Обсуждается отношение морфологической категории рода в русском языке к вербально-культурной универсалии «мужское/женское». Показано отношение асимметрии родовой оппозиции к социальным различиям лиц женского и мужского пола. Рассмотрена современная практика выравнивания родовой оппозиции за счет последовательного использования фе-минитивов и ее роль в изменении соответствующего фрагмента языковой картины мира.
The Grammatical Category of Gender in Russian and the Conceptual and Axiological Row “Masculine - Feminine”: From Ethnos.pdf Термин «этносемантика» применяется в этнолингвистических исследованиях, в частности в «этнографии речи» [1. C. 292]. А. Вежбицкой [2] он был использован для объяснения применения разрабатываемой ею теории семантических примитивов к описанию воспроизводимых феноменов поведения в некоторых этнических культурах. Применим он также и к этнокультурной интерпретации языковых фактов, в частности лексической семантики и культурных концептов [3], а также грамматических категорий. Одним из феноменов русской этносемантики, имеющим параллели и в грамматике других языков, является асимметрия в функционировании слов мужского и женского родов, обозначающих лиц. Опирается этот феномен на морфологическую категорию рода, в которой отражены половые различия лиц и животных. В 1900 г. И.А. Бодуэн де Куртенэ писал, что наличие категории рода в индоевропейских языках (он их называет ариоевропейскими) говорит о «сексуализации всего мира субстанциального» [4. С. 10], которая приводит к тому, что «человеку, говорящему на одном из ариоевропейских языков, род напоминает о себе беспрерывно и беспрестанно, наяву и во сне... Мозг проникается сексуальностью и уже со своей стороны содействует этому после голода самому могущественному рычагу человеческих действий» [4. С. 9-10]. Таким образом, по мнению И.А. Бодуэна де Куртенэ, закрепление в морфологической категории рода делает различие мужского и женского в сознании носителей индоевропейских языков постоянно воспроизводимым и чрезвычайно устойчивым. Нас в данном случае волнует в большей мере не сексуальный аспект этого различия, а социальный, связанный с понятием гендера, т.е. полоролевая составляющая отношений полов, фиксирующая социальное равноправие/неравноправие женщин и мужчин, различие набора их социальных функций, типических черт характера и мышления и т.п. Мужское/женское как понятийно-ценностный ряд в семиотике культуры Мужское/женское (с потенциальным промежуточным или не охарактеризованным членом) образу-48 ет понятийно-ценностный ряд в вербальных культурах мира. Понятие понятийно-ценностного ряда было введено для описания феноменов вербальных культур в рамках большого исследования в ИФЛ СО РАН, посвященного универсалиям вербальных культур Сибири и Дальнего Востока. К таким рядам относятся пары или более длинные последовательности понятий и (или) ценностей культуры, претендующих на универсальность или чрезвычайно широкое распространение: сопричастность/чуждость; хорошее/плохое; сакральное/профанное; добро/зло и т.п. Понятийноценностные ряды составляют содержательную строну мира универсалий, в то время как материальная составляющая культуры может быть представлена культурными кодами в понимании С.М. и Н.И. Толстых [5-7], которые делятся по большим классам реалий: пространственный, темпоральный, социальный, вербальный, акциональный и другие коды [8]. Более точно следует говорить о тематических областях, связанных, с одной стороны, с практикой обрядового фольклора и, соответственно, с планом реального исполнения фольклорных произведений (прагматика обрядового фольклора), а с другой стороны, с номинативными классами слов и референтным миром текстов. Таким образом, с термином «культурный код» мы связываем явления действительного мира прагматической ситуации и реалии референтного мира языка и текста. Комбинация культурных кодов и понятийноценностных рядов позволяет выделять более конкретные общекультурные и этноспецифичные конструкты - концепты, мотивы, мифологемы, обладающие планом содержания - отношением к понятийноценностному ряду/рядам - и планом выражения - отношением к культурному коду/кодам [8. С. 16]. Различие мужского и женского начал претендует на статус культурной универсалии, имеющей глубокую биологическую основу. Так, в природе и среди домашних животных распространен половой диморфизм, см., например, [9, 10], присущ он и Homo sapiens [11]. Более того, на объективные биологические различия в традиционных и цивилизационных культурах нанизано большое количество культурных различий, от длины волос и покроя одежды до манеры исполнения действий и речевого поведения. Объективные и социально-ролевые различия полов отразились в виде морфологической категории некоторых древних языков, сохранившейся в их современных потомках (ср. категорию рода в индоевропейском праязыке и в современных русском, французском, немецком и других современных индоевропейских языках). Во многих других вербальных культурах различие мужского и женского проявляется не на морфологическом уровне, а реализуется как скрытая категория, «растворенная» в лексической и синтаксической сочетаемости, в отборе лексики, в функционировании других грамматических категорий, см., например, [12, 13]. Все это дает некоторым исследователям возможность заявлять об универсальности, архетипичности этой оппозиции (ср. архетипы анима и анимус в психологии бессознательного К.