Turkmens of Akhal-Teke and Merv Within the Context or Relations Between Frontier Administrations of the Russian Empire (.pdf В процессе присоединения Средней Азии к Российской империи в XIX в., как неоднократно обращали внимание исследователи, непосредственные его участники, т. е. руководители пограничных регионов и военачальники, нередко действовали по собственному усмотрению и вопреки политике центральных властей. Порой это имело положительные последствия, поскольку позволяло более оперативно принимать решения и учитывать среднеазиатские реалии, поэтому центральные власти нередко смотрели сквозь пальцы на самовольные действия региональных администраций. Но, с другой стороны, подобная позиция влекла неопределенность в статусе региональных администраторов и военачальников, причем не только в отношении центральных имперских властей, но и в отношении соседних регионов, также участвовавших в присоединении Средней Азии к России. В результате между региональными властями возникали конфликты, взаимные претензии по поводу вторжения в сферы влияния и пр., а следствием этих противоречий порой становилось ослабление российских позиций в том или ином среднеазиатском регионе. И если проблема противоречий между региональными администрациями и центральными властями Российской империи по поводу среднеазиатской политики исследуется специалистами, то противоречия региональных властей до сих пор не привлекали их внимания, что делает настоящее исследование актуальным. Эта тематика в последнее время находит отражение в специальных исследованиях, базирующихся на изучении правовых и актовых материалов об особенностях взаимоотношений региональных администрацией, попытках центральных властей их разграничения и упорядочения [1-3]. Однако далеко не всегда эти попытки увенчались успехом - во многом из-за того, что столичные власти не всегда могли оперативно контролировать деятельность региональных и главным образом пограничных администраций, особенно если последние возглавляли статусные и амбициозные руководители. Целью настоящей статьи является анализ этой проблемы на конкретном примере - конфликте администраций Кавказского наместничества и Туркестанского края по поводу контроля над туркменскими родами и племенами, проживавшими в оазисах Ахал-Теке и Мерв, в середине 1870-х - начале 1880-х гг. Для достижения этой цели предполагается решить несколько задач. Первая из них - характеристика специфики политико-правового положения этих оазисов: юридически независимые от России туркменские племена в рассматриваемый период признавали сюзеренитет Хивинского ханства, являвшегося протекторатом Российской империи. Несмотря на то что история вхождения Туркмении в состав Российской империи достаточно широко изучена и имеет обширную историографию и факты пребывания хивинских наместников в Ахал-Теке и Мерве достаточно подробно описаны, в частности в трудах А.Н. Куропаткина, А.А. Семенова и М.Н. Тихомирова, этот политико-правовой казус, насколько нам известно, до сих пор специально не рассматривался, тем более в связи с проблемой противоречий российских региональных властей в Средней Азии. Второй задачей является выявление роли личностного фактора в формировании российской политики по отношению к туркменским оазисам, характеристика особенностей позиций и взаимоотношений Кавказского наместника вел. кн. Михаила Николаевича, туркестанских генерал-губернаторов К.П. фон Кауфмана и М.Г. Черняева, начальников Амударьинского и Закаспийского военных отделов, Закаспийской области. Наконец, третья задача - это анализ эффективности российской политики в отношении туркмен Ахал-Теке и Мерва в связи с вышеупомянутыми факторами. Сведения о конфликте Кавказа и Туркестана, положении самих туркмен Мерва и Ахал-Теке, отношения к ситуации центральных властей Российской империи и ханов Хивы содержатся в материалах официальной переписки руководителей имперских центральных и региональных органов власти и управления, посланиях хивинских монархов и туркменских родоплеменных предводителей российским властям, записки русских чиновников, побывавших в туркменских оазисах (в частности инженера и дипломата П. М. Лессара и военного чиновника М. Алиханова-Аварского), материалы аналитиков1, а также иностранных путешественников и дипломатов, которые внимательно отслеживали ситуацию в регионе, стараясь выработать планы по укреплению в нем, соответственно, российского или британского влияния. Конфликт между Кавказским наместничеством и Туркестанским генерал-губернаторством берет начало после Хивинского похода 1873 г., следствием которого и стало