Evolution of the status of constitutional justice bodies in the Kyrgyz Republic.pdf Введение Конституционно-правовое развитие государств Центральной Азии, образовавшихся после распада Советского Союза, достаточно противоречиво. С одной стороны, оно связано с отрицанием советской формы организации власти, а также закреплением некоторых традиционалистских элементов, характерных для общественной жизни конкретного государствообразующего этноса. С другой стороны, данное развитие, как правило, предполагает и рецепцию западных конституционно-правовых институтов, реализация которых в условиях этих государств неизбежно обретает существенную специфику, не характерную, например, для европейских государств [1. С. 195198]. К числу подобных «заимствований» относится и институт конституционного правосудия, в разных организационно-правовых формах существовавший в большинстве стран Центральной Азии, ранее входивших в качестве союзных республик в состав СССР [2. С. 1-3]. Конституционное правосудие представляет собой особую юрисдикционную деятельность судебных органов власти, содержанием которой является проверка конституционности законов и иных нормативных правовых актов, правоприменительной практики, разрешение споров о компетенции и реализация иных полномочий, направленных на правовую охрану Конституции. Не существует какой-либо одной организационной или компетенционной модели конституционного правосудия: исходя из правовых и исторических особенностей конкретного государства, соответствующая деятельность может осуществляться всеми судами, только высшим судебным органом общей юрисдикции или специализированным судом [3-5; 6. С. 185]. Определенный интерес в этой связи представляет анализ эволюции статуса органов конституционного правосудия в Кыргызской Республике, что связано со следующими обстоятельствами. Во-первых, в постсоветский период в Кыргызстане происходило очень интенсивное конституционное развитие, что обусловлено перманентным обострением социально-экономических и политических противоречий между различными общественными силами, разрешение которых в 2005 и 2010 гг. приобрело революционную форму, т.е. было связано с насильственным прекращением деятельности в то время органов власти и поисками более рациональных форм устройства государства. В Кыргызстане принимались и действовали конституции 1993, 2010 и 2021 гг., причем в Конституцию 1993 г. вносилось множество изменений и дополнений, неоднократно принимались ее новые редакции. Все эти конституционные реформы затрагивали статус органов конституционного правосудия. Последние нередко принимали активное участие в конституционных преобразованиях. Во-вторых, сделав изначально выбор в пользу «кельзеновской» модели конституционного правосудия, предполагающей создание специализированного судебного органа конституционного контроля, Кыргызстан столкнулся со сложностями ее реализации, что обусловило попытки модификации этой модели, а затем и ликвидацию Конституционного Суда в 2010 г. с последующим воссозданием этого органа в 2021 г. В-третьих, на примере Кыргызской Республики можно увидеть проблемы, характерные для конституционно-правового развития и других стран данного региона, проследить тенденции, свойственные этому процессу в целом и эволюции отдельных государственных институтов в частности [7. С. 9-11]. Учреждение Комитета конституционного надзора В качестве «предтечи» конституционного правосудия в Кыргызстане можно рассматривать учреждение Комитета конституционного надзора Киргизской ССР в соответствии с Законом Киргизской ССР от 23 сентября 1989 г. «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) Киргизской ССР» [8]. Впоследствии, 14 апреля 1990 г. был принят Закон Киргизской ССР «О конституционном надзоре в Киргизской ССР» [9]. Комитет конституционного надзора учреждался «в целях обеспечения соответствия актов государственных органов и общественных организаций Конституции Киргизской ССР, охраны конституционных прав и свобод личности, прав народов, проживающих на территории Киргизской ССР, демократических основ советского общества». Комитет должен был избираться Верховным Советом Киргизской ССР сроком на десять лет из числа специалистов в области политики и права в составе Председателя, заместителя Председателя и семь членов Комитета. Предложения о персональном составе Комитета конституционного надзора представлял Верховному Совету Киргизской ССР его Председатель [10. С. 248]. Данный несудебный орган был наделен полномочиями, преимущественно надзорными, по проверке