-Г. Юнга) [14]. Сравним также и современные исследования, например, работу [15], в которой на примере английской фразеологии и паремиологии демонстрируется сформировавшееся в Средние века представление о порочности женщины, связи представления о женщине с телесным началом. Совсем не обязательна связь оппозиции мужского и женского с последовательным противопоставлением хорошего и плохого, духовного и материально-телесного. Так, различение Инь (женского начала) и Ян (мужского начала) в традиционной китайской культуре не носит антагонистичного характера, а представляет две силы, между которыми должен быть установлен баланс в космосе, обществе и внутреннем мире человека [16]. А.Ф. Бусыгина описывает универсальную природу и взаимопроникновение начал Инь и Ян: «Согласно космогоническим представлениям, в основе всего сущего находится недифференцированное Единое (эта категория также может именоваться Беспредельное, Хаос, Единое Ци и др.). Однажды в Едином проявляются противоположные по характеру силы, а затем они разделяются. Эти полярности именуют силами инь и ян. Разделившись, инь и ян взаимодействуют, переходя друг в друга. Сила ян достигает своего предела и превращается в инь, а инь - в ян» [17. С. 85]. В европейской и русской культуре, которая опирается на индоевропейскую категорию рода и связана с доминированием в истории многих народов мужского начала (ср. понятие патриархата), идеи асимметрии мужского и женского реализуются в самых разных пластах культуры и в разных ее проявлениях [18, 19]. Несомненно, гендерная проблематика в исследованиях культуры актуализируется феминистскими движениями и претерпевает изменения в оценках и интерпретации культурных феноменов разной природы в работах в рамках феминистской идеологии. Морфологическая категория рода в русском языке и ее отношение к понятийно-ценностным рядам Морфологическая семантика, равно как и устройство морфологических категорий, очень удобна для соотнесения с понятийно-ценностными рядами и прежде всего с бинарными ценностными оппозициями, поскольку в морфологии в качестве единицы фигурирует не атомарное явление, а ряд - оппозиция или более сложно устроенное неоппозитивное различие. Особенностью русского языка, как и многих других, имеющих морфологическую категорию рода, в частности французского и немецкого, является асимметрия категории рода при обозначении лиц. Суть асимметрии заключается в формировании бинарной привативной оппозиции мужско-го/женского рода. При симметричном выражении и, соответственно, эквиполентной оппозиции слова мужского рода должны обозначать лиц мужского пола, а слова женского рода - лиц женского пола. Однако у существительных, обозначающих лиц, слова женского рода действительно в общем случае обозначают лиц женского пола, а «формой мужского рода подчёркивается не столько идея пола, сколько общее представление о лице, отнесение к классу или разряду людей, обозначение социальной роли человека» [20. С. 57]. В связи с этим имена существительные, являющиеся названиями лиц, особенно характеризующими их по должности, профессии, часто «сохраняют форму мужского рода и в тех случаях, когда соответствующие обозначения применяются к женщинам» [20. С. 60]. Таким образом, в существительных, обозначающих женщин, идея пола выражается более отчётливо. Следовательно, в современном русском языке существует бинарная привативная оппозиция, в которой маркированным членом, характеризующимся положительным признаком (женский пол), является именно женский род, а мужской род оказывается немаркированным, т.е. не характеризующимся положительным признаком. Языковая асимметрия, связанная с родом имён существительных, обозначающих лиц, имеет социальную природу. До XIX в. мужчины существенно преобладали во многих профессиональных кругах и для их обозначения использовались слова исключительно мужского рода (например, врач, профессор). Со временем экстралингвистическая ситуация изменилась: женщины всё больше проникали в различные сферы профессиональной деятельности, стали выполнять более разнообразные социальные роли, чему в том числе способствовали Первая мировая и особенно Вторая мировая войны. Однако языковая система, как можно заметить, на произошедшие экстралингвисти-ческие перемены должным образом не отреагировала. Рассматриваемая асимметрия, свойственная, как отмечают многие исследователи, не только русскому языку, получила в гендерной лингвистике название «андроцентризм». «Андроцентризм - глубинная культурная традиция, сводящая общечеловеческую субъективность (общечеловеческие субъективности) к единой мужской норме, репрезентируемой как универсальная объективность, в то время как иные субъективности, и прежде всего женская, репрезентируются как собственно субъективности, как отклонение от нормы, как маргиналия. Таким образом, андроцен-тризм - это не просто взгляд на мир с мужской точки зрения, а выдача мужских нормативных представлений и жизненных моделей за единые универсальные социальные нормы и жизненные модели» [22]. Другими словами, язык с андроцентризмом «фиксирует картину мира с мужской точки зрения и от лица мужского субъекта, где женское обычно нивелируется и уничижается» [22. С. 67]. Однако есть еще один аспект родовой асимметрии в обозначении лиц. Это наличие у существительных со значением лица, помимо гендерной семантики, еще и общей семантики лица, условно представленной формулой ‘лицо вне половых различий'. Для языков с морфологической категорией рода обозначение лица вне половых различий