установление российского протектората над Хивой, фактически превратившее ханство в вассала Российской империи. В результате племена так называемой вольной Туркмении попали в сферу влияния Российской империи, причем как со стороны Кавказского наместничества, так и Туркестанского края. Ни один «раздел сфер влияния» не был официально закреплен какими-либо нормативными актами, обязательными для исполнения региональными администрациями, кроме того, во главе обоих регионов стояли весьма властные и энергичные руководители, которые в силу особого административного статуса и личных амбиций намеревались играть ведущую роль в интеграции Туркмении в состав Российской империи, не собираясь делиться славой друг с другом. Кавказское наместничество с 1862 по 1881 г. возглавлял вел. кн. Михаил Николаевич, родной брат царствовавшего императора Александра II. Не только близкое родство с монархом, но и особые полномочия наместника, соединявшего всю полноту военной и гражданской власти на Кавказе, обусловили его активное участие в среднеазиатской политике, в том числе в Хивинском походе 1873 г. и последующем присоединении Туркмении2. Туркестанский же край с 1867 по 1882 г. находился под управлением Константина Петровича фон Кауфмана, который хотя и не принадлежал к императорской фамилии, но пользовался покровительством Александра II и к тому же был наделен весьма широкими полномочиями как в самом Туркестане, так и в отношениях с соседними народами и государствами - неслучайно современные исследователи характеризуют его как «первого в истории российского “вице-короля”». С точки зрения личных качеств и наместник Кавказа, и туркестанский генерал-губернатор отличались решительностью и амбициозностью. Естественно, имея интерес к Туркмении, они не могли не вступить в конфликт, который привел к противоречивости российской политики в этом регионе и в конечном счете к снижению в нем российского влияния, тогда как хивинские власти и туркменские родоплеменные предводители, напротив, укрепили свои позиции. Главным поводом для конфликта между Кавказом и Туркестаном стало вмешательство в туркменские дела Хивинского ханства, которое, как уже отмечалось, с 1873 г. стало протекторатом Российской империи, и контроль над ним относился к компетенции именно туркестанских властей в лице начальника Амударьинского военного отдела - новой административной единицы Туркестанского края, созданного на отторгнутых у Хивинского ханства территориях. Однако связи с туркменами Ахал-Теке и Мерва оказались в ведении появившегося тогда же Закаспийского военного отдела - административной единицы Кавказского наместничества. Несмотря на свой высокий статус и амбиции, К.П. фон Кауфман благоразумно не стал прибегать к прямому противостоянию с братом императора или пытаться воздействовать на центральные власти с целью пересмотра «сфер влияния» Кавказа и Туркестана в регионе, а решил разыграть «хивинскую карту», тем более что участие Хивы в туркменских делах являлось давней традицией. Ахалтекинские туркмены имели давние связи с Хивинским ханством и в середине XIX в. официально считались его подданными. В течение многих десятилетий и вплоть до российского похода на Хиву 1873 г. они являлись верными подданными и военными соратниками хивинских монархов, участвуя в походах даже против других туркменских родов и племен. Их предводители носили хивинские титулы и почетные звания на основании ханских ярлыков, получали регулярное жалование от ханов, вместе с собственными подданными спокойно перекочевывали в хивинские владения и обратно [4. С. 196, 200, 321, 337; 5. С. 17, 24]. Неудивительно, что именно в Ахал-Теке имел место первый из рассматриваемых нами казусов признания власти хивинского хана в середине 1870-х гг. Что касается Мерва, его история отношений с Хивой была более сложной. В течение веков Мерв представлял собой весьма развитый в социальноэкономическом отношении оазис с оседлым населением, которое лишь в последней четверти XVIII в. подверглось нападению бухарского эмира Шах-Мурада, разорившего и практически сравнявшего с землей древний город, уничтожившего всю хозяйственную инфраструктуру и переселившего почти всех местных в бухарские владения. На опустевшее место пришли кочевники-туркмены с племенем сары-ков во главе, фактически основавшие новое поселение, в отличие от которого развалины прежнего получили название Старого Мерва [6. С. 11; 7. С. 83-84; 8. С. 279]. С начала XIX в. хивинские ханы стали совершать регулярные рейды на Мерв, стремясь подчинить его своей власти, и на короткое время им это удалось: в 1822-1827 гг. Мерв