соответствия Конституции Киргизской ССР как законопроектов, так и принятых законов Киргизской ССР, постановлений и распоряжений Совета министров Киргизской ССР, решений областных, районных, городских, районных в городах Советов народных депутатов, международных договорных и иных обязательств Киргизской ССР, актов других государственных органов и общественных организаций, в отношении которых в соответствии с Конституцией Киргизской ССР не осуществлялся прокурорский надзор. В целом его полномочия в сфере правовой охраны Конституции, так же как и аналогичного органа, который действовал на уровне СССР, сложно назвать эффективными. Заключения Комитета конституционного надзора подлежали обязательному рассмотрению теми государственными органами, которые приняли соответствующие акты, признанные Комитетом неконституционными (ст. 17 и 18 Закона от 14 апреля 1990 г.). Именно на данные органы возлагалось устранение обнаруженных Комитетом несоответствий Конституции. Только в том случае, если Комитет приходил к выводу о том, что проверяемым нормативным правовым актом нарушались основные права и свободы человека , закрепленные в Конституции и в международных актах, участником которых являлась Киргизская ССР, заключение Комитета непосредственно влекло за собой утрату юридической силы соответствующим актом (ч. 3 ст. 19 Закона от 14 апреля 1990 г.). Подобное регулирование с неизбежностью должно было порождать проблему исполнения решений Комитета. Отметим также, что Верховный Совет Киргизской ССР был вправе отклонить заключение Комитета двумя третями голосов от общего числа народных депутатов (ч. 3 ст. 20 Закона от 14 апреля 1990 г.). В отличие от соседних с Кыргызстаном Узбекистана и Таджикистана, Комитет конституционного надзора Киргизской ССР так и не был сформирован в полном составе: Постановлением Верховного Совета Киргизской ССР от 14 апреля 1990 г. № 51-XII был избран лишь его Председатель - заслуженный юрист Киргизской ССР Тилекеев Муктар Тилекеевич [11. С. 81]. Соответственно, осуществлять свои полномочия этот орган не мог. Законом Киргизской ССР от 14 декабря 1990 г. № 260-XII «О реорганизации системы органов государственной власти и управления в Киргизской ССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) Киргизской ССР» Комитет конституционного надзора был упразднен и учрежден Конституционный Суд Киргизской ССР [12]. Статус этого органа законодательно был установлен уже в постсоветский период. Законодательное регулирование, организация и деятельность Конституционного Суда Кыргызской Республики в 1993-2010 гг. Конституция Кыргызской Республики, принятая 5 мая 1993 г., определила правовое положение Конституционного Суда как органа, входящего в судебную систему этого государства [13]. Данный орган был сформирован в полном составе и начал осуществлять свои полномочия в 1995 г. Конституция (ч. 1 ст. 82) определила Конституционный Суд как «высший орган судебной власти по защите Конституции Кыргызской Республики», тем самым указывая на его ведущую роль в обеспечении конституционной законности в стране. Правовой основой деятельности Конституционного Суда являлись Конституция Кыргызской Республики, Закон от 18 декабря 1993 г. № 1335-XII «О Конституционном Суде Кыргызской Республики» (действовал с учетом изменений и дополнений вплоть до признания этого Закона утратившим силу в 2011 г.), Закон от 18 декабря 1993 г. № 1337-XII «О конституционном судопроизводстве Кыргызской Республики» (20 июля 2009 г. был принят новый Закон № 235 «О конституционном судопроизводстве Кыргызской Республики», который действовал до 2011 г.), Регламент Конституционного Суда [14, 15]. Отметим, что Кыргызстан являлся одним из немногих государств на постсоветском пространстве, где были законодательно разграничены регламентация организационно-структурных и процессуальных аспектов осуществления судебного конституционного контроля. С одной стороны, подобный подход все же предпочтительнее принятого, например, в Республике Узбекистан, где первичное регулирование процессуальных вопросов реализации конституционного правосудия осуществляется Регламентом Конституционного Суда, принимаемым самим Судом [6. С. 186]. С другой стороны, очевидна взаимосвязь данных аспектов, тем более что конституционное судопроизводство осуществляется одним органом - Конституционным Судом, в силу чего подобная дифференцированная регламентация скорее затрудняет применение соответствующих норм, создает угрозы противоречий в регулировании института конституционного правосудия. Кроме того, как