The “Idea of Human” Literary Category: Epistemological Potential.pdf Развитие и совершенствование категориальной системы современного литературоведения во многом определяется актуализацией исследований в области философии литературы. Активизировалось изучение специфики бытования философских смыслов в образных нарративах, закономерных процессов обогащения художественного дискурса философским и, в свою очередь, расширения философского за счёт эстетических форм познания действительности, жизни и человека (см., например: [1-5]). Проблема связи языка философии и литературы оказалась не менее дискуссионной (см., например: [6-8]), чем методологические вопросы изучения «философии в литературе» и «литературы в философии» [9, 10]. При комплексном подходе к изучению многих аспектов современного литературоведения, начиная с вопроса о типе творчества или спецификации культурно-исторической эпохи и завершая поэтикой произведения как идейно-художественной целостности, в понятийную систему филологического анализа включается философско-эстетическая категория «идея человека». Её органичность для литературоведческих исследований определяется двумя основными факторами: во-первых, принципиально то, что художественная литература является феноменом нетеоретического философствования, чем и обусловлена её понимающая и познавательная природа; во-вторых, литература как вид искусства представляет собою область художественного человековедения. Человек, по словам М.М. Бахтина, - это «организующий формально-содержательный центр художественного видения… Мир художественного видения есть мир организованный, упорядоченный и завершённый вокруг данного человека как его ценностное окружение… Эта ценностная ориентация и уплотнение мира вокруг человека создают его эстетическую реальность» [11. С. 162-163]. Психологическое раскрытие процессов интериоризации в литературе и искусстве адекватно отражает ценностную природу категории «сущность человека», поскольку в художественном творчестве неизменно обнаруживается прямая зависимость авторской аксиологии от уровня и качества ролевых функций изображаемого человека. Очевидно и то, что антропоцентрическая парадигма в современном литературоведении складывалась и продолжает формироваться в процессе всё большего приближения к такой научной идентификации художественно-познавательной установки писателя (и литературы в целом), в которой манифестируется наличие «человеческого измерения» в качестве стратификации всех уровней литературы как многосоставной эстетической системы. Художественные формы познания не противостоят научно-теоретическим: и философия, и литература «уясняют… понятие человека, смысла его бытия… уясняют само наличие “высших” целей человека, или “высшего” смысла его существования» [12. С. 56]. Для этих специфических форм осмысления человеческого бытия характерна общность системы понятий и категорий (мир, вселенная, жизнь, смерть, движение, развитие, добро, зло и т.д.), т.е. общность таких «мыслительных конструкций» [12. С. 146-147], которые рассматриваются как в философии, так и в литературоведении. Когда в эпицентр познания выдвигается вопрос о «смысле жизни» как исходной ситуации «наличного бытия», о социокультурном и экзистенциальном компонентах «человеческого капитала личности» [13. С. 65], эта проблематика становится в равной мере органичной для теоретического и эстетического понимания мира и человека, что и определяет интерес писателя к философии. Но философско-теоретическое и художественное понимание различно по своей сути. О «науке и искусстве» как формах «понимания истины» писал в своё время В.Г. Белинский. Утверждения критика о том, что «философ говорит силлогизмами, поэт - образами, а говорят оба они одно и то же» [14. С. 367], не являются бесспорными. Говоря о «науке» и «поэзии», философии и искусстве как разных формах бытования смыслов, следует иметь в виду, что парадигмы миропонимания у «философа» и «поэта» различны: для первого ведущей является проблема «человек и мир», для второго - «человек в мире». При рассмотрении особенностей познания в научных и художественных текстах речь должна идти не только о разных способах познания, но и о разном содержании познавательной деятельности, о разных смыслах как результатах этой деятельности. В то же время общность гносеологических основ научного и художественного творчества, типологическая природа процесса познания и понимания создают предпосылки для использования философских категорий в литературоведческих исследованиях. «Идея