признавал власть Хивы, затем сарыки восстали, убили ханского наместника и около года успешно отражали карательные рейды хивинцев [8. С. 89, 97, 118]. Однако в этой борьбе са-рыки ослабели, и в 1832-1834 гг. Мервский оазис был подчинен более сильным племенем текинцев, вскоре, в свою очередь, признавших власть Хивы и согласившихся даже принять хивинского наместника [3. С. 12-13; 7. С. 3; 8. С. 3-4, 10; 9. Р. 47, 264]. В 1846 г. бухарский эмир Насрулла подбил туркмен Мерва на очередное восстание против Хивы, но и оно было подавлено, и в течение нескольких лет мервцы находились под властью Хивы, даже прибегая к ее военной помощи против Персии [9. Р. 185; 10. С. 57; 11. Р. 10]. Зато в 1855 г. текинцам удалось разгромить войско Хивы в битве при Серахсе, причем в сражении был убит даже хивинский хан Мухаммад-Амин II. С этого времени Мерв уже не платил Хиве дань или налоги, фактически став независимым владением [5. С. 17; 6. С. 13; 11. Р. 11; 12; 13. С. 85; 14. С. 101-102]. Однако в силу политических причин (в частности чтобы противостоять попыткам захвата со стороны Персии) туркмены Мерва формально признавали власть хивинских ханов - хотя бы потому, что хивинцы, как и туркмены, придерживались суннитского варианта ислама, а не шиитского, как персы. Время от времени эта лояльность Хиве получала и материальное подтверждение - например, после победы над персами в 1860 г. текинцы передали хану Хивы пятую часть своей добычи [10. С. 9]. Впрочем, к рассматриваемому нами периоду эта зависимость была чисто номинальной. Туркменский вождь и военачальник Тыкма-сардар в переговорах с русскими упоминал, что текинцы находились у хивинского хана, «хотя и фиктивно, в вассальном подчинении» [15. С. 167]. Сами хивинские ханы, ссылаясь на прежнее владычество над Мервом, также считали его частью своих владений. Британский путешественник Г. Лансделл, побывавший при дворе хана Мухаммад-Рахима II в 1882 г., вспоминал, что хан подтверждал, что даже после вмешательства русских в дела Хивы Мерв, захваченный его предшественниками 60 лет назад, до сих пор является его владением и платит ему дань [16. Р. 486]. Неудивительно, что после похода русских войск 1873 г., в результате которого Хива потерпела поражение и была вынуждена признать российский протекторат, туркмены Ахал-Теке и Мерва оказались в ситуации крайней неопределенности [17. С. 328]. Часть племен и родов решила перейти в непосредственное подданство Российской империи, другая - признать власть Персии. Однако значительное количество туркмен, населявших Ахалтекинский и Мервский оазисы, предпочли сохранить статус кво, продолжая провозглашать себя подданными хивинских монархов, которым все равно не платили налогов [8. С. 279]. В переговорах с начальником Закаспийского отдела ахалтекинцы заявляли, что «более ста лет тому назад предки хивинских ханов покорили текинцев, а как теперешний хивинский хан покорный и преданный слуга Ак-падишаха, то и текинцы, желая быть отныне верными слугами Великого Ак-падишаха, желают оставаться в прежних подвластных отношениях к хивинскому хану» [17. С. 330]. Это не могло не устроить туркестанские власти, и когда в 1875 г. хивинский хан Мухаммад-Рахим II обратился к начальнику Амударьинского отдела полковнику Н.А. Иванову с сообщением, что ахалтекинские туркмены просят прислать к ним его наместника, российский администратор одобрил его действия (тут же сообщив о них К.П. фон Кауфману), и осенью 1875 г. в Ахал-Теке появился ханский чиновник Муса-мутавали в сопровождении помощника - Ваис-Нияза-юзбаши [17. С. 332; 18. № 81. С. 196]. Любопытно, что сами текинцы тут же уведомили об этом начальника Закаспийского отдела генерал-майора Н.П. Ломакина, причем в их интерпретации именно «полковник Иванов приказал Мухаммед Рахим-хану выбрать из хивинцев одного хорошего, почетного человека и послать в Теке: хан назначил Муса Мутавайли». Безусловно, такие действия представителя туркестанской администрации стали своего рода вызовом представителям Кавказского наместничества, однако Н.П. Ломакин в отчете своему руководителю -начальнику Кавказского горского управления - от 21 февраля 1876 г. постарался представить дело так, что контролирует ситуацию, сообщив, что посланцы хивинского хана действуют в согласии с Нур-Верды-ханом (наиболее влиятельным ахалтекинским вождем, которого за прорусские симпатии и поддерживали власти Закаспийского отдела), вместе с которым занимается освобождением пленников из туркменского племени йомудов и возвращением их в Хиву для восстановления мира между йомудами и текинцами. Однако в переписке с начальником Амударьин-ского отдела Н.