии у такого лица не только субъективного права на управление (которым обладают все участники корпорации, в том числе миноритарные), но и фактической возможности определять действия корпорации. Вместе с тем контролирующим лицом может быть признано и лицо, не обладающее субъективным правом на управление, но имеющее фактическую возможность определять действия корпорации в силу фактических обстоятельств. Такими фактическими обстоятельствами могут выступать отношения родства, свойства, дружеские отношения, отношения зависимости, совместное проживание, длительная совместная служебная деятельность, совместное обучение и др. Таким образом, фактическая возможность определять действия корпорации у лиц, контролирующих корпорацию, достигается наличием достаточного для оказания решающего воздействия на корпорацию объема правомочий, составляющих содержание права на управление, либо возможностей фактического характера. Лиц, контролирующих корпорацию, можно поделить на две группы: а) субъекты корпоративных правоотношений, обладающие правом на управление корпорацией и имеющие фактическую возможность определять ее действия; б) лица, не обладающие правом на управление корпорацией, но имеющие фактическую возможность определять ее действия в силу фактических обстоятельств. Подводя итог исследованию корпоративных отношений, можно сделать следующие выводы. Отношения, связанные с управлением корпорациями, представляют собой отношения организационного характера (отличные от имущественных и личных неимущественных отношений), охватывающие как урегулированные нормами права корпоративные отношения, субъектами которых являются члены органов управления корпорации, обладающие субъективным правом на управление, так и фактические отношения по управлению корпорацией, субъектами которых выступают лица, имеющие фактическую возможность участвовать в управлении корпорацией. Отношения, связанные с управлением корпорациями, следует отличать от отношений, связанных с участием в них. Несмотря на то что оба вида корпоративных отношений имеют схожий объект (действия по управлению) и содержание (право на управление), субъектами отношений участия выступают участники корпораций, которые помимо участия в управлении принимают участие в формировании имущества корпорации и помимо права на управление имеют другие корпоративные права, составляющие содержание отношений участия (получать информацию о деятельности корпорации, обжаловать решения органов корпорации, требовать возмещения причиненных корпорации убытков, оспаривать совершенные ею сделки и др.). Приравнивание правового статуса лиц, имеющих фактическую возможность определять действия корпорации, к правовому статусу членов органов управления корпорации позволяет решить проблему юридического оформления отношений между корпорацией и лицами, фактически контролирующими ее, и, как следствие, проблему злоупотребления правом на управление корпорацией со стороны контролирующих ее лиц путем распространения правовых последствий такого злоупотребления на лиц, обладающих субъективным правом на управление корпорацией, и на лиц, у которых отсутствует субъективное право, но есть фактическая возможность управлять корпорацией.

Скачать электронную версию публикации