человека» в этом случае может быть отрефлексирована как на онтологическом (в парадигме «новой онтологии»), так и эпистемологическом уровнях. Во-первых, художественная реальность бытует в жанровых типах формосодержательной целостности, а бытие литературного жанра характеризуется тем, что жанр существует, понимая [15. С. 136-152]. Во-вторых, эпистемологический ресурс обеспечивает качество литературоведческого анализа при рассмотрении логики преемственной смены литературных направлений и жанрообразовательных процессов, которые находятся в компетенции «идеи человека». В работах по художественно- философской антропологии эта категория непосредственно сопрягается с понятием типа мироотношения, которым очерчиваются рамки художественно-познавательных циклов и которое лежит в основе законов эволюции и художественных ритмов историко-литературных эпох. Вводя в эстетический дискурс категорию «идея человека», М.М. Бахтин формулировал её как логическую дефиницию обобщенного представления о человеке, характерного для той или иной историко-культурной эпохи (например, «нормативная», «неподвижная» идея человека» эпохи синкретизма, «ego» в идее человека эпохи Возрождения, «естественный человек» в антропологии эпохи Просвещения и т.д.) [11. С. 53; 16. С. 218, 256]. При этом в компетенции идеи человека оказывается и «организация образа человека», «процесс построении идеи человека (человек как ценность)» [11. С. 52-58; 16. С. 218]. Когда в теоретиколитературных исследованиях синергетический подход к анализу философско-эстетических принципов художественных направлений реализуется в процессе идентификации «концепции мира и личности», реализуемой в «типологических художественных моделях мира» [17. С. 48-49], или при характеристике «новой концепции личности» формирующегося литературного направления, то, по сути, обозначается сфера компетенции «идеи человека» определённой формации (стадии) эстетического познания. Р.Р. Москвина и Г.В. Мокроносов указывают на то, что «идею человека» следует рассматривать как «предельно общий принцип миропонимания», «каркас, лежащий в основе философского и художественного осмысления сущности человека в ту или иную эпоху», как «общее понимание человека… в каждую историческую эпоху», «общий тип мироотношения» [12. С. 89, 112]. Этими авторами аргументируется положение о том, что деятельностный (социальноантропологический) подход к проблеме человека определял в философии и литературе «“деятельный” тип мироотношения», начиная с эпохи Ренессанса; он обогащался в эпоху романтизма в форме «духовнодеятельного типа мироотношения», а как тип «“деятельно-практического” мироотношения» определял эстетику классического реализма XIX в. [12. С. 145]. В искусстве модернизма «“деятельный” тип мироот-ношения» санкционировал «освоение “внутренней”, субъективной сферы человеческого бытия, духовного опыта в его полноте, в его значимости для личности» [12. С. 141]. При этом антипозитивистская философская мысль неклассичского этапа её развития заостряла внимание на идее самоценности «микрокосма» человека, его уникальности. Н.А. Бердяев, например, подчёркивая, что «личность человеческая более таинственна, чем мир», доказывал, что не «мировая среда» творит человека, а человек созидает свой мир [18]. Природа и сущность человека являются предметом философской антропологии, но эта проблематика составляет смысловое ядро идеи человека, которая прорабатывается всеми формами общественного сознания конкретной историко-культурной эпохи. Художественно-философские идеи одновременно с теоретическими учениями о человеке формируют стадиальные, исторически обусловленные концепции антропосоциогенеза. В виде «обобщённой идеи человека» данная категория становится фиксируемой эпистемологической областью исследований и предметом философской рефлексии с конца XVIII в. [19. С. 94]. Когда М. Ше-лер в историографическом освещении выделял пять основных, в равной мере односторонних «идей человека» («основных типов самовосприятия человека»), то он обобщал данные теологической, естественнонаучной и философской антропологий в содержательной оппозиции homo sapiens - homo faber, связывая философию человека с идеей свободы, трактуемой в парадигме «постулаторного атеизма серьезности и ответственности» [20]. Общие типы мироотношения, прорабатываемые историко-культурными эпохами, в своей совокупности дают представление не только об эволюции понимания человека, но и об ответе на вопрос о человеке. На этот вопрос ответ «способна дать не