показывает опыт Кыргызстана, она не всегда обеспечивает и должную детализацию в регламентации процедур конституционного судопроизводства - именно этим было обусловлено принятие нового Закона «О конституционном судопроизводстве Кыргызской Республики» 2009 г. Конституционный Суд Кыргызской Республики состоял из девяти судей: Председателя, заместителя Председателя и семи судей. К кандидатам на должности судей Конституционного Суда предъявлялись следующие требования: судьей мог быть избран гражданин Кыргызской Республики не моложе 35 и не старше 70 лет, имеющий высшее юридическое образование и стаж работы по специальности не менее 10 лет (позднее было предусмотрено, а затем исключено дополнительное требование - опыт работы судьей не менее 5 лет, что неоправданно ограничивало возможность выбора кандидатов только из судейской корпорации). Срок полномочий судьи составлял 15 лет, потом был сокращен до 10 лет, затем изменен - до достижения судьей предельного возраста в 70 лет. Следует отметить, что особенностью Кыргызстана являлось то, что все ключевые вопросы, касающиеся статуса судей Конституционного Суда, первоначально решались не самим Судом или органами судейского сообщества, а Парламентом - Жогорку Кенешем Кыргызской Республики, как правило, по представлению Президента. Это, в частности, касалось: избрания судей Конституционного Суда; дачи согласия Президенту на назначение на должности Председателя и заместителя Председателя Конституционного Суда; лишения неприкосновенности судей (позднее это полномочие было отнесено к ведению Национального совета по делам правосудия); досрочного прекращения полномочий судей (ч. 5 ст. 83, ч. 2 ст. 84 Конституции Кыргызской Республики в редакции Закона от 15 января 2007 г., ч. 2 ст. 8 Закона от 18 декабря 1993 г.). Подобное регулирование в значительной мере ставило судьбу судей Конституционного Суда в зависимость от воли неустойчивого политического большинства в Жогорку Кенеше, несло в себе риски умаления независимости Суда, и, как показывала практика, в некоторых случаях использовалось для политического давления на Конституционный Суд. Первоначально Конституция Кыргызской Республики 1993 г. (ч. 3 ст. 82) закрепила за Конституционным Судом следующие полномочия: 1) проверка конституционности законов и иных нормативных правовых актов; 2) разрешение споров, связанных с действием, применением и толкованием Конституции; 3) дача заключения о правомерности выборов Президента Кыргызской Республики; 4) дача заключения по вопросу об отрешении от должности Президента Кыргызской Республики, а также отстранения от должности судей Конституционного Суда, Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда Кыргызской Республики; 5) дача согласия на привлечение судей местных судов к уголовной ответственности; 6) дача заключения по вопросу об изменениях и дополнениях Конституции Кыргызской Республики; 7) отмена решений органов местного самоуправления, противоречащих Конституции Кыргызской Республики; 8) проверка конституционности правоприменительной практики, затрагивающей конституционные права граждан. Анализ данных полномочий с учетом их практической реализации позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, можно отметить так называемые нетипичные полномочия Конституционного Суда Кыргызской Республики, которые по своей природе не относятся к сфере конституционной юрисдикции, поскольку не связаны с осуществлением судебного конституционного контроля. К ним следует отнести: дачу заключения по вопросу об отстранении от должности судей Верховного Суда, Высшего Арбитражного Суда Кыргызской Республики, дачу согласия на привлечение судей местных судов к уголовной ответственности. Сформировавшаяся в 1994-2006 гг. достаточно обширная практика рассмотрения Конституционным Судом дел о даче согласия на привлечение судей местных судов к уголовной ответственности с очевидностью показывает, что, реализуя это полномочие, Конституционный Суд вынужден был исследовать фактические обстоятельства, установленные в ходе расследования уголовных дел, проверять обоснованность их правовой квалификации, т.