П. Ломакин явно выражал беспокойство по поводу ситуации в Ахалтекинском оазисе. Как он писал Н.А. Иванову 25 февраля 1876 г., до него стали доходить слухи, что текинцы во главе с верным подданным Хивы Хан-Мамед-аталыком намереваются провозгласить своим ханом Мусу-мутавали, который «держал себя величайшим святошей и, проводя дни и ночи в беспрестанной молитве и строгом посте, едва ли удостоил кого единым взглядом и словом, -без сомнения, с целью привлечь внимание народа и возбудить наивящее к своей особе сочувствие и почтение». Сторонники России сообщали Н.П. Ломакину, что сам Муса в ответ на просьбы о принятии им ханского титула заявлял, что он «раб хана» и согласится стать ханом у туркмен лишь по его прямому приказанию, предложив, впрочем, своим сторонникам написать о своей просьбе хивинскому монарху и выразив готовность также направить ему письмо. Начальник Закаспийского отдела подчеркивал, что до вмешательства хивинцев в дела Ахал-Теке там наибольшей поддержкой пользовался Нур-Верды-хан - сторонник России и наиболее вероятный кандидат в старшие ханы всех туркмен оазиса [18. № 81. С. 197]. Теперь же его противники стараются расколоть единство населения и предлагают выбрать либо четырех ханов от всех племен, либо же Мусу - как компромиссного кандидата, поскольку он, будучи узбеком, не является представителем ни одного из племен; Нур-Верды-хан подливал масла в огонь, заявляя, что не допустит избрания в ханы никого, кроме себя. Соответственно, в своем послании Н.П. Ломакин прямо винил Н.А. Иванова, заявляя, что хан прислал своего ставленника к туркменам по его прямой рекомендации. А поскольку власть хивинского хана и в собственных владениях не отличается стабильностью, то его вмешательство в дела ахалтекинских туркмен лишь еще больше дестабилизирует ситуацию, и восстановить спокойствие в оазисе удастся только при прямом вмешательстве русских войск, т.е. собственно Закаспийского отдела [18. № 86. С. 208; № 90. С. 215-217]. Вероятно, начальник Амударьинского отдела понял, что зашел слишком далеко в попытках распространить свой контроль на туркмен, формально подведомственных кавказской администрации, поэтому в ответном послании Н.П. Ломакину от 19 марта 1876 г. постарался убедить его, что беспокоиться не о чем и что «дела между ахал-теке с выбором в ханы хивинца Мусы Мутавайли не улучшатся и не ухудшатся; Муса, личность бесцветная и немедленно подпадет влиянию какой-либо партии; сам он очень бедный человек и своей партии не соберет; хан хивинский деньгами его не поддержит потому, что у самого ничего нет». Последний довод был связан с тем, что туркмены, предлагая ханский титул Мусе-мутавали, готовы были выделить ему резиденцию в крепости Анау и 200 воинов-феррашей - при условии, что жалование им будет платить хивинский хан. Соответственно, Н.А. Иванов считал, что именно эти затраты, которые исчислялись в 30 тыс. руб. в год (по 150 руб. на каждого ферраша), и заставят хивинского хана отказаться от намерения установить контроль над Ахал-Теке через посредство «хана» Мусы. Допуская вероятность избрания последнего в ханы, Н.А. Иванов при этом всячески подчеркивал, что в таком статусе он долго продержаться не сможет и на дела туркмен никак не повлияет. В заключение же начальник Амударьинско-го отдела, видимо, желая опровергнуть обвинения Н.П. Ломакина в том, что именно с его подачи возникли беспорядки Ахал-Теке, писал, что согласился на прибытие хивинского представителя в оазис исключительно с целью восстановить мир между туркменскими племенами текинцев и йомудов, освободить пленников и компенсировать потери от грабежа торговых караванов - чем, собственно, и пытался поначалу заниматься сам Муса-мутавали вместе со своим помощником Ваис-Ниязом-юзбаши при поддержке также и местных ханов. Сюзеренитет же Хивы над ахалтекинскими туркменами - «дело очень старое и всем известное» и существовал лишь «на словах» [18. № 91. С . 219-220]. Чтобы окончательно восстановить отношения с Закаспийским отделом, Н.А. Иванов даже выразил готовность пойти на некоторые уступки в вопросе разграничения компетенций двух администраций в Восточном Прикаспии. В настоящее время, писал он Н.П. Ломакину, он опирается на инструкции, данные ему туркестанским генерал-губернатором, но «если администрация Кавказа выработала какой-либо новый путь, более рациональный к достижению этих желанных результатов, то, вероятно, Ваше превосходительство не откажите мне его сообщить». При этом, однако, он отказывался сам писать хану Хивы, чтобы тот отозвал Мусу-мутавали и был готов «внушить» это Мухаммад-Рахиму, если тот сам обратится к нему «по этому поводу за советом». На наш взгляд, именно эта оговорка подтверждает справедливость обвинения Н.