оказывается важным, поскольку родовая семантика встроена в словоизменение существительного: род является классификационной категорией и распределяет существительные по трем классам. Фактическая бинарность категории рода по отношению к существительным со значением лица требует, чтобы «чистая» семантика лица была совмещена с одним из членов оппозиции, которым стал именно мужской род. Устранение асимметрии, какими бы причинами оно ни было вызвано, приведет к потере возможности обозначения лица вне половых различий. Русский род и феминистская лингвистика Отметим, что проблема асимметрии категории рода и ее несправедливости рассматривается в рамках именно гендерной лингвистики - направления социолингвистики, сформировавшегося в конце XX в., которое изучает все виды языкового и речевого варьирования, обусловленного полом носителей языка. Важным понятием здесь является гендер, который определяется как «социокультурный конструкт, связанный с предписыванием индивиду определённых качеств и норм поведения на основе его биологического пола» [23. С. 32]. Внутри гендерной лингвистики выделяется особое направление - феминистская лингвистика, или феминистская критика языка, зародившееся в конце 60-х -начале 70-х гг. XX в. в США и в Германии, которое «ставит перед собой цель выявить и изменить патриархальную природу языка» [24. С. 173]. Таким образом, представители феминистской лингвистики через язык стремятся изменить мышление общества, опираясь на гипотезу Сепира-Уорфа, которая гласит, что язык является не только средством общения в обществе, но и оказывает существенное влияние на его мышление. Как отмечает В.А. Кривошеина, «любая ущемляемая в правах группа (раса, пол, сексуальная ориентация, класс) подходила к вопросу о своих правах со всех сторон, и в том числе и с лингвистической» [25. С. 150]. Феминистская лингвистика сложилась в рамках феминизма. Данный термин имеет два значения. Во-первых, это «теория равенства полов, лежащая в основе движения женщин за освобождение, а также разного рода действия в защиту прав женщин» [21. С. 188], а во-вторых, само это «политическое движение, связанное с борьбой женщин за равноправие» [24. С. 172]. Феминизм как политическое движение делится на три волны: - конец XIX - начало XX в. - первая волна, характеризующаяся борьбой женщин за получение права голоса и иных гражданских прав (движение суфражисток); - начало 60-х - конец 80-х гг. XX в. - вторая волна, определяющаяся более мощным и разносторонним движением; - начало 90-х гг. XX в. - настоящее время - третья волна феминизма, отмеченная появлением «множества течений феминизма, которые уже не характеризуются единством идей» [26]. В России феминизм отличался от подобного движения в США и странах Европы. Как пишет А.Д. Головина, в России «активистки женского движения боролись за политические права, за право на образование и профессиональную деятельность наравне с мужчинами, а также занимались благотворительной и просветительской деятельностью» [24. С. 172-173]. Исследователи выделяют два способа борьбы с гендерной асимметрией в языке: феминизацию и нейтрализацию. При этом для языков, имеющих грамматическую категорию рода, как русский язык, более характерна феминизация, а языкам, в которых грамматическая категория рода отсутствует, например английскому, более свойственна нейтрализация. Языки без категории рода стремятся к «половому безразличию», устранению фиксации пола в наименованиях. Языки с категорией рода требуют отказа от родовой асимметрии. В английском языке нейтрализация затрагивает прежде всего морфему -man («мужчина» и «человек»), которая заменяется морфемой -person или другим полноценным словом или опускается. Рассмотрим некоторые примеры: businessman - businessperson, cameraman -camera operator, policeman - police officer. Нейтрализация проявляется и в русском языке в употреблении существительных мужского рода, обозначающих лиц, по отношению к женщинам, т.е. для обозначения лица вообще, что было описано нами выше. Но наличие категории рода делает нейтрализацию не вполне эффективной с точки зрения феминизации, поскольку реализуется в мужском компоненте оппозиции. Итак, главным средством борьбы за гендерное равенство в русском языке в настоящее время является феминизация - внедрение феминитивов. Феминитивы (от лат. femina - «женщина»; также существуют термины феминативы, феминизмы и феминистские неологизмы) - слова женского рода, обозначающие «лиц женского пола по профессиональной, социальной, религиозной принадлежности» [27], «которые являются альтернативными или парными аналогичным существительным мужского рода» [22. С. 67]. В. В. Беркутова отмечает, что «большую часть феминитивов составляют слова женского рода категорий nomina agentis (наименования деятеля) и nomina attributiva (наименования носителя признака), но к ним также можно отнести различные термины родства и свойства, обозначения религиозной, национальной, возрастной, социальной принадлежности и др.» [27]. Как пишет В. А. Кривошеина, «проблема использования феминитивов зародилась в 1970-х гг. в США, когда феминистки второй волны добились не только уравнения в правах с мужчинами, но и превратили феминистскую проблематику в значимый общественный дискурс» [25. С. 147], а в России она стала актуальной лишь в 1990-х гг. Итак, репертуар социальных ролей, выполняемых женщинами в обществе, расширился, так как они стали заниматься различными видами труда, ранее не входившими в круг их деятельности. В связи с этим возникла необходимость в отдельных наименованиях для них, средством создания которых стала феминизация. Таким образом, как справедливо отмечает Е.