е. решать вопросы, относящиеся к сфере уголовного судопроизводства. Не случайно впоследствии данное полномочие было исключено из компетенции Конституционного Суда и отнесено к ведению органов судейского сообщества. Во-вторых, в отличие от Казахстана и Узбекистана, законодательство Кыргызской Республики о конституционном правосудии на всех этапах своего развития предусматривало институт конституционной жалобы [16. С. 97-98]. Первоначально граждане обладали правом на обращение в Конституционный Суд с ходатайствами о проверке конституционности правоприменительной практики (схожее полномочие было предусмотрено Законом РСФСР от 12 июля 1991 г. № 1599-I «О Конституционном Суде РСФСР» [17]). В соответствии с Законом Кыргызской Республики от 15 января 2007 г. данное полномочие было усилено: физические лица теперь могли оспаривать в Конституционном Суде непосредственно законы и иные нормативные правовые акты, затрагивающие их права. Сформировалась обширная практика рассмотрения Конституционным Судом ходатайств граждан [18. С. 92-93]. В Конституции 1993 г. (ч. 4 ст. 85) была закреплена следующая норма: «Судебные акты, основанные на нормах законов, признанных неконституционными, пересматриваются судом в каждом конкретном случае по жалобам граждан, чьи права и свободы были затронуты». Допускались и обращения судов общей юрисдикции в Конституционный Суд с запросами о проверке конституционности применяемого ими нормативного правового акта. В-третьих, иные полномочия Конституционного Суда Кыргызской Республики в период его деятельности также претерпевали существенные изменения. В 2003 г. законодатель предоставил этому органу полномочие по проверке конституционности деятельности политических партий, общественных объединений, религиозных организаций; практической реализации оно не получило и в 2007 г. было исключено из компетенции Конституционного Суда. Законом от 15 января 2007 г. Суд был наделен полномочием по даче заключения к проекту Конституции и новой редакции Конституции, что выглядело небесспорным, учитывая, что принятие конституционного акта -прерогатива учредительной власти и всегда является выражением политической воли господствующих общественных сил. Одновременно Закон от 15 января 2007 г. исключил из компетенции Конституционного Суда полномочие по отмене решений органов местного самоуправления, противоречащих Конституции. Закон от 23 октября 2007 г. преобразовал полномочие по разрешению споров, связанных с действием, применением и толкованием Конституции, в полномочие по официальному толкованию Конституции, одновременно исключив из компетенции Конституционного Суда вышеупомянутое полномочие по даче заключения к проекту Конституции и новой редакции Конституции. Очевидно, что Конституционному Суду было достаточно сложно осуществлять правосудие в условиях такой законодательной «чехарды», связанной с частыми изменениями его компетенции. В-четвертых, законодательство Кыргызской Республики о конституционном правосудии не содержало детальной регламентации многих процессуальных вопросов, которые возникали или могли возникать в деятельности Конституционного Суда. Так, Закон «О конституционном судопроизводстве Кыргызской Республики» не предусматривал регулирования особенностей осуществления отдельных полномочий Конституционного Суда. Не было законоположений, которые позволяли бы четко разграничить компетенцию Конституционного и других судов в сфере нормоконтроля, нуждались в детализации вопросы юридической силы и порядка исполнения решений Конституционного Суда. Закон «О конституционном судопроизводстве Кыргызской Республики» 2009 г. (гл. 4) должным образом разграничил субъектов права на обращение в Конституционный Суд. Он предусмотрел, в частности, что правом на обращение о признании неконституционными законов и иных нормативных правовых актов обладали: Президент, Жогорку Кенеш, депутаты Жогорку Кенеша, Правительство, Премьер-министр, суды, Генеральный прокурор, Центральная комиссия по выборам и проведению референдумов Кыргызской Республики, местные кенеши; омбудсмен (акыйкатчы) - по вопросам соответствия законов и иных нормативных правовых актов Кыргызской Республики, затрагивающих права и свободы человека и гражданина, Конституции; граждане и юридические лица - по вопросам, непосредственно затрагивающим их конституционные права и свободы, если они не подведомственны другим судам (ст. 18). А правом на обращение о даче официального толкования норм Конституции обладал гораздо более узкий круг субъектов: Президент, Жогорку Кенеш, депутаты Жогорку Кенеша и Правительство (ст. 19). Отметим, что в отличие от Узбекистана и Таджикистана (до 2003 г.), законодательство Кыргызской Республики о конституционном правосудии не допускало рассмотрения Конституционным Судом каких-либо дел по собственной инициативе, а также не наделяло его правом внесения законопроектов в Парламент [19. С. 92-93, 96, 100]. Анализируя практику конституционного правосудия в Кыргызской Республике, необходимо отметить, что Конституционный Суд далеко не во всех случаях сумел себя зарекомендовать как орган, независимый от законодательной и исполнительной власти. Его правовые позиции, вопреки очевидной конституционно-правовой логике, иногда явно были направлены на оправдание не вполне правомерных притязаний действующей власти. В период президентства А.