П. Ломакина в том, что Н.А. Иванов рекомендовал хану прислать своего представителя к ахалтекинским туркменам: теперь начальник Амударьинского отдела не хотел отменять своих же прежних рекомендаций [18. № 91. С. 221]. В начале апреля Муса-мутавали вернулся обратно в Хиву - «без успеха», как отмечал А.Н. Куропаткин. Начальник Закаспийского отдела, ссылаясь на послания своих туркменских осведомителей, писал начальству в Тифлис, что незадолго перед этим текинцы разделились на три группы, одна из которых стояла за Нур-Верды-хана, другая - за Мусу, третья не признавала ни одного из претендентов на ханский трон. Поэтому отъезд Мусы должен был способствовать восстановлению спокойствия в оазисе [17. С. 332; 18. № 93. С. 222-223]. Со своей стороны начальник Амударьинского отдела 13 апреля 1876 г. писал К.П. фон Кауфману, что Муса уже 2 апреля выехал в Хиву, напоследок посоветовав своим сторонникам поддержать именно Нур-Верды-хана. В этом же послании он сообщил генерал-губернатору, что на Кавказе вырабатывается новая стратегия по выстраиванию отношений с туркменами, поэтому сам он не хочет давать никаких рекомендаций хивинскому хану по ахалтекинским делам [18. № 95. С. 225-226]. Тем самым Н.А. Иванов, по сути, давал понять своему начальнику, что необходимо его личное вмешательство, чтобы более-менее четко определить полномочия кавказских и туркестанских властей в Восточном Прикаспии. Однако такое демонстративное «самоустранение» представителя туркестанской администрации в регионе от отношений с туркменами, по-видимому, тоже не слишком устраивало Н.П. Ломакина, не желавшего брать на себя всю полноту ответственности за положение в регионе. Вероятно, именно поэтому в рапорте начальнику Кавказского горского управления от 6 мая 1876 г. он предложил рекомендовать хивинскому хану «обновить» ярлык хану Нур-Верды, которого в статусе верховного хана Ахал-Теке следует поддержать Закаспийскому и Амударьинскому отделам [18. № 97. С. 229]. Весьма любопытно, как повел себя хивинский хан Мухаммад-Рахим II, надеявшийся, что разногласия двух имперских пограничных администраций позволят ему укрепить свой сюзеренитет над ахалтекинскими туркменами. Он направил к Н.А. Иванову своего сановника Полван-Мирзу-баши с заверениями, что у него и в мыслях не было считать себя «ханом Ахала» и тем более возводить там на трон Мусу-мутавали [18. № 102. С. 234-235]. Это сообщение немедленно было переслано в Закаспийский отдел, а оттуда - в Тифлис, и кавказские власти сделали вид, что верят заверениям хана, и предписали Н.П. Ломакину взаимодействовать с туркменами так, как было «до возникновения последних недоразумений» [18. № 110. С. 244]. Последняя точка в этой истории была поставлена 2 марта 1877 г., когда начальник Закаспийского отдела в своем рапорте начальнику Кавказского горского управления сообщил, что выдвижение Мусы в ханы было исключительно личной инициативой вышеупомянутого Хан-Мамед-аталыка, который якобы таким образом надеялся вернуть себе милость и покровительство хивинского хана [18. № 145. С. 294]. Как бы то ни было, ситуация в Ахалтекинском оазисе продолжала оставаться нестабильной, и туркмены по-прежнему оставляли себе некоторую свободу выбора, продолжая номинально признавать верховенство хивинского хана, тем самым не подчиняясь предписаниям российских властей в регионе. В результате, как известно, последовали две Ахалтекинские экспедиции - первая, неудачная, под командованием Н.П. Ломакина в 1879 г., вторая - под командованием М.Д. Скобелева, завершившаяся присоединением Ахал-Теке к России, в 1880-1881 гг. При этом даже во время второй из них, как вспоминали ее участники, на предложение сдаться туркмены отвечали, что «они подчинены Хивинскому хану и переговоры нужно вести с ним» [19. С. 156]. Неудивительно, что имперские власти сочли целесообразным не просто включить оазис в состав России, но и преобразовать его в Закаспийскую область, которая официально была передана под контроль кавказской администрации. Правда, при этом нельзя не отметить, что такое решение относительно подведомственности Восточного Прикаспия было принято уже после ухода с политической сцены двух руководителей пограничных администраций, при которых оно, скорее всего, не было бы реализовано. В марте 1881 г. К.П. фон Кауфман был разбит параличом из-за потрясения по поводу убийства императора Александра II и, формально продолжая считаться генерал-губернатором Туркестанского края до своей смерти в мае 1882 г., фактически не мог выполнять обязанности, которые перешли к Г.