Н. Василенко, «феминизация языка представляет собой не только (и, вероятно, не столько) лингвистическое, но и культурное, общественно-экономическое явление» [28. С. 77]. В русском языке, на что обращают внимание В.В. Беркутова, Е.А. Челак и другие исследователи, существует историческая тенденция к образованию феминитивов, что вместе с эксплицитностью категории рода в нём обусловливает особый интерес к изучению данной группы имён существительных. Охарактеризованная выше «тенденция употребления слов мужского рода в “обобщенном” значении - относительно новая и впервые зафиксирована в языке только в середине XIX века» [27], а позже была поддержана большевиками. Действительно, некоторые из феми-нитивов существуют в русском языке с очень давних времён (например, княгиня, графиня, царица, императрица, принцесса, баронесса и др.). В русском языке феминитивы образуются от имён существительных мужского рода с помощью суффиксов. Продуктивными являются суффиксы -к- (студентка, фигуристка), -иц- (певица, мастерица), -ниц-(учительница, воспитательница), -чиц-/-щиц- (продавщица, гонщица), -ин- (героиня). Суффиксы -ис- (актриса, директриса), -есс- (поэтесса), -их- (повариха, пловчиха), -ш- (бухгалтерша) оказываются менее продуктивными. Также в русском языке издавна существуют феминитивы, не имеющие аналогов в мужском роде (например, гадалка, сиделка, няня), так как подобным трудом в прошлом занимались только женщины. В современном русском языке феминитивы-неологизмы активно используются в интернет-дискурсе, который «является очень открытым и восприимчивым» [29. С. 199] в связи с распространением и развитием этого вида коммуникации, который занимает огромное место в жизни общества. Именно с этим связан всплеск изучения данной группы слов в последние пять-десять лет. Как пишет Н.Д. Стрельникова, «именно сейчас, в связи с демократизацией языка, доминированием разговорной речи вопрос о фе-минитивах-неологизмах становится всё более актуальным» [30. С. 299]. Существуют многочисленные форумы, сообщества и группы в социальных сетях, посвящённые феминизму и феминитивам. Посты на эту тему в социальных сетях часто вызывают большую дискуссию1. Однако изучение наименований женщин имеет более длительную традицию. Например, «Толковый словарь названий женщин» Н.П. Колесникова [31] издан в 2002 г. В.В. Беркутова обращает внимание на «своеобразное стилистическое расщепление» [27] феминитивов: эта группа имён существительных практически не употребляется в официально-деловом стиле, но активно используется в публицистическом, художественном и разговорном стилях. Исследовательница также отмечает такую особенность феминитивов в русском языке, как их несистемное, непоследовательное образование и употребление. Например, существуют такие официально признанные пары слов мужского и женского рода, как «студент» - «студентка», «дикарь» - «дикарка», но отсутствуют пары «президент» - «президентка», «дирижёр» - «дири-жёрка», которые образованы по той же словообразовательной модели [27]. Е.А. Бурдина, которая сделала выборку феминити-вов из различных словарей и проанализировала её, отмечает, что слово истица, зафиксированное в словарях с пометами, «позволяющими использовать его в официальной речи» [32. С. 75], до сих пор не употребляется в юридическом подстиле языка. В связи с вышесказанным интересным оказывается факт, на который обращают внимание многие лингвисты, что в некоторых других языках, например в белорусском, немецком, чешском, феминитивы представляют собой регулярное явление: каждое существительное, обозначающее лицо по профессии или роду занятий, «имеет параллельные формы мужского и женского рода» [24. С. 176]. При этом во многих странах рассматриваемый вопрос решается на государственном уровне. Таким образом, можно утверждать, что феминизация в современном мире представляет собой социолингвистический и лингвополитический процесс. Сложности в преодолении асимметрии мужского и женского рода в современном русском языке Многие исследователи справедливо отмечают, что активное внедрение феминитивов в русский литературный язык в настоящее время крайне затруднительно. Государственные органы пока не поддерживают идею официального признания данной группы имён существительных. Так, Е.А. Бурдина приводит в пример обращение «Депутата законодательного собрания Ленинградской области Владимира Петрова к министру культуры РФ Владимиру Мединскому с просьбой ввести штрафы за использование неклассических феминитивов в СМИ и на иных коммуникативных площадках» [32. С. 77]. Для непринятия феминитивов в современном российском обществе и отсутствия их в литературном языке есть сразу несколько причин. Во-первых, многие феминитивы в русском языке носят разговорный или просторечный характер, что вызывает негативное отношение к ним со стороны общества: они воспринимаются как оскорбления, приобретая отрицательную коннотацию (например, врачиха, повариха). Так, известен факт, что А.А. Ахматова и М.И. Цветаева не желали, чтобы в их адрес употребляли слово поэтесса, отдавая предпочтение слову «поэт». Рассматриваемая причина непринятия феминити-вов обществом подтверждается в исследовании Е.А. Бурдиной, которая выявила, что «практически во всех словарях коррелирующая форма женского рода стилистически окрашена и либо находится на периферии литературного языка, либо выходит за его пределы, либо относится к пассивному запасу» [32. С. 75]. В.