одна культура, а совокупность возможных типов культурных традиций» [21], именно поэтому самоценным является изучение идеи человека каждой историко-культурной эпохи и философско-эстетических принципов соответствующего ей литературного направления. «Идея человека» - это категория современного методологического арсенала науки о литературе, которая далеко не в полной мере отрефлексирована в качестве самодостаточной при изучении разных стадиальных этапов развития художественного сознания: она, если и освещается в литературоведческих работах, то не как предмет специального изучения, а, скорее, растворяется в общетеоретическом анализе философско-эстетических принципов того или иного литературного направления или художественного метода. Но и такой принципиально важный для научного познания подход к изучению типологии крупных единиц литературного процесса в последнее время встречается крайне редко, что объясняется сменой приоритетов в научной проблематике и вытеснением широких концептуальных построений достаточно эмпиричными сюжетами, теми исследовательскими практиками постмодернистской эстетики, которые ориентированны преимущественно на текст, а не на литературное произведение как «смысловое целое» (М.М. Бахтин). В философско-литературоведческом наследии М.М. Бахтина эта категория обоснована и реализуется именно при анализе эпохальных культурно-исторических и эстетических общностей. В философском дискурсе данная категория была использована в парадигматических целях в выше указанном исследовании Р.Р. Москвиной и Г.В. Мокроносова, что, по сути, остаётся пока единственным примером глубоко содержательного и результативного оперирования данной категорией в научно-гуманитарном познании. Поскольку «идея человека» («тип мироотно-шения») определяет эстетическое качество художественной системности в целом, то в литературоведческих работах она становится необходимым инструментом как для теоретического изучения вооззренче-ских основ литературных направлений, «больших стилей», творческих методов, так и для историколитературного анализа жанроообразовательных процессов и динамики жанровых систем. В таком историко-литературном аспекте уже рассматривалась «идея человека» как жанрообразующий фактор в литературе классического реализма [22, 23], как и обусловленность эволюцией «идеи человека» динамики жанровых систем русской реалистической литературной классики [24]. В подобном ключе исследовался и функциональный аспект «идеи человека» в герменевтике литературного жанра [15]. Такие исследования позволяют актуализировать вопросы теоретической поэтики, выходить на более высокий уровень научного абстрагирования при изучении логики развития художественного сознания и закономерной, преемственной смены художественно-познавательных циклов. Проектная идея указанного проблемнотеоретического освещения данного аспекта в изучении функционального значения категории «идея человека» становится основной целью при рассмотрении её эпистемологического потенциала. В этом случае речь идёт именно о возможностях и резервах категории «идея человека» при изучении закономерностей литературного процесса, о перспективных направлениях в освещении воззренческих, философско-эстетических принципов литературных направлений и творческих методов. Такие исследования приобретают особую актуальность, поскольку методологические инновации в области изучения художественных методов являются насущной задачей современного литературоведения: теория художественного метода (особенно реализма) нуждается в существенном обновлении и не может рассматривается лишь как область дискуссионных полемик. «Пересмотр» методологической базы отечественного литературоведения в постсоветский период самым негативным образом отразился именно на состоянии изучения теоретических метанарративов. Актуализация «идеи человека» («типа мироотношения») как научной категории нацелена прежде всего на привлечение исследовательского внимания к методологическим проблемам анализа именно таких метанарративов и прежде всего - в области идентификации историколитературных эпох, литературных направлений, творческих методов на основе категорий художественнофилософской антропологии. В современной отечественной философии при рассмотрении данной категории выделяются типологические общности в трактовке природы и сущности человека, характеризующие антропологию классического, неклассического и постклассического периодов развития теоретической мысли в её динамике и эволюции. Смысловое ядро этой категории конкретизируется в процессе выделения его определённых составляющих в зависимости от методологии философских направлений. «Идея человека» в экзистенциализме, например, рассматривается с точки зрения «родовой сущности человека», как «новый определяющий судьбу ответ человека своему Ты» [25], в философии постклассического этапа - как «совершенный человек» [26] или «возможный человек» в «связке истории и человека» [27], как «творческое самоопределение» человека «в перспективе возможности абсолютного самопознания», как «абсолютный предел самопознания» [28] или как выражение «свободы творческой деятельности» [29] и т.