А. Колпаковскому, военному губернатору Семиреченской области, и ранее замещавшему Кауфмана во время его отсутствия в крае. Что касается вел. кн. Михаила Николаевича, то по решению нового императора Александра III он с июля 1881 г. был назначен председателем Государственного совета, соответственно, сложив с себя руководство Кавказским наместничеством, которое сразу же было упразднено, а руководство регионом перешло к «главноначальствующим гражданской частью на Кавказе» с гораздо менее широкими полномочиями. С присоединением Ахалтекинского оазиса «туркменский вопрос» так и не был решен окончательно, и две администрации повторно вступили в конфликт по поводу Мерва, который, как уже отмечалось выше, подобно Ахал-Теке, номинально признавал власть хивинского хана, мотивируя тем самым отказ следовать исключительно в русле российской политики. Соответственно, хивинский хан Мухаммад-Рахим II в начале 1880-х гг. попытался сделать Мерв своим вассальным владением, а российские власти, столкнувшись с подобными его действиями в Ахал-Теке, тем не менее, не сделали никаких выводов и совершили, по сути, те же ошибки, что и в середине 1870-х гг. Как и в Ахал-Теке, в Мерве проживали представители нескольких туркменских племен, имевших давние разногласия, причем доминирующее племя текинцев разделялось на ряд противоборствующих родов, предводители которых не желали признавать главенство одного из них в ущерб другим. Большое количество туркмен-текинцев тяготело к России, поскольку по итогам похода на Хиву 1873 г. русские освободили немало текинских пленников и отправили их домой [20. Р. 152; 21. Р. 236]. Наиболее выгодным для России претендентом на власть в Мерве являлся Махтум-Кули-хан, сын вышеупомянутого Нур-Верды (ставшего, кажется, единственным туркменским ханом, верховенство которого признавали и Ахал-Теке, и Мерв, но скончавшегося в 1880 г.), однако не все его поддерживали в силу его молодости, кроме того, он происходил не из мервских, а из ахалтекинских туркмен [22. С. 128]. Его главным конкурентом был Кара-Кули-хан, который пользовался большим влиянием в текинском роду тохтамыш, однако, в отличие от Махтум-Кули, не был высокого происхождения3 и, соответственно, не пользовался поддержкой туркменской знати [23. С. 63]. Поскольку Махтум-Кули был сторонником российских властей, Кара-Кули решил сделать ставку на поддержку Хивы4. Ему удалось убедить предводителей текинских родов отамыш и тохтамыш, а также племени сарыков послать в августе 1881 г. представительную делегацию из 24 человек в Хиву с просьбой прислать к ним «справедливого начальника, знающего все правила мусульманской религии и шариата» [22. С. 125; 24. С. 97-98]. Вероятно, Мухаммад-Рахим II все же испытывал некоторые сомнения по поводу целесообразности отправки наместника в Мерв. А еще больше эта идея не нравилась его приближенным, которые один за другим отклоняли предложение монарха отправиться к вольнолюбивым и воинственным туркменам. Наконец, выбор пал на некоего Юсуф-бая, который сам рассказал об обстоятельствах своего назначения русскому инженеру П. М. Лессару, побывавшему в Мерве в августе 1882 г.: «Все отказывались ехать, я так же, как и другие. Но хан стал уговаривать; говорит, ты старый человек, убьют, так и не жаль. Я и поехал» [23. С. 63]. Любопытно отметить, что инициаторы приглашения хивинского наместника старались показать, что их действия не носят антироссийского характера. В состав делегации, отправившейся в Хиву, был включен русский артиллерист Кидяев, находившийся в то время в Мерве в плену [24. С. 97]5. А когда Юсуф-бай осенью 1881 г. прибыл в Мерв, Кара-Кули-хан стал уверять, что он приехал с одобрения российских властей, что поначалу обеспечило ему признание со стороны туркмен. Однако когда Юсуф-бай под нажимом Кара-Кули-хана попытался ввести в Мерве налог с урожая в размере 10%, туркмены просто-напросто стали его игнорировать. Более того, пожаловавшись на его действия администрации Закаспийской области, они выяснили, что с имперскими властями его кандидатуру никто не согласовывал [20. Р. 64; 21. № 2. С. 211; 22. С. 157]. Воспользовавшись ситуацией, еще один туркменский предводитель - Майлы-хан из рода отамыш обратился к закаспийским властям, чтобы они отозвали Юсуфа и назначили старшим ханом Мерва его самого, однако администрация Ашхабада на это не пошла. Во-первых, Майлы-хан не обладал значительным влиянием, и его поддержка российскими властями могла повлечь ослабление влияния империи в оазисе, поэтому ему было предложено