В. Беркутова [27] в этой связи говорит о стилистических ограничениях на образование новых слов, существующих в языке, которые заключаются в стилистической несовместимости словообразовательной основы и суффикса. Однако Е.А. Земская утверждает, что стилистические ограничения представляют собой лишь «тенденции сочетаемости-несоче-таемости, а не строгие, ненарушаемые законы» [33. С. 207]. Так, наиболее часто оказываются просторечными и уничижительными феминитивы, образованные с помощью стилистически окрашенных суффиксов -их- (врачиха) и -ш-(блогерша), а также -к- (авторка). Однако, как справедливо замечает В.В. Беркутова [27], в современном русском языке существуют стилистически нейтральные феминитивы с данными суффиксами (ткачиха, секретарша, артистка, спортсменка), причём для суффикса -к- пренебрежительно-уничижительное значение не является основным, а образования феминити-вов с его помощью представляет собой устойчивый словообразовательный тип в русском языке. Во-вторых, исторически многие имена существительные женского рода, образованные от наименований мужского рода по профессии, обозначали женщин как жен мужчин, выполняющих соответствующие роли, т.е. называли женщин по их семейной роли (например, докторша, профессорша, генеральша). Также в некоторых случаях от подобных слов мужского рода уже существуют образованные суффиксальным способом слова женского рода, которые обозначают различные предметы (например, капитанка - фуражка капитана). Следовательно, при функционировании этих слов как наименований женщин по роду деятельности или образовании новых подобных имён существительных развиваются омонимия и многозначность, которые вызывают сложности с пониманием конкретных значений данных слов и поэтому препятствуют образованию феминитивов-неологизмов. Подобные ограничения на образование новых слов называются лексическими ограничениями. Однако достоверно известно, что многие омонимы и многозначные слова успешно существуют в русском языке в течение очень долгого времени. Поэтому и лексические ограничения, по утверждению В. В. Беркутовой, «не следует рассматривать в качестве абсолютных запретов на образование новых слов» [27]. В-третьих, в русском языке, как и в любом другом, действует принцип экономии речевых усилий, констатируемый многими лингвистами. Он препятствует самому образованию феминитивов (так как возможно употребление слов мужского рода по отношению к женщинам, феминитивы оказываются лишними), а также их употреблению в форме множественного числа при обращении к разнополым группам, что отмечает В. И. Ладыгина [34. С. 484]. При этом исследовательница пишет о том, что в настоящее время в Германии вопреки указанному закону употребительно обращение, которое на русском языке звучало бы так: «Дорогие студенты и студентки». Однако подобные конструкции делают предложения слишком громоздкими, вызывая сложности как для говорящих и пишущих, так и для читающих и слушающих. В-чётвёртых, активной феминизации имен лица мешает инертность словообразовательной системы русского языка. Именно этот факт в качестве главной причины проблемы введения феминитивов-неоло-гизмов в современный русский литературный язык рассматривает В. А. Кривошеина. Она пишет: «Словообразование как социокультурный процесс претерпевает изменения по мере исторического развития общества и, в полной мере, может быть “барометром” такого развития. Однако оно обладает и явной инерционностью» [25. С. 148]. Ситуация с феминитивами также осложняется тем, что эта «отрасль словообразования претерпевает сильное давление как со стороны консервативных лингвистов и филологов, так и со стороны профеминистских групп» [25. С. 148]. По мнению Е.А. Бурдиной, изменить отношение к феминитивам в российском обществе можно благодаря «особой государственной лингвистической политике и поддержке грамматических преобразований элитарными языковыми личностями» [32. С. 77]. Обратим внимание также на тот факт, что часто от одного существительного мужского рода образуется несколько феминитивов с помощью разных суффиксов. Например, авторка - авторша - авторесса, бло-герка - блогерша - блогиня, Докторка - Докторша -докториня - доторица. Какие-то из этих слов входят в язык, а какие-то отвергаются им. При этом «то, какой феминитив примут или не примут члены социума, зависит от ряда факторов: сочетаемости морфем в составе производного слова, наличия в языке модели построения подобных феминитивов, т.е. “привычности” звучания образуемого феминитива для носителей языка, и др.» [35. С. 106-107]. Важно также, что во многих случаях употребление феминитива устраняет «общечеловеческую» составляющую профессии или другой социальной деятельности. Рассмотрим традицию обозначения лица по творческой или педагогической профессии. Выше мы уже упоминали стремление А. Ахматовой и М. Цветаевой к использованию по отношению к ним слова поэт. В интер нете регулярно обсуждается эта тема2. Профессионального наставника называют учителем вне зависимости от пола. Нейтрализация в лексеме мужского рода в силу немаркированного характера этого члена категории позволяет ей выразить «идею» лица в творческой социальной роли безотносительно к полу. Ср., например: Режиссер (Лариса Шепитько. - И.К., О.З., Д.