д. В новейших исследованиях при характеристике типов культур в истории философии Нового времени - Возрождения, романтизма, реализма, «предэкзи-стенциализма» (типов самосознания, типов мироот-ношения) - исторические общности в интерпретации «идеи человека» маркируется концептами «образ» («идеал», «чувственно-конкретный образ совершенного человека»), «понятие» («понятие всего внешнего в единстве с самосознанием»), «экзистенция» («попытка практического осуществления понятия»). При этом справедливо подчёркивается, что идея человека рассматривается не только как устойчивое смысловое ядро, но и «как импульс, разрушающий догматические представления» о человеке, сложившиеся в ту или иную культурно-историческую эпоху [28]. Это закономерный процесс, потому что исторически меняется не только сам человек, но и представление, знание о нём. Но что ещё важнее, «историческое развитие идеи человека показывает»: происходит смена «основополагающих онтологических картин той или иной культурной эпохи» [30], и «каждый новый виток развития» идеи человека «в философии начинается с обращения к прошлому, с переосмысления фундаментальных начал человеческого бытия» [28]. Это значит, что идея человека (тип мироотношения) каждой последующей историко-культурной эпохи меняет воз-зренческую матрицу по отношению к предыдущей и обновляет её уже в той культуре, которая, в свою очередь, тоже будет отрицаться культурой последующего исторического периода. Если же происходит обновление культуры «в себе самой» (а это, по словам М. Бубера, возможно [25]), то смены идеи человека не происходит, а значит, не происходит и смены художественно-познавательного цикла (литературного направления, «большого стиля»). При всех эпистемологических вариантах и инвариантах дефиниции «идеи человека» общим в работах исследователей разных направлений гуманитарного знания остаётся идентификация «типа мирооотноше-ния», того понимания природы и сущности человека, которое свойственно культуре определённой стадии исторического развития и является фактором, определяющим целостность и логическую непротиворечивость каждой историко-культурной эпохи. Показательно, что Д.С. Лихачёв, конкретизируя понятие «стиль эпохи», рассматривал его «не в узколитературном или языковом смысле», а как «весь стиль отражения мира: стиль описания человека, понимания его внутренних и внешних свойств, его поведения, стиль отношения к общественным явлениям - их видения и близкого этому видению отражения в литературе действительности, стиль понимания природы и отношения к природе» [31. С. 12]. Таким образом, идея человека - величина переменная, историческая. В перспективе стадиального развития художественной литературы она претерпевает существенные, а порою и кардинальные изменения. Эволюция идеи человека определяет «культурную динамику», периодичность, закономерную смену (цикличность), чередование эстетических целостностей, художественных систем, обозначаемых такими понятиями, как «культурно-историческая эпоха» («историко-литературная эпоха»), «художественнопознавательный цикл», «литературное направление», «художественный метод», «большой стиль», «великий стиль», «стиль эпохи» и т.д. Развитие и обновление основополагающих принципов художественнофилософской антропологии обусловливает, в конечном счёте, почти «математическую» (А.М. Панченко) закономерность смены художественных направлений, «больших стилей», творческих методов в литературе Нового времени: романский стиль (Х-ХIII вв.), готика (ХII-XV, XVI вв.), Ренессанс (начало XIV-XVI вв.), маньеризм (XVI - первая треть ХVII в.) / барокко (XVII-XVIII вв.), классицизм (XVII - XIX вв.), просветительский реализм (конец XVIII в.), сентиментализм (20-80-е гг. XVIII в., в России - конец XVIII - начало XIX в.), романтизм (конец XVIII в. - первая половина XIX в.), классический реализм (XIX в.), модернизм (конец XIX - начало ХХ в.), неореализм (ХХ в., в России с начала 1930-х гг. социалистический реализм), постмодернизм (вторая половина ХХ в.), гиперреализм (конец ХХ - начало ХХI в.). Философско-эстетический принцип чередования историко-культурных эпох и их воззренческих парадигм установлен и теоретически обоснован Д.