добиться официального избрания и после этого прибегнуть к российскому покровительству [23. С. 65]. Во-вторых, обращаться к хану Хивы с требованием отозвать Юсуф-бая закаспийские власти также не могли - ведь контакты с Хивинским ханством находились в ведении начальника Амударьинского отдела, подчинявшегося не кавказским, а туркестанским властям6, и в условиях снижения статуса руководства кавказской администрации губернатор Закаспийской области не рисковал выходить за рамки своих четко определенных полномочий. В октябре 1882 г. Юсуф-бай скончался [23. С. 66; 25. С. 160] (ср.: [24. С. 98]), и, казалось бы, проблема была решена, поскольку главноначальствующий на Кавказе кн. А. М. Дондуков-Корсаков снесся по поводу ситуации в Мерве с новым туркестанским генерал-губернатором М. Г. Черняевым, который написал хану Мухаммад-Рахиму II, чтобы тот не присылал больше своих наместников в Мерв [25. С. 161]. Однако, несмотря на такое четкое и прямое распоряжение, хивинский монарх в ноябре того же года направил в оазис нового наместника Абдурахман-бия, который, как и его предшественник, мог осуществлять свои полномочия лишь при поддержке Кара-Кули-хана и к тому же постарался привлечь на свою сторону местную знать денежными раздачами [24. С. 99; 25. С. 162, 165]. По прибытии в Мерв новый наместник тут же направил в Ашхабад копию ханского ярлыка о назначении его на должность. Этот документ был составлен весьма корректно, не давая, по сути, российской администрации никаких поводов для обвинения хана Хивы в превышении полномочий: Мухаммад-Рахим II в нем ссылался как на просьбу самих мервцев о присылке хивинского наместника, так и на свою дружбу с Россией. В результате военный губернатор Закаспийской области генерал-лейтенант П.Ф. Рерберг проявил нерешительность и лишь просил своего начальника кн. Дондукова-Корсакова «настоять, чтобы хивинский хан отозвал Рахман-бека». Даже тому факту, что хивинский хан практически проигнорировал указание туркестанского генерал-губернатора, П.Ф. Рерберг постарался найти оправдание: по его мнению, Мухаммад-Рахим II отправил наместника в Мерв до получения послания М.Г. Черняева [25. С. 164-165]. Увидев нерешительность российских властей, Аб-дурахман-бий и Кара-Кули-хан активизировали свою деятельность, начав собирать налоги (тот же десятипроцентный сбор с урожая под названием «ушур-зякет», который пытался собирать и Юсуф-бай, а также торговый налог «бадж») и усилив роль шариатского суда казия в ущерб традиционному кочевому суду туркмен [24. С. 98]. Это вызвало недовольство местного населения, и Абдурахману в начале 1883 г. пришлось срочно вернуться в Хиву, спасая свою жизнь. Тем не менее его краткое пребывание в оазисе повлияло на политическую ситуацию: столкнувшись со столь пассивной позицией имперской администрации, даже пророссийски настроенные туркмены перестали активно поддерживать политику имперских властей в регионе. Кроме того, этот эпизод показал туркестанскому генерал-губернатору М. Г. Черняеву, насколько нерешительно действует в Мерве администрация Закаспийской области, и он решил расширить собственное влияние в оазисе. Именно поэтому уже в конце 1882 г. он пересмотрел свою позицию по поводу хивинских наместников в Мерве и стал настоятельно рекомендовать туркменам признать власть Хивы, поскольку через нее надеялся контролировать Мерв7. Вероятно, сам того не осознавая, в этом отношении он продолжил политику своего предшественника К. П. фона Кауфмана, хотя, имея к нему личную неприязнь, обычно старался отменять и переиначивать все его решения. Узнав о такой радикальной перемене его позиции, Кара-Кули-хан в апреле 1883 г. отправился в Петро-Александровск, где в то время находился М. Г. Черняев, и попросил у него одобрения на присылку в Мерв еще одного хивинского наместника, каковое ему и было дано [18. № 373. С. 675; 22. С. 127; 24. № 2. С. 215]. В результате в мае 1883 г. в Мерве появился уже третий по счету представитель хана Хивы, который в разных источниках фигурирует как Атаджан-бий либо Бабаджан-бий. Апеллируя к поддержке туркестанских властей, он гораздо более решительно, чем его предшественники стал проводить политику подчинения Хиве Мерва, который рассматривал как часть Хивинского ханства и в котором, соответственно, должны были действовать принятые в Хиве принципы и институты управления, правоотношения, налоги, сборы и пр. [24. С. 138; № 3. С. 215]. Многие ханы и родоплеменные вожди даже отказались знакомиться с наместником, большинство населения Мерва игнорировало его требования об уплате налогов [13. С. 108]. Согласно рапорту начальника