И.) снимала кинофильм «Прощание» близ озера Селигер3. Возможно, полное устранение асимметрии приведет к тому, что общая семантика лица вне половых различий перестанет быть актуальной и перейдет из разряда категориальных в разряд интегральных значений. Однако в настоящий момент употребление феминитива как маркированного члена оппозиции во многих контекстах актуализирует семантику женского пола и часто мешает общечеловеческой, вне половых различий, интерпретации понятия. Отметим, что практика интернет-коммуникации, наиболее ориентированная на языковые новации и эксперименты, отреагировала на необходимость обозначать лиц вне пола с учетом равноправия полов. За модель выбран способ обозначения реалий с нейтрализацией категории числа, когда автору не важно, речь идет об одной или нескольких реалиях одного вида, например: корректор(-ы). Для гендерно приемлемого обозначения лица используется наименование следующего вида: Редак-тор_ки: Екатерина Мороко, Киломяу 4. Как видим, позиция автора отмечена феминитивом авторка, а вот позицию редактора занимают имена двух лиц, гендер которых непонятен. В этом случае корень отделяется от суффикса знаком подчеркивания, который показывает, что речь идет о комплексном обозначении социальной роли. С учетом того, что в посте речь идет о разных гендерных типах наименований (феминитивы, гендергэпы), ав-тор(ка) попытался в одном слове объединить разные гендеры и, соответственно, разный грамматический род для выражения лица вне половых различий. Важно также отметить, что, как справедливо утверждает В.А. Кривошеина [25], проблема отсутствия равноправия полов не решается суффиксами. По убеждению исследовательницы, для этого «требуются изменения правового поля, информационного контекста, сознания людей» [25. С. 152]. Таким образом, из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод: несмотря на перечисленные проблемы, за которыми скрываются психологические и идеологические причины неприятия феми-нитивов-неологизмов, данных слов в русском языке с каждым годом становится больше, они активно используются в интернет-пространстве, журналистских текстах. В связи с этим, по мнению многих исследователей, литературный язык рано или поздно отреагирует на произошедшие изменения. Практика обозначения лиц женского пола в нетипичной социальной роли: зона риска для феминитива Представим результат наблюдения за практикой использования существительных со значением преимущественно мужской социальной роли при обозначении лиц женского пола. В настоящее время в соцсетях и на сайтах журналов довольно часто появляются рассказы или другого рода материалы о том, как женщины овладевают профессиями, традиционно считающимися сугубо или преимущественно мужскими, или уже проявили себя в таких профессиях. В нашей выборке материала отмечены наименования лиц женского пола, относящиеся к мужским профессиям (по мере убывания количества употреблений наименований): водолаз; спасатель; пожарный, капитан (корабля); пилот гоночного автомобиля; ученый (для событий XIX -середины XX в.); авиатехник; матрос; моряк; прокурор; руководитель тушения пожаров и другие (всего 45 профессий). Рассказы, повествующие о преодолении гендерных стереотипов общества при освоении женщиной мужской профессии, содержат и собственную коллизию преодоления номинативных затруднений при обозначении женщины в сугубо или преимущественно мужской роли. Большую сложность в таких случаях представляет то, что наименования профессий настолько тесно связываются с мужчинами как носителями этих профессий, что использование феминитива, даже уместного по структурным и стилистическим причинам, чрезвычайно затруднено. Так, основное название социальной роли пожарного - субстантивированное прилагательное пожарный. При кажущейся простоте использования для обозначения пожарного женского пола части парадигмы женского рода мотивирующего прилагательного пожарная такая номинация оказывается неприемлемой, в отличие, например, от слов дежурный/дежурная, потерпевший/потерпевшая. Возможно, это связано и с тем, что пожарная используется для замены выражения пожарная машина. Очень похожа ситуация и со словом спасательница. Несмотря на то, что сочетание суффикса лица -тель- и суффикса женского пола -ниц- вполне гармонично, феминитив крайне неупотребим. В Национальном корпусе русского языка 14.09.2021 отмечено семь вхождений этого слова, при 1 135 вхождениях для слова спасатель. Ср также водолазка (есть омонимичное название для предмета одежды); *авиатехничка или *авиатехница и т.п. Для употребления существительных со значением социальной роли лица важным оказывается различение субстантивного (чаще референтного) и предикатного использования. Дело в том, что такие существительные обозначают социальный статус - «типизированную функцию лица в идеальной структуре общества. Эта функция характеризуется набором идеальных же действий и идеальным поведением» [36. С. 139]. Такие имена могут обозначать социальный статус как таковой, роль, которую может исполнять человек. Часто в этом случае существительное оказывается в синтаксической позиции именной части сказуемого. Существительное выступает в предикатном денотативном статусе [37. С. 99]. Чаще всего в качестве связки используется полузнаменательный глагол работать, например: ОбиДно, что я могу работать водолазом в любой точке мира, даже в Кувейт зовут, но только не на родине, так как здесь это «слишком опасно»5; Моя подруга была первой женщиной-добровольцем в России, которая работала свальщи-ком6; часто также используется связка быть, например: Она была