А. Акаева (1990-2005 гг.) Конституционный Суд в рамках своей компетенции поддержал все его инициативы (1996, 1998, 2003 гг.), связанные с изменением конституционных норм в части существенного усиления президентских полномочий. Представляет в этой связи интерес Решение Конституционного Суда Кыргызской Республики от 13 июля 1998 г., принятое по представлениям депутатов Жогорку Кенеша, о разрешении спора, связанного с применением п. 2 ст. 43 Конституции Кыргызской Республики (запрещавшего одному и тому же лицу быть избранным на должность Президента более двух сроков подряд), о возможности участия Президента Кыргызской Республики А.А. Акаева в очередных выборах Президента в 2000 г. [20] Как известно, к моменту рассмотрения дела А.А. Акаев уже дважды (в 1991 и 1995 гг.) избирался посредством прямых выборов на должность Президента. Тем не менее Конституционный Суд указал, что избрание его в 1991 г. имело место до принятия действующей Конституции Кыргызской Республики 1993 г. и являлось «объективной вынужденной процедурой, направленной на обеспечение легитимности Президента независимого государства - Республики Кыргызстан и его полномочий». С учетом того что Конституция 1993 г. существенно изменила объем и структуру полномочий Президента Республики, Конституционный Суд пришел к выводу, что первым сроком президентских полномочий А.А. Акаева должен рассматриваться тот, который исчисляется с момента его избрания в 1995 г., что открывает возможность его участия и в президентских выборах 2000 г. Отметим, что в том же 1998 г. аналогичную проблему в части права Б.Н. Ельцина выдвинуть свою кандидатуру на выборах Президента РФ в 2000 г. рассматривал Конституционный Суд РФ и разрешил ее совершенно иным образом. В Определении Конституционного Суда РФ от 5 ноября 1998 г. № 134-О по делу о толковании ч. 3 ст. 81 и п. 3 раздела второго «Заключительные и переходные положения» Конституции РФ [21] сформулирована правовая позиция о том, что по Конституции РФ 1993 г. Президент РФ действовал до истечения срока, на который он был избран в 1991 г., при этом прежний (первый) срок полномочий Президента РФ с принятием новой Конституции РФ не прерывался и не начинал исчисляться заново. Конституция РФ не содержит специальной оговорки о том, что указанный в п. 3 ее раздела второго «Заключительные и переходные положения» срок полномочий Президента РФ не включается в сроки, предусмотренные ч. 3 ст. 81 Конституции РФ. Таким образом, первый Президент РФ утратил право участвовать в президентских выборах 2000 г. в качестве кандидата. Данный пример показывает, насколько разными могут быть правовые позиции органов конституционного правосудия в контексте определенной общественно-политической ситуации по, казалось бы, одному и тому же вопросу. Во время президентства К.С. Бакиева (20052010 гг.) Конституционный Суд Кыргызской Республики принял также ряд неоднозначных решений. Наибольший общественный резонанс вызвало решение от 14 сентября 2007 г., которым была признана неконституционной гл. 16-1 Закона «О Регламенте Жогорку Кенеша Кыргызской Республики». События развивались в период начавшегося противостояния Президента К.С. Бакиева и депутатского большинства Жогорку Кенеша. 8 ноября 2006 г. Жогорку Кенеш дополнил Закон «О Регламенте Жогорку Кенеша Кыргызской Республики» гл. 16-1, детализирующей порядок принятия Конституции и внесения в нее изменений. На основании данных норм оппозиционная Президенту часть депутатского корпуса добилась принятия последовательно в ноябре и декабре 2006 г. новых редакций Конституции Кыргызской Республики. После этого двое депутатов обратились в Конституционный Суд с представлениями о признании неконституционными норм гл. 16-1 Закона «О Регламенте Жогорку Кенеша Кыргызской Республики». Рассмотрев данное дело, Конституционный Суд пришел к выводу, что положения гл. 16-1 противоречат Конституции в редакции от 18 февраля 2003 г. (т.