Закаспийской области генерал-лейтенанта А. В. Комарова кн. Дондукову-Корсакову от 7 февраля 1884 г., действия хивинского сановника восстановили против него даже родственников самого Кара-Кули-хана, в результате чего сторонников у него поубавилось вдвое [24. № 3. С. 216]. Между тем Кара-Кули-хан, которого французский путешественник Б. Мешэн, побывавший в Мерве в 1883 г., характеризовал как самого могущественного человека в оазисе, продолжал изыскивать разные пути для укрепления своего влияния. Ради этого он готов был пойти на сотрудничество не только с русскими и хивинскими властями, но и их противниками - англичанами и персами, о чем доверительно советовался, в частности, с тем же бароном Мешэном (который, по его же словам, постарался его убедить, что раз уж он получил поддержку туркестанских властей, следует продолжать сотрудничать с ними) [22. С. 128]. Такая политическая неразборчивость Кара-Кули-хана давала немало оснований противникам обвинять его перед российскими властями в союзе с иностранный врагами России и получении денег от англичан, в поддержке радикального мусульманского движения среди туркмен (естественно, враждебно настроенного в отношении «неверных» русских) и даже в том, что он «проедает» жалование своего же соратника Бабаджан-бия [13. С. 104; 24. № 3. С. 218]. В результате в Мерве сложилось крайне противоречивое положение: официально находясь в сфере влияния Кавказа (через подчиненную ему Закаспийскую область), он управлялся наместником, которого назначил хан Хивы, контролировавшийся властями Туркестанского края. При этом местные родоплеменные предводители, как оказалось, проводили политику, идущую вразрез с интересами России, что влекло опасность перехода Мерва под контроль Персии либо даже Британской империи. Как и в Ахал-Теке, из-за противоречий региональных имперских властей ситуация зашла в тупик, и только решительные меры могли позволить найти выход из него. Правда, на этот раз России не пришлось начинать боевые действия: Мерв в 1884 г. вошел в ее состав мирным путем, на основании решения, принятого съездом туркменских племен, - «генгеша». Любопытно, что даже на этой завершающей стадии вхождения Туркмении в состав Российской империи противники России пытались сыграть на противоречиях между кавказской и туркестанской администрациями. Поскольку процесс присоединения Мерва к России был инициирован Кавказом, они решили апеллировать к туркестанским властям, надеясь, что они, как и прежде, не позволят «конкуренту» расширить свое влияние в регионе. М. Алиханов-Аварский, кавказский военный чиновник, зимой 1883/84 г. осуществивший дипломатическую поездку в Мерв для обсуждения предварительных условий его вхождения в состав России, вспоминал о своей встрече с «правителем Мерва» Атаджан(Бабаджан)-бием, которого встретил в ауле Кара-Кули-хана и поинтересовался, кто он такой: «- Я хаким (правитель) Мерва, - отвечал сам Ата-джан, - назначенный хивинским ханом и утвержденный русскими. - Откуда же взялось у хивинского хана право назначать правителя в Мерв, и что значит выражение: “утвержденный русскими”»? В ответ на это хививец достал из лежавшей недалеко от него шкатулки бумагу, развернул ее и, передавая мне, произнес лаконически: “Прочти”. Бумага эта меня поразила. На первой ее странице было написано на джагатайском языке, что, “склоняясь на поступившую во мне просьбу всего Мервского народа, и в видах водворения в этой стране спокойствия и порядка, я, повелитель Хивы, Магомед-Рагим-хан, назначаю хакимом Мерва испытанного сановника моего, Атаджан-бая, в уверенности, что Мервский народ последует его разумным указаниям”, и т.д. На следующей странице русский текст, за печатью и подписью тогдашнего туркестанского генерал-губернатора, генерал-лейтенанта Черняева, гласил кратко: “Одобряю выбор его светлости, хивинского хана, и утверждаю Атаджан-бая правителем Мерва”» [13. С. 106-107] (см. также: [24. № 3. С. 218]). И в то время, когда туркменская знать собралась на генгеш для обсуждения предложенных М. Алихановым условий, Атаджан-бий и Кара-Кули-хан попытались провести собственный съезд, на котором должны были принять решение не признавать российского подданства. «Но эти господа ошиблись в своих ожиданиях, - пишет Алиханов. - На их призыв отозвалось только десятка три их сторонников, и результат ограничился несколькими съеденными баранами» [13. С. 117-118]. Тем не менее, ссылаясь на утверждение его М.Г. Черняевым, хивинский наместник продолжал оставаться в Мерве, поскольку даже на особом совещании в Петербурге еще в августе 1883 г. в

Скачать электронную версию публикации