руководителем Института мозга человека РАН и исследователем, внесшим громадный вклад в область изучения человеческого мозга7; В законе есть одна дыра: женщина в России не может быть пожарным, но может быть руководителем тушения пожара!8. В этой позиции существительное со значением социального статуса может выступать без связки (нулевая реализация связки быть), например: ДжорДжия Босколо - единственный венецианский гондольер среди 424 мужчин9; В законе есть сноска, что руководитель может взять на работу женщину под свою ответственность. А вот показать ему, что она ценный сотрудник, может только она сама10. Используются также связки стать, остаться, являться и др. Социальный статус может быть зафиксирован в позиции, тяготеющей к предикатной, с помощью слов со значением социального статуса или близких по функции, например: Когда начала работать в «Авиалесоохране», я решила выучиться на руководителя тушения пожаров, чтобы была возможность летать и тушить11; Женщины Даже занимают пост главы некоторых государств12; У нас учатся и девочки, их где-то 30 процентов от общей массы. С устройством на работу в Москве у них будут проблемы: взять могут только в аквапарк или бассейн, профессия воДолаза Для Девушек все еще остается запрещенной в России13; Софья Ковалевская. Первая женщина в мире, которая получила статус профессора, а также первая женщина-учёный в России14; В итоге, вооружившись фотоаппаратом, я 10 лет езДила в опасные команДировки с «Авиалесоохраной» и жДу отпуск, чтобы отправиться на пожар в качестве Добровольца «Гринпис», гДе принимаю непосреДственное участие в тушении пожаров15. Для обозначения профессии в предикатной позиции может использоваться метафора карьеры с разными сферами-источниками: Свою карьеру она начинала на Должности матроса и смогла вырасти До капитана уже к 27 гоДам16; как видим, использована органическая метафора роста. А вот метафора пути: Путь от матроса До капитана прошла за шесть лет17. Как видим, в позиции предиката и тяготеющей к ней позиции имени статуса в высказываниях, обозначающих события, связанных с лицами женского пола, крайне часто используются существительные мужского рода, поскольку в позиции предиката выступает социальный статус, свободный от реального пола лица. В позиции сказуемого возможны и глагольные конструкции со значением выполнения социальной роли, например: Я намерена и Дальше заниматься тушением пожаров18; ИДея созДать школу пришла, еще когДа я работала в спасательной службе; Планирую в скором времени брать контракты на водолазные работы по миру, потому что преДложения поступают постоянно; Сейчас спасаю людей на аквабайке в Италии19; В 1884 гоДу Ковалевскую пригласили преподавать математику в Стокгольмском университете20; ВеДь какое-то время назаД труДно было себе преДставить, что преДставительница слабого пола может руководить корпорацией21. В субстантивном же употреблении существительных со значением лица в таких высказываниях проблема взаимодействия пола и рода встает очень остро. В этом случае возможны следующие решения: 1) аналитическое выражение, в котором женский пол обозначается словом женщина или Девушка: Стихия огня: честная история женщины-пожарного; И это смешно и несправеДливо: веДь в реальности женщины-лесники, например, тушат пожары22; «Не мешай мужчинам работать»: как уволенная женщина-водолаз уехала спасать люДей в Италию; [При устройстве на работу] мне сразу сказали, что девушек-спасателей не бывает23; Новость о ДваДцатисемилетней девушке-капитане моментально разлетелась по всему миру24; Начальник техникума, в котором Анна училась морскому Делу, отговаривал от поступления, говоря, что испокон веков «баб-моряков» не было25; 2) гораздо реже встречается сочетание нарицательного имени статуса с женским собственным именем, например: Добровольный пожарный «Гринписа» Анна Барне - о том, как непросто женщине получить право тушить огонь26. Связано это с тем, что такое полное н
Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века // Язык и наука конца 20 века. М. : Ин-т языкознания РАН, 1995. С. 239-320.
Вежбицкая А. Русский язык // Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание : пер. с англ. М. : Рус. словари, 1997. С. 33-88.
Червинский П.П. Фольклор и этимология. Лингвоконцептологические аспекты этносемантики. Тернополь : Крок, 2010. 420 с.
Бодуэн де Куртенэ И.А. О связи грамматического рода с миросозерцанием и настроением людей, говорящих языками, различающими род [Лингвистические заметки] («Журнал министерства народного просвещения». Ч. 331. 1900. Октябрь. С. 367-374) // Бодуэн де Куртенэ. Ученый. Учитель. Личность : докл. науч.-практ. конф. «Лингвистическое наследие И. А. Бодуэна де Куртенэ на исходе ХХ столетия». Красноярск, 2000. С. 9-12.
Толстая С.М. О семантическом единстве обряда // Фольклор: проблемы сохранения, изучения, пропаганды. М., 1988. С. 146-148.
Толстая С.М. Образ мира в тексте и ритуале. М. : Русский фонд содействия образованию и науке, 2015. 528 с.
Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. 2-е изд. М. : Индрик, 1995. 512 с.
Дампилова Л.С., Силантьев И.В., Ким И.Е., Кузьмина Е.Н., Шатин Ю.В. Универсалии вербальной культуры: в поисках общего понятия // Сибирский филологический журнал. 2020. № 4. С. 9-28. doi: 10.17223/18137083/73/1
Тарасов П.П. Причины полового диморфизма у хищных птиц // Русский орнитологический журнал. 2012. Т. 21. Экспресс-выпуск 759. С. 1177-1179 (Второе издание. Первая публикация в 1959).