е. до принятия новых редакций ноября и декабря 2006 г.), поскольку позволяют Жогорку Кенешу изменять Конституцию вне конституционной процедуры, предполагающей соблюдение определенных сроков и учет заключения Конституционного Суда. Необычность данного дела состояла в том, что, во-первых, орган конституционного правосудия сопоставлял проверяемый акт не с актуальным на момент проверки конституционным текстом, а с тем, который действовал до его принятия (редакция 2003 г.), т.е. Конституционный Суд a-priori отказался признавать ноябрьскую и декабрьскую 2006 г. редакции Конституции действующими. Как образно выразился по этому поводу депутат Жогорку Кенеша Болотбек Шер-ниязов, «рассматривать вопрос о легитимности ноябрьского варианта Основного Закона - это все равно, что судить мертвого человека» [22]. Во-вторых, Конституционный Суд, признав неконституционными нормы Закона «О Регламенте Жогорку Кенеша Кыргызской Республики», придал своим правовым позициям ретроактивное действие, установив, что его решение влечет отмену действия законов «О новой редакции Конституции» от 9 ноября и 30 декабря 2006 года, принятых без соблюдения обязательных конституционных процедур и сроков, предусмотренных Конституцией, действовавшей в момент их принятия. Таким образом, Конституционный Суд своим решением фактически восстановил действие Конституции Кыргызской Республики в редакции от 18 февраля 2003 г. Подобное вмешательство конституционного правосудия в сферу учредительной власти не прошло незамеченным: Венецианская комиссия в своем Заключении о конституционной ситуации в Кыргызской Республики, принятом на 73-м Пленарном заседании (14-15 декабря 2007 г.), отметила: «Действительно, очень необычно, если не беспрецедентно, что Конституционный Суд объявляет весь текст действующей Конституции неконституционным» [23]. Решение Конституционного Суда существенно обострило общественно-политическую ситуацию в Республике. Жогорку Кенеш указал на неправомерность данного решения, выразил недоверие Суду и сформировал депутатскую комиссию по изучению его деятельности. Прозвучали призывы ликвидировать Конституционный Суд или объединить его с Верховным Судом. Председатель Конституционного Суда Ч. Баекова обратилась к Президенту К.С. Бакиеву с просьбой обеспечить нормальное функционирование органа конституционного правосудия. Ответ Президента не заставил себя долго ждать: Указом от 22 октября 2007 г. УП № 457 Жогорку Кенеш был распущен, полномочия депутатов прекращены [24. С. 1517]. Таким образом, Президент использовал конституционное правосудие и возникшую ситуацию в своих политических целях. Еще одним резонансным решением стало Заключение Конституционного Суда Кыргызской Республики от 21 января 2010 г. по проекту Закона «О внесении изменений в Конституцию Кыргызской Республики», внесенное Президентом К.С. Бакиевым на рассмотрение Жогорку Кенеша [25]. Среди предлагаемых конституционных новелл следует выделить создание такого органа, как Президентское совещание, состав которого должен был определяться Президентом. Казалось бы, появится просто еще один совещательный орган при главе государства. Но в Конституции предлагалось закрепить норму о том, что решение об исполнении обязанностей Президента в случае невозможности осуществления им полномочий должно было принимать именно президентское совещание большинством голосов от общего числа его членов. Прежний порядок, при котором соответствующие полномочия переходили к Тораге Жогорку Кенеша (председателю парламента), предлагалось отменить. Данное регулирование существенно усиливало дискрецию Президента в части, касающейся механизма передачи его конституционных полномочий. Но Конституционный Суд посчитал, что сам по себе коллегиальный порядок для решения подобных вопросов не противоречит основам конституционного строя, однако соответствующий орган, наделенный таким полномочием, не должен иметь статус совещательного органа при Президенте. Прежний конституционный порядок, предполагающий переход полномочий Президента к руководителю законодательного органа власти, Конституционный Суд счел дефектным с точки зрения принципа разделения властей. После насильственного свержения власти К.