И. Чижевским в работе «Культурно-исторические эпохи» (1948) [32], затем конкретизирован и актуализирован акад. А.М. Панченко [33]. Закономерная сменяемость противоположных по философским парадигмам историко-культурных эпох и литературных направлений («великих стилей»), как показал Д.И. Чижевский, «безусловно подчиняется закону колебания противоположностей»: повторяющиеся художественно эстетические общности бинарного типа (Ренессанс - барокко, классицизм - романтизм («романтика»), реализм - модернизм («неоромантика (“символизм”)») обусловлены оппозициями «реалистического» и «мистического», материалистического и идеалистического способов познания человека и мира. «Парадигма Чижевского» вызывала разную реакцию исследователей: от безусловного принятия до методологической критики (за «выпрямление» литературного процесса, недооценку роли исторического детерминизма и т.д.) и попыток внести существенные коррективы. Так, Д.С. Лихачёв, напоминая о том, что в истории науки было немало «теорий замкнутых циклов развития культур» (Э.Р. Курциус, П.А. Сорокин и мн. др.), полемизировал с Д.И. Чижевским в трактовках понятия «стиль эпохи» [31. С. 177-178]. Но Д.И. Чижевский, как и его предшественники Я. Бурхардт, Г. Вёльфлин, Ф.И. Шмит, имел в виду не столько стиль в искусстве, сколько тип культуры, обусловленный онтологической парадигмой историко-культурной эпохи. Культурологическая идея Д.И. Чижевского подкрепляется данными современной философии о закономерной смене «глобальных научных революций как смены типов рациональности», что, по мнению В.С. Стёпина, проявляется во взаимосвязи философской антропологии и философии науки [34. С. 618]: смена парадигм в философской антропологии неизбежно вызывает кардинальную трансформацию типов мироотношения, а значит, и дискурсов разных «типов рациональности». А.М. Панченко, вслед за Д.С. Лихачёвым различая «первичные» и «вторичные» стили, «главные» и «относительные» движения в литературе, полагал, что в бинарных оппозициях стилей (например, готи-ка/Ренессанс, барокко/классицизм, романтизм/реалии-зм) первое («вторичный стиль») традиционно имеет пейоративный оттенок, а второе («первичный стиль») всегда окрашено положительно [33]. История литературы - это постоянная смена «реалистической» (материалистической) и «мистической (идеалистической) философско-онтологических основ художественных систем. Так, «идея человека» эпохи классического реализма (как западноевропейского, так и отечественного) формировалась с ориентацией на традиции философского материализма, а «идея человека» искусства модернизма, поддерживаемого традициями Ламберта, Канта, Шопенгауэра, Ницше, Бергсона, Гуссерля, философского интуитивизма и символизма, - на константы «идеи», «логоса», «феномена», «сознания», «духа». Таким образом, общекультурное явление - чередование эстетических систем - возникает в результате «отрицания» одного художественнопознавательного цикла другим, опирающимся на противоположную философско-антропологическую традицию. При смене эстетических приоритетов может происходить и своеобразная переакцентировка смыслов. В данном случае имеется в виду «главное и общее движение», «однонаправленное развитие, проходящее поверх всех смен стилей»; «относительное» же движение «внутри каждой пары» первичного и вторичного стилей [33. С. 168] почти «математическую» их смену столь явно не проявляет. На отдельных этапах развития ведущего литературного направления могут сосуществовать традиции предшествующих художественных методов и формироваться последующие. Д.И. Чижевский тоже вовсе не «выпрямлял» литературный процесс, предлагая «концепцию бесконечного взаимопереплетения и взаимоопределения параллельных рядов... Бесконечно обедняет действительность любой монизм - материалистический или идеалистический, - писал он. - Жизнь бесконечно богата проявлениями, в которых нет начала и конца. Движение идёт не просто, а зигзагообразно, спиралевидно... Одни ряды отстают, другие их опережают, происходят катастрофы и провалы, но развитие (не путать с прогрессом!) вечно» [35. С. 25]. Это особенно важно иметь в виду при изучении историко-литературной эпохи классического реализма. Реализм Гончарова или Лескова, например, невозможно трактовать с позиций «монизма». Игнорирование категории художественного метода, столь очевидное в современной науке о литературе, усугубляется при освещении проблем литературного процесса ХIХ в. и эстетики реализма. Как только из объекта научного внимания исчезает парадигматическая функция «идеи человека» («типа мироотношения») и не дооценивается, игнорируется «зигзагообразное, спиралевидное» литературное «движение», «взаимопереплетение материалистического и идеалистического», сразу же дискредитируется воззренчнская, философско-эстетическая доминанта историколитературной эпохи, т.