Остапенко В.И., Бондаренко Ю.В. Половой диморфизм сельскохозяйственной птицы и его влияние на продуктивность // Актуальные проблемы интенсивного развития животноводства. 2017. Вып. 20 (1). С. 77-84.
Евтеев А.А. Проблема полового диморфизма в краниологии : автореф. дис.. канд. биол. наук. М., 2008. 26 с.
Мамажакыпова А.Ж. Женские и мужские личные имена как единицы культурного кода (на материале киргизского языка) // Вестник Московского государственного лингвистического университета. 2009. Вып. 557. С. 131-140.
Сундуева Е.В. Специфика реализации диады «мужское - женское» в монгольских языках // Вопросы когнитивной лингвистики. 2010. № 2. С. 121-126.
Jung C.G. Die Beziehungen zwischen dem Ich und dem UnbewuBten. Darmstadt : Reichl-Verlag, 1928. 207 S.
Мукова М.Н. Истоки архетипической оппозиции «Мужчина-женщина» // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. 2011. № 13. С. 58-60.
Кобзев А.И. Инь - ян // Духовная культура Китая: энциклопедия : в 5 т. / ред. М.Л. Титаренко, А.И. Кобзев, А.Е. Лукьянов. М. : Вост. лит., 2006. Т. 1: Философия. С. 271-273.
Бусыгина А.Ф. Фундаментальные категории духовной культуры Китая: Тай цзи и Инь-ян // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2018. № 3. С. 84-94.
Алпатова Т.А. Оппозиция «Мужское/женское» в художественном мире Н. М. Карамзина // Вестник Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого. 2010. № 56. С. 12-15.
Митрофанова А.В. Мужчина и женщина в русской философской культуре: «преодоление пола» // Мужчина и женщина. Диалог или соперничество? Книга I. М., 2004. С 49-76.
Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове) : учеб. пособие для вузов / отв. ред. Г.А. Золотова. 3-е изд., испр. М., 1986. 640 с.
Словарь гендерных терминов / под ред. А.А. Денисовой. М., 2002. 256 с. URL: http://www.owl.ru/gender/alphabet.htm (дата обращения: 22.09.2021).
Федотова Т.В., Кулик И.В. Парадигматика и прагматика феминитивов в русском и английском языках // Евразийский союз ученых. 2016. № 28-2. С. 67-69.
Гриценко Е.С. Язык как средство конструирования гендера : автореф. дис.. д-ра филол. наук. Тамбов, 2005. 48 с.
Головина А.Д. Особенности перевода феминитивов с английского и французского языков на русский // Актуальные вопросы филологической науки XXI века. 2018. С. 171-180.
Кривошеина В.А. Феминитивы в современных языковых практиках // Актуальные проблемы новой и новейшей истории зарубежных стран. М., 2019. С. 146-153.
Бороздина Е. Феминизм: чем различаются три волны? // Постнаука. 07.03.2016. URL: https://postnauka.ru/faq/61274 (дата обращения: 22.09.2021).
Беркутова В.В. Феминитивы в русском языке: лингвистический аспект // Филологический аспект. 2019. № 1 (45). С. 7-26. URL: https://www.psypart.com/feminitivy-lingvisticheskii-aspect (дата обращения: 22.09.2021).
Василенко Е.Н. Феминитивы в современном русскоязычном и белорусскоязычном интернет-дискурсе // Восточнославянские языки и литературы в европейском контексте - V : сборник научных статей по материалам V Международной научной конференции / под ред. Е.Е. Иванова. 2018. С. 74-78.
Челак Е.А. Феминитивы в дискурсе интернет-коммуникации // Международный научно-исследовательский журнал. 2018. № 12-2 (78). С. 197-200.
Стрельникова Н.Д. К вопросу о феминитивах // Русский язык в поликультурном мире. Сборник научных статей III Международного симпозиума : в 2 т. / отв. ред. Е.Я. Титаренко. 2019. С. 294-302.
Колесников Н.П. Толковый словарь названий женщин. Более 7 000 единиц. М., 2002. 608 с.
Бурдина Е. А. Язык и общество в рамках категории рода: феминитивы в современной ортологии // Филологический аспект : международный научно-практический журнал. 2020. № 6 (62). С. 72-78.
Земская Е.А. Современный русский язык. Словообразование : учеб. пособие. М., 2011.
Ладыгина В.И. Кому без феминитивов жить хорошо? // Современные научные исследования и разработки. 2017. № 7 (15). С. 483-485.
Крень О.А., Стефановская Е.И. Особенности функционирования феминитивов в поликультурном пространстве // Языковая личность и эффективная коммуникация в современном поликультурном мире : материалы IV Междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. О.И. Уланович. 2018. С. 105-109.
Ермаков С.В., Ким И.Е., Михайлова Т.В., Осетрова Е.В., Суховольский В.Г. Власть в русской языковой и этнической картине мира. М. : Знак, 2004. 408 с.
Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М. : Наука, 1985. 271 с.