С. Бакиева Временным Правительством Кыргызстана был издан Декрет от 12 апреля 2010 г. ВП № 2 «О расформировании Конституционного Суда Кыргызской Республики» [26]. В нем констатировалось, что Конституционный Суд «не оправдал возложенные на него надежды», «фактически не смог выполнить возложенные на него функции по защите Конституции и превратился в орган, содействовавший укреплению власти одного человека». При этом содержались ссылки на некоторые из вышеупомянутых решений Конституционного Суда. В связи с этим предписывалось расформировать Конституционный Суд «до особого решения Временного Правительства Кыргызской Республики». Хотя определенные упреки в адрес Конституционного Суда, содержащиеся в этом Декрете, вряд ли можно считать необоснованными, все же в целом он является актом правового нигилизма - пришедшее к власти нелегитимным путем Временное Правительство взяло на себя миссию давать оценку конкретным судебным решениям и деятельности органа конституционного правосудия в целом, определять его судьбу, руководствуясь «революционной целесообразностью». Принятая 27 июня 2010 г. новая Конституция Кыргызской Республики сохранила конституционное судопроизводство как самостоятельную форму судебной власти (ч. 2 ст. 93). Однако институциональные основы ее реализации изменились: для осуществления конституционного правосудия была образована Конституционная палата Верховного Суда Кыргызской Республики. Конституционная палата Верховного Суда Кыргызской Республики: особенности правового статуса и практика ее деятельности Конституция 2010 г. (ч. 1 ст. 97) лаконично определила Конституционную палату Верховного Суда как орган, осуществляющий конституционный контроль. Конституционный закон Кыргызской Республики от 13 июня 2011 г. № 37 «О Конституционной палате Верховного Суда Кыргызской Республики» [27] предусмотрел более объемное определение, раскрывающее статус этого органа: Конституционная палата Верховного Суда Кыргызской Республики являлась высшим судебным органом, самостоятельно осуществляющим конституционный контроль посредством конституционного судопроизводства. Правовыми основами деятельности Конституционной палаты Верховного Суда являлись Конституция Кыргызской Республики, упомянутый Конституционный закон и Регламент данного органа. Отметим, что киргизский законодатель теперь отказался от разделения правовой регламентации организационноструктурных и процессуальных аспектов конституционного правосудия между разными законодательными актами в пользу единого закона, регулирующего данную сферу общественных отношений. При определении статуса Конституционной палаты Верховного Суда законодатель использовал прием юридической фикции. Казалось бы, название данного института говорит о том, что он являлся неким структурным подразделением Верховного Суда Кыргызской Республики. В соответствии с ч. 3 ст. 93 Конституции 2010 г. «судебная система Кыргызской Республики устанавливается Конституцией и законами, состоит из Верховного Суда и местных судов. В составе Верховного Суда действует Конституционная палата». Однако в действительности речь шла о самостоятельном органе судебной власти, осуществляющем конституционное правосудие. Анализ законодательства Кыргызской Республики показывает отсутствие прямых организационноправовых связей между Верховным Судом и Конституционной палатой Верховного Суда: решения палаты не могли быть оспорены в каких-либо судебных инстанциях Верховного Суда (ч. 8 ст. 97 Конституции 2010 г., ч. 1 ст. 51 Конституционного закона от 13 июня 2011 г.); руководство Верховного Суда не обладало какими-либо организационно распорядительными полномочиями в отношении Конституционной палаты, ими были наделены Председатель, заместитель Председателя и судья-секретарь Конституционной палаты (ч. 3 и 4 ст. 97 Конституции 2010 г., ст. 8-10 Конституционного закона от 13 июня 2011 г.); в Конституционной палате создавался собственный аппарат, обособленный от аппарата Верховного Суда, общее руководство которым осуществлял Председатель Конституционной палаты, который назначал на должность и освобождал от нее руководителя аппарата (ч. 1 и 2 ст. 55 Конституционного закона от 13 июня 2011 г.); Конституционная палата самостоятельно, т. е. без согласования с Верховным Судом, разрабатывала проект бюджета на очередной финансовый год, который включался в бюджет без изменений и представлялся Совету судей Кыргызской Республики (ч. 2 ст. 54 Конституционного закона от 13 июня 2011 г.); Конституция 2010 г. (ч. 5 ст. 94 и ч. 2 ст. 97) разделяла должности судьи Верховного Суда и судьи Конституционной палаты Верховного Суда, требования к кандидатам на эти должности не являлись идентичными: в первом случае требовался стаж работы по юридической профессии не менее 10 лет, во втором - не менее 15 лет; правовая основа организации и деятельности Верховного Суда и Конституционной палаты Верховного Суда также была разделена, причем законодательный акт о Верховном Суде принимался в форме Закона Кыргызской Республики и регламентировал только организационноструктурные основы его статуса и статуса местных судов, а соответствующий акт в отношении Конституционной палаты имел форму Конституционного закона Кыргызской Республики и регулировал, как уже отмечалось, в том числе процессуальные аспекты конституционного правосудия, что корреспондировало конституционным положениям о том, что Верховный Суд являлся высшим судебным органом по гражданским, уголовным, экономическим, административным и иным делам и осуществлял пересмотр судебных актов по обращениям участников судебного процесса в порядке, определяемом законом, а Конституционная палата являлась органом, осуществлявшим конституционный контроль, т.