е. та матрица, которая определяет специфику и границы реализма как художественно-познавательного цикла. В постсоветский период в научной литературе неоднократно предпринимались попытки объявить научную категорию «творческий метод» схоластической по своей сути и, в частности, представить метод классического реализма как некий симулякр. Такая тенденция была намечена в книге В.В. Кожинова «Размышления о русской литературе», который от оправданного отрицания термина «критический реализм» перешёл к отрицанию реализма как литературного направления и творческого метода, фиксируя в литературе второй половины ХIХ в. сосуществование разных эстетических систем («критического реализма», «сентиментального натурализма», «просветительского реализма», «романтизма» и т.д.) [36]. В монографии В.П. Руднева «Прочь от реальности» [37] эта тенденция проявилась уже в выведении реализма ХIХ в. за рамки литературного процесса вообще. Уместно напомнить, что уже в конце собственной литературной деятельности Достоевский определял суть своего творчества как проявление «реализма в высшем смысле», Тургенев писал о том, что он «реалист по преимуществу» и т.д. Однако, изучая логику литературного развития этой историколитературной эпохи, некоторые исследователи вынуждены приводить определённые аргументы для своего обращения к проблемам типологии реализма. «Несмотря на очевидную сегодня проблематичность понятия “реализм” в применении к русской классике XIX в., есть смысл сохранить этот термин, когда речь идет о становлении новых творческих писателей круга В.Г. Белинского…», - пишет например, Е.К. Сози-на в статье 1997 г. [38. С. 58]. Ситуация с рецепцией и интерпретацией классического реализма метода за последние двадцать лет после публикации указанной статьи практически не изменилась. Реализм как творческий метод и в ХХ в. был объектом научной полемики, в процессе которой конкретизировались вопросы его специфической художественно-познавательной природы и методологии её изучения. Так, одни исследователи акцентировали внимание на проблемах правдоподобия (Р.О. Якобсон, Д.Д. Благой и др.) или художественного детерминизма (Г.А. Гуковский, Л.Я. Гинзбург и др.), другие - на принципах объективного отражения действительности и жизни (Г.Н. Поспелов, М.Б. Храпченко, С.М. Петров, В.Д. Днепров и др.), третьи - на определяющей роли в них художественного социально-исторического анализа (В.М. Жирмунский, Б.Л. Сучков, М.Г. Зельдович и др.). Ю.М. Лотман, например, с «реалистической художественной системой» связывал множественность взаи-мопроектируемых точек зрения, которой объективируется идейно-худо-жественное содержание при изображении действительности [39. С. 24]. Подчеркнём, что в данном случае речь идёт о реализме не как о «продукте определённой парадигмы мышления» исследователей [40. С. 61], а о специфике художественного мышления писателей культурно исторической эпохи классического реализма. За три почти десятилетия постсоветской истории теми, кто пытался обосновать «проблематичность понятия “реализм”», так и не была создана какая-либо альтернативная концепция, как не была выработана и философско-эстетическая парадигма анализа художественной системности классического реализма как литературного направления, что позволило бы чётко определить типологическое единство и динамическую целостность того историко-литературного периода, который преемственно сменил романтизм и предшествовал эпохе модернизма. Классический реализм - динамичная, открытая эстетическая система, коррелирующая с другими художественными общностями, но синергетическая функция «идеи человека» определяет те историкотипологические черты, которые являются характерными для аксиологии творческого метода именно этого литературного направления. Тип «практически деятельного мироотношения» обусловил акцентировку внимания писателей на деятельностной природе и сущности личности, их понимание и освещение вопроса о