е. реализующим конституционное судопроизводство (ч. 1 ст. 96 и ч. 1 ст. 97 Конституции 2010 г.); Закон Кыргызской Республики от 18 июля 2003 г. № 153 «О Верховном Суде Кыргызской Республики и местных судах» (ч. 1 ст. 12) устанавливал, что «судьи Конституционной палаты не входят в Пленум Верховного Суда» [28]; вопросы внутренней организации деятельности Верховного Суда и Конституционной палаты Верхового Суда регулировались различными регламентами, каждый из которых принимался соответствующим органом. Сказанное позволяет сделать вывод, что, упразднив Конституционный Суд и вроде бы отказавшись тем самым от «кельзеновской» модели конституционного правосудия, киргизский законодатель в завуалированной форме сохранил основные черты данной модели, несколько ее модифицировав и изменив по причинам политического характера название органа конституционного правосудия. Как справедливо отмечает А. Н. Медушевский, «Конституция 2010 г. предложила чрезвычайно спорную конструкцию судебной власти.. Аналоги этой системы трудно обнаружить в мировой практике» [29. С. 23, 25]. Конституционная палата Верховного Суда Кыргызской Республики состояла из одиннадцати судей: Председателя, заместителя Председателя и девяти судей. В отличие от ранее действовавшего регулирования, Конституционный закон Кыргызской Республики от 13 июня 2011 г. (ч. 1 ст. 6) устанавливал, что «собрание судей Конституционной палаты избирает из своего состава Председателя, заместителя Председателя и судью-секретаря сроком на три года. Один и тот же судья не может быть избран Председателем, заместителем Председателя Конституционной палаты два срока подряд». Подобный порядок был призван гарантировать, с одной стороны, обновляемость руководства палаты, а с другой стороны, обеспечить независимость этого процесса от других органов власти. Вопросы статуса судей Конституционной палаты Верховного Суда теперь регламентировались Конституционным законом Кыргызской Республики от 9 июля 2008 г. № 141 «О статусе судей Кыргызской Республики» [30]. В соответствии с этим Конституционным законом (ч. 1 и 2 ст. 15) судьей Конституционной палаты Верховного Суда мог быть гражданин Кыргызской Республики не моложе 40 и не старше 70 лет, имевший высшее юридическое образование и стаж работы по юридической профессии не менее пятнадцати лет, владеющий государственным и официальным языками; судьи Конституционной палаты Верховного Суда избирались Жогорку Кенешем по представлению Президента, основанному на предложении Совета по отбору судей, с учетом гендерного представительства не более семидесяти процентов лиц одного пола. В первый раз они избирались сроком на 7 лет, в последующем - до достижения предельного возраста, установленного Конституцией (70 лет). Интересно отметить, что был предусмотрен конкурсный порядок замещения должности судьи Конституционной палаты Верховного Суда: организация конкурса и его проведение возлагались на Совет по отбору судей как орган судейского сообщества (ч. 3 ст. 15 Конституционного закона от 9 июля 2008 г.). Конституция 2010 г. (ч. 5 ст. 97) сохранила возможность досрочного прекращения полномочий судьи Конституционной палаты Верховного Суда Жогорку Кенешем большинством не менее двух третей голосов от общего числа его депутатов по представлению Президента на основании предложения Совета судей. Однако Конституционный закон от 9 июля 2008 г. (ч. 6 ст. 28) ограничил возможность реализации этой процедуры только случаями совершения судьей дисциплинарного проступка, «в исключительных случаях как крайняя мера дисциплинарного взыскания за нарушение судьей требований безупречности, подтвержденная решением Дисциплинарной комиссии при Совете судей». Компетенция Конституционной палаты Верховного Суда была ограничена тремя полномочиями: 1) проверка конституционности законов и иных нормативных правовых актов; 2) дача заключения о конституционности не вступивших в силу между

Скачать электронную версию публикации