пределах детерминированности судьбы и свободе воли человека. Типология конфликтов и сюжетно-композиционных структур их произведений определялась в этом случае ролью такого важнейшего идейно-эстетического критерия, как жизнедеятельность героя, одухотворяемая его внеличными целями. На этой основе персонажи оценивались по типу потребностей, мотивов и целей поведения. Осознание потребностей и целеполагание выступали в качестве базисных основ жизнедеятельности героя, при этом категории сознания и самосознания являлась не просто компонентом художественной характерологии, а ценностным критерием эстетической системы реализма [22. С. 90-92]. Закономерно, что при характеристике реализма в соответствии с воплощаемым в произведениях этого типа «“деятельно-практического” мироотношения» [12. С. 145] указывается прежде всего на то, что писатели «ставят в центр произведения человека и народ, личность и общество» [17. С. 50], показывают «человека социального» и т.д. Таким образом, «идея человека» фиксирует доминантный «тип мироотношения», который очерчивает рамки «большого стиля», определяет целостность и логическую непротиворечивость художественной системы конкретной литературной эпохи, типологию стилевого развития в рамках национальных литератур, характер изображения человека в художественном мире писателей, объединяемых творческим методом. Именно ею причинно обусловлены способы познания и ценностной интерпретации изображаемого, системность образных знаков, специфика художественного обобщения. «Идея человека» (тип мироот-ношения), с одной стороны, находится в корреляционных отношениях с философской мыслью данной эпохи, а с другой - определяет концепцию человека (человека и действительности) ведущего для литературного направления творческого метода. Создание синтетической истории искусств с единой типологией (истории литературы, в том числе) потому и ограничивалось отдельными «пробами» связи между мироощущением эпохи и её эстетическими системами, что законы художественных ритмов чаще всего пытались определять не в антропоцентрической парадигме (т.е. не на основе «идеи человека», «типа мироотноше-ния»), а на «границах внутрихудожественного мира и мира ментальности данной эпохи» [41. С. 140]. На таких «границах» можно бесконечно долго искать «особую формулу каждой эпохи». «Идея человека» наполняет философско-эстетическим содержанием и смыслом такую «формулу». Динамикой идеи человека в рамках одного художественно-познавательного цикла определяется диахрония жанровых систем. Например, в историколитературной эпохе русского классического реализма на основе эволюции в изображении человека и действительности выделяются периоды «синкретического» реализма 1820-1830 гг., этап в развитии реализма 1840-х гг. (движение от механистического детерминизма к освоению противоречивой взаимосвязи человека и среды, личности и общества), период переключения художественного внимания со среды на внутренний мир героя в реализме 1850-х, расцвет метода в 1860-1880-е гг., кризис «позитивистского», ортдок-сально-материалистического мировидения и формирование «идеи человека» модернизма («нового идеализма») в литературе 1890-х гг. Эволюция «идеи человека», изменения в художественно-философском сознании этой историко-литературной эпохи проявляются в доминировании эпоса как рода литературы, в динамике эпических жанров, в их влиянии на жанры лирические и драматические, в появлении предпосылок нового художественного синтеза (искусства модернизма). В практике литературоведческих исследований порою отождествляется «идея человека» и жанровая «концепция человека», особенно в тех случаях, когда рассматриваются изменения в понимании человека в пределах одной историко-литературной эпохи. Но переменная, историческая величина - это именно «идея человека» («тип мироотношения»), а жанровая «концепция человека/личности», составляющая «ядро», «идею» того или иного литературного вида и определяющая его конструктивный принцип, - величина постоянная, устойчивая, типологическая, фиксируемая, по терминологии М.М. Бахтина, «архаикой жанра». Если «жанровая концепция человека/личности» обеспечивает типологическое, устойчивое в том или ином литературном виде (через систему «род - вид - жанр»), то «идея человека», опосредованная в эстетике художественного метода, - «динамически живое» в нём, историческое, изменяемое (через систему «метод - жанр - стиль»). Когда исследователи описывают «движение», «обновление» «концепции личности» в рамках одного этапа историколитературного цикла, то в этом случае речь должна идти не о развитии философско-эстетической «идеи человека», т.е. не о методологических изменениях, а о внутренней эволюции идеи человека конкретного художественно-познавательного цикла, следовательно, и о динамике способов изображения отношений между человеком и действительностью в рамках одной «идеи человека». «Идея человека» как категория историческая прорабатывается всеми жанрами одновременно; ею, в конечном счёте, обусловлены особенности художественного воплощения жанровой «концепция челове-ка/личности» в литературных видах определённой историко-литературной эпохи, а также типологические черты художественно-философской антропологии писателей данного литературного направления на уровне понимания ими природы, сущности человека и воплощения этого понимания в творчестве. С одной стороны, важнейшим критерием жанровой типологии является константное изображение целостного бытия человека, т.е. «воплощение специфического “измерения”… сущности человека как единства индивидуального, социального и “родового”» [12. С. 74]. С другой - тип мироотношения («идея человека»), свойственный тому или иному художественнопознавательному циклу, предопределяет особенности художественной интерпретации целостного бытия человека, которые объективируются в «типе индивидуальности» каждого литературного героя. Опора на традиции философии литературного жанра М.М. Бахтина позволяет усваивать лучшее в антропологической (не сциентистской) направленности теории жанра, согласно которой жанровую «концепцию человека/личности» можно рассматривать как жанрообусловливающий фактор, обеспечивающий самодостаточный познавательный потенциал каждого жанра [15]. Именно такая концепция определяет характер художественно-завершающего оформления действительности, способы, средства «понимающего овладения» действительностью, «степени широты охвата и глубины проникновения» в неё [42. С . 80]. «Идея человека» детерминирует (наряду с жанровой доминантой) жанрообразовательные процессы. Жанровые типы любого литературного направления (классицистическая трагедия, реалистическая повесть, постмодернистский роман и т.п.) фиксируют стадиальный этап в эволюции жанров. Как категория исторической поэтики жанровый тип определяется на основе «снятия», во-первых, художественно-познавательных свойств, «повторяющихся» во всех образцах жанра и жанровых разновидностях, и, во-вторых, - особенностей изображения, причинно обусловленных творческим методом [23. С. 59-62]. Жанровые взаимодействия, благодаря структурообразующей роли «идеи человека» каждой историколитературной эпохи, носят не эклектический характер, напротив, приобретают целесообразный (системный) вид. Жанры на любом этапе развития художественного сознания одновременно дифференцируются и взаимодействуют друг с другом, их перегруппировкой фиксируется динамика жанровой системы каждого художественно-познавательного цикла. В свою очередь границы доминантной «идеи человека» очерчиваются эволюцией системы жанров, поскольку жанрообразовательные процессы непосредственно реагируют на изменение «идеи человека», которая в ту или иную историколитературную эпоху активизирует заложенные в них родовые и видовые потенциальные возможности. В историко-литературную эпоху классического реализма, например, наблюдается такая динамика жанровых систем, когда в роли «старших жанров» (Ю.Н. Тынянов) выступают: в 1830 г. - «синкретический» роман, в 1840-е - очерк - роман, в 1850-е - повесть - роман, в 1860-1870-е - роман - повесть; в 1880-1890-е - рассказ - повесть [15. C. 131]. Философская «идея человека», характерная для историко-литературной эпохи, причинно обусловливает доминирование жанров определенного литературного рода, расцвет и развитие тех из них, которые оказываются наиболее предрасположенными к адекватному воплощению собственно эстетических и внеэстетических законов эволюции этой идеи. Трудно говорить о существенной философской, мировоззренческой трансформации «идеи человека», имея в виду один период развития литературы (культурно-историческую эпоху). Другое дело, что на данном этапе литературного процесса уже может формироваться новая «идея человека». В этом смысле можно говорить о движении концепции человека и действительности в контексте развития представлений о природе и сущности человека, эстетически воплощаемых в художественных произведениях данной историко-литературной эпохи. В этом